Ну, просто, возьми

— Ауч, — лишь вырвалось у меня. Девушка, с наполовину кудрявыми, а на другую прямыми волосами, резко сдёрнула скотч с моего рта и перешла к верёвкам, что крепко связывали конечности. — Картина называется «Заложница». — уголки её губ поползли вверх, — Я вам, — выдержала паузу, — напоминаю, — продолжала с усердствием расплетать крепкие узлы, — что меня зовут Елизавета Пур. Я выставляюсь в лучших музеях Европы. Я благодарю вас за то, что согласились приехать ко мне в Мытищи, в три часа ночи. — Милая и мягкая улыбка окончательно озарила её лицо, показывая всю невинность намерений. Она, чёрт возьми, действительно меня позвала для того, чтобы нарисовать. Это немыслимо! — Мне бы одежду, — только сейчас, смутившись, бросила я. — Ах, да, — снова заулыбавшись, с дивана, она протянула мне мои же трусы. — За работу модели… — И маечку бы, — перебила я её. — Да, сейчас-сейчас, — она передала мне вещь, — За работу модели я могу предложить вам гонорар. В каком объёме вы бы предпочли его получить?       Я в полном недоумении смотрела на неё. В этом светлом лице ни капли пошлости! Безобразие. — Лиза. — Так какой гонорар вы хотите? — Лиза, вы понимаете, — замялась я, — понимаете, Лиза… — Какой гонорар вы хотите? — поторапливала она меня. — Я вообще себе это не так представляла. Директ, Мытищи. Всё сходилось! Я ответила-то зачем? Я рассчитывала увидеть тут мужчину, ну знаете… — Нет-нет, никаких мужчин, — вставила она, — Вы, связанная заложница. Всё не так банально, как вы предположили. — Но, Лиза! Я же не за этим сюда ехала! — девушка все продолжала смотреть на меня удивленно, исподлобья. — Возьми меня, Лиза! — Куда тебя взять‐то? Я не понимаю. — Ну просто. Просто возьми.       Хоть я и так стояла перед ней в одном нижнем белье, я почувствовала себя более нагой, чем была секунду назад. Девушка бросила на меня оценивающий взгляд. — Пошли, — Лиза уверенно схватила меня за запястье и потащила к двери в спальню. Признаться, я опешила, ведь сказала это в сердцах.       Кипяще-обжигающее ощущение безумства, что я сейчас творю, перемешивалось с острым желанием. Меня никогда не брали с таким лицом. Серьёзным, властным, без капли стеснения или стыда. Одним толчком её ладони я упала на мягкий матрас, кровать чуть скрипнула. Глаза мои уже загорелись в предвкушении. Горячие, страстные поцелуи обсыпали мою шею и плечи. Она игриво оттянула бретельку бледным пальцем и отпустила её. Эта приятная боль так раздразнивала! Лиза оторвалась от моей кожи, но только для того, чтобы в момент стянуть с меня маечку. Она мгновенно двинулась ниже. Разминая и поглаживая мою грудь, она перешла к нетерпеливым губам. Я только этого и ждала, отвечая с тем же вожделением. Что может быть лучше, чем близость с едва знакомой художницей средь бела дня? Сквозь тонкую ткань отчётливо ощущались её пальцы. Круговыми движениями она мучила и смотрела ещё, чёртовка, своими зеленющими глазами прямо в мои! Но свои же хотелось закатывать, прикусывая губу, чтобы сдержать накатывающий стон. — Да ты не старайся, — словно прочитав мои мысли, усмехнулась она, — им не впервой.       И я закатила голову и отпустила голос, что сорвался с цепи как собака, не чувствуя свободы много месяцев. Девушка остановилась на мгновение, специально выжидая, плюхнулась рядышком, умудрившись раздеться, не прекращая ласкать меня. Твою мать, её левая рука оказалась лучше моей правой в тысячи раз! Лиза, Лиза, я долго тебя не забуду. Наслаждаясь пальцами друг-друга, голосами друг-друга, просто этим солнечным, летним днём в Мытищах и этой скрипучей кроватью, Лиза и я, стонали и забывались. Её волосы, взъерошенные, розовый с белым пахли винстоном и дорогим кофе. За стенкой слышался истошный плач соседского ребёнка, а дымка удовольствия закрывала нам уши ладонями. Я уже чувствовала, как подхожу к завершению, но оргазм партнерши был резвее, я почувствовала как по её телу пробежала дрожь и последний вздох вышел особенно шумным. И я была так близка и молила её не останавливаться. Тепло от эпицентра ушло в ноги и выше, в живот. Разлилось, как крупные глотки терпкого виски, как вода по плечам после напряжённого дня. Голова слегка кружилась и коленки все ещё тряслись. Глядя на меня сверху из-под приоткрытых век, она так пафосно зажгла сигарету, будто была главным персонажем какой-нибудь истории. — Лиза, а ты оказывается, — говорила я, все пытаясь отдышаться, — такая талантливая художница, — всем своим видом я подчеркивала последнее слово. — Ты же сама просила, — выпуская облако дыма, ухмыляясь, — Пойдём, поможешь мне картину в газель спустить.       Солнце сквозь жалюзи пробивалось чёткими полосами, освещая желтоватый, покоцанный паркет. Резкие запахи растворителя и красок все ещё не покинули помещения. Пятнадцатиметровая «Заложница» с удлинёнными ногами гордо «возлегала» посреди комнаты. — Лиз, а, Лиз, — стоя в дверном проёме, я перехватила руками покрепче деревянную раму. — Ну чего тебе? — отвечала она с лестничной клетки. — А может ещё?