Сегодня вечер особенный что-ли

Земля на пустошах настолько сухая, что превращается в песок, врезающейся прямо в лицо потерявшихся путников. Солнце давно не светило — казалось темные, черные дни, когда первые лучики дают о себе знать лишь поздним утром под обед. А сейчас вой ветра где то далеко, и мычание полу-спящих браминов, иногда топот их тяжёлых, грубых копыт. Прекрасная, уже въевшиеся в мозг картина, слава богине разговоры друг с другом всегда спасают, они интересные, захватывающие и если повезёт, то Харон может рассказать что-либо из своего прошлого, а это жутко интересно слушать, даже если от желание наконец то кинуться на подушку в спальном мешке голова идёт кругом. Пока костер медленно тлеет, Итан расчесывает свои волосы, случайно найденной расчёской и смотрится в маленькое, разбитое зеркальце, что стащил у какой то девчонки из Литл-Лэмплайд. За чрезмерную вредность конечно. Харон подкидывал ветку за веткой в костер и изредка поглядывал по сторонам, то на Итана, то на поле браминов. — Не проголодался? — Спрашивает Итан, кладя расчёску и зеркало в сумку. — Вроде бы нет. — И хорошо, перед сном нельзя много есть. Мне папа рассказывал из-за этого лишний жир скапливается в организме, а он за ночь сжечь его не сможет. Харон довольно хмыкнул и развернулся к путнику. Он положил голову на руки на своих коленях и дальше принялся слушать Итана, перебивать в такие моменты мальчишку нельзя. Он ведь вспоминает все самое важное, что научил его покойный отец. — Мне кажется тебе пара отпустить его смерть. Каждый раз вспоминая о нем, ты сам не свой. Лицо побледнело, захотелось спрятаться каждый раз, когда кто то начинал говорить про папу. Каждый раз эти разговоры ни к чему не приводили, Итан лишний раз изливал душу, а Харон его слушал и слышал. Мог приобнять и приободрить хорошим словом, советом, которому они вместе будут следовать. Возможно. Но дело не меняется никак. Все ещё гнусно и плохо лишь по воспоминаниям о «Чистоте». Итан ничего не хотел. — Ты прав. Давно мне пора, но как? — Он зарывается в мешок. — Надо же начинать с себя. Сделай себя новым, разрушь старую и построй новую личность. Без того прошлого. Слова Харона всего цепляли самое сердце Итана, то теплом, то холодом и суровостью, а сейчас надеждой. Это сделать, думается, легко. — И что мне делать надо? — То, что ты считаешь «саморазрушением». — Ясно. На душе поднялась буря, ураган или смерч. Даже не знаешь, что ответить нормально. И он дальше молчит. Думать сейчас невозможно, но и мысли сами собой лезут друг за другом. Итан хочет реально всего нового в жизни, даже уйти отсюда, из Вашингтона и может быть пойти на запад, куда угодно, но подальше отсюда. Да и забыть обо всем, что сейчас невозможно, как выкинуть воспоминания об отце, о той же «Чистоте»? Амата, Фокс, Харон? Хотелось взять хотя бы кого нибудь с собой в «счастливое будущее», которое, конечно, наверняка не сбудется. — Если ты хочешь я помогу тебе. Харон перебивает Итана. У самого него ничуть не лучше на душе, сейчас его работодатель единственный лучший друг, с ним действительно комфортно, как так самостоятельно кинуть его в новую жизнь без себя самого? — Конечно хочу. Может нам вместе уйти? — Ты правда хочешь? — А что плохо звучит? Итан улыбнулся по-своему детски, оголяя пару верхних зубов, и щеки порозовели. Вместе с Хароном в новое будущее уж точно хотелось пойти. Его друг невероятно крутой, преданный и на самом деле очень добрый! О Итане так заботился только его отец и Фокс, но он поменьше. А Харон устраивал во всем. — Конечно Харон улыбается так же как Итан, редко путник мог заметить на лице его напарника улыбку, если конечно не выдаст что-то действительно смешное или смущающее. От нее становилось ещё теплее на душе, тем более если она вызвана долгими объятиями перед сном. Каждый раз перед отбоем Итан хватал Харона в свои цепкие обнимашки и валил рядом на кровать или походный мешок и не отцеплялся до самого утра. Это единственное в чем Харон мог уступить Итану по силе, но это ещё надо посмотреть. Это была настоящая любовь для Итана, так просто обниматься и молчать или болтать, как он сам захочет. — Хочешь знать почему? — Почему ты хочешь пойти со мной? — Ну да, это… Холод ветра сразу же пробил торс парня насквозь, стало как-то тревожно, но и как-то это обыденно. При каждом взгляде на Харона сердце трепетало все больше и больше. Итан слишком долго мешкался, что Харон уже подсел к нему под боком. Конечно они оба понимали: пора и все такое, но думать легко, а сказать сложнее, сделать тем более. Харон лишь устремил взгляд в даль, пока не дождавшись таких долгожданных слов. — После встречи с тобой… — Нервно, но наконец то начинает Итан.- А потом и… Смерти отца я совсем с-стал ну… Другим что-ли, странным… Все вокруг так поменялось… И я тоже… А вроде бы и нет, все в моих мозгах перевернулось. Он остановился, а напарник посмотрел на него. — Не ты странный, а вечер. Сегодня вечер странный. Какой-то. А они смотрели друг в друга дальше, полупустой и слепой взгляд Харон наполнился теплом, вроде бы даже счастьем, а Итан ещё больше потерял уверенности. — Правда? Я не странный? — Ты просто хороший для этих людей и места. Итан хитро и радостно улыбнулся. — Спасибо. А рука легла на руку Харона. Теплая, крепкая и большая, такой он описывает ее в своей голове. Хотелось держать ее всегда и везде, хоть в перестрелке, хоть на прогулке по пустоши, с гордостью представляя его как своего избранника каждому встречному. Голова следом давит на его плечо, и глаза закрываются. — Я люблю тебя, Харон. — И я тебя люблю.