Красно-жёлтые дни

      Видимо, Нечаев всё же просчитался. Доверять Сеченову становилось всё сложнее. Особенно после всего, что ему утверждали другие: Петров, Филатова, даже ХРАЗ посеял в нём сомнения, от которых П-3 становилось не по себе. Последней каплей стала голова Петрова — одного из, мать его, выдающихся учёных — в контейнере. Возможно, если бы придурок говорил с Нечаевым на нормальном языке, а не пародировал собачий лай, всё бы кончилось иначе. В любом случае, смерть была заслуженной. Майор солгал, если бы сказал, что ему было жаль. Он не ощущал тяготы пропажи одного из величайших умов Союза, на смену ведь придёт какой-нибудь другой, верно?       — Товарищ майор, опишите своё текущее состояние. Я регистрирую потерю внимания и мощный эмоциональный всплеск, — ХРАЗ подал голос, как только Нечаев оказался в комнате отдыха.       — Состояние? Блядь, я в ахуе! Снова провалил задание, что со мной происходит? Виктор мёртв, у меня его башка! — хотя груда железа, что осталась после Наташи, была этажами ниже, сердце стучало так же, как и во время бега вокруг этой блядской махины с надеждой найти её уязвимые места. — А Сеченова, блядь, это устраивает. Понимаешь меня?       — Нет, товарищ майор.       — Я разные вещи делал, но я не таскал человеческие головы как трофеи. Ты видел этого огромного робота в театре? — майор судорожно вздохнул, вспоминая: — Боевой робот в театре, ХРАЗ! А знаешь, что бесит больше всего?!       — Нет, товарищ майор.       — Кольцо! Ебаное, блядь, кольцо, которое дал мне этот ебаный Петров. Знаешь, почему меня это так бесит?       — Нет, товарищ майор.       — Вот и я не знаю, — Нечаеву хотелось закончить всё поскорее, — сука, ладно, нормально… я в норме… Я в норме.       Москвич больше не радовал своим салоном, а Радио Будущего — песнями. Майору казалось, он уже знал каждую наизусть, как будто крутили одни и те же. Нечаеву хотелось верить, что его ждёт финишная прямая до Сеченова. Также ему хотелось верить, что Сеченов хотя бы постарается себя оправдать, но после всего, что майор видел за сегодня… Дмитрию Сергеевичу надо будет постараться. А даже если всё это правда — что с того? Мнение о Сеченове испортили не его планы на человечество, а то, что он в эти планы Нечаева не посвятил. Думал, что майор от него отречётся? После всего, что было? После всего, что академик для него сделал? Может быть, он и правда пёс.       Финишная оказалась нихуя не финишной. Сраный госпиталь, больше напоминающий лабиринт, но со своей, сука, особенностью — Култышами, которые были везде и сразу, которые нападали со всех сторон и которые даже не думали заканчиваться.       Видеть, как ухмыляется Шток, когда берёт голову Петрова, было мерзко. Слышать о том, что они были не разлей вода, — ещё хуже. Нечаев прекрасно помнил щебетарь, найденный в театре, и если отношение к Штоку до этого дня колебалось, то теперь он неприязни не скрывал. Он никогда бы не признался, что стоять вот так напротив него было не очень комфортно. Стены давили, атмосфера мрачная… И близняшки эти.       Просыпаясь после очередного сна в непонятном пространстве, где стены двигаются, предметы летают, а из стен или откуда-то извне доносится голос Сеченова, майор пытался сложить картину того, что только что произошло.       Штокхаузен был мёртв. А он, Нечаев, по волшебному стечению обстоятельств оказался жив, более того — ни одной раны, пара царапин, да и всё. Майор не испытывал облегчения или печали, смотря на лежащие останки Штока в ванной. Очередная смерть за сегодня, да и всё. Сеченов, должно быть, расстроится.       — Мне очень жаль, что так случилось! Я не хотела всего этого. Но сейчас всё это вторично.       А что до Ларисы? Потеряв единственного союзника, она наверняка думала, что сможет обрести нового — в лице самого Нечаева. Майору не хотелось в этом признаваться, но он ей задолжал ещё после Вавилова. Плюс ко всему, Филатова не представляла явной угрозы, да и что может случиться, если он просто сходит посмотреть, верно?       По прибытии на открытую территорию, ХРАЗ начал ебать мозг кольцами, которые на самом деле оказались бета-коннекторами. Говорило ли это о чём-то Нечаеву? Нет. Но ХРАЗу он безоговорочно верил. К тому же мысль о кольцах наносила ему беспричинный дискомфорт. Поэтому, сказано — сделано.       А вот появившаяся из огромной и мёртвой туши кита Роса заставила майора попотеть. Сраный водонапорный насос прыгал из стороны в сторону и едва ли оставлял место для перебежки в другую, а также время на перезаряд калаша, дробовика и прочей артиллерии. Выясняя паттерны атак Росы, майор приблизительно мог прикинуть момент, когда робот прыгнет в его сторону, а когда пустит лазер из своего круглого туловища. По истечении будто бы пары часов насос уже был изрешечён и едва заметно дымился. Последняя обойма, и дело будет кончено. Нечаев роняет последнюю обойму в воду, матерится всеми известными и нет словами, одновременно занимается поисками сраного магазина для своего калаша и уворачивается от лазера. Когда он перезаряжает калаш, паттерны Росы, кажется, чуть сбоят и вместо прыжка робота майор видит перед собой красную, как лазер, вспышку.              1.       Нечаев просыпается в лодке. Вскрикивает и просыпается. Щипает себя пару раз, до боли, до синяков, трёт глаза — ничего. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Мимо пролетает Сипуха и предлагает газировку. Промочить горло сейчас не помешало бы. Что это за хуйня была? Он осматривается, пытается вспомнить мельчайшие подробности своего сна: парочка, сидящая на причале, баба Зина, Терешкова. Нет, всё точно так же и в таком же порядке. Сеченов говорит ему те же слова. ХРАЗ говорит ему те же слова. Терешкова такая же раздражающая. Нечаев чувствует огромное желание окунуться в ледяной водоём и не всплывать пару минут. Царапин нет, шрамов нет, да и чувствовал он себя нормально, не считая, как выразился ХРАЗ, эмоционального всплеска. Чёрт, ну конечно это был сон, неужели Сеченов стал бы заниматься такой хернёй? Он герой, он для П-3 почти отец. Всё это ерунда, хоть и выглядело правдоподобно. Нечаев продолжал убеждать себя, что это был сон. Просто кошмар. Посттравматический синдром после… После чего? Неважно. У него всё ещё была цель, и подвести Сеченова во второй раз он не мог. А какой был первый раз? Неважно.              Списывая знание каждой реплики бабы Зины на совпадение, он попал в Вавилов, но вера в совпадения после того, как он на память ввёл код в терминал и тот сработал, закончилась. Поэтому он признал свой сон как вещий и начал заранее собирать лампы, открывающие вход в распределительный центр. Не хотелось ему заново двигать ебаный фургон с пестицидами, не хотелось и шарики из одного бойлера в другой по трубкам катать. Хотелось сэкономить времени по максимуму, может, в этот раз и Петрова остановить получится. Надо было просто не предупреждать — напасть сразу. Он так и сделал: одной рукой взял его шею в захват, а другой приставил пистолет к виску.       — Майор по особым делам Нечаев. Имеешь право хранить молчание, пока не доставлю тебя в Челомей, — он вжал Макарова сильнее в висок предателя, — а можешь свою гибель отсрочить и сказать то, что нужно Сеченову, прямо здесь и сейчас.       Всем телом Нечаев чувствовал, как Петров напрягся, наверняка придумывал пути отхода. Нет, он выстрелит раньше, чем предатель и слова не по делу успеет сказать. Никаких больше протоколов. Никаких больше ебаных цистерн.       — А что нужно Сеченову?       