× × ×
〖ʙᴇчнᴏᴇ ᴧᴇᴛᴏ — ʙᴛᴩ〗
〖ᴦдᴇ-ᴛᴏ ᴛᴀʍ — ʙᴛᴩ〗
〖ᴧюби и нᴇ ᴧюби — ʙᴛᴩ〗
〖ᴄʍᴏᴛᴩᴇᴛь ᴋинᴏ — ʙᴛᴩ〗
по кухне раздаются тихие биты песни. что-то о лете и любви. такое в обычное время в её наушниках не играло бы, но сейчас другое. совсем другое, не похожее на «обычное». нет, конечно, если для вас обычно, что профессор из вашего университета, которая преподаёт вам факультатив, и на которую ловит краш каждый из первокурсников, стоит в отжатой из вашего шкафа одеждой, то никаких претензий. у каждого своё, как говорится. вот для Сенку, например, взрыв в лаборатории обычное дело. эта ситуация заставляет в груди всё сжиматься, а на коже рдеть румянец, выдавая с головой. руки, тёплые и нежные, с длинными тонкими пальцами и новеньким маникюром, сжимают, направляя и подбирая правильный ритм. к спине прижимается тело. гибкое и невероятно горячее во всех аспектах, к слову. оно пахнет персиковым гелем для душа и ванильным молочком. ладони, сжимают запястья, помогая замешивать тесто. на шее ощущается тёплое дыхание. мята и кофе, которое она только что допила. её губы не на долго прижимаются к плечу, пока прямой нос трётся о нежную кожу, чтобы не чихнуть и заодно поправляя лямку, съехавшую с костлявого смуглого плеча. её голос мелодично звучит у уха, а выходящий воздух, при очередной тихо пропетой строчке, теребит пряди заколотых непослушных волос. повернёшься — уткнёшься в висок, вдыхая запах шампуня. острая коленка потирается о внутреннюю сторону бедра, подталкивая в сторону. мелодичная трель музыки и барабанной дроби режет слух, отвлекая от контакта тел. тёплый живот проезжается по локтю, когда Ген ловко перехватывает инициативу, вываливая массу на столешницу. её бёдра покачиваются в такт битам последнего припева. ткань велосипедных шорт очерчивает мышцы, что перекатываются при очередном движение в такт. её звонкий голос повышается на пару тонов и она уже чётче поёт, кажется, выученную наизусть песню. бодренький мотивчик сменяется более мягкой, мелодичной музыкой. рубашка с коротким рукавом и принтом пальмовых листьев болтается, стоит девушке переместить своё тело в сторону. лёгкий лён путается в локтях, едва прикрывая ягодицы, но не скрывая плоский живот и выступающие рёбра. грудь, скрывающаяся под чёрным топом вздымается, стоит девушке допеть часть и набрать побольше воздуха для новой эстафеты из последовательной мелодичной речи, ровно слово в слово за певцом. и, если быть честной, то она не раз прослушивала именно эту песню. все её плейлисты, набитые исключительно ванилью с неким пессимистичным уклоном, звучат так, будто она глубоко несчастна, не любящая, но желающая чего-то. а что, никому ведь и слова не проронит, скрывая истинные чувства. ну, да, не обидно ей, когда весь рабочий коллектив смотрит на неё как на клоуна, шарахаясь только её присутствия. её умелые руки мнут тесто, и, наблюдая за этим, Сенку даже отмечает некий профессионализм. и не удивительно, она ведь в готовке преуспевает явно больше. она и старше, опытнее в самостоятельной жизни. да и Ишигами не инвалид, но дальше простеньких блюд из двух или пяти ингредиентов приготовить не сможет. свободное время всегда тратилось на опыты и изучение чего-то нового. в то время, когда девочки грезили об отношениях, она мечтала о новой центрифуге, потому что у неё так много функций и примочек, святой Эйнштейн, это же чудо! папа, отстань с мальчиками, у меня центрифуга, Ньютон меня подери! судя по всему, эту мысль она озвучивает, потому что пение прекращается и сам певец переходит с распевки на припев. — ты правильно подметила, я же живу одна, — всё также пританцовывая, улыбается профессор, — потому и умею готовить. надоедает