Ему было очень тяжело, Одни только мысли приводили его в ужас И только он смог дать ему тепло Превращая тревожность в то, что было нужно
Что такое тревожность на самом деле? Какая-то особая форма страха? Или, быть может, просто неприятное чувство, сдавливающее все внутренности? Да, это похоже на правду, но ведь это лишь обычное поверхностное значение. Что если копнуть чуть глубже? Тревожность и тревога — кардинально разные понятия, но что же их различает? Всем знакомы порхающие бабочки в животе, учащённое дыхание, дрожащие конечности. Походит на влюблённость, не так ли? В этом и содержится главное различие. Тревожность может как и выглядеть, так и ощущаться, как что-то нежное и приятное, но в любой момент может перерасти в сущий кошмар. Но у монеты всегда две стороны, верно? Именно поэтому тревожность — это не что-то плохое и страшное. Это чёрная полоса, за которой всегда следует белая. Это знак, звонок о том, что скоро бабочки в животе будут по совершенно другой причине.***
В мире творится полнейший хаос. Разрушенные дома, заброшенные машины, заросшие здания. Становится страшно от одного лишь взгляда на всё это. Так и чувствуется эта заседающая где-то внутри тревога. Она никогда не сулит ничего хорошего. Да и чего хорошего может быть в полном переполохе в мыслях и чувствах? Из небольшого окна светит солнце. Единственное, что ещё может принести хоть каплю радости в жизнь людей. Кабинет, в котором находится это окно, можно даже в какой-то степени назвать роскошным. Вот тебе и диван, и пара кресел. Довольно длинный письменный стол, сделанный из тёмного дерева, на котором лежат несколько стопок важных документов. Но так ли уж они и важны? На полу лежит больших размеров ковёр, на котором изображены разные геометрические фигуры. На стены, окрашенные в приятный глазу тёмно-бордовый цвет, падают редкие лучи заходящего солнца. Закат воистину прекрасен и нет смысла оспаривать это. Даже Ичиносе Гурен, подполковник Японской Императорской Демонической армии, который никогда не славился любовью к прекрасному, считал это природное явление красивым. Гурен стоял у окна, сложив руки за спиной. В груди поселилось странное чувство. Нет, это не была тревога или что-то вроде того. Как будто странное предчувствие, ощущение, что скоро произойдёт что-то очень важное. Он не мог понять, что бы это могло значить. Ичиносе с радостью бы давно уже забил на это непривычное для него покалывание в груди, но оно слишком давило на него. Это было и впрямь довольно странно и ново для подполковника. Что это могло значить? Это что-то хорошее? Или, наоборот, плохое? Корни чего-то ужасного? Или же новое начало, что, быть может, даже повлечёт за собой хоть каплю счастья? Солнце уже почти село за горизонт, когда послышался тихий скрип открывающейся двери. Гурен улыбнулся.***
Шинья, генерал-Майор Японской Императорской Демонической Армии, приёмный сын самой могущественной семьи Японии, Хиираги, не мог найти себе места. Он ходил туда и обратно по длинному коридору и не понимал, что же с ним, чёрт возьми, происходит. С ним уже не в первый раз такое случается. Периодически он начинал чувствовать странные покалывания в области живота. Это также часто называют бабочками в животе. Но откуда им там взяться? Где берёт начало это чувство, откуда растут его корни? Хиираги много думал об этом, и пока единственное, что он смог понять, так это то, что эти покалывания появляются в следствии мыслей об Ичиносе Гурене. Вообще, во всём этом хаосе, творящемся в мире, очень трудно найти нужную и такую недостающую информацию. Книги есть, да. Но как напечатанные слова могут объяснить то, что происходит внутри человека? Внутри его головы? Шинья называл это чувство тревожностью. Почему? Всё просто. То же самое он ощущал перед важной миссией, когда встречал солдат, возвращающихся со сложного задания, когда видел брата Курето. Всё это вызывало в нём страх. Тревогу. Но как его дорогой друг мог сделать с ним такое? Генерал окончательно запутался в себе. Теснота коридора давила на Хиираги со всех сторон. Становилось душно, голова начинала кружиться, а вся эта запутанная паутина в его голове лишь делала хуже. Надо подышать свежим