Ясно. В дурака решил поиграть. Майор обречённо вздохнул. П-3 понял, что у него даже наручников нет, чтобы предателя связать. У него ровным счётом ни хрена не было. В своём сне он вообще угрожал перчаткой. Так что, будь он на месте Петрова, на него Хранитель Знаний в перчатке тоже впечатления бы не произвёл. Мельком на фоне он слышал, как Филатова спрашивала, что происходит, и вообще очень нервничала, видимо, потому что ни звуков борьбы, ни чего-либо ещё не было слышно.       — Я дважды думать не буду, — Нечаев был настроен серьёзно.       — Тогда стреляй. Я ничего не скажу.       Майор спустил курок. Выстрела не последовало. Петров дёрнулся и замер.       П-3 немного забыл, что последним оружием, из которого он стрелял, был дробовик, а значит, и пули волшебным образом в пистолете не могли появиться. Он опять проебался. Заминки майора хватило, чтобы Петров пришёл в себя, понял, что произошло, и, наконец, попытался вырваться. Когда у него это не получилось, он прокусил руку, которой П-3 держал его в захвате. Нечаев вскрикнул и отшатнулся в сторону. Этого Петрову хватило, чтобы пуститься в бегство, вырвать лампу и закрыть за собой дверь, ведущую к выходу из комплекса. Майору ничего не оставалось, кроме как ударить по двери, которая секунду назад закрылась перед его носом, поматериться, пару раз назвать себя ебланом и заново пойти собирать колбы.       Всё, что он помнил из своего сна, также оказывалось верным раз за разом. Ехать на ебучей платформе и расстреливать Пчёл и Грифов очень утомляло, уворачиваться от Вовчиков, пытаясь вырваться из их захвата, — ещё больше.              Когда Нечаев попал к борщевику, оказалось, что времени у него ещё меньше, чем было во сне. Видимо, он где-то задержался. Так что права на ошибку во время помощи работнику Пестицидного цеха у него не было. Но почти каждый ебаный раз у платформ, которые крутят такие же ебаные платформы, по которым едет ебаная цистерна с пестицидами, либо кнопки не нажимались, либо эти же кнопки не работали. И слава, блядь, богу, в которого Нечаев заверовал, он успел.              Ну, по крайней мере, он думал, что успел. Вокруг царила разруха. Учёный-работник, которому он помогал, уже, вероятно, был мёртв, а П-3 понятия не имел, что нужно делать теперь. Цистерна врезалась в борщевик, но ничего не произошло. Майор вспомнил слова учёного о том, что цистерну надо было взорвать. Он поискал зажигалку по карманам: задние, боковые, нагрудные. Ничего. Паника овладевает, Нечаев смотрит на борщевик. Смотрит, как его корни, ветки и что там, блядь, ещё было тянутся к платформе, на которой он стоит. Всё вокруг рушилось, падало. Падало в том числе и на самого майора. Огромный каркас почти такой же платформы, на которой он стоял пару секунд назад, зашатался аккурат над П-3.       — Да твою мать.       2.       Нечаев просыпается в лодке. Вскрикивает и просыпается. Щипает себя пару раз, до боли, до синяков, трёт глаза — ничего. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Он чувствует панику. Огромную, блядь, такую панику.       — ХРАЗ, что за хуйня происходит?!       Нечаев чувствовал, как сильно бьётся сердце в грудной клетке, как потеют ладони, а мысли мечутся от одной к другой.       — Если вы о том, что происходит вокруг, то это подготовка к запуску Коллектива 2.0.       Конечно же он был, как всегда, сука, спокоен.       — Что со мной происходит?       — Фиксирую большой эмоциональный всплеск, если вы об этом, майор.       — Я всё это уже видел! Дважды!       Он судорожно вздыхает, считает до трёх и выдыхает.       — Сейчас Сипуха подлетит, предложит сраный лимонад, справа от меня будет сидеть сраная парочка, а слева от меня будет ебучая Зинаида Муравьёва, которая поможет старику с Вовчиками.       Когда всё это произошло, ХРАЗ не сказал ни слова.       — Майор, вы знаете Муравьёву?       Да какая нахуй разница, знал он её или нет, что-то неладное происходило и никто, кажется, не собирался ему помогать. Ожидаемо промолчав, слушая Сеченова, Нечаев понял, что ему: во-первых, нужны были две зажигалки; во-вторых, надо не забыть перезарядить Макарова; в-третьих, наконец, прийти в себя.       У бабы Зины он спрашивать ничего не стал, хотя и каждую её реплику теперь мог воспроизвести наизусть.       Впервые за всё время в Вавилове он решил почитать электронные письма, которые светились при сканировании комнат. Разумеется, половина из них была либо про сраный борщевик, либо про Муравьёву, либо про сраного Петрова, остальное — какая-то личная хрень, которую не понять без контекста. Читая обследования психологического и психического состояния предателя, Нечаев почувствовал фантомные боли в руке. Он посмотрел на свою правую, где в прошлом (сне?) красовался укус. Сейчас на ней, как и на всём теле майора, не было даже намёка на повреждения.       Пройти мимо, убить, прыгнуть так, прыгнуть сяк, перекатиться, открыть замок, перезарядить пистолет, найти и обезвредить Петрова. Говорить с ХРАЗом он не хотел. Больше Нечаеву нравилось заниматься самобичеванием. Как только он думал о том, что с ним происходит, больше пары секунд, становилось не по себе. Что это могло быть? Ещё один сон?       Исходя из своих предыдущих попыток, он опустил рукава комбинезона до запястий — чтобы прокусить этому мудаку Петрову было сложнее. Заправил пистолет и теперь чувствовал не столько панику, сколько злобу. Он позволил злобе захватить власть над ним.       Поэтому, как только Нечаев подошёл со спины к Петрову, он просто ударил его. Так сильно, как только позволял кулак. Отвечать на его вопросы майор не стал, слишком ему это всё надоело.       — Пойдёшь со мной, — Нечаев заломил руки предателя за спину и придавил коленями к полу. — Приказ Сеченова.       Петров что-то мямлил, но майор разобраться не пытался. Наверное, пару зубов ему выбил.       — Дмитрий Сергеевич, Петров у меня. Какие дальнейшие указания?       Он сильнее прижал к полу свою цель, чувствуя огромное желание просто убить Петрова нахуй, не выслушивать Сеченова, а пустить ему пулю в затылок. Хотя такая участь была слишком простой. Для начала избить как следует, можно даже ногами, можно даже по лицу.       — Так держать, сынок, — по голосу Нечаев слышал, что Сеченов улыбался. — Вези его в Челомей.       И как провести транспортировку? У него опять не было наручников, жгутов или прочей херни, чтобы связать руки Петрову. Может, получится дотащить до москвича, если П-3 его вырубит? Сильно ударив по виску предателя, он взял его за волосы, оттянул на себя, и посмотрел, сработал ли удар. На лице Петрова была безмятежность, не считая крови, которая проделывала путь от носа до подбородка, заканчивая небольшой лужей на полу.       Туловище мужика средних лет было, конечно, не самым тяжёлым, что Нечаев таскал в своей жизни, но, когда он тащил на себе вещи тяжелее, вокруг не было обезумевших роботов, которые норовили надрать ему зад.       После погрузки бессознательной туши Петрова на заднее сиденье москвича, майор наконец-то мог выдохнуть.       Путь от Вавилова до Челомея занимал гораздо больше времени, чем думал П-3. Отключить голову, включить радио, доставить Петрова, и всё кончится. Кончится ведь?       — Майор, я проанализировал всё, что вы тогда сказали, сопоставил с вашими действиями и пришёл к выводу, что это действительно происходит с вами не в первый раз.       — Ебучий ты пирог, и сколько времени ты пытался мне поверить?       Нечаев переключал Радио Будущего до тех пор, пока не услышал знакомый мотив.       — Это вовсе не означает, что я вам верю, майор, однако вы не лжёте. Что ещё вам известно?       Да какая нахуй разница, что ему известно? П-3 нужна помощь, ну или хотя бы объяснения.       — Так что со мной происходит? — майор заёрзал на сиденье москвича.       — Это всего лишь моё предположение, вам знаком термин временной петли?       