pick me up.

so if I call when the bars are closed will you pick me up?

— первый и последний раз, первый и последний, — сам себе клянется Хосок, руки на руле сильнее сжимая. Цифры на дисплее нового Порше стремительно скачут, давно минув отметку 04:00, и с каждым случайно брошенным взглядом парень невольно отмечает, что его заслуженный сон сокращается всё сильнее и сильнее с каждым пересечённым перекрестком. — неужели нельзя было найти бар поближе? Хосок понятия не имел, где он находится, чувствуя, что навигатор ведет его в какое-то богом забытое место. Возвращаться назад было уже глупо: большая часть пути была позади, но с каждым новым поворотом выкрутить руль сильнее так, чтобы развернуться и направиться обратно прямиком в теплую постель, хотелось неимоверно. — надо было просто вызвать такси этому гуляке и не париться, — размышления вслух помогают хотя бы частично снять напряжение, пускай они и далеки от истины. Он бы никогда не поступил так. Да и в чем смысл? Ну вызвал бы он такси, а потом что? На иголках сидеть до самого приезда, не зная, чего ожидать? Сон моментально как рукой сняло в тот же момент, как вместо знакомого хриплого, но мягкого голоса в динамике телефона раздался грубый, отрывистый бас, так что, быстро записав адрес, Хоуп незамедлительно начал собираться, пытаясь заглушить нарастающее чувство тревоги внутри. Ну не мог он по-другому. Не мог не волноваться, как бы сильно вся ситуация не злила его, поэтому лучшим решением было самому как можно скорее удостовериться, что всё в порядке, и потом уже с чистой душой вылить на причину беспокойства всё свое недовольство. — чем я это заслужил? Такое происходило с ним впервые. Но не то чтобы сама ситуация была чем-то из ряда вон выходящим. Да, вообще у них было не принято напиваться посреди рабочей недели без какого-либо предупреждения да ещё и до такого состояния, что самостоятельно добраться до дома не представлялось возможности. Но всякое случалось. Джин рассказывал, как однажды вез на заднем сидении пьяного в стельку Чимина и чуть более трезвого, но гораздо более напуганного Тэхена, которые потерялись во время их тура в Японии, сбежав вдвоем на одну из своих очередных ночных прогулок. Да и сам Джин не единожды отправлялся проверить местные бары на наличие сносных напитков, что обычно заканчивалось пьяными серенадами в трубку Намджуна, перемежающимися просьбами приехать и забрать его на своём велосипеде. Но Хосоку подобные звонки не поступали ни разу до этого случая. С таким обычно вынуждены были разбираться хёны или их несчастный лидер, ну, или в крайних случаях —менеджмент. Но явно не Чон Хосок. Он тут бы не при делах. Его сфера ответственности ограничивалась танцевальным залом и уж явно никак не распространялась на нечто под названием «Веселый лепрекон». — что он забыл в ирландском пабе в блядский четверг? — проныл Хоби, ногтями впиваясь в кожаную обивку руля. Картины за окном сменялись стремительно, но мало чем отличались друг от друга. Сеул никогда не спал, но и его накрыла короткая дремота, а потому улицы выглядели непривычно пустынно особенно здесь, вдалеке от центра. Хосок припарковал машину рядом с деревянной вывеской, отдававшей рыжиной, которая отлично гармонировала с красно-ржавыми волосами парня. Район выглядел небогато, но отвращения не вызывал, хотя Хоби все равно напрягся, оглядываясь по сторонам: мало ли кого могло вынести на улицу в такое время. К счастью, единственный, кого ему удалось обнаружить — белобрысый парень, скромно притулившийся возле фонарного столба, щеку прислонив к холодному металлу. Острые колени были прижаты к груди, а клетчатая рубашка смялась на плечах, подрагивающих от холода. Наряд был совсем не для ночного времени, но и на Хосоке не было ничего кроме тонкого черного лонгслива — укрыть друга было нечем. — быстро залезай в машину, — крикнул Хоуп, хотя на улице стояла мертвенная тишина, так что даже если бы он прошептал, слова всё равно непременно дошли бы до адресата. Блондин вскинул голову и посмотрел на Хоби такими удивленными глазами, будто и не ждал никого, так просто сидел здесь, наслаждаясь ночной прохладой. — ты приехал? — спросил юноша растерянно, и Хосоку пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не