есть одно и то же. — кулинарные эксперименты? — теперь только так и буду это называть. передай мне шоколад и M&M's. — у тебя специфические вкусовые предпочтения, в таком случае. — кто бы говорил, королева рамена. — это низко, профессор Асагири. в бедро прилетает чувственный толчок в сторону тарелок с начинкой для печенья, при этом веля заодно захватить формочки для печенья, чтобы потом не искать. — ты меня эксплуатируешь. — ты прописалась у меня в квартире, Сенку-чан. ты не в том положении, чтобы возникать. — но сейчас это моя квартира, моя территория. — ты что, животное? — из семейства кошачьих. новый вид. — скорее енотовых. — кто бы говорил, расхититель моего гардероба. — ты решила идти ва-банк? — о нет, меня раскрыли!× × ×
〖ʟᴀsᴛ ᴅɪsᴄᴏ — sᴜᴘᴇʀᴄᴏᴍꜰᴏʀᴛ〗
〖ɸᴏᴛᴏᴦᴩᴀɸ — sᴜᴘᴇʀᴄᴏᴍꜰᴏʀᴛ〗
с кухни мелодично льётся музыка. хочется поморщиться от слащавости песен, но Сенку сдерживается. всё же она проиграла ей в «камень-нижницы-бумага», а потому приходится слушать, в прямом смысле, ванильную попсу. на плечо опустилась голова с двухцветным окрашиванием, а ладони в опасной близости с собственным бедром. кромку белых шорт едва задевали дергавшиеся из-за переключения каналов пальцы. на коже, совсем бледной при освещении яркой лампы, видны едва заметные шрамы из-за трещинок.«на холоде у меня кожа на руках сохнет, а если я слишком резко их сожму, то вообще рвётся и кровоточит.»
желание взять эти аккуратные ладони в свои, грубые от работы в лаборатории, мозолистые от действий с различными деталями ракеты и реактивами, росло да даже не в геометрической прогрессии. к черту её. она росла, как скорость у ракеты, что устремилась вверх, в космос, в безграничное пространство. как желание коснуться к чему-то невероятно приятному на вид, чтобы убедиться в правильности своих мыслей. повернув голову, можно вдохнуть запах своего шампуня, уже такое было — мелькает в памяти момент на кухне. но теперь это будет не так заметно, нежели несколькими минутами ранее. верно, они впервые дома у Сенку. пока отец ведёт лекции в другом городе, пока обе девушки могут позволить после тяжёлой недели прогуляться по неоновому Токио, а после заваливиться в ближайшую квартиру. они наедине, Сенку знает — она струсит, стоит моменту появиться, стоит появиться возможность раскрыть себя, позволить кому-то разорвать грудную клетку, впиваясь губами в сердце, изучая её эмоции и грея холодные ладошки о пламенные чувства, что теплятся там уже несколько месяцев, разгораясь с каждым проведённым вместе днём сильнее. — у меня шрамы остаются. — что? — тупо выдавливает Ишигами. — когда кожа от холода трескается. оттуда шрамы, — пожимает плечами девушка. по крайней мере на столько, на сколько это вообще возможно в их нынешнем положении. — я просто задумалась, — кидает студентка, отводя взгляд на экран, где мелькают персонажи, — вот и уставилась, что первое попалось на глаза. — о чём задумалась? — да обо всём. я же вроде всё ещё подросток. могу себе позволить думать о всякой бредятине и ерунде. — во-первых, ничто нельзя «бредом» и «ерундой». всё, что тебя волнует, уже является важным. я уже говорила тебе об этом и не раз. во-вторых, подростком в моём понимании или в физиологическом? — а есть разница? ты будешь считать меня подростком, в общем, не особо здравомыслящей личностью, потому что ты явно старше, осознанней и что-то ещё, что обычно говорят люди, которые старше более юных людей. — я никогда не считала тебя таковой. ты осознанная и довольно здравомыслящая. многие мои сверстники не могут мыслить также логично, как это делаешь ты. да и к тому же, я не могу принижать твои достоинства, просто… — она на секунду