Причины и следствия

В помещении душно. В воздухе висит смесь тяжелых женских духов и табачного дыма – от запахов кружится голова, и хочется ослабить узел галстука. Англия пока держится. Пробирается между незнакомцами и думает, что, по-хорошему, галстук следовало бы вообще снять. На него пялятся. Удивительно: на улицах чужого города простой и строгий наряд делал его неприметным, сливающимся с безликой толпой чужих граждан, а стоило сделать шаг через порог этого заведения, и он стал белой вороной. Чужие взгляды то внимательные и напряженные, такие, от которых волосы шевелятся на затылке и хочется зыркнуть страшнее в ответ; то наоборот – оценивающие, липкие, лезущие за воротник и в карманы брюк. Англия сжимает зубы. Это неважно. Это он может перетереть. Тот, кого он ищет, лучше сливается с обстановкой, а потому замечает его первым. Приветственно машет рукой, когда Англия поворачивает голову в правильную сторону. Несколько взглядов-прицелов исчезают с его спины – его узнали и признали своим, а значит, можно немного расслабиться. Когда Англия добирается до цели, к нему почти успевает вернуться дар речи. Со всеми собравшимися здесь что-то не так, просто визуально. Их наряды – дикая какофония: женщины в мужских костюмах, мужчины в блузах с вытачками на талии и груди. Платья и юбки взлетают над ногами танцующих людей, чей пол Англия не может сходу определить. Почему-то ему казалось, что Америка должен выглядеть по-другому. Как обычно, в простой форме и дурацкой летной куртке. Америка сидит у барной стойки, почти в углу, и улыбается. Рядом с его рукой стоит очень целомудренный бокал с виски. Немного льда и янтарная полоска жидкости у самого дна. На Америке длинная небесно-голубая юбка и рубашка глубокого оливкового цвета. Сочетание просто кошмарное. Две нитки цветных бус вносят еще больше хаоса в эту картину, но каким-то образом придают ей целостность. Волосы у него зачесаны назад, против обыкновения; за тонкими линзами очков весело блестят внимательные глаза. Англия открывает рот. Закрывает. – Что ты тут устроил, – выходит даже более устало, чем он планировал. Америка вскидывает брови. – Я? Ничего. Меня пригласили. Имеет право почтенный гражданин отдохнуть в приятной компании в субботу вечером? Поза у него расслабленная. Англия, напротив, чувствует, как напряжением сковывает шею, плечи и спину. Головная боль обеспечена дня на три вперед. – Это... – Англия делает паузу и в конце концов машет рукой. Садится на стул рядом. – Потребовалось приложить неоправданно много усилий, чтобы тебя найти. – Ты расстроен? – спрашивает Америка, кажется, абсолютно искренне. – Да, – соглашается Англия. – Что потратил на это время и ресурсы. Он заказывает скотч – одну из немногих хороших вещей, подаренных миру Шотландией. Долго и придирчиво смотрит на покрытый белесым снежным налетом кусок льда в своем бокале. Америка щелкает пальцами, привлекая внимание бармена. – Заказ господина «британская разведка» запишите на мой счет. Англия позорно давится прямо в бокал. – Ты... – Что? – Америка невинно пожимает плечами. – Здесь так принято. Только не удивляйся, если к концу вечера я у всех на глазах полезу тебе под рубашку. Он подмигивает. Англия чувствует, как он гладит носком ботинка его щиколотку. Они сидят достаточно близко, но шуршания юбки не слышно за равномерным гомоном голосов и музыкой. – Рекомендую воздержаться. – Как и все пуритане. Америка убирает ногу. Англии скотчем обожгло горло; пока утихает боль, он думает – что не так с этими людьми, что при них можно шутить про разведку и почти нельзя про… Все остальное. Люди за его спиной танцуют и веселятся. В движениях их рук и смехе есть что-то искусственное. Ненатурально-веселое. Англия наблюдает за ними через отражения в стекле: человеческие фигурки в нем маленькие и гротескные. – Забавные ребята, да? – спрашивает Америка, и Англия понимает, что тот следит за ним краем глаза. Ненавязчиво и неотступно. – Им страшно. – Да. – Но они все равно сюда пришли. Кто-то из посетителей откидывается назад в безумном танцевальном па. Юбка цветастого полосатого платья поднимается волной. У него отчетливо мужские черты лица и руки. Как и у его партнера – того, который склоняется над ним, и в его взгляде такая нежность, что Англия опускает глаза в стол. Америка поворачивается к нему. Криво усмехается. – А куда им еще идти? Англия хмурится. Перебирает в голове все, что успела выяснить настоящая разведка. Про облавы на ряженых людей, исчезающих с лица города. Про исчезающего в городе Америку. И поджимает губы. – А ты их защитишь? – Однажды, – легко отвечает Америка. И спрашивает без перехода: – Зачем ты меня искал? Англия поднимает бокал, как щит. – Просто заглянул в гости. О тонкой подшивке скудных отчетов, оставшейся лежать на его рабочем столе, Англия не говорит, и Америка на задает вопросов. Хочется потрогать. Протянуть руку и пропустить цветные бусины между пальцев, как четки. Америка будто слышит его мысли: накрывает рукой самую длинную нитку бус, наматывает на ладонь. – Нравится? Я долго думал над нарядом. С языка рвется: «Отвратительно» – и, кажется, первый раз в жизни Англия