выдать язвительное «нет, с чего ты взял?». — а как иначе? — зачем? — чтобы отвезти твою дурную голову обратно в общежитие, так что не задавай тупых вопросов и просто делай, что я говорю. — я не хочу. Раздражение, что всю поездку бурлило внутри Хосока, теперь без разбору выплескивалось наружу. Нет, ну правда, как это называется вообще, он вскочил с кровати посреди ночи и приперся хрен пойми куда, чтобы этот придурок ещё и отпирался? Да пошел он. Пусть сидит здесь хоть всю ночь, Чону какое дело? — что ты не хочешь? — возвращаться. От жалобного голоса внутри что-то с противным звуком треснуло. Широко распахнутые глаза блестели в рассеянном свете фонаря, а светлые волосы, отдававшие мятой, беспорядочно развевались при каждом дуновении ветра, что заставляло парня дрожать ещё сильнее. Кончики пальцев спрятались в изгибах коленей, видимо, в попытке согреться, а кончик носа заметно покраснел, но даже так парня, кажется, пугала мысль о том, что придется ехать обратно в общежитие, а не о том, что он тут скоро насмерть замерзнет. — юнги, ты чего несешь? Какое Чону дело? Да вот такое, самое простое. Как бы сильно его не раздражало всё происходящее, ещё сильнее его это только пугало. Да, от Чимина и Тэхена подобное легко можно было ожидать. Они оба хоть и были довольно ответственными, но чаще сначала делали что-то и уж потом думали. Джин? Он всегда думал обо всем наперед, но при этом и не упускал возможности расслабиться без каких-либо критичных последствий, иногда и перебирая. Чонгук не был любителем подобных развлечений, но Хосок не удивился бы так сильно, если бы сегодня ночью звонок поступил с его телефона. Да даже Намджун, даже за Намджуна он не волновался бы так сильно в подобной ситуации. Но Юнги? Чтобы тот самый Юнги, которого Хоби знает уже далеко не первый год, сидел в пять утра на тротуаре возле бара и отказывался ехать домой? Это пугало до чертиков, и не потому что Мин никогда не позволял себе напиваться. Нет, просто он всегда держал всё под контролем, и уж если он выпил где-то в гордом одиночестве, чтобы отвлечься, он обязательно доползет домой, да ещё и так, что об этом никто не узнает, и встанет на следующее утро по первому же будильнику, хотя и крайне недовольный. — может, не в общежитие, а? — подаёт голос Юнги, спустя какое-то время, — я знаю один бар, который круглосуточно работает. — не поедем мы в бар, — качает головой Хосок. — ну почему? ты такой напряженный, хо, тебе определено стоит отвлечься, — усмешка пьяная и лишь слегка вымученная, но холодом от нее веет за версту. Хотя, может, это просто ветер. — я полночи провел в танц зале, внося корректировки в свою хореографию, и едва коснулся подушки, как твой звонок меня поднял с постели и заставил приехать к черту на куличики. каким ещё я должен быть по-твоему, если не напряженным? — теперь хоби начинал уже по-настоящему злиться. Волнение волнением, но поведение парня правда выводило из себя с учетом того, что всё тело так и ныло от усталости. И с учётом того, что в последнее время всё, что делал старший — то и дело выводил его из себя. — ну раз уж ты всё-таки встал и приехал, то надо по-максимуму воспользоваться этим, тебе не кажется? — нет, не кажется, — шипит парень, — нам с тобой завтра ещё на студию ехать, много по-твоему ты сможешь записать с похмелья? — забудь, — быстро мотает головой юнги, — забудь про студию, про всё забудь. этой ночью есть только ты и я, и никакого завтра, а? как тебе? — да ты все мозги себе пропил, я смотрю. — неправда, я уже почти протрезвел, — хмурится шуга, — отвратительное чувство. нужно срочно это исправить. Хосок сжал ладони в кулаки, мысленно убеждая себя, что сейчас вовсе не время для его любимых неконтролируемых приступов агрессии. Хотя обстоятельства для этого были самые что ни на есть располагающие. Однако, как оказалось, красивое личико Юнги и его насмехающийся оскал вызывали агрессию не только в Чоне. Сильный порыв ветра протяжно взвыл, подхватив копну светлых волос старшего и обнажив свежую ссадину в районе брови. — блять, ты ещё и подраться с кем-то успел? — ахнул Хоуп, рывком подходя к другу. — я упал, — пробубнил Шуга и потряс головой, возвращая челку на прежнее место. — вот дурень, у нас же интервью скоро, знаешь, как