Стратег

      Он сидел напротив, словно ни в чём не бывало. Всё такой же уверенный в себе и невозмутимый. Вот только когда-то высветленные волосы вернули свой природный каштановый оттенок. А всё остальное — холодный прищур глаз, изогнутые в ухмылке губы, подтянутое тело бойца — не изменилось.       Сколько же времени прошло? Они закончили Судзуран и разлетелись в разные стороны, чтобы спустя несколько лет встретиться в том грешном ночном клубе. — Идзаки. — Такия.       Генджи немного помолчал. Когда-то они были по одну сторону баррикад, стояли плечом к плечу и против Серидзавы и против Хосена. А теперь… — Ты же ворон, Шун. Как же тебя угораздило?       Идзаки глумливо развёл руками. — Как-то так, Генджи.       Такия достал из кармана и бросил на стол пачку Мальборо. — Кури.       Пальцы не спеша вытащили сигарету и сунули в рот. Генджи залип на секунду на такой привычной когда-то, а теперь основательно забытой картине. И этот взгляд исподлобья, когда Шун потянулся к огоньку любезно предложенной ему Такией зажигалки, был похож на тот… Генджи словно выпал на мгновение из реальности. — Так что, будешь отвечать или тоже адвокат нужен?       Идзаки недоумённо пожал плечами. — Нахуй мне адвокат? Я ничего не нарушал. — Ты был в том баре. — И что? Где написано, что в пятничный вечер человек не может отдохнуть в баре? — В гей-баре, Шун. — И что? Это наказуемо? У них хороший виски и нет прилипчивых баб. Я хожу туда уже не первый раз, и никаких проблем не было. Ну, пока вы не явились и не испортили всё. — Поступил сигнал. — Пёрнул кто-то? — Идзаки смотрел насмешливо, и от этого было как-то…       Ох, уж эти его глаза. Генджи и раньше частенько казалось, что его верный генерал где-то в глубине души посмеивается над своим недалёким королём школы. Сейчас он снова поймал себя на этих ощущениях. — Сигнал поступил о том, что в этом баре толкают дурь. Видел такое? — Такия, ты ёбнулся на своей работе, да? Где я и где наркота? — Не знаю. Тогда… Тогда ты и в рот не брал, но ведь… — Тогда и сейчас я в рот беру только сигарету, — Идзаки демонстративно сделал глубокую затяжку и медленно выпустил струю дыма в потолок.       Такия смотрел на эти блядские губы, которые ещё тогда, в школе, вызывали в нём непонятные эмоции, на дёрнувшийся кадык, и ему стало жарко. — Идзаки… Почему…       Снова стало трудно подбирать слова, как будто и не было курсов по риторике, на которые Генджи ходил пару лет, чтобы избавиться от своих проблем с выражением мыслей словами через рот. — Почему ты…       Такия массировал двумя пальцами переносицу, закрыв глаза. Ему было сложно собраться с мыслями, которые разбежались, как тараканы при резко включенном свете. — Почему я — что? Попался? Пил? Что именно тебя интересует, Ген?       Ген… Как давно он не слышал этого варианта своего имени… — Почему там? — Генджи, ты оглох? Я же уже сказал, что у них отличный виски.       Не смотреть на него было самым правильным решением. Чёрт, как же всё сложно. Такия придвинул к себе лист протокола допроса. Имя и дату рождения он заполнил сам — соблюдать скрупулёзно все правила в данном конкретном случае было глупо. Он и так знал эти данные на того, кто… Кому он… Блядь. — Что Вы делали в пятницу девятого сентября в… баре по адресу… — Отдыхал, пил виски, смотрел программу шоу. — Как часто Вы ходите в этот бар? — Каждую пятницу после работы.       Генджи удивлённо поднял глаза. — Я думал… Впрочем, не важно. — Да ладно, чего уж, говори. Думаешь, я грязный педик, да? — Это к делу не относится.       Шун — гей? Не может этого быть. Просто не могло быть в той реальности, в которой существовал Такия. Но ведь тогда… Блядь. — Вы когда-нибудь видели, чтобы в этом баре продавали наркотики? — Нет. — И Вам не известны случаи употребления наркотических веществ в данном заведении? — Нет. — Прочтите и подпишите каждый лист.       Идзаки криво ухмыльнулся и накарябал своё имя везде, куда указывал длинный палец Такии. — Вы можете быть свободны.       Такия сидел в опустевшей допросной. Ему было пусто и холодно, словно вместе с Идзаки из комнаты ушло всё тепло… Снова один.       Прибежал помощник с результатами экспертизы. Как и следовало ожидать они были отрицательными. Кто-то кинул им пустышку. Или развлёкся за счёт налогоплательщиков. За счёт Генджи, который оказался в идиотской ситуации и был вынужден вести допрос своего школьного генерала и… Не думать. Просто не думать… Блядь. — Офицер… Вы не заполнили графы «Место жительства» и «Место работы».       