удерживается от колкости. – Только притворись, что не знаешь: у нас тут новые правила. Наденешь меньше трех правильных, – у Америки дергается уголок губ, – вещей, и получишь большие проблемы. Англия окидывает его выразительным взглядом. Старается не слишком долго пялиться в распахнутый ворот рубашки: верхние пуговицы расстегнуты, между складками ткани выглядывают ключицы и самый верх ровной белой груди. – И ты, я так понимаю, что-то от нас всех скрывал. Америка запрокидывает голову и хохочет – абсолютно искренне. – Лучше! Взгляни. Америка наклоняется. Приподнимает подол юбки. Англии кажется, что они оба сошли с ума. – Три пары носок, – поясняет Америка. – Мужских, разумеется. Ботинки тоже мужские. Технически, требование выполнено. – Чокнутый, – бормочет Англия. – Приму за комплимент! Это похоже на детскую игру. Чужое веселье его почти возмущает – Англия вскидывает голову и вглядывается в лицо Америки. Перед ним – широкая белозубая улыбка и изучающий взгляд. – Ну разве я не гений? – спрашивает Америка и ловит каждое его движение, каждый вздох. – Расскажешь об этом, когда заметут, – в сердцах отвечает Англия, и Америка цокает языком. Англия думает. Вспоминает о том, как быстро захлопывается за Америкой дверь зала собраний: выскочишь за ним вслед и не найдешь. Как бодро, но непривычно коротко звучит теперь его речь с трибуны. Как он перебирает листы в блокноте, вынужденный слушать кого-то другого, и будто не замечает, как у него мелкой дрожью трясутся пальцы. Разве мировые собрания не были его минутами славы? А теперь у Америки новое развлечение, с которым у него не получается конкурировать. Англия хочет схватить его за рукав у выхода, а он растворяется в широких коридорах. Возвращается домой и не отвечает на телеграммы и звонки. Вопрос Англия задает всего один. – Почему? – переспрашивает Америка. – Потому что я верю в торжество свободы. Как тебе идея? – Приелась, – признается Англия. Улыбка Америки неожиданно блекнет. Он наклоняется вперед, складывает локти на стойке. Бусы негромко стучат по полированному дереву. Ворот рубашки расходится шире, и Англия видит изгиб его шеи – тонкий и бледный. – Слушай. Я понимаю, что в твоем возрасте найти развлечения становится трудно, особенно в Европе, но у меня есть более насущные проблемы. Мне некогда, – повторяет он и смотрит поверх очков. – Моим людям нужен их герой. Укол попадает в цель. Англия сжимает зубы и пытается держать лицо. – Поэтому ты сидишь в баре в юбке и переводишь виски. – Да, – твердо отвечает Америка. – Поэтому. В его глазах то же упрямство, что годы, десятилетия назад. И абсолютная уверенность в себе. – Эти люди приходят сюда за свободой и ко мне – за вдохновением. – Они знают, кто ты? – Неправильный вопрос. Главное – что я им говорю. Или ты думаешь, людей можно научить думать по-новому по щелчку пальцев? – В мои годы работало, – нехотя отвечает Англия, и Америка снова улыбается. – Блажен, кто верует. – Взаимно. Когда их взгляды пересекаются, кажется, что должны полететь искры. – Я – дух лучшего будущего, – говорит Америка. – То есть, обещание, – Англия кривится. – И только. – С маленьких обещаний начинаются большие вещи, – пожимает плечами Америка. Он не выглядит задетым. Он вообще ни на одну колкость не реагирует. – С маленьких «так можно». Так можно, а как – говори и показывай. Люди так учатся, ты забыл, что ли? – Так ты в учителя подался. Вестники новой эры. Раздвигаешь границы дозволенного. – Лучше и не скажешь, – поощрительно улыбается ему Америка. – Значит, вот так я тоже могу сделать? – отвечает Англия, и звучит оно зло. Он подается вперед. Хватает все такого же беззаботно-расслабленного Америку за грудки, подтягивает ближе к себе и целует. У его виски совсем другой оттенок вкуса, Англия чувствует его на кончике языка. Губы Америки мягкие, теплые и податливые. Он совсем не сопротивляется. За мягкостью губ Англия чувствует твердость крепко сомкнутых зубов. Когда он отстраняется, глаза Америки блестят ярче. Он ловит взгляд Англии. Демонстративно облизывается и подмигивает. – Именно. Делай, что хочешь. Только другим не вреди. На них никто не смотрит. Англия вдыхает полной грудью – и понимает, что настороженное чужое внимание пропало окончательно. Ему простили костюм клерка и забавный акцент за один поцелуй. – Какая, – голос осип, и слова звучат не так едко, – новая, свежая идея. – Нестареющая классика, а? Хочется закурить, впервые за долгие-долгие годы. Англия чувствует себя неправильно. Вечно юный и смешливый Америка смотрит на него терпеливо и весело, и это неправильно тоже. Англия чувствует, что устал. – И что, по-твоему, это сработает? – Конечно, – отвечает Америка. – Рано или поздно. Ни секунды не тратит на сомнения. Глаза у него ясные, как весеннее небо. – Быстро такие дела не делаются. Но это не важно. Главное – последовательность. Америка улыбается ему – смело и уверенно. Подносит бокал с виски к губам. Указательный палец той же руки направлен на Англию, словно прицел, точно в сердце. Жест пригвождает к месту и заставляет слушать. За ним – сила, природу которой Англия слишком хорошо знает. – Смотри и учись, как надо менять мир.