сложно будет скрыть подобное? Хосок упал коленями на холодный асфальт и пальцами незамедлительно потянулся ко лбу, осматривая масштаб потерь. Юнги зашипел, когда парень начал небрежно вертеть его лицо во все стороны, проверяя на наличие ещё каких-либо сюрпризов. — руки-ноги целы? — да в порядке я, — проворчал блондин. — я вижу, — вздохнул Хоуп и попытался взять себя в руки, хотя его голос все ещё звучал крайне угрожающе, — болит что-то? — будешь продолжать меня так дергать — заболит. — заслужил, — фыркнул Хосок, — в следующий раз будешь падать аккуратнее. Юнги насупился и сильнее придвинул ноги к себе, сжавшись как выброшенный на улицу котёнок. Злиться на него такого было просто невозможно, но у Чона, знаете ли, талант. — полезай в машину, я поищу аптеку, надеюсь, есть что-то работающее. — я же сказал, что не хочу… — в машину. живо, — не просьба, а приказ, леденящий кости похлеще любого ветра. И с таким Хосоком спорить было бесполезно, даже в таком состоянии Юнги это прекрасно понимал. Оббегав все аптеки в районе, Хоби мысленно наградил себя медалью за то, что не разбил стекло ни одной из них, так как ни одной круглосуточной он так и не нашел. И чего он так старается? Ссадина — с ноготь величиной, да и к тому же давно перестала кровоточить, а он всё равно понесся очертя голову без малейшего представления, где в этом неизвестном районе могут быть аптеки. Ну и кто из них двоих дурак? В конце концов Чону всё-таки удалось найти одну единственную работающую аптеку со спящей продавщицей, которая была крайне недовольна тем, что кто-то посмел нарушить ее покой. понимаю, дамочка, прекрасно вас понимаю, но что поделать. Вернувшись к машине, Хоуп обнаружил Юнги, развалившегося на первом сидении порша, сняв обувь и закинув свои худые ноги на парприз. Если бы размеры тела позволяли, он бы непременно улегся бы на нем целиком, точно кот, в этом Хосок не сомневался. Старший едва ли успел уловить, что произошло, своим ещё не до конца протрезвевшим сознанием, когда быстрыми движениями Хоуп открыл дверь и спустил ноги парня, круто того развернув. — а можно нежнее? — проскулил Шуга, головой приложившись к верхней части дверного проема, — ты мне такими темпами только сильнее лицо рассечешь. На языке младшего крутилось что-то среднее между «прости, не рассчитал силы» и «я люблю по-жёстче», но он благоразумно решил не озвучивать свои мысли. Усталость, сонливость и две расстегнутые пуговицы на вороте клетчатой рубашки творили с Хосоком страшные вещи, но сейчас было не время об этом задумываться. Вновь попытавшись вернуть себе самообладание, парень начал обрабатывать ссадину, стараясь больше не делать никаких резких движений. Юнги опустил свои босые ступни вниз, приютив их на новых кроссовках Хосока, но сделал это настолько осторожно, что младший даже не стал возмущаться. Впрочем, возмущаться парень не стал, и когда друг запустил руку в его спутанные ото сна красные волосы, ну, просто из всего, что Юнги так или иначе успел сделать или сказать за последний час — это было наименее раздражающим. — и всё-таки давай не будем возвращаться? — юнги… — Хосок задержал руку с ваткой возле виска парня и поднял свою голову, смотря на него очень устало. — никогда-никогда, — Шуга закусил нижнюю губу и посмотрел на младшего с… надеждой? Ну, конечно, а как ещё на Хосока можно было смотреть? — давай уедем куда-нибудь. — куда? — туда, где нас с тобой никто не знает. — ты мне сейчас предлагаешь на Луну переселиться? — да хоть на Эарендель, — жалобно протянул блондин. — это что такое? — самая далекая звезда, которую пока что удалось обнаружить. — звучит красиво. — ага, очень, — кивнул Юнги. — но не пригодно для жизни, — пожал плечами Хосок, поднимаясь на ноги, — ты же знаешь, я не представляю себе другой жизни, кроме той, что у меня есть сейчас. ты, думаю, тоже, так что хватит отпираться и поехали домой. слетаем мы на твою звезду как-нибудь в другой раз. Не получив того, что хотелось, Юнги скорчил недовольную гримасу и по-детски надул губы, сложив руки на груди. Правда пререкаться больше не стал, молча забрался обратно в машину, случайно — определенно точно нет — хлопнув дверью. Хосок краем глаза заметил обиженный вид парня, упав на водительское сидение, но не