Нечаев в глубине души надеялся, нет, он, блядь, молился, что это просто его галюны, длинный сон, может, кома. Реальность оказалась, как всегда, хуже.       — Типа как… — П-3 замялся на секунду, чтобы вспомнить, — у Успенского?       — Вам знакомы его работы?       — В юности читал, — вздыхает майор. — А что мне делать-то?       — Когда вы умираете, то всё начинается сначала, так? — Нечаев кивнул, и ХРАЗ тут же продолжил: — Вам нужно просто постараться не умереть, майор. Пережить этот день, и, возможно, всё вернётся на круги своя.       Ясно. Проще простого.       — Значит, это всё — просто твоя теория, — подытожил П-3.       ХРАЗ на это неоднозначно промычал.       — В любом случае сейчас в приоритете ликвидация аварии.       А жизнь Нечаева… Типа нет? Видимо, и Петрова, и Филатовой, и всех-всех. П-3 на эту тему спорить не стал; пока что ХРАЗ его ещё ни разу не подвёл, а вот Сеченов…       Майору требовались объяснения, но вряд ли Сеченов бы ему их дал. Они с академиком, должно быть, давно знакомы, он, блин, спас ему жизнь, Нечаев ему по гроб жизни обязан, неужто Дмитрий Сергеевич думает, что он его подведёт. П-3 был готов на всё, чтобы выполнить своё задание. Даже застрять во временной петле. Даже выбраться из временной петли.       Скоро он выдаст Петрова и потребует объяснений, почти что финишная прямая. Всё кончится, не успев начаться.       Вспомнив про Петрова, майор обернулся через плечо. Он также был в отрубе, повернувшись к Нечаеву спиной.       П-3 вдруг осенило, что за всё это время они нормально так и не поговорили. Ну, может, при других обстоятельствах, в другом мире, где Петров не источал пафос и свои театральные замашки, не смеялся истерично, не гавкал, не умирал понапрасну и прочее. Впрочем, если вспомнить всё, что Нечаев прочитал про него на Вавилове, это, признать, немного оправдывало его поведение. Совсем чуть-чуть.       — П-3, стой! Ты должен меня выслушать! — майор выключил магнитолу. — Я буду ждать тебя на Маяке, в Академии Последствий.       А что до Ларисы? Хоть Нечаев и задолжал, вспоминая Росу, ему не очень хотелось туда ехать и опять умирать. Вернее, вообще не хотелось — и ехать, и умирать. Всё, что он может узнать от Филатовой, наверняка расскажет ему сам Дмитрий Сергеевич, поэтому смысла тратить время и человеческие жизни не было.       На мосту по дороге в Челомей было слишком много народу: плющи, Вовчики, Осы и Пчёлы летали, и всё это майор видел сквозь пелену красного лазера, который ещё предстояло убрать и ехать дальше.              Выстрелить, перезарядить, выстрелить. По возвращении в москвич до Нечаева дошло, что дальше не проехать, только идти. Идти и отбиваться. Финишная прямая.       В конце концов, он ведь был не один — на груз, который он везёт, роботы не нападали, насчёт плющей он не знал. Майор вышел из машины, открыл заднюю дверь и принялся будить Петрова, потряхивая его за плечи.       — Бля, ты сдох, что ли? — он пощупал пульс — есть.       Ну ладно. Он справится один. Не впервой.       На втором плюще Нечаев понял, что патроны кончились, а роботы, сука, не кончались. Ладони потели, рукоять «Лисы» скользила, ноги уже не держали, надо было отступать или хотя бы убраться из поля зрения плющей. Когда последние силы он бросил на рывок назад, к машине, со спины его подхватили корни растения, обняли и сжали вокруг груди, до хруста. Майор понял, что проебался, когда корни потянулись к шее.              3.              Нечаев просыпается в лодке. Вскрикивает и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Майор думал, что пора бы ему перестать кричать, когда он просыпается, но это, наверное, было непроизвольно и не зависело от него. Не зависело от него много ещё чего.       Послав куда подальше Сипуху с лимонадом, проигнорировав ХРАЗа и понимая, что он не может задать вопрос Сеченову, Нечаев чувствовал себя тупейшим человеком на 3826. Тупейшим в мире. Он ничего полностью не знал, ни в чём не был уверен, что он должен был спрашивать? Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич, мне тут птичка напела, что это вы главный злодей истории? Вероятно, весь пазл должен был сложиться после Академии Последствий, но, по какой-то особой причине, П-3 понимал, что независимо от того, что он узнаёт, Сеченова он ненавидеть не станет. Поэтому почти не важно, что именно он мог узнать.              — А почему Петрова не перевели в психиатрический изолятор? — спрашивая такую хуйню, Нечаев уже дважды за день чувствовал себя тупейшим в мире.       — Сынок, ты интересуешься не тем. И вообще, откуда тебе это известно? Он нужен был в Вавилове, людей не хватало, а запуск Коллектива 2.0 нельзя было откладывать.       Конечно. Майор и до этого не додумался — простая нехватка кадров. Ничего личного.       — Так откуда тебе это известно? — наверняка Сеченов уже подозревал его в чём-то.       — Вы всё равно мне не поверите, — П-3 более был не намерен продолжать диалог, поэтому Дмитрий Сергеевич вздохнул и отключился сам.       Сегодня можно было попробовать просто свалить отсюда, а вдруг получится? Идя в совершенно противоположную от офиса Сеченова сторону, игнорируя приказы ХРАЗа, расталкивая веселящихся и отдыхающих людей, он пришёл примерно к тому месту, с какого в принципе попал сюда.       Это было что-то вроде границы, но какой был соседний город, майор вспомнить уже не мог. Показывая билет и удостоверение, он услышал от Терешковой что-то вроде:       — Товарищ, у вас есть билет на выезд? — делая вид, что он слышит про такой не впервые, Нечаев поискал по карманам — боковые, задние, нагрудные. Ничего.       Да что ж такое. Кому он насолил? Кому перешёл дорогу?       — В таком случае ваш выезд должен быть согласован с начальником станции.       Ясен хуй, ни с начальником, ни с шефом ничего согласовано не было.       — Ой, я, кажется, дома всё забыл. Вы когда-нибудь делали исключения?       Трижды тупейшим за день.       Времени он потерял слишком много, события наверняка сдвинулись и всё теперь будет иначе, а к иначе он ещё не готов. Проще было вышибить себе мозги и начать заново. Пистолетом Сеченов его не снарядил. И на что он только надеялся?       У бабы Зины было. Много. Там можно спокойно пустить себе пулю в висок и начать заново.       Когда Нечаев вернулся в город, Сеченов уже сказал то, что должен был сказать. Получив ключи от москвича, майор надеялся поскорее умереть.       Бабы Зины ожидаемо не было, наверное, временная линия сместилась и она и Беляш, который должен был им противостоять, были в другом месте.       Он начал ходить по её жилищу и сканировать на предмет присутствия оружия. Обрадовавшись дробовику, П-3 понял, что стрелять себе в голову ему никогда не приходилось. Руки дрожали. А больно будет? Он уткнул дуло оружия себе в подбородок, ствол поставил в пол, а руку положил на курок. А вдруг не заряжено? Нечаев проверил — заряжено. А вдруг холостые? Он выстрелил в стену — не холостые. Да бля, не ссыкло он, честное слово. Майор вернул дробовик в прежнее положение, пальцы на курок. Выстрелил.              4.       Нечаев просыпается в лодке. Вскрикивает и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Майор думал, что пора бы ему перестать кричать, когда он просыпается, но это, наверное, было непроизвольно и не зависело от него. Не зависело от него много ещё чего.       Больно, кстати, не было. Счетчик его тупизны снова обнулился. А что, если у него было ограниченное количество попыток? А как узнать, если так?       