воздухом. Шинья шёл по давно заученному пути к выходу из главного здания Императорской армии. Он опустил голову вниз, глаза были прикрыты довольно длинными белыми ресницами. Руки в карманах, а мысли в голове давили всё сильнее и сильнее. Да, это однозначно была тревожность. Что ещё может принести столько неприятностей? Возможно, стоило сосредоточиться на дороге, но почему-то Хиираги был рад, что ноги привели его не к выходу, а к двери давно знакомого кабинета. Может это и не было хорошей идеей, идти к человеку, из-за которого во всём теле творится сущий кошмар, но когда это Шинья думал трезво, когда речь шла о Гурене? Он тихо отворил дверь и зашёл внутрь.***
Окно было закрыто, но в комнате всё равно было прохладно. Гурен всегда чувствовал, что его кабинет можно было называть синонимом к слову одиночество. Возможно, именно поэтому тут так отчётливо ощущался холод. Но всё менялось, когда сюда приходил Шинья. Он был как те редкие лучи солнца. Он был тем единственным, что приносило радость в кабинет, да и в жизнь Ичиносе в целом. Хиираги встал рядом с Гуреном и также начал смотреть в окно. Несмотря на весь этот хаос, видимый даже в небольшом кабинете, в этом было что-то своеобразно прекрасное. Им не нужны слова для того, чтобы приятно проводить время. Тишина — это золото, в конце концов. Когда ты находишься рядом с дорогим сердцу человеком, все проблемы сразу уходят на второй план. Да и зачем о чём-то волноваться, когда ты чувствуешь себя так комфортно? Больше всего в людях Гурен ценил умение молчать. Не то чтобы он не любил разговаривать людьми, нет. Но тишина казалась ему комфортной. И Шинья тоже. Он тоже был комфортным. И умел молчать. Ичиносе, возможно, никогда в жизни не скажет напрямую, как же сильно ему дорог Хиираги. Да, у него были друзья, которых он мог назвать семьёй. Но они не Шинья. Они не приносят в жизнь столько комфорта, спокойствия и счастья. Он был единственным, кому Гурен всегда улыбался. Кому он всецело доверял. Только он унимал те неприятные покалывания в груди. И лишь его Гурен по-настоящему любил. Нет смысла описывать причины, ведь он любил в нём всё, без исключений. Невозможно описать словами, как он был рад, когда услышал тихий скрип двери. Одно только присутствие Шиньи рядом с собой делает его счастливым. Постепенно неприятные чувства внутри начали утихать и Шинья смог спокойно выдохнуть. Это так странно и противоречиво. Когда он думал о Гурене, в его теле творился какой-то сущий кошмар, но стоило ему оказаться рядом… Да, Шинья всё никак не мог понять природу всех этих чувств и ощущений. Но зачем, когда рядом Гурен? Когда хочется улыбаться широко-широко, как дурак. Когда хочется кричать на весь мир о том, как тебе сейчас хорошо. Нет смысла забивать голову ненужными переживаниями. — Знаешь, мне было так плохо, так отвратительно и ужасно. Такое неприятное чувство, что аж всё тело ломило. Но мне вдруг стало так хорошо. И это только из-за того, что ты рядом. Хах, это так странно, ведь я испытал всё это из-за тебя, Гурен. Я называю это чувство тревожностью. Знаешь почему? — Шинья повернул голову в сторону Ичиносе и начал смотреть ему в глаза. — Из-за чего ещё появляются бабочки в животе? От чего подскакивает пульс и становится тяжело дышать? От чего так сильно дрожат руки? И почему я испытываю всё это из-за одного лишь тебя?... Хиираги усмехнулся своим же словам и опустил голову. Чёрт возьми, как же просто всё оказалось. До невозможности просто. Гурен снова отвернулся в сторону окна и достал из кармана пачку сигарет с зажигалкой. Он поднёс её к губам и закурил, всматриваясь в пейзаж. Они оба молчали. Зачем нужны слова, когда всё итак очевидно? Шинья забирает сигарету из рук Ичиносе и докуривает её, открывая окно и выкидывая туда окурок. Они поворачиваются друг к другу и просто смотрят в глаза, продолжая молчать. — Я чувствую то же самое, Шинья. Гурен снова отворачивается к окну. Пусть эти слова и не были нужны, но на душе стало так легко после них. Это ведь так приятно, когда твои ожидания оправдываются. Шинья подходит со спины и обнимает Ичиносе, кладя голову тому на плечо. Они стоят так ещё некоторое время, пока Гурен не поворачивается к Хиираги лицом. Он