замолкает. почему-то кажется, что Асагири не хочет раскрывать настоящую себя, потому и отводит взгляд на колени, не прикрываемые шортами, — когда я нахожусь с тобой, то чувствую себя комфортно. такое редко с кем у меня бывает. — что? — забудь, давай лучше смотреть фильм. глянь, тбв. — ты странно себя ведёшь. кто-то говорил мне, что скрывать свои чувства и эмоции имеет пагубные последствия в период срывов. депрессия, сильная агрессия, стресс. дай-ка вспомнить, точно! это ты и говорила. а по итогу что? — Сенку, я утро начала со звонка Ксено. — надо отчитаться, где ты была своему пожилому бойфренду? — хмыкает студентка, недовольно морщась от собственных мыслей, что, словно змеи искусители из сада, обвили её поперёк грудной клетки, сдавливая с невероятной силой. неприятное ощущение. так вот какая ты, госпожа ревность? — о боги, как ты узнала о моём романе с коллегой?! — визжит Асагири, ахая. она хрипит, но, не удержавшись, начинает смеяться со своей же актёрской игры. хотя в каждой шутке есть доля правды, а когда это Асагири Ген, то становится страшно даже задаваться вопросом, а какова всё же та доля: львиная или мышиная. с ней опасно играть в такого рода вещи, — он старше меня, у него есть… — …не молодой бойфренд? - подхватывает Ишигами и получает подушкой по рёбрам, — в моей же квартире, моей же подушкой! ты охренела, профессор?! — аккуратнее в выражениях, Снайдер тебя бы не таким огрел. он опаснее меня. — тц… с ним у меня натянутые отношения. — у тебя со всеми так. — врёшь, — на аргумент Ген вскидывает бровь, не веря сказанному, — с Тайджу и Юдзурихой я в прекрасных отношениях, с тобой, — девушка тянет губы в ухмылке, — нет. с тобой в ужасных, ты токсичная. — это я токсичная? на себя посмотри, реактив ходячий. — тише, токсины не говорят. с Хромом, Кохаку и Цукасой, к вашему сведению, мисс чтец лиц, я в хороших отношениях. — даже при том, что Цукаса-чан в тебя по уши влюблён? — не неси чепухи, — фыркает Ишигами, а потом уже тише шипя, — неужто это правда? — ага. глазки тебе с начала моих лекций строит, а ты его динамишь. но тебя многие считают симпатичной. странно, что ты не заметила это сразу, ты же внимательная. хотя с твоей эмоциональной тупостью, — в Асагири снова прилетает подушка, на что она заливисто смеётся. — не ври. меня мало кто считает симпатичной. хотя бы из-за причёски. а характер… — Сенку смотрит перед собой и показательно вздрагивает, — он просто ужас. — не вру, честнее слов от меня ты не услышишь. ты привлекательна, в моё видение красоты, — обводя всю фигуру Сенку, кивает Ген, — но я человек простой, так что параметры «симпатичности» у меня такие же, как и у остальных. твоя причёска многим кажется интересной, а характер… ну, может остальные от него и не в восторге, но лично меня всё устраивает. — приятно слышать, но не убедительно. — ой, Ишигами, ты неисправима. ты во всём подвох видишь. у тебя, с твоих же слов, краш на весь университет, потому что ни одного «некрасивого» я пока не заметила. на это замечание на плечо снова падает чужая голова, пока ладони не сжимают локоть, грея холодные пальцы. на какое-то время они смолкают, смотря какое-то тупое ток-шоу с экстрасенсами. понимая, что это бред бредовый, Ген продолжает рассуждать, щёлкая каналы. — мне нравятся умные учёные, любящие космос, увлекающиеся физикой и предпочитающие чувствам холодную логику. а ещё те, у кого идёт мания на костюмы и белые халаты. эрудированные, занудные, а ещё любящие горький кофе, энергетики, отдающие полностью себя работе, не смыслящие ничего в психологии и обожающие всё ретро… в прочем, этого достаточно, чтобы ты поняла, о ком я говорю. мысли рисуют своего наставника, который