Покинув лодку, он расстегнул комбинезон, осмотрел своё тело настолько, насколько это было возможно, пока вокруг ходили люди. Ничего. Ни царапинки, ни шрама, ни синяка. Какого-то особенно клеймения, что именно он, еблан, застрял во временной петле, не было. Значит, он мог неограниченное количество раз умирать и перезапускать день, да?       Бабе Зине он ожидаемо ничего не сказал — она его почти не знает, он её тоже.       Пройти мимо, убить, прыгнуть так, прыгнуть сяк, перекатиться, открыть замок, перезарядить пистолет, найти и обезвредить Петрова. Значит, в этот раз его не вырубать.       Как только Нечаев подошёл со спины к Петрову, он просто ударил его. Так сильно, как только позволял кулак. Отвечать на его вопросы майор не стал, слишком ему это всё надоело.       — Пойдёшь со мной, — Нечаев заломил руки предателя за спину и придавил коленями к полу, — Приказ Сеченова.       Петров что-то мямлил, но майор разобраться не пытался. Наверное, пару зубов ему выбил.       — Дмитрий Сергеевич, Петров у меня. Какие дальнейшие указания?       Он сильнее прижал к полу свою цель, чувствуя, как его тошнит от повторяющихся действий и фраз.       — Так держать, сынок, — по голосу Нечаев слышал, что Сеченов улыбался. — Вези его в Челомей.       Он закинул Петрова на плечо. Он попытался закинуть Петрова на плечо, но последний брыкался как мог, матерился пуще самого Нечаева, стучал руками по спине так сильно, что Нечаев эту попытку прекратил и прижал к стене, надавливая предплечьем ему на горло, другой рукой приставил пистолет к животу.       — Ты сейчас же прекратишь, и мы вместе поедем в Челомей. Где лампа от двери?       Предатель отвёл глаза и упорно смотрел в сторону.       — Я… — он замялся, — разбил. Случайно.       Нет. Нет-нет-нет.       Нечаев отошел от него и схватился за свою голову. Он сейчас проходил все стадии принятия. Хотелось этой же головой постучать по стене, головой Петрова — тоже. От осознания, что всё придётся делать заново уже третий или даже четвёртый раз (он на самом деле не помнил), захотелось начать заново, просто выстрелить себе в голову. Сейчас он хотя бы был не один, но в пользе от человека, который кусался и гавкал, майор сомневался. Тем не менее, он прикинул в голове, какой из цехов самый безопасный, если им придётся разделиться. Потом П-3 вспомнил, что разделяться, к сожалению, не придётся.       — Дробовик держать умеешь? — майор ответа не дождался и кинул оружие Петрову, благо последний поймал.       — Ты хоть знаешь, куда идти? — предатель спросил.       Конечно, Нечаев знал. Он уже был здесь. Жизнь назад.       Майор спустился по ступеням, пока Петров остался стоять там же. Мялся, как будто думал: выстрелить в себя или в П-3, а может, вообще стать временной командой.       — Пойдешь за мной, — Нечаев скомандовал, как только его теперь уже напарник всё-таки сделал выбор.       — Не боишься, что я тебя пристрелю?       А чего было бояться? Ну начнёт опять сначала. Он оставил вопрос без ответа.       В Семенном фонде их не ждали. Вернее, ждали, но только П-3. Он с закрытыми глазами мог нарисовать схему этого места, да и всего Вавилова. В принципе, пистолет неплохо справлялся, если целиться в голову, а целиться не в голову майор не пробовал.       — Ты мне нос разбил, — сказал Петров, как только они оказались в более безопасном месте.       — Бля, а я-то думал, зубы выбил, — Нечаев осмотрел своего напарника — всю кровь он уже вытер, наверное, рукавом, — а побеги на тебя нападают?       — Не приходилось проверять. Думаю, что да.       — Значит, я пойду в Альгоцех, а ты в Горячий, — майор выхватил из рук Петрова дробовик и дал ему свой пистолет.       — С чего ты взял, что там будет менее опасно? — он рассматривал пистолет в своей руке.       А с того, бля. Будет, и всё. Он опять оставил вопрос без ответа.       — Встретимся у Берёзы.       Нечаев хотел сказать, что если по прошествии получаса он не вернётся, то он уже мёртв, но это, на самом деле, было не важно.       Майор вдруг вспомнил, что в бойлерной ему понадобилась полимерная перчатка, но Петров же умный малый, как-нибудь выкрутится.       В Альгоцехе ничего не изменилось. Они, должно быть, потратили столько же времени, сколько тратил сам Нечаев в одиночку, поэтому каждая Оса и Вовчик были на своих местах. Занимаясь больше разговорами с ХРАЗом, чем убийствами роботов, П-3 казалось ужасно несправедливым, что из всех людей на планете именно он застрял во временной петле. А может, и не он один, но как это было узнать? Каждому встречному рассказывать о своём несчастии он не хотел.       Когда он вернулся к Берёзе, одна колба — из Горячего цеха — была на месте. И сам Петров сидел рядом. Выглядел он потрёпанным и уставшим. Майор вставил колбу из Альгоцеха и присел рядом.       — Откуда ты знал, что там безопаснее? Ты здесь работал? — его временный напарник нарушил тишину первым.       Нечаев пока думал, был ли Петров тем, кому можно было рассказать, в каком положении он оказался. Может, потом. Сейчас майор всё ещё верил, что если его выдать Дмитрию Сергеевичу, то всё закончится.       — Нет, просто видел план здания.       — На плане здания не указаны роботы, их количество и скрытые помещения, придурок.       П-3 поднял глаза с пола, посмотрел на Петрова, последний выглядел озадаченно.       — Ладно, я тут стажировался недолго.       Когда Нечаев это сказал, он уже начал прикидывать в голове, с какого примерно месяца здесь оказался сам Петров, где именно работал, чтобы его, майора, небольшая ложь оказалась правдивой. Но всё-таки П-3 попробовал перевести тему.       — Надо идти. Ещё две колбы остались. Разделиться уже не получится, — Нечаев сказал, вставая со скамьи у Берёзы.       Его временный напарник сделал то же самое. Майор опять отдал свой дробовик и зашагал в сторону Пестицидного цеха.       — А что потом? Сдашь меня Сеченову? — Петров нагнал Нечаева и шёл рядом. Старался идти рядом.       Он ему это говорил. Майор оставил вопрос без ответа.       — Сеченов не тот, за кого себя выдаёт! Я могу тебе доказать!       — А чтобы доказать, мне, конечно, надо в Академию Последствий, да?       Петров остановился, замер. П-3 понял, что надо было промолчать.       — Откуда ты знаешь? — он уперто никуда не шёл, поэтому Нечаев остановился тоже. — Ты и там стажировался, ага, верю.       Майор вздохнул и глянул на своего напарника по несчастью.       — Если выберемся отсюда — скажу.       А если не выберутся, то он начнёт заново. Проще простого.       — А если не выберемся? — Петров, сука, читал его мысли. Но П-3 отвечать не стал. Опять.       Кое-как они порешали загадки в Холодном цеху: пятнадцать раз поссорились, столько же чуть не подрались, и, наконец, оставалась только любимая цистерна — фаворит Нечаева.       — Так, ты стой тут, — майор взглядом обежал безопасное помещение, — а я пойду за последней колбой. — Он хотел опять обменяться оружием, а Петров не очень.       — Я могу помочь, — сказал последний, делая шаг назад от П-3.       — Там опасно.       — Опаснее, чем уже было?       — Ладно, всё равно от тебя нужна одна голова.       Но если так случится, голову отрезать Нечаев, конечно, не будет.       — И что? Ты мне голову отрежешь?       Сука, опять мысли читал. Или это мысли майора были такими предсказуемыми и глупыми.       Всё шло по плану, ну, или практически. П-3 наизусть помнил, что надо было покрутить и что нажать, куда надо было пойти, а куда не идти, кого убить, а мимо кого можно было проскользнуть. Петрова постоянно приходилось ждать или прикрывать. Конечно, майор был бы не против, будь у него дробовик, но он пока не достиг такого совершенства в стрельбе с дальней дистанции с пистолета, хотя дробовик в этом деле был бы ещё хуже. Он уже думал, что они будут делать после всего этого. Нечаев был не против попасть в Академию Последствий, он был против водонапорного насоса, который эту академию охранял. Кто знает, если бы он тогда не умер, может, и сейчас в петле бы не застрял.       