подал виду, молча заводя машину. Хоуп в детях разбирался плохо, но в такие моменты явно не стоило потакать их прихотям и уж тем более не стоило вестись на это милое недовольное личико. Ребенок у него, конечно, был своеобразный, но их обычно и не выбирают. — скучный ты, — вскоре всё-таки подал голос Юнги, решив, что так просто ситуацию он не отпустит. Когда дети не получают желаемого, они начинают капризничать и доставать взрослых, и пускай Хосок был младше Юнги на год, но с таким серьезным выражением лица казался гораздо старше своих лет. Часть огненных волос была небрежно откинута назад, а другая беспорядочно липла ко лбу. Одна рука крепко цеплялась за обшивку руля, пока вторая нервно отбивала ритм по чёрной дверце. Губы плотно сомкнуты, брови опущены и лицо кажется чуть менее вытянутым, чем обычно — сейчас солнечный Чон Хосок выглядел как человек, которого определенно не стоило злить. Но так сильно хотелось. — скучный, — смакует Шуга на растянутых в улыбке губах, — слышал? когда вообще в последний раз ты как-нибудь развлекался? Парень открывает окно и чуть ли не наполовину высовывается из него, по ветру раскидывая громкое «Чон Хосок не умеет веселиться». Юнги улыбается красными дёснами и высовывается ещё сильнее, привставая с сидения, не обращая внимания на то, как рубашка собирается на ребрах, оголяя бледную хожу спины. — сколько же ты выпил, идиот, — ледяным голосом цедит младший и пальцами намертво вцепляется в рубашку, но взглядом от дороги ни на секунду не отрывается, — знаешь, как я сейчас развлекусь? Шуга с шумом падает обратно на сидение, повинуясь сильному рывку чужой руки, который мог бы запросто порвать к чертям рубашку на теле парня, но, к счастью, не порвал. — как же? — свяжу тебя и брошу в багажник, — и это точно не флирт, а абсолютно серьезная угроза, но у Юнги границы между таким стёрты, поэтому он продолжает улыбаться, чувствуя, как чужие костяшки все ещё впиваются в его спину. — шибари? — скорее похищение с последующим захоронением в чаще леса, — вена на шее парня начинает пульсировать, но голос он по-прежнему сохраняет металическим, и юнги готов поклясться, что это самое привлекательное, что он видел за последнее время. — звучит опасно, — хмыкает шуга, облизываясь, — мне нравится. только учти, я сдерживаться не люблю. — о чём ты? — кричать буду громко. В следующие несколько мгновений Шуга был уверен, что умрет. Умрет в этом новеньком Porsche Carrera 911, без шанса проститься с родными и близкими, без шанса попросить прощения у Хосока, который на блядскую минуту перестал смотреть на дорогу и чуть ли не выпустил руль из рук так, что машину стремительно понесло в сторону прямо к обочине. — сукасукасука ты что творишь, — заорал юнги, хватаясь за ручку двери и плечо младшего парня одновременно, прекрасно зная, что ни что из этого его не спасет, — я же шучу! — знаю, — рассмеялся, этот псих, черт возьми, рассмеялся, всё же схватившись за руль и быстро, но плавно вывернув его в сторону буквально за секунду до неминуемого, — но кричишь ты действительно громко. Юнги явно недооценил противника. Блять, он вообще понятия не имел, с каким зверем решил поиграть. Где этот ласковый ангелок, который и муху бы не обидел? Верните, по-братски, а то такими темпами Шуга до утра явно не дотянет. Потому что останавливаться парень не планировал. — просто хотел проверить, насколько ты пьяный, — искренняя, но до жути острая улыбка Хосока лезвием сверкнула в свете Луны в расстоянии от шеи уж слишком ничтожном, чтобы не задержать дыхание. — и как? — не похоже, чтобы ты протрезвел, как говорил, уж слишком странно себя ведешь, но за жизнь свою все ещё боишься, значит, хоть немного ещё соображаешь. — ты, знаешь ли, тоже ведешь себя не совсем нормально, — нахмурился юноша, не собираясь сильно спорить. То, что парень думает, что он сейчас сильно пьян, а потому несёт такой бред — ему на руку. Легче будет завтра, как обычно, сделать вид, будто ничего не было. — с чего ты взял? может, как раз сейчас я веду себя так, как мне всегда того хочется. — в таком случае ты псих. — разве тебе не нравится? — с губ Хосока слетел смешок, и только в момент, когда Юнги почувствовал, как плечи младшего расслабленно опустились, он понял, что до сих