Его помощник стоял, потупив глаза, словно это был его косяк.       Генджи тихо выругался под нос. Этот проклятый демон по имени Идзаки Шун всегда ухитрялся сбить его с толка. И где его теперь искать? Придётся теперь лезть в базу и заполнять пропущенные строчки. А потом помнить его адрес… Блядь.       Каждую пятницу… Каждую?       Такия собрал все протоколы допросов тех, кого их группа накрыла в проклятом баре. Никто ничего… Кто бы сомневался? Впрочем… Наверное нужно радоваться, что вызов оказался ложным. Что бы он стал делать, если бы это было не так? Конечно, ворон ворону глаз не выклюет, но он бы не пошёл на должностное преступление. Но ведь это же Идзаки. Его Шун. Его? Генджи знал, что это не так, и всё же… Блядь.       Через неделю Генджи стоял напротив бара, но так и не решился войти внутрь. Если его кто-то здесь увидит, сказочка про вкусный вискарь не прокатит.       И через неделю тоже.       А ещё спустя семь дней Генджи валялся на кровати в своей одинокой квартире, покрытый липким потом и не попадая зубом на зуб. А нехуй было стоять в конце сентября под дождём без зонта. Плащ промок насквозь, но даже ощущение пробравшегося под кожу холода не заставило бывшего короля Судзурана спуститься вниз по десятку ступенек, чтобы… Чтобы что? Увидеть знакомый затылок? Холод насмешливых глаз? Кривую ухмылку? Зачем, если уже поздняк метаться? Смысла нет, ему выпали пустые карты, с которыми он сидит, как болван. Молодой, глупый… Влюблённый болван.       Влажная ткань липла к телу, вызывая чувство стянутости. Интересно, именно так чувствуют себя младенцы, упакованные в пелёнки?        Ему нужно пережить эту ночь. К утру кризис минует. Он всегда быстро побеждал, и не важно кто был противником — заносчивый хосеновец, непокорный однокашник, зарвавшийся хулиган на улице или простуда. К утру он будет, как новый… Блядь.       Ему было хорошо. Жарко, сухо, словно он лежал на раскалённом песке и подставлял своё тело горячим лучам. Периодически его омывало прохладной водой. Значит, он не в пустыне, а на пляже. Губ коснулось что-то твёрдое, и в горло пролилась живительная влага. Ему было хорошо. Откуда-то издали доносился голос Шуна, уговаривавшего Генджи… Идзаки… Их встреча через столько времени стала сюрпризом. А ещё вызвала воспоминания, которые он так долго и тщательно прятал от себя.       Поджарое тело. Обтянутые гладкой кожей мышцы. Полоска тёмных волос, тянущаяся от пупка до лобка. Генджи застонал. Когда-то ему довелось покрывать эти кубики пресса неумелыми поцелуями. Однажды. Всего один только раз он увидел не просто обнажённого Шуна, а такого… Хмельного, открытого и доступного. Позволяющего Такие целовать себя, опрокинуть на спину и развести в стороны ноги. Не отталкивающего от себя, а наоборот — притягивающего за взлохмаченные патлы. Жаркий рот и влажный язык. Солёная шея и херачивший по мозгам пульс. Кто бы мог подумать, что Генджи Такия не испугается встать на колени. Не испугается накрыть ртом влажную головку. Пропустить набухший член в горло и сосать так, словно от этого зависела его жизнь. Никто не мог. Сам Генджи никогда не думал, что способен на такие поступки. А вот оно как… Он отсасывал своему генералу, позволяя тому двигать бёдрами и трахать рот Такии. Он вылизывал этот ровный ствол и крупную головку, и ему казалось, что ничего слаще он никогда в жизни не пробовал. Шун… Его Шун… Смотрел пошло, облизывая свои блядские губы, от вида которых у Такии срывало стоп-кран, и он летел нахуй под обрыв. Горячо. Слишком горячо и влажно. Слишком хорошо.       Ноздри щекотал запах кофе. Хорошего кофе. Такия уже стопятьсот лет не пил сваренный кофе, вынужденный довольствоваться растворимой бурдой или дерьмом из кофемашины в участке. А сейчас… Оставшийся после жара простуды глюк?       Он сел на кровати и осмотрелся. Рядом на тумбочке стоял стакан с водой и лежал термометр. На полу обнаружился тазик, в котором плавало полотенце. Он сам был полностью раздет, а постельное бельё явно меняли. У него появилась фея-крёстная? Ничем иным Генджи не мог объяснить эти метаморфозы. Он жил один, и когда вернулся промокший в пятницу после глупого стояния под дождём на улице, его сил хватило только стащить с себя одежду и рухнуть на кровать.       