Майор не знал, что будет, если пойти к борщевику вместе с Петровым, поэтому, несмотря на возражения последнего, он пошел туда один. В этот раз на него ничего не упало, борщевик был повержен, а он, самое главное, жив. Оставалась только финишная прямая. Финишная прямая из Вавилова.       А вот ждать окончания блокировки Пестицидного цеха было невыносимо долго. Нечаев понял, что добрую половину своих магазинов оставил на Петрова и его укрывание. Возможно, он опять проебался.       — Ты был прав. Мне надо было там остаться, — сказал уставший, потный напарник майора между перезарядкой дробовика.       Неужели было так сложно поверить ему сразу? Теперь они оба умрут.       На большого Култыша патронов почти не осталось, поэтому времени он занял гораздо больше, чем если бы П-3 пошел в одиночку.       — Блядь, я уж думал, не выберемся, — Нечаев первым начал диалог, когда они покинули Пестицидный цех, фаворит майора.       Петров ему едва заметно кивал и еле-еле шёл.       — Тяжело? Давай помогу, — не дожидаясь ответа, Нечаев закинул руку своего напарника к себе на плечо и почти что тащил на себе.       Дойдя до Березы, П-3 понял, что судорожно Петров дышал не потому, что устал. Он был ранен.       — Покажи, — майор сказал, как только усадил пострадавшего на скамейку рядом с Берёзой.       — Просто царапина.       Показывать этот еблан, конечно, ничего не собирался. Значит, плохо было дело.       Нечаев подошел ближе, сказал настойчивее:       — Покажи.       Петров вздохнул, когда понял, что от него так просто не отвяжутся. Расстегнул комбинезон до пояса, снял верх. Судорожно вздыхая, он приподнял дрожащими пальцами водолазку сбоку. Получалось не очень: она прилипла и было, разумеется, больно отлеплять её от своей плоти.       Дело было плохо. Майор не стал говорить что-то вроде: «Всё будет в порядке, мы отсюда выберемся, ты будешь жив». С такими ранами не жили, а если и жили, то не долго.       — Давно? — П-3 пытался всю неловкость, возникшую между ними, подавить тупыми вопросами. Было уже не важно, давно ли.       — В Холодном цеху, — поняв, что от Петрова больше ничего не требуется, он начал одеваться обратно.       Сейчас он, наверное, передаст майору кольца и скажет отдать их Филатовой.       — Отдай это Ларисе, — он протянул Нечаеву кольца — бета-коннекторы.       И всё же признаться себе в том, что этот раз был куда веселее предыдущих, было легче, чем признать, что Петрова было жаль. И что ему вовсе не хотелось идти куда-то по своим делам, он хотел сесть рядом и о чём-то поговорить. Временная линия уже сместилась, терять было нечего, верно? А потом он просто выстрелит в себя.       Майор сел рядышком.       — Мне нужна помощь, — Нечаев сказал тихо.       — О, а я-то думал, это мне нужна помощь.       Петров выбрал комфортную позу. Видимо, комфортную настолько, чтобы в ближайшие десять минут в ней умереть.       — Я застрял во временной петле, — П-3 сказал так же тихо.       Его уже не напарник повернулся и посмотрел немигающим взглядом.       — И как это понимать?       — Я тут на самом деле никогда не работал, — он решил зайти издалека. — Проживаю этот день уже четвёртый или пятый раз, когда умираю — оказываюсь за пределами 3826 там, где начал. Я пытался просто сбежать. Не получилось. Когда в первый раз добрался до Академии Последствий, меня Роса убила, знаешь такого? — он повернулся на Петрова, только чтобы увидеть кивок и продолжить: — И вот теперь я тут. Рассказываю это человеку, ради которого Сеченов меня послал на предприятие. Ты сегодня тоже должен был умереть, только позже и… — Нечаев взял паузу, чтобы вспомнить слово, — креативнее.       Собеседник его не смеялся, не улыбался, майора ебанутым не называл. Наверное, смеяться было больно, а что до ебанутого? Он и сам такой.       — Звучит хреново, — Петров наконец сказал, когда П-3 уже было подумал, что его проигнорировали. — А ты попробуй не умирать, вдруг получится.       — ХРАЗ сказал то же самое.       — Харитон Захаров? — они посмотрели друг на друга. — Сеченов тебе не сказал даже о том, кого поместил в твою полимерную перчатку? — Петров ухмыльнулся краем губ.       — Ну не сказал, и что такого? Я всё равно ничего не знаю, — майор вздохнул.       — Вот именно, что не знаешь, а уже за него умирать готов.       — Дмитрий Сергеевич мне как отец, понимаешь? Он мне жизнь спас!       — И что с того, ты ему теперь по гроб жизни должен, что ли? — Петрову всё это казалось так просто, встать он уже не мог. Ещё чуть-чуть. — А может, ты ему в качестве подтверждения удачной операции изначально был нужен.       Так, ну всё. Смысла продолжать это не было. Уже не было. Никто помогать Нечаеву не собирался. Надо было начинать заново. Он достал пистолет, перезарядил.       — Скажи мне это в следующий раз, только сразу, — услышал майор, приставляя дуло пистолета к подбородку.       Сказано — сделано.       5.       Нечаев просыпается в лодке. Вскрикивает и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Майор думал, что пора бы ему перестать кричать, когда он просыпается, но это, наверное, было непроизвольно и не зависело от него. Однако теперь он был уверен, что дальнейшая судьба зависит только от него самого. На примере прошлой попытки Нечаев убедился, что изменить что-то можно.       В этот раз он Петрова не трогает, просто толкает и так же прижимает к полу коленями.       — Мне нужна помощь, — говорит П-3.       — Ты кто такой, бля?! Слезь с меня! — человек под ним вопит. Возможно, они неправильно начали.       Нечаев встаёт и протягивает руку Петрову, последний встает, руку его игнорируя.       — Надо поговорить.       И он говорит. Рассказывает всё, что узнал. Всё, о чём догадывался. Поначалу Петров ему не верит, смотрит с опаской и то и дело поглядывает на дверь — чтобы в случае чего по-быстрому свалить. Когда майор упоминает про бета-коннекторы о том, о чём ему Петров сказал в театре, последний меняется в лице, брови его поднимаются.       — Откуда ты знаешь?! Я никому об этом не говорил! — он отвечает, когда Нечаев говорит, что Петров хотел сделать предложение Филатовой в театре.       Они наверняка потеряли много времени, а значит, временная линия сместилась, что теперь будет — неясно. Лампа от двери, конечно, разбита.       — Надо идти, — Нечаев командует и даёт опять напарнику снова дробовик.       В Семенном фонде их не ждали. Вернее, ждали, но только П-3. Он с закрытыми глазами мог нарисовать схему этого места, да и всего Вавилова. В принципе, пистолет неплохо справлялся, если целиться в голову, а целиться не в голову майор не пробовал.       В этот раз получается немного иначе. Грёбаных Бурлаков как всегда много, а Петров спотыкается на ровном месте. Майор отталкивает предателя вперёд и берёт удар на себя.              6.       Нечаев просыпается в лодке. Больше не кричит и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Он вздыхает. Ничего не получалось. Наверное, изначально надо было оставить в Вавилове как было, а потом, может, что-нибудь и изменилось бы. Ладно, последняя попытка, а потом и Петров и Вавилов идут нахуй.       Он быстро-быстро всё делает, чтобы на объяснения оставалось больше времени.       Да, во временной петле. Откуда он знает? Он тут уже был. Что будет дальше? Он не знает. Знал только, что времени терять нельзя было, он так Петрову и сказал.       