пор сжимает руку на его теле. — знаешь, почему позвонили именно тебе? — спросил Шуга, удобнее устроившись на сидении, позволяя себе перевести дух после недавних потрясений. — ты мой… ну, как это, контакт на случай чп, вот. — ясно, — ответил парень совсем не заинтересованно. — а знаешь почему ты? почему не кто-то другой? — потому что от стаффа тебе бы влетело по самое не хочу в случае такого звонка, — не бросив и короткого взгляда на друга, стал перечислять Хоуп, — намджун не водит машину, чонгук скорее всего не ответил бы: у него всегда стоит телефон в режиме «не беспокоить»; тэхен слишком сильно нервничает в экстренных ситуациях, поэтому не смог бы быстро среагировать в случае чего; а чимин после одного такого звонка до смерти замучил бы тебя своим беспокойством и попытками позаботиться. джина ты слишком сильно уважаешь, так что не хотел бы причинять ему какие-либо неудобства, да и к тому же он экстренный контакт всех макнэ, включая Намджуна, думаю, он просто запретил тебе добавлять его. друзей ты обычно в свои проблемы добровольно не посвящаешь, а семья… они все живут не здесь и… — не факт, что ответили бы на мой звонок, — хмыкнул Юнги, хотя веселого во всем этом было мало. Черт, как же жутко, когда кто-то знает тебя так хорошо, — и поэтому остаёшься ты? — поэтому остаюсь я. — звучит логично, — кивнул Шуга и повернулся к окну, ловя краски ночного пейзажа, пролетающего перед глазами, — но не всё в этой жизни должно подчиняться законам логики. — да ну? тебе ли говорить, мистер «мозги круче сердца», — хмыкнул Хосок. — конечно, мозги круче сердца. какие могут быть сомнения? эта тупая мышца не поддается никакому контролю! — возмущённо вскинул руки парень, наверное, даже слишком эмоционально. — в этом причина? — от этого голоса вновь пробежали мурашки и Юнги тут же понял, что сказал лишнего. — а? — поэтому я твой «экстренный контакт»? — да, типо того, — тихо согласился юнги после короткого молчания, почувствовав себя прижатым к стенке, и снова повернулся к окну, — я просто смотрел на пустое поле с контактом, не зная, чей номер записать, а потом понял, что хочу, чтобы это был ты. это должен быть ты. и никакой логики. — хорошо. Хорошо? А что в этом хорошего? Юнги с радостью хотел бы иметь логичное объяснение тому, что только Хосоку он доверял настолько, что готов был позволить ему увидеть себя в любом состоянии: в стельку пьяным, морально истощенным, с порезами на запястьях и петлей на шее, в больничной постели и на краю жизни, абсолютно потерянным и во всем разочаровавшимся. Но сколько бы Юнги не всматривался в пролетающие за окном огни, никаких ответов с пояснениями он там не находил. А всматривался он туда уже не первый месяц, в эти теплые, но слепящие глаза огни. — почему ты пошел в бар один да ещё и не предупредил никого? — спрашивает Хосок, когда тишина начинает давить на них обоих, — мы же много раз говорили об этом с младшими, не думал, что с тобой такое надо обсуждать. — ну ма-ам, — закатывает глаза блондин, съезжая вниз по сидению. — нет, ну правда, шуга, что за черт тебя потянул в ирландский паб, зная, что у нас на завтра есть планы? — лепрекон, — фыркает старший, — если я делаю что-то, значит, у меня есть на то причины, ясно? поверь уж на слово, я бы ни за что не подставил команду, так что у меня всё было под контролем. — да, я заметил, — криво усмехнулся Хоуп, — что за причины расскажешь? — а ты нос не в свое дело не суй, он у тебя больно длинный. — ах, вот как мы заговорили, а ты, я посмотрю, сегодня особенно дерзкий, — Хосок вновь начал заводиться с пол-оборота, и Юнги бы не признался, но он определенно был этому рад, — есть что добавить? — да, — с энтузиазмом ответил младший, вытянувшись в напряженную струну любимой гитары, готовясь дать концерт, — я лично не просил тебя никуда приезжать, и в чертову аптеку бегать тоже не просил, так что если тебя чем-то не устраивает, что я тебе ноги от благодарности не целую — это полностью твои проблемы. — м, вот как, — челюсть парня едва заметно дернулась в сторону, а у шуги от этого пальцы на ногах непроизвольно подогнулись. — не знаю, зачем ты продолжаешь меня опекать, хоть я и сотню раз говорил, что мне ничья забота нахер не нужна, но я взрослый человек и вполне могу