Раздались шаги, и в дверном проёме нарисовался Идзаки. Последний глюк? — Какого хуя? — И тебе доброе утро. Как себя чувствуешь? — Как после центрифуги. Что ты тут делаешь?       Смотреть на такого домашнего Шуна было невмоготу. Слишком уютный, слишком невозможный. — Ну, в данный момент я пью кофе. Будешь? — Как ты попал в квартиру? — О, твоя соседка, милейшая бабулька знаешь ли, любезно предоставила мне дубликат ключей, чтобы я мог позаботиться о внезапно заболевшем давнем друге. — И ты хочешь сказать, что всё это время был здесь? Со мной? — Да. — Но как ты узнал, где я живу? И вообще… — Я волновался за тебя, Ген… Ты так промок под дождём, но всё же не решился войти в бар, обсохнуть, пропустить стаканчик отличного виски. Если бы ты решился на это, то твоей простуды могло бы и не быть. Я бы позаботился о тебе в тот же вечер. Но ты снова струсил. А ведь я ждал. — Что? — Да, я ждал. После той облавы я каждую пятницу, блядь, ждал тебя в том баре! А ты топтался на улице, как последний кретин!       Генджи вскочил с кровати как был и в два шага оказался рядом с Идзаки, схватив его грудки. Чашка с остатками кофе упала на пол и разлетелась осколками, но никто этого даже не заметил. — Ждал? Это, блядь, гей-бар! Ты забыл? — Да похуй! Нормальным людям похуй куда ты ходишь, где отдыхаешь и с кем тоже! — Откуда ты знаешь, что я там стоял? — Я наблюдал за тобой. — Как? Как ты, блядь, мог за мной наблюдать? — Через камеру, Ген. Хуёвый ты полицейский, если до сих пор не знаешь, что в уважающих себя заведениях обязательно есть камеры. И на входе и внутри. — Откуда ты сам это знаешь? — Потому что это мой бар, Генджи! Мой, ясно тебе? Поэтому там отличный виски, поэтому я уверен, что там не толкают наркоту. Поэтому там есть камеры.       Но из всего сказанного Такия услышал только одно. — Твой? Этот бар принадлежит тебе? Как же… — А ты что, до сих пор не знал? Когда ты не спросил меня о месте работы на допросе я был уверен, что ты знаешь. — Нет. Я не знал. И даже не искал по базе. — Но… Почему? Тебе настолько насрать на меня?       Идзаки смотрел обиженно. Его разочарование было настолько явным, что Такия почувствовал, как внутри растекается тепло. — Нет, Шун, не насрать. Я не стал искать на тебя инфу, потому… Потому что потом я не смог бы забыть… Где ты работаешь, где живёшь. С кем живёшь. Я бы искал повод встретиться. Потому что…       Блядь… Он не мог сказать это Идзаки. Если он не удержит слова, так рвущиеся изо рта, то потеряет его. Снова.       Тёплые пальцы Шуна накрыли ледяные Такии. — Ген, скажи мне. Почему?       Эти тёмные омуты глаз затягивали в себя, и Генджи не мог им противиться. Всё пошло прахом, полетело к чертям. Столько лет держать себя в узде. Не позволять даже вспоминать о том единственном вечере, когда он сорвался. Налетел ураганом, повалил на спину. Раздел и отсосал… А потом сбежал, как последний трус. — Потому что я люблю тебя, Шун.       Вот сейчас он получит в еблет, а Идзаки свалит в закат. Или рассвет. Что там сейчас по времени? Но Шун не бил и, похоже, не собирался уходить. Он осторожно провёл кончиками пальцев по скуле Такии, спустился к искусанным и потрескавшимся от жара губам и снова заглянул в глаза Генджи. Неуверенность? — Я тоже… Люблю тебя, Ген. Всегда любил.       Идзаки толкнул Такию к кровати, потом снова, заставляя упасть на спину. Длинный, стройный, иссеченый шрамами. Всё, как он любил. Шун придавил бёдра Таким своим весом и начал снимать рубашку, медленно расстёгивая пуговицы и наблюдая за расширяющимися зрачками Генджи. — Я открыл этот бар и ждал, когда ты придёшь. А когда понял, что могу так просидеть в ожидании до самой старости, то позвонил в твой участок с липовой наводкой. Я хотел, чтобы ты пришёл ко мне в бар. Пришёл ко мне. Чтобы ты вспомнил меня, скотина. — Я никогда не забывал тебя, Шун. — Да? — Никогда. Я просто… Не позволял себе думать о тебе. О том, что я тогда сделал. — Ты? Ты мне тогда отсосал. А потом сбежал. И мне было очень хуёво от этого, Ген. И сейчас я отплачу тебе тем же. — Сбежишь? — Отсосу.       Идзаки покрывал поцелуями солёную от пота кожу. Каждая мышца этого тела будет принадлежать ему. Зря он что ли так долго к этому шёл? Планировал. Развивался. Наконец-то его стратегия принесла свои плоды, и теперь Идзаки собирался насладиться её результатами по полной.