пьёт с Ген кофе в деканате, разглядывая её брючный костюм и делая замечания о «элегантном виде» молоденькой профессору психологии. сама девушка только мило улыбается ему, качая ногами в туфлях на высокой шпильке и угловато косясь на часы, опуская взгляд на саму Ишигами и улыбаясь ей в своей манере. первая их встреча была довольно запоминающимся событием. какое-то непонятное, нежеланное чувство, таящееся доселе внутри, вырывается наружу, завладевая мыслями, рассудком. губы сжимаются в тонкую полоску, пока между бровей залегает новая морщинка недовольства. так как она почти всё время ходит с недовольным лицом, это как-то не особо привлекает внимание Асагири. внутри непонятное грызёт и вырывается, расцарапывая рёбра. на них остаются отпечатки гниющих невысказанностей, желаний и невыраженных чувств. хочется спросить, что она чувствует к профессору Уинфилду? что она думает по поводу её самой? правда ли симпатичен ей какой-то старый хрен, когда рядом привлекательная, по словам самой Асагири, разумеется, Сенку? какова вероятность, что Ишигами подойдёт под типаж Ген? а подходит ли вообще? вопросы тяжёлым осадком остаются внутри, прожигая дно её души, проваливаясь ниже. они истерично рыдают, царапая под собой лёгкие, бьются о стены, воздвигнутые для оболочки флегматичной мрази, которая не чувствует ничего к окружающим, а единственной любовью является наука. невысказанные мысли не позволяют расслабиться, её плечи то и дело вздрагивают, постоянно беспокоя Ген. из-за этого девушка до конца серии ловит взгляды профессора, и они, ой, какие двусмысленные. полны ли они разочарования или растерянности из-за постоянного потока собственных размышлений понять не получается. только ловить их и гадать, в чём причина. а зря она не придала этому значения. ох, как зря.× × ×
〖ᴨᴏᴄᴧᴇ ɸиᴧьʍᴀ — ϶ᴧᴇᴋᴛᴩᴏɸᴏᴩᴇɜ〗
〖ᴦиᴨᴇᴩбᴏᴩᴇи — чᴇᴩнᴏɜёʍ и ɜʙёɜды〗
〖чᴇᴩнᴏбыᴧь — я ᴧᴇᴧя〗
щёки обжигает жар, исходящий со стороны духовки. ну да, они решили приготовить печенье, забыв открыть окно. из-за этого на маленькой кухоньке было нереально душно. хотелось стянуть с себя всё, хотя, по факту, на них ничего и не было. Ген, обмахивая себя одним из научных журналов, что лежали на столе, наблюдала за детьми на площадке у дома и деревьями. видимо они были очень интересными, раз она совершила их взглядом около полутора минуты, не моргая. на самом деле район был довольно милым. переезд сюда был не худшим решением, по крайней мере. — ну, и? — подаёт голос Ишигами. говорить, будто ничего и не было, — хотя по факту для Ген так оно и есть — сложно. — я вот думаю, Сенку-чан, — она как-то тихо для самой себя, шелестит почти хриплым, как будто прокуренным и севшим голосом, — я правда кажусь, — взгляд падает на синие выцветшие носки тапок, что-то явно не так, об этом весь лик девушки кричит, — ну, неприступной что ли? — к чему такие вопросы? — недоумевает студентка, становясь напротив Ген. она опирается бёдрами на подоконник, прижимаясь икрами к пыльной батареи. тепло еле-еле согревало ноги. они неприятно покалывали, стоило резко дёрнуться. сказывалась неудобная поза, в которой они провели сорок минут. — просто так спросила, — ведёт плечом профессор, ухмыляясь, — мало ли так и есть. — за всё общение с тобой, как с доктором психологии и как с человеком, разумеется, я поняла одно — никогда Асагири Ген не говорит о чём-то просто так. выкладывай, что ты там сама себе уже накрутила, — усмехается Сенку. на собственные замечания в животе неприятно скручивает. да, желание узнать, что же в голове у девушки, что прописалась у неё самой в голове, словно сама Ишигами в квартире профессора, было сильно настолько, что зудит под