В этот раз получается немного иначе. И опять Семенной фонд. Маленький красный робот, которого Нечаев считал турелью, мажет по нему, попадая в сторону. В его напарника. Только майор догоняет, что сейчас произошло, Петров уже держится за бок и опирается на П-3. Не было смысла продолжать. Продолжение приведёт к ещё большим человеческим жертвам.       Нечаев помогает предателю инженеру сесть на пол, удерживая его за руку и плечо. Когда они оба сидят на полу, руку его он ещё держит. Держит и внимательно смотрит ему в лицо, вдруг он собирался что-то сказать. Он наконец рассматривает его лицо. Мельчайшие детали вроде морщинок, синяков под глазами и сами глаза. Ну, глаза у него прикольные. Да.       — Можешь рассказать мне всё, что знаешь про Сеченова? — майор спрашивает, хотя вообще не уверен, что Петров в ближайшие десять секунд будет жив.       Он рассказывает и показывает так, как только могут показать пальцы, и говорит так, как только может объяснять кому-то вроде Нечаева. Берёт паузы, судорожно вздыхает. Когда ему становится совсем плохо, голова инженера падает ему, П-3, на плечо.       Всё, что Нечаев только что услышал, подтвердило его опасения. И всё-таки Сеченов спас ему жизнь. И всё-таки он ему должен не был.       Слушая последний вздох и выдох на своем плече, Майор отпускает руку Петрова и кладет её ему на колени. Сам берет пистолет в руку. Прикладывает дуло к подбородку.              7.       Нечаев просыпается в лодке. Больше не кричит и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Он вздыхает. Думает.       В этот раз Нечаев умирает раньше Петрова и от обычного Вовчика, который сворачивает ему шею.              8.       Нечаев просыпается в лодке. Больше не кричит и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Он вздыхает. Думает. Надо было дать Виктору уйти. Надо было всё делать заново самому. Потом они встретятся в госпитале, если майор, конечно, доживёт, а он должен был, и Петров должен был. Хотя судьба последнего его не волновала. Ему вообще на него было плевать. Да.       И всё равно он тратит своё время на него. И всё равно инженер умирает, если не в Семенном Фонде, то у него на руках, если не у него на руках, то получает где-то ранение и скрывает. Он тратит три ебаных попытки, чтобы попробовать что-то изменить. Травит все анекдоты, что известны человечеству, чтобы Виктор слабо улыбнулся, чтобы засмеялся, а потом схватился за ранение, обычно это был бок, и умер вот так. А последним, что он слышал, был тупой анекдот про улитку в баре.       Они обычно много разговаривали, о всяком. Обо всём, что майор помнил после ранения, обо всём, что пытался вспомнить. Обо всём, что ему следовало услышать до того, как Петров убил себя ещё в театре. Это, казалось, было так давно.       Опять Нечаев держит его за руку, опять дольше положенного, снова вглядывается в лицо, как будто что-то могло измениться. Ну, глаза у инженера были прикольные. Да.       Майор опять прикладывает дуло к подбородку.              11.       Нечаев просыпается в лодке. Больше не кричит и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Он вздыхает. Думает. Надо было дать Виктору уйти. Надо было всё делать заново самому. Потом они встретятся в госпитале, если майор, конечно, доживёт, а он должен был, и Петров должен был. Хотя судьба последнего его не волновала. Ему вообще на него было плевать. Да?       Выстрелить, перезарядить, выстрелить, прыгнуть так, прыгнуть сяк, увернуться влево, увернуться вправо. Он даёт инженеру уйти. Сам идёт за колбами. Говорит Сеченову, что нашёл труп Петрова в Семенном фонде. Всё как обычно.       Он наконец покидает стены Вавилова и дышит свежим воздухом. Вздыхает так глубоко, как только позволяют лёгкие.       Теперь у желтой цистерны — фаворита Нечаева — был конкурент: любой зал с ВДНХ, любая конечность Терешковой, которую ему надо найти. А что до головы Терешковой? Ах. Это не описать.       И всё равно он пытается со всеми быть вежливым, будто это на что-то повлияет. Майор плывёт по течению и старается не разбиться о скалы, а быть бережно выброшенным на берег.       П-3 всё думает, а что, если в госпитале Филатовой ничего не говорить, просто промолчать? Наверное, инженер с катушек не слетит, но тогда временная линия необратимо изменится. Поэтому он позволяет себе побыть мудаком.       Поэтому он опять выслушивает всю эту херню, что этот придурок ему говорит в театре, терпит. Самое хуёвое было признавать, что он более на него не злился, не хотел бить или убивать, не хотел пускать пулю в затылок, не хотел нести голову инженера в контейнере. Он должен был изменить всё тут, это точно.       — Нам надо поговорить, — майор говорит, как только открывает последнюю дверь, ведущую на сцену. Бля, он даже оружие не вскинул, — пожалуйста, — он почти умоляет. Он бы начал умолять.       Петров его игнорирует.       — Я всё знаю про Сеченова, я могу помочь, — Нечаев всё еще пытается.       — Не волнуйся, ты уже достаточно помог. Коллектив 2.0 будет запущен в срок.       А вот это было слышать неприятно. Неужели он на него так злился только из-за Филатовой? Это было очень досадно. Всё-таки разница между этим Петровым и Петровым из Вавилова была колоссальной, и на эту разницу майор никак не мог повлиять.       Он позволил всему случиться. Позволил себе положить его голову в контейнер. Блядь.       Он постарался не разбивать лицо Штоку, когда тот говорил про их с инженером дружбу. Нечаев плыл по течению и бережно бился о скалы. Следующей остановкой была Академия Последствий.       Роса, которая убила его в первый раз, казалась Нечаеву полной хуйней. Гораздо сложнее было мириться со смертью тех, кого спасти не можешь. Кто не хочет быть спасенным.       — Мне жаль, — он говорит Филатовой и это абсолютная правда.       — А мне нет… Должно быть, но нет, — он дальше и не слушает. Ему хочется Ларису сильно потрясти за плечи. Ему хочется спросить, почему. Ему хочется начать заново и рассорить их еще раньше. Впервые за долгое время П-3 чувствует настоящую ярость.       Всё, что он увидел дальше его, конечно, поразило. Но настроило его против Сеченова далеко не это.       Майор читает на каждом компьютере каждое сообщение про себя. Ничего интересного там не было. Всё обобщённо и утрированно. Он узнал, что Петров занимался Близняшками по просьбе Сеченова. Зачем вообще хоть кому-то надо было делать такое? Это вовсе не оправдывает то, что Сеченов был робосеком, это просто было не нормально. Каких-то отголосков чувств к своей бывшей жене П-3 не чувствует, значит врачи постарались.       Потом он убил Филатову. Своими руками. И хоть Нечаеву она не сильно нравилась, но она была ему типа…союзником? Ужасное ощущение. Теперь он точно должен был закончить начатое.       Так майор и думал, открывая дверь в офис Сеченова. Его там ждала — левая или правая, не важно. ХРАЗ слишком активничал. Знал ли Сеченов, что в полимерной перчатке П-3 будет его ненавистник? Левая или правая очень быстрая и смертоносная, Нечаев не удивился, когда его прижали мощные когти.       12.       Нечаев просыпается в лодке. Больше не кричит и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Он вздыхает. Думает. Надо будет еще раз попробовать с Вавиловым.       Он пробует еще раз. Ловит Петрова, всё ему рассказывает, инженер ему не верит поначалу, потом поднимает брови.       Еще раз, пожалуйста. Пожалуйста.       Майор специально делает хрен знает сколько патронов в Элеоноре, инженер рядом смеется над тем, как флиртует с П-3 робот. Нечаев тоже улыбается. Дает столько магазинов Петрову, на сколько хватают карманы — и его, и майора.       Всё проходит слишком гладко, он после каждого цеха и помещения спрашивает, не ранен ли инженер. Не то чтобы его волновало.       