смотрит ему в глаза и показывает свою самую искреннюю и счастливую, но такую редкую, улыбку. Неприятные ощущения у обоих ушли уже давно и сейчас они просто наслаждались друг другом и временем, проведённым вместе. Ичиносе берёт лицо Шиньи в свои руки и наконец целует его. Он попытался вложить в этот поцелуй всю нежность, на которую только был способен. Пытался передать все невысказанные слова, сказать: «Я люблю тебя». Он любил Шинью до безумия сильно и, самое главное, это было взаимно. Хиираги отвечал на поцелуй и крепко прижимал Гурена к себе, обнимая того за талию. Из лёгкого касания губ этот поцелуй с каждой секундой перерастал во что-то большее. Они прижимались всё ближе и ближе, боясь, что этот момент закончиться. Ичиносе оторвался от губ Шиньи и начал идти на него, подталкивая его в сторону дивана. Тот в свою очередь сел на него, хватая Гурена за руку, тем самым толкая его на себя. Он навис над генералом, опираясь одной рукой о спинку дивана, а вторую положил на чужую щеку. Они без слов друг друга поняли и снова утонули в глубоком поцелуе, переполнявшим их чувствами. Подполковник начал опускаться губами по лицу Хиираги и дошёл до шеи. Он нежно провёл по ней носом, начиная целовать уже её. Он переместил свою руку на чужую грудь, пытаясь расстегнуть хотя-бы верхние пуговицы. Закончив с этим, он перешёл поцелуями на ключицы. Шинья в это время обнимал Гурена на плечи, тяжело дыша. Шея была самым слабым его местом, из-за чего сдерживать даже еле слышные постанывания становилось довольно трудно. Ичиносе тем временем уже расстегнул все пуговицы и полностью снял верхнюю часть одежды. Он отвлёкся и посмотрел Шинье в глаза. — Я люблю тебя, Хиираги Шинья. — Я тоже люблю тебя, Ичиносе Гурен. Они снова слились в поцелуе, и подполковник залез на колени к Шинье. Они самозабвенно целовались, желая, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Гурен провёл рукой по груди генерала, доходя до пряжки ремня и расстёгивая её. Он снова посмотрел в глаза Хиираги и, получив утвердительный кивок, слез с его коленей и опустился уже на пол, полностью снимая с другого штаны. Ичиносе сидел, опираясь руками о колени Шиньи, и продолжал смотреть ему в глаза. Их обоих переполняли чувства и им хотелось кричать об этом. Они никогда ранее не чувствовали себя настолько счастливо. Их никогда не окружала такая чистая и нежная любовь, от которой на глаза наворачивались слёзы. Хотелось, чтобы время остановилось, и они могли бы провести так вечность. Гурен стянул с Шиньи трусы и перед ним показался колом стоящий член. Он на пробу провёл языком по всей длине и лизнул головку, после чего резко заглотил его полностью. Хиираги не ожидал такого, из-за чего из его уст вырвался громкий стон, а своими руками он впился в голову подполковника, слегка потянув его за волосы. Тот в свою очередь начал насаживаться всё глубже и быстрее, гладя генерала по бёдрам. Шинье казалось, что он в раю. Всё начало плыть перед глазами и периодически он видел взрывающиеся яркие искры. Хиираги сильнее натянул волосы Гурена, извиваясь и подрагивая. Он не ожидал, что всё будет настолько быстро и до невыносимого приятно. Когда Ичиносе понял, что его возлюбленный уже на пределе, он ненадолго вынул его член изо рта, целуя головку, а потом снова резко заглотнул, доводя Шинью до пика. Тот выгнулся дугой и громко простонал. Он тяжело дышал, беря Гурена за руку и потянул его на себя. Хиираги подарил подполковнику самый нежный поцелуй, после которого они вместе сели на диван, обнимаясь.***
Шинья лежал на груди Гурена, проводя по ней пальцами. Солнце за окном окончательно село и кабинет окутала темнота. Холод уже не чувствовался, даже наоборот, было очень тепло. Очень тепло находиться в объятиях любимого человека. Никакие тревожные мысли и чувства больше не посещали голову. Было спокойно. Было хорошо. — Ты говорил, что думал о том, что из-за меня тебя часто посещала тревожность. Хах, её ведь так легко спутать с влюблённостью. Я рад, что ты сейчас рядом со мной. И я хочу, чтобы это длилось вечно. Я хочу вечно быть вместе. Гурен повернул голову к Шинье и поцеловал того в лоб. Им было хорошо. И теперь их не будет посещать тревожность.