ложечкой и в горле першит ком. хотя второе скорее из-за духоты, что только начала исчезать и постепенно сходить на ноль. — а ты преуспела в чтении людей. горжусь тобой, Сенку-чан, — неловко смеётся Ген. будто не сама учила читать людей, а кто-то другой, живущий в её теле. будто не сама давала советы и помогала в развитии застопоренной эмпатии студентки, а нечто другое. маска в ней. — не отходи от темы. сама консультации проводишь, а сходить пару раз к психологу не можешь. — это так, — соглашается Асагири, отводя взгляд от несчастных тапочек, перехватывая взгляд Сенку, — понимаешь, некоторые люди считают меня недостижимой и это даже сильнее бьёт по самооценке. — разве? — когда с тобой общаются с мыслями: «она настолько удивительная, что я её не достоин», — не комильфо, знаешь ли. и так из раза в раз. это раздражает, будто для всех табу «привлекательная» = «недосягаемая». я кажусь неприступной, потому что очень симпатична и у людей возникает только мысли, что я непременно нахожусь с кем-то таким же привлекательным в отношениях. они даже не интересуются о подлинности своих размышлений. просто остаются при своём. — думаю, это неприятно, — соглашается девушка, изучая точёные черты лица Асагири, в который раз отмечая всё новые и новые детали. вот родинки на левой щеке. иногда (очень часто) она мысленно проводит линии по этим отметинам, отчего получается некое подобие ломанной. от нижнего века вниз до крыла носа, а потом ближе к скуле, аккуратная дуга по двум тёмным точкам и вниз. нет, то есть вни-из. по длинной тонкой шее с мраморной кожей, что при лунном свете буквально отдавала свечением, к тонким косточкам ключиц. признаться, она бы создала карту родинок тела Асагири Ген и на место Мона Лизы выставила бы в Лувре. самое прекрасное созвездие было бы. покруче Сириуса или Ориона, ломанее Кассиопеи. — если ты понимаешь, что это непонятно, то почему делаешь это? от разглядывания ног буквально выбивает этот вопрос. тон жёсткий, очень холодный и требовательный. он не просто выбивает, будто даёт хорошую пощёчину. он конкретно прописывает ей под дых, тут же отвешивая коленом по челюсти. иначе не объяснить её внезапное притяжение к земной коре и головокружения. — ты понимаешь, чего я добиваюсь? — смею предположить, но… — Сенку, я не стала бы общаться со студенткой, если бы не планировала, ну, как минимум, переспать с ней. — ты… хочешь переспать со мной? — а ты уверена, что для этого я не соблазнила бы тебя, ну, скажем, в тот осенний день? дождь, ты в моей квартире, я спокойно могла предложить вина и скрасить вечер, но вместо этого мы тупо болтали о теме прошедшего факультатива и, — внезапно перед лицом Ишигами появляются не только родинки на щеке, но и над губой, на подбородке, под бровью, у уха, но та почти не видна за белыми прядями чёлки, — да, дорогая Сенку, я помню тот день. от начала и до вечера, пока ты не ушла. — как-то… как-то не особо профессионально, — задыхается Ишигами, упираясь в плечи профессора и сжимая их, — совращать студентку. — нарушаешь субординацию, заявляясь в сочельник в пьяном состояние и говоря, какая я чудесная и какая же ты несчастная, потому что не можешь поцеловаться со мной. и многое другое, что явно перечёркивает всё месяцы нашей «дружбы». — ты говорила, — лицо неприятно колет. Сенку уверена, она не просто румяная, она пунцовая. и лоб, и нос, и уши, и щёки, и шея — всё покрылось таким очевидным кровавым сгустком, что она просто всхлипывает. где-то на периферии возникает мысль посчитать свой пульс и замерить давление. уж больно необычно её начало мутить, — я… — пелена заслоняет весь обзор, и чёрно-белые волосы кажутся теперь размытым пятном на фоне таких же пятен. нет, это не слёзы, у неё кружится голова. у неё подгибаются колени и никому не известно, каких усилий ей стоит не завалиться на Асагири, повиснув у неё на шее, — чёрт.× × ×