А когда они выходят на улицу — не может поверить, что оба остались живы. Они находят безопасную комнату, где ничто им не угрожает.       — Что дальше делать будем? — инженер нарушает тишину первым.       — Я так далеко с тобой не заходил, — Нечаев отвечает честно. Думает. Везти в Челомей и тем более отдавать Сеченову он не собирался. Уже нет.       — Для начала можешь отключить роботов, чтобы я мирно мог пройти, — майор говорит.       — Размечтался, — и делает, то, о чём П-3 просит.       Одной проблемой меньше. Но куда теперь? К Филатовой? Не то чтобы она могла оказать помощь, и у Нечаева появится еще один человек, на которого надо тратить время и попытки.       В Челомее майор знал, что его ждут. Никакой Дмитрий Сергеевич, шеф, волшебник — уже Сеченов, объясняться не станет. Он даже поговорить с П-3 не хочет. Неужели он таким был всегда? А как же «так держать, сынок»? Это было обидно, прямо физически больно.       Они сидят в тишине с инженером еще недолго, пока каждый думает о своем. Можно было попробовать свалить отсюда, можно было пойти к Сеченову вдвоем, и, возможно, никто никого убивать не будет. Это звучало как утопия. Это звучало как сон.       — О чём думаешь? — Петров его спрашивает. Видимо выглядит майор слишком озадаченно.       О чём он думал? Обо всём. Ни о чём. О том, как хочется это всё закончить. О том, как он устал. Но вслух он ничего не говорит.       — Надо идти к Сеченову, — П-3 вздыхает и обреченно смотрит на оружие — дробовик, пистолет, он уже и не помнил, как пользоваться первым, зато в совершенстве овладел вторым.       В голове Нечаев пытался вспомнить самый безопасный маршрут до Челомея, но так уж вышло, что этого пути он вовсе не проходил, так уж вышло, что кордон Бабы Зины стоял в очень удачном месте. Сейчас нападать никто не станет, верно? Значит можно будет спокойно сесть в москвич и доехать. Бля, а как на нем доехать-то? Челомей же типа в воздухе парит. П-3 всерьез задумался об этой проблеме.       — Если ты думаешь, как добраться, то с помощью Шмеля можно, — инженер говорит и приподнимается с дивана. Открывает дверь, ведущую на улицу.       Майор замирает и смотрит как Вовчик сворачивает Петрову шею с мерзким звуком.              17.       Нечаев просыпается в лодке. Больше не кричит и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Он вздыхает. Думать не хотелось. Хотелось сбежать отсюда, никого не спасать, ни о ком не думать, никого за руку не держать, не смотреть в глаза, не чувствовать на шее последний судорожный выдох. Майору пора было перестать бороться за чужие жизни, надо было спасать хотя бы свою. Сколько он потратил попыток, стреляя себе в голову, когда мог продолжить путь? Надо было смириться, надо было отпустить.       П-3 всё думает, а что, если в госпитале Филатовой ничего не говорить, просто промолчать? Наверное, инженер с катушек не слетит, но тогда временная линия необратимо изменится. Поэтому он позволяет себе побыть мудаком.       Поэтому он опять выслушивает всю эту херню, что этот придурок ему говорит в театре, терпит. Самое хуёвое было признавать, что он более на него не злился, не хотел бить или убивать, не хотел пускать пулю в затылок, не хотел нести голову инженера в контейнере. Он должен был изменить всё тут, это точно.       Он пытается изменить. Дожидается момента и прыгает через кружащихся роботов на сцене.              18.              Нечаев просыпается в лодке. Больше не кричит и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Он хочет кричать и биться головой, он хочет утопиться и умереть, но даже тогда он очнётся на грёбаной лодке. Даже тогда вокруг будут счастливые люди, которых майор видел уже уйму раз. Даже тогда никто не будет знать, что с ним происходит. Даже тогда всем на него будет плевать.       Выстрелить, перезарядить, выстрелить, прыгнуть так, прыгнуть сяк, увернуться вправо, увернуться влево. Собрать колбы. Опустить Гриф. Убить Ежиху. Поговорить с ХРАЗом. Поговорить с Терешковой. Принести ногу. Принести руку. Принести голову. Встретить Молотова. Потом обычно следовал провал в памяти, который даже ХРАЗ объяснить не мог. Сесть в машину. Плыть по течению. Убить Беляша. Найти шар балерины. Найти и обезвредить Петрова. Изменить. Изменить. Изменить.       Когда он пытается изменить что-то в этот раз и прыгает мимо вращающихся роботов, то остаётся жив. Но, кажется, ему отрубило конечность.       — Это я должен был сегодня умереть, а не ты! — инженер кричит на него, останавливает роботов вокруг. У Нечаева всё плывет перед глазами, надо было кончать поскорее.       — Удел влюбленных — участь разделять, да? — майор хрипит.       Петров присаживается перед ним на колени.       — Ты нахуя это сделал?       Надо ли было переспрашивать, нахуя он сам делал это из раза в раз.       — Пожалуйста, — Нечаев просит, надеясь, что программист поймёт его.       Он понимает.              23.              Нечаев просыпается в лодке. Больше не кричит и просыпается. Встречает его Советский Союз и празднование в честь дня запуска Коллектива 2.0. Он вздыхает. Думает. Надо будет ещё раз попробовать с Вавиловым.       Он пробует ещё раз. Ловит Петрова, всё ему рассказывает, инженер ему не верит поначалу, потом поднимает брови.       Ещё раз, пожалуйста. Пожалуйста. Он не знает, кому молиться.       Майор специально делает хрен знает сколько патронов в Элеоноре, инженер рядом смеется над тем, как робот флиртует с П-3. Нечаев тоже пытается улыбнуться. Даёт столько магазинов Петрову, на сколько хватает карманов — и его, и майора.       Всё проходит слишком гладко, он после каждого цеха и помещения спрашивает, не ранен ли инженер. Не то чтобы его волновало.       А когда они выходят на улицу — не может поверить, что оба остались живы. Они находят безопасную комнату, где ничто им не угрожает.       Нечаев замечает, что программист судорожно выдыхает, и, по всей видимости, пытается сдержать стон, когда делает неловкое движение плечом. Получается плохо.       — Покажи, — командует майор.       — Просто царапина, — он и не собирался показывать.       Сколько таких царапин Нечаев уже видел?       П-3 подходит к нему и дёргает воротник водолазки. Просто царапина.       — Лучше начать сначала, — говорит Петров, тут же хватая пистолет.       — Нет! Постой, не надо! — Нечаев пистолет выхватывает.       — Тебе-то всё равно, а я устал, мне больно. Лучше начать заново, — и смотрит так своими прикольными, почти что зелёными глазами.       — Отдохни пару минут, а потом подумаем.       — Десять минут, а потом я убью тебя. — Инженер говорит серьёзно.       — Ладно, — майор улыбается.       П-3 занимался поисками интересного в этой комнате. Благо он знал её наизусть и выделенных Петровым десяти минут хватило много на что. Он прошёлся взад-вперед, вспоминая, чего полезного тут можно раздобыть.       — Кофе хочешь? — не дожидаясь ответа, Нечаев продолжил: — Хотя тебе больше нравится чай. Эрл Грей и три ложки сахара.       Он оборачивается и встречается взглядом с озадаченным инженером.       — И сколько раз мы здесь были?       П-3 молчит.       — Сколько раз, Нечаев? — Петров подходит ближе.       П-3 продолжает молчать.       Тогда инженер берёт пистолет, направляется к двери, и майор решает заговорить.       — Если откроешь дверь — ты умрёшь, — программист оборачивается у самого выхода. — Дальше тебе не уйти. Что бы я ни делал, ты всегда погибаешь здесь. Какой-то из Вовчиков просто сворачивает тебе шею, а в двадцати метрах там турель, на случай, если у Вовчика ничего не получится.       Петров открывает дверь. Ничего не происходит. Он быстрым шагом направляется к ближайшей машине, москвичу, Нечаев за ним.       — Бери оружие и садись в машину, Нечаев, — он был настроен уверенно.       — На тех полях прячутся Осы. Мы с тобой не пробовали просто переждать! В доме есть припасы и вода. — Майор кричит ему вслед: — Подожди в нём, пока я не вернусь. Там безопасно!       — Я никуда не пойду, — говорит Петров у самой двери машины.       — Ты умрёшь здесь! Прямо здесь… — майор озирается, — я… Я не могу спасти тебя. И если я продолжу и убью Сеченова — ты умрёшь. Навсегда. — По крайней мере, он был честен.       — Какая тебе разница, что будет со мной? — инженер спрашивает на удивление спокойно.       — Да никакой. Мне вообще на тебя плевать. Делай, что хочешь.       Они оба понимают, что это ложь, когда он за руку держит раненого Петрова, другую ладонь кладёт ему под затылок и бережно опускает его голову на асфальт. Когда вместо бегства он решает смотреть ему в глаза, слышать последний вздох и выдох. Нечаев делает вид, что не слышит, как к нему со спины подошли Вовчики.       27.       Нечаев просыпается в лодке. Нечаев просыпается в лодке. Нечаев просыпается в лодке. Он не хотел больше просыпаться. Он не хотел больше просыпаться. Он не хотел больше просыпаться. Он не хотел. Он не хотел видеть, как все вокруг умирают, и только он, майор, в этом виноват. Только он спасти не смог. Только он виноват. Только он.       Количества оставшихся попыток нигде так написано и не было, но каждый раз он, умирая, надеялся, что этот раз последний. И каждый раз просыпался на лодке.       П-3 хотелось отключить свой маленький, ничего не понимающий мозг и такое же по-детски наивное сердце. Ещё раз. Ещё один блядский раз. Плевать на Петрова, он больше вообще о нём думать не будет. Больше не будет думать о том, что могло быть после этого. Потому что ничего не будет.       Нечаеву хотелось сдаться. Сказать Сеченову всё, о чём он знает и о чём догадывается. Развернуться и уйти, но он не мог: сам лично проверял. Поэтому майор выходит из лодки и начинает снова.       Проходит всё так быстро, как только может. На вопросы ХРАЗа не отвечает: спустя столько попыток он не мог с точностью сказать, что даже ХРАЗ на его стороне. Никто на его стороне с самого начала не был, это он принимал сторону.       Ловит Петрова, всё ему рассказывает. В этот раз он лампу не разбивал, что очень настораживает П-3. Так быть не должно. Он не должен уйти из Вавилова раньше положенного. И всё же он уходит. Дополнительное время они тратят на комнату отдыха, которую Нечаев знал вдоль и поперёк. Он также знал и спокойно мог указать на карте, где и в каком месте сидел Вовчик, в каком летала Оса. Проще простого.       Они долго разговаривают, и майор опять хочет предложить свалить вдвоём. Он так и делает.       — А что потом? Сходим на свидание, будем жить вместе? — инженер улыбается.       Нечаеву тоже хотелось улыбнуться, ему много чего хотелось. Он понял, что мечта его была утопичной. Как сон. Сердце у него колотилось быстро и было очень неловко, хотелось поскорее умереть. Тогда они снова будут друг другу незнакомцами. Они и сейчас. Майор мог рассказать ему, Петрову, его же детство, службу в армии, первую работу, первую девушку. Это было тяжело. Тяжело видеть, как человек, на которого он тратил бесчисленное количество попыток, просто чтобы умереть рядом, просто чтобы убедиться, что продолжить точно нельзя, смотрит на тебя, будто видит впервые. Будто бы П-3 был врагом. Он был. Давно.       От «Виктор Петров: найти и обезвредить» до «Вы когда-нибудь слышали о ресторане на луне? Хорошая еда, но плохая атмосфера» проходит много времени, много попыток. Много тупых анекдотов и неловких ситуаций. Так что да, сходить на свидание и съехаться ему не казалось плохой идеей. Плохой идеей было оставаться здесь ещё одну лишнюю минуту.       Он просит, нет, он умоляет инженера посидеть в этой ебучей комнате, которую он знал вдоль и поперек, а сам уходит разбираться с роботами, поджидающими их снаружи здания, за дверью.       Возвращается. Всё, чего ему хочется, — закончить это и побыстрее свалить. Желательно отсюда. Желательно сейчас. Желательно с одним программистом вместе. Отдыхает немного. Они опять треплются о ерунде, майор смеётся над глупыми шутками, которые слышит уже не в первый раз. Озвучивает свои, которые этот Петров не слышал.       — А как же Лариса? — П-3 это совсем чуть-чуть волновало.       — Хочешь взять её с нами?       — Да, сходить на свидание втроём и съехаться, — они оба смеются.       Но его чуть-чуть волновало совсем не это. Он всё ещё помнил, что она сказала тогда, в Академии Последствий, ему всё ещё было не по себе. Петрову он об этом говорить, конечно, не стал, хотя надо было.       — Что потом делать будешь? — Нечаев спрашивает.       Хотя что он мог делать после этого? Если авария вышла за пределы предприятия, Петрову точно нигде не были рады.       — Я променял своё светлое будущее на помощь тебе, — отвечает он. Нечаев даже не уверен, шутка это или нет, глядя на вмиг ставшего серьёзным программиста.       — Жалеешь? — П-3 это волновало. Чуть-чуть. Возможно больше.       — Нет. — Петров улыбается, майор улыбается в ответ.       Он тоже не жалел. Не будет, даже если они снова умрут. Он потратит ещё пару попыток. Пару сотен, если придётся. Каждый раз будет рассказывать одну и ту же шутку про улитку, каждый раз будет улыбаться в ответ. Майору совсем не хочется покидать это место, тут было тепло и комфортно, тут не было места смерти. Но смерти было место там, где сам П-3.       Нечаев в очередной раз молится, когда они садятся в машину. Он никогда не признается себе, что вот так летать он боялся. Он не признается себе ещё во многих вещах. Пока не был готов.       — Я никогда так далеко с тобой не заходил, — майор говорит честно. Слушать Радио Будущего не хотелось. А его союзнику, товарищу, другу, видимо, хотелось.       — Ненавижу эту… — майор говорит напрямую. Пытается переключить, его руку отталкивают. Он смотрит на инженера. Глаза у него были прикольные, в этом было легче признаться самому себе.       — А мне нравится, — Петров говорит с самым серьёзным лицом.       — Тогда оставлю, — и Нечаев глупо улыбается, чувствуя, сука, смущение. Впрочем, ему так же глупо улыбаются в ответ.       Он думает много о чём, и разговаривают они много о чём. Никто за их поездку не умер, никого не придавили, не удушили, шею не свернули, это кажется почти что утопией. Это кажется сном. Но это было реальностью. Когда они вместе стояли рядом с дверью, ведущей в Челомей, Нечаев знал, что там будет. Кто их ждал.       Он умолял инженера стоять снаружи, пока пытался разобраться с Близняшкой — левой или правой, неважно. Когда они стоят в лифте, Нечаев не верит глазам, не верит ушам, не верит ощущениям. Он должен был уже умереть. Петров должен был умереть ещё час назад.       В конце концов они остаются наедине с тишиной и темнотой, которая даже сейчас, днём, казалась всепоглощающей. П-3 понял, что им придётся разделиться. Возможно, в последний раз, и тогда он слышит:       — Ты хороший человек, Нечаев. Жаль, что не было шанса узнать тебя получше, — получает майор в ответ. Они смотрят друг на друга, облокотившись на стену возле кабинета или коридора — Нечаев не знал, он никогда не заходил так далеко. Глаза у инженера были красивые, губы тоже. Это было легче признать, чем всё остальное.       Когда программист берёт майора за щёки и целует, не проходит и десяти секунд, как он убегает в другую сторону с дробовиком наперевес. Другие десять Нечаев тратит на то, чтобы собрать мысли воедино. Руки мелко дрожат, сердце колотится. Он был так очевиден? Это все не важно. Важно, но не сейчас. Сейчас он был уверен в одном.       В этот раз всё получится. Да.