i'm only human, i come with knives

серебряный свет рассыпается обрывками, утопая в темноте комнат и зелени тысяч растений, и шамаш лишь бессмысленно хватает то немногое, что всего пару мгновений назад было энлилем. воспоминанием об энлиле — совсем ещё юном, обладающим своим сердцем единовластно, но уже впустившим туда его. эти жалкие минуты, подаренные песчаными демонами, не дают столь желаемого покоя, лишь разжигая в нём ненависть всё больше. воспоминания рассыпаются в пыль, память — истончившаяся, подточенная не нашедшей выхода злобой, — не служит ему так хорошо, как раньше. его руки всё также сильны, но разум — разум остался там, на вершине зиккурата. — ещё! его голос разрезает пространство подобно верному мечу, его голос должен пугать и приказывать, но сидящая недалеко демоница лишь хохочет. она смотрит на него, как на умалишенного. пускай. пускай хоть называет его таким — пока она способна исполнять своё обещание, он многое готов прощать. ламашту взмахивает ладонью, гремя сотнями тонких золотых браслетов, и всё встает на свои места. перед ним вновь энлиль. раненый матерью по собственному желанию, он трясущимися руками притягивает шамаша ближе, утыкаясь лицом в шею друга. он, сладкоголосый ветер, самый искусный обманщик из всех пяти, способен лишь бессвязно что-то шептать, вздрагивая, когда на его плечи опускаются ладони шамаша, чуть отстраняя владыку ветров от себя. он помнит этот день. помнит кинжал в своём сердце, помнит серебряную нить, что вернула его обратно. помнит чудесный аромат цветка, вложенного в ладони энлиля, — сладкий, дурманящий, заставивший его тогда забыть и про грязную суку шамхат, и про собственную давящую на виски ярость. в глазах энлиля слёзы, и шамаш стирает их, не замечая своих собственных. перед ним энлиль. как всегда чрезмерно выделяющийся на фоне грязной и уставшей армии своими светящимися одеждами и красотой. он скучающим взором обводит стонущих от боли людей, словно и не нужна ему ни эта война, ни победа, которую они выгрызают с огромными потерями. звонкоголосый господин выглядит искусственно помещенным на поле битвы украшением, самым ценным сокровищем, и шамаш, оттирая с лица чёрную кровь, замахивается вновь и вновь, это самое сокровище защищая. его сердце ничуть не слабо — он видел, как падают монстры, сраженные лишь одним голосом, прибитые к земле смерчем, лишенные шанса на спасение. энлилю скучно воевать — он любит песни и танцы, красиво расшитые подушки и покрывала, на которые его с хохотом роняет шамаш, целуя в губы, — но он здесь, улыбается, хитро щурясь, обещая хорошую награду за хорошую работу, и шамаш крутит запястьем, усмехаясь. перед ним энлиль. наполненный силой, одним лишь движением пальцев склоняющий людские головы к полу. воздух дрожит рядом с ним, и шамаш сам готов на колени опуститься, лишь бы тоже почувствовать себя этим божеством благословленным. голубые глаза энлиля смотрят вперед, но мысли его далеко-далеко. шамаш хочет коснуться его руки, хочет встряхнуть, привлекая внимание к себе, но послушно отходит за левое плечо, мимолетно оставляя на нём поцелуй. перед ним энлиль. его лицо покрыто трещинами. нет, он не хочет этого видеть. не снова. шамаш закрывает глаза, но чуть дрожащие пальцы касаются его век. — посмотри на меня. нет. если он сделает это, то окончательно потеряет рассудок. он должен продолжать войну, он прекрасно знает её правила. ярость или холодный рассудок. месть или план. он выбирает путь насилия, всегда выбирал, но безумие не привело к победе ни одного командующего. за ней скрывали удачу и надежду. называли безумцами истинно гениальные тактики боя, но то, что действительно спрятали за этим словом, всегда лишь тянуло к поражению. — шамаш. тёплые пальцы касаются его лица, а чуть растрепанная коса щекочет шею. всё вокруг пахнет тем чёртовым цветком. удушающе-гнильно. ладонь опускается на шрам, за которым должно быть сердце, но сейчас лишь пустота, вскрытая когда-то кривым ножом. — открой глаза. шёпот перемещается к самому уху, заставляя крупно вздрогнуть. вторая ладонь забирается в волосы, чуть сжимая их на затылке, и шамаш сдаётся. перед ним энлиль. его энлиль. он нежно улыбается, касаясь кончиком носа щеки шамаша, его взор чист и светел. я бы отдал ему своё сердце, — думает шамаш, — я бы отдал ему что угодно, что бы он не попросил. я бы убил всех остальных, если бы он того пожелал. я бы убил себя, если бы ему это принесло хоть мгновение радости. энлилю того словно и не надо, он лишь улыбается тихо и рассыпается серебряным пеплом. перед ним песок, кровь и шёпот демонов. энлиль мёртв. — ещё! — сорванное горло выдает лишь жуткий хрип, но ламашту понимает прекрасно и без слов. она вопросительно смотрит на мужа — огромного, по сравнению с ней, рогатого и отвратительного, — и тот мотает головой. — жертвы закончились, повелитель. я не генерал, чтобы руки в хаос чистыми запускать. — так значит отправь своих тварей в земли людей и возьми сколько хочешь! плевать он на них хотел. пусть любят иштар, пусть боготворят энки, пускай ищут милости кингу. мать создаст новых. когда ответа не раздается, шамаш вскидывает голову, смотря на демонов. маленькая и вертлявая, окруженная копной рыжих волос, ламашту смотрит на него в ответ с усмешкой, пазузу же серьезен, как никогда. словно он один в этом доме осознает происходящее. его голос тих и спокоен. — вымрут тогда окончательно, повелитель. положенное уже взяли. — тогда отправляйтесь в земли иштар или энки. у них вам понравится. он глотает прямо из кувшина с вином, слыша краем уха как ламашту что-то тихо втолковывает мужу. тот отказывает раз за разом, но потом сдаётся. ухмылка появляется на губах сама по себе. вряд ли песчаный демон не знал о том, кого берет в жены. — иштар сейчас правит балом в академии одного из сыновей энки, повелитель, — неожиданно громко произносит ламашту, и он сразу понимает к чему. пазузу, будучи сильнейшим демоническим отродьем матери, горазд обходиться мелкими подношениями, но ламашту — ламашту требует людей. женщин. красивых, сильных, половозрелых. чем сильнее они, тем сильнее будут чудовища, вырывающиеся из их тел. магички из академии способны будут породить поистине ужасных монстров, которые будут подвластны лишь воле их создательницы. рыжие кудри прыгают из стороны в сторону, пока она радостно хлопает в ладоши. — вы даёте?... — действуй от моего имени, а с этой высокомерной сукой я разберусь сам, — шамаш встает, тут же материализуя меч. его не волнует ни моральная сторона, ни привлеченные сестричкой союзники. он разгромит их всех, пока академия погрязнет в хаосе, создаваемом песчаной послушницей. он вновь окунётся в кипящую, сладкую кровь, чтобы потом вернуться на это место. перед ним вновь окажется энлиль — юный, призывно стонущий или смеющийся над очередной рассказанной бардом шуткой. он сделает для этого что угодно.