〖я хᴏᴛᴇᴧ быᴛь ᴋᴏᴄʍᴏнᴀʙᴛᴏʍ — нᴇбᴏ нᴀд ᴦᴏᴧᴏʙᴏй〗
〖ʙᴇᴛᴩянᴋᴀ — ᴘʏʀᴏᴋɪɴᴇsɪs〗
〖ᴏᴦни ʙ ᴦᴧᴀɜᴀх — ᴏᴛᴛᴇɴᴏᴋ〗
〖ᴋᴀᴋ я ᴄᴨᴀᴄᴀᴧ ᴄᴏᴧнцᴇ — sssʜʜʜɪɪɪᴛᴛᴛ! 〗
она находится в прострации ещё некоторое время, пока Ген наливает воды, буквально насильно впихивая в несгибающиеся пальцы, и отводит в спальню, открывая окно нараспашку. свежий кислород только прибавляет боль к головокружению. Сенку медленно кивает на односложные вопросы. она пытается что-то сказать насчёт своего состояния, но выходит из ряда вон плохо. «голова… пойду… надо, но…» — голос немного хрипит. глаза начинают пощипывать. это хорошо, пропали тёмные круги, заслоняющие обзор, исчезла боль в мышцах ватных ног. — Сенку-чан, я думала закипать могут только жидкости, но твои мозги и правда удивительны, — пальцы приятно массируют кожу головы. когда их взгляды пересекаются. они так и остаются на месте, продлевая мгновение. зависшее между ними напряжение сходит на нет, стоит ладоням огладить чуть впалые щёки, проводя кончиками пальцев по скулам, как время возвращается в своё привычное течение. мягкие подушечки аккуратно ведут по почти прозрачным веснушкам, задевая тонкую, синеватую кожу под глазами. ресницы отбрасывают на ногти тень, а радужка заметно темнеет, пока зрачки сильнее расширяются, стоит тяжёлому вздоху разнести по её коже запах кофе, шоколада и ментола, а по спине пробежать мурашкам. пальцы ведут по щекам, пробегаясь по ним к подбородку и возвращаясь. ладони тянут лицо Ишигами к себе ближе, прижимая к своему плечу. худые руки гладят затылок и лопатки, щекоча и расслабляя незатейливыми движениями. Ген шумно и нервно дышит ей на ухо, подрагивая от каждого движения и перебирая влажные густые пряди, собранные крабом чуть ближе к макушке и почти создавая иллюзию, будто они стоят дыбом. с кухни слышится звоночек таймера у духовой печи, но с места они так и не сдвигаются. сидят и гладят друг друга, пытаясь запомнить этот день, как запомнили тот день их первой встречи. по сравнению с упругой бледной кожей, её мозолистые ладони такие невероятно твёрдые. тонкая шея с беспорядочной россыпью родинок прямо перед глазами и в мыслях, только-только пришедших в состояние покоя, проносятся тысячи идей, как признаться, но ни одна не кажется идеальной. — я думала, что ты предпочитаешь больше мужчин. — ты думаешь, я бы тогда стала терпеть твои воздыхания и томные взгляды? — с тобой я начинаю терять уверенность абсолютно во всём. — звучит как предложение руки и сердца. — с чего бы? — ну, от кого угодно это бы звучало не так трогательно, как от тебя. столько раз намекала и ты ни разу не допёрла до корня этого простецкого уравнения. наверно тут нет решения, а? — «чувства — это не уравнение», — Асагири Ген, доктор психологических наук на одной из своих лекций. я начинаю сомневаться не только в своих измышлениях, но и сказанном тобой словах. — я никогда тебе не врала. — зато так петлять в намёках надо уметь. к твоему сведению, у нас есть общий учёный, обожающий звёзды. и он, к слову, тоже любит белые лабораторные халаты и костюмы. ох, а все те разы, когда вы шушукались о коллегах в пустом деканате? как не зайду, так Асагири и Уинфилд щебечут о тупости какого-нибудь Ибары. охренеть можно, почему я так подумала? — но он же занят Снайдером! — это ли тебе мешает таскаться на пару раньше, чтобы посудачить о делах насущных? кто публиковал stories, где сидит с ним в кафешке у его дома, с подписью «теперь я содержанка»? — ну, нет. это были шутки. мы друзья по работе. мы хорошо ладим, потому что оба были в Америке и нам сложно с тупыми коллегами. да если бы я хотела с ним замутить, мне препятствует одна очень милая, глубокая личность. вот всякий раз смотрю на его со Стенли отношения и думаю, что, по крайней мере, с той девицей в разы проще ведь в отличие от непоколебимого друга, она явно свободна, в моём вкусе и ловит на меня взаимный краш. — да ты что? а прямо ей сказать это нельзя было, чтобы эта девица не грызла губы в кровь? — так было бы неинтересно. — очень интересно наблюдать, как я мечусь меж двух огней? — и делать замечания по поводу твоей несдержанности? очень. — из-за тебя я уже сорок седьмой до крови прикусываю губу! ты мне должна возместить моральный ущерб. — ты так и не призналась мне. — не переводи тему, Асагири. да и есть ли теперь в этом смысл? я могу обосновано обидеться на тебя и задинамить так, как сделала это ты. — жестоко, я заслужила более мягкого отношения к себе. — думаешь? я так не считаю. — ты считала, что я ловлю краш на Уинфилда! — ты пудрила мне мозги! «нет, ты ничего не говорила, когда была пьяна и пришла ко мне в новый год», — говорила ты. — я не хотела тебя смущать. — ты хотела развлечься. — но ты мне в любом случае нравилась и нравишься, разве не это главное? — нет. опять переводишь тему и даже не отрицаешь?! подумай о моей тонкой душевной организации, ты её поколебала! — какие мы несчастные. ранее твой панцирь от общества был чуть ли не отражателем всего, что касается межличностных, а теперь на такую невинность, как моё бездействие у тебя подскакивает давление, как у старика. — не говори так. чувствую себя старее на лет двадцать. — я думаю, в душе тебе все пятьдесят. — я точно не старше своего старика. — это ты так думаешь. девушки смолкают, отстраняясь друг от друга и оставаясь в неудобном положении: обе наклонены друг к другу, отчего их носы почти соприкасаются, а губы сохнут от горячего дыхания. они без опоры не могут сохранять такую дистанцию долго. невольно начинает болеть поясница. Ген неловко ведёт плечом, отводя взгляд и улыбаясь, хотя, по факту, это и улыбкой не назвать. уголок её губ едва дрогнул, а мышцы даже на толику не напряглись. на её щеках, усыпанных родинками, разливается румянец. и он такой яркий, такой горячий и жгучий, что странное желание прикоснуться к нему разгорается сильнее и ладони сам ловят лицо и приподнимают. девушка подаётся и позволяет гладить свои щёки, позволяя почувствовать гладкость и нежность бледной кожи. пряди, что были захвачены при этой односторонней охоте, путаются и нежно переливаются в свете солнца нереальным свечением. они будто самое тонкое, что только может быть. самое нежное и мягкое. самое приятное, ранее не досягаемое. — Сенку, — серьёзно начинает Асагири, устраивая ладони на плечах, теребя лямки майки. сама она усаживается удобнее, устраивая свои ноги на бёдрах студентки, заставляя и её усесться поудобнее и поближе, — я не знаю, что мы будем делать, если в деканате узнают о подобной связи. я не знаю, смогу ли остаться дальше работать в том коллективе, в котором нахожусь, но… её пальцы скользят вверх к затылку, массируя его и убирая крабика, распуская и так растрёпанную причёску, зарываясь в волосы и перебирая их. на ресницах застывает тепло солнца, пока в глазах и нечитаемом взгляде таится нечто пылающее. своим жаром оно точно переплюнет и Солнце, и ядро светила, вообще любую звезду. — … знаешь, я почему-то уверена, что очень пожалею, если просто отвергну тебя. наверное потому, что мне осточертело быть одной. — это старость, Ген, — фыркает Сенку и смеётся ей в губы, чувствуя фантомное прикосновение, отчего лёгкие сжимаются, а сердце ёкает, кульбитами заходясь в лихорадочной чечётке. хах, от чего же? наверное от Ген? от желания касаться её больше, заставляя нежится в своих руках и лучах солнца. хотя это уже та самая ваниль, которая играла у неё в плейлисте. — всю романтику в Тартар, — бубнит Асагири, — Ишигами, твою ж… науку. девушка перед ней заходится в хриплом смехе, прижимаясь своим лбом ко лбу психолога. — если бы я могла, я бы составила карту твоих родинок и поцеловала бы каждую из них. — так слащаво, но мне нравится, как ты это интерпретируешь, — её притягивают, вплотную прижимаясь разгорячённому телу, — особенно, если это ты так свои чувства интерпретируешь. недолго думая, она припадает к покусанным от волнения губам Сенку. да, они настрадались, скрывая те бури, что они силой подавляли из-за осточертевших, как выразилась Ген, стереотипов. из-за чужих мнений. из-за общества и странной мании всех романтизировать отношения между учащейся и профессором. губы дрожат. они всё ещё целуются. обе жадно кусают, прижимаясь грудями друг к другу, вдыхая в мгновения отсутствие одних губ на других. ладони прижимают тело ближе, а сердца бьются в грудь другой. так трепетно, так нежно отдавая настоящее, то, что у них только есть, человеку напротив. будто они позволяют выпотрошить самое дно своей души, разложить и сказать, мол, на, драгоценная, смотри, всё это теперь твоё и только. по щеке скользит ладонь, ведя по родинкам вниз, вправо, незатейливой дугой влево, опять вниз. ладони ведут по шее, щекоча ключицы, останавливаются на грудях, ощущая, как вздымаются упругие полушария, плавно и, кажется, даже нехотя царапая рёбра, забираясь под рубашку. глаза едва улавливают блеск близь сидящей, жмущейся так неосознанно по-детски сильно. к той, у которой на ресницах осело тепло трепетным солнечных лучей, тепло, щекочущее щёки. блеск ощущается на коже совсем магмой. такой же жгуче горячий, плавящий при нахождении вблизи. и пугает, что Сенку и правда вблизи. прямо здесь, дышит ей, существует только её присутствием рядом. губы сминают чужие. мягкие, отдающие помимо ментолом что-то смутно напоминающее энергетический напиток. ладони оседают на щеках, оглаживая их и поглаживая кончиками пальцев тонкую кожу за ушами, спускаясь сразу к плечам и переходя на лопатки, царапая и массируя напряжённые мышцы до тех пор, пока тягучие ласки не заставляют слабо постанывать девушку в губы Асагири. руки отточенными движениями перемещаются на бёдра в тот момент, когда с собственной груди пропадают жгучие ладони. бёдра, кожа на которых так контрастирует с бледностью своего мрамора, скользят по её ногам. ткань не спасает от ощущения бархата и невинной мягкости расслабленных мышц. протяжный, в тишине квартиры до невозможности громкий стон вырывает девушек из страстного заключения друг другом. отстраняются. смотрят с таким испугом, а на губах не запах, вкус кофе, мяты и энергетика. — блядские стереотипы, — шипит учёная, припадая к чужому сердцу, сжимая талию так наивно и всхлипывая от нахлынувших чувств. Ген усмехается где-то над ухом, валясь назад, затягивая на себя Ишигами. в висок отдаётся дробь чужого сердцебиения и мерное сбитое дыхание. её гладят, позволяя слишком собственнически опутать и утянуть к подушкам, заставляя Асагири чуть ли не нависнуть над ней. на рёбрах у неё тоже родинки. но они не тёмные, наоборот светлые и почти не видимые. — Ген, я… — просто молчи, — шепчет девушка, позволяя как-то слишком пассивно забиться под чужой тёплый бок, — тебе стоит… нам. нам стоит поговорить об этом, когда импульсивность сойдёт на нет. — да, надо. когда-нибудь надо, но давай это «когда-нибудь» будет не сейчас?