сам отвечать за свои действия, так что если я сказал, что не хочу ехать в общежитие, значит, я, блять, не хочу. Юнги прекрасно понимал, что перегибает палку, и искренне надеялся, что друг не примет эти слова слишком близко к сердцу, потому что практически ничего из сказанного не являлось правдой, но дело было сейчас совсем не в этом. Дело было в том, что Шуга просто не мог остановиться. Сами посудите, как он мог заткнуться, когда каждое его слово отражалось рваными вздохами на губах Хосока, нервной дрожью в коленях и плечах. Юнги не мог поймать взгляд парня, который был прикован к дороге, но лишь от одной мысли о леденящем пламени, которое в любой момент могло обжечь его тело, внизу живота начинало приятно тянуть. Никакой логики. Нет, ни единой хотя бы отчасти связанной мысли в голове, но абсолютно каждая блядская мышца в теле Юнги была в восторге от проделанной работы. Не в восторге был Чон Хосок. Резко вдавив на тормоз, парень остановил машину на абсолютно безлюдной улице, которая по ощущениям проходила за чертой города или по крайней мере за многие километры от вечно оживленного центра. Полностью безмолвно парень отстегнул ремень и вылез из машины, а затем обошел ее под удивленным взглядом Шуги, который не понимал, что происходит. Хотя в момент, когда Хоуп рывком открыл дверь со стороны пассажирского сидения, догадаться было несложно. — не хочешь в общежитие? пожалуйста, без проблем, — беспечно проговорил Хосок, коротко пожав плечами. — кто я такой, чтобы тебя заставлять? В следующее же мгновение Юнги с грохотом полетел на аккуратно подстриженный газон, чудом не влетев головой в железную мусорку с резными узорами. Старший не успел до конца опомниться и осознать, что происходит, когда Чон невозмутимо сел обратно в порш и надавил на газ, оставляя Шугу в гордом одиночестве сидеть посреди ёбаной дыры с широко распахнутым ртом. Недооценил противника — это мягко сказано. Юнги сидел на холодной и немного влажной траве, не веря в произошедшее. Прошла минута, две, пять, а Хосок, по всей видимости, и не думал возвращаться. Неужели Шуге и впрямь удалось задеть его чувства? А может, Чон просто действительно псих? На улице по ощущениям стало ещё холоднее, так что парень поспешил утопить ладони в рукавах тонкой рубашки, что совсем не помогло ему согреться. Хорошо хоть обувь он всё-таки надел, а то перспектива лишиться конечностей ему сейчас мало прельщала. Окончательно смирившись с мыслью, что друг за ним по своей воле не вернётся, Юнги выудил из кармана телефон, который, слава богам, не разбился при падении, и повертел его в руках. Звонить было некому. Как бы грустно это не звучало, но Хосок, кажется, действительно был единственным человеком, который добровольно готов был сорваться ради друга в любой момент времени хоть на другой конец света. Почему? Юнги догадывался, что в этом тоже не было никакой логики. Всему виной эта глупая мышца в груди. Качала бы себе кровь, сука, и не выпендривалась, но нет же, столько проблем из-за тебя. Блондин прикусил нижнюю губу, не зная, что ещё делать. Если бы у всего происходящего было разумное объяснение, то легко можно было бы простроить дальнейший план действий. А так… а так они с Хосоком уже какой месяц занимались черт пойми чем. Из-за Юнги, конечно, всё из-за Юнги. Будь он смелее, решительнее или хотя бы честнее, они бы сейчас в такой ситуации не оказались. Потому что ни одному человеку не понравилось бы, если бы кто-то игрался с его чувствами, а Шуга последние месяцы именно этим и занимался, эгоистично думая, что эти самые чувства есть только у него. — извини, я правда не хотел тебя обидеть, — неуверенно мычит в трубку парень, — это… это всё алкоголь. — что-то не очень верится, — ответ холодный и до дрожи по телу спокойный. — мне жаль, если мои слова тебя задели, но, честно, я добивался не этого, — извинение жалкое, но это всё, что есть у юнги. — а чего тогда? чего тогда ты хотел? — ну, — шуга мнется, сильнее кусает губы и хрустит пальцами, лихорадочно пытаясь понять, стоит ли быть с другом искренним, хотя бы сейчас, впервые за долгое время, понадеявшись, что он доверится этой искренности и простит ее глупость, — мне хотелось, не знаю, позлить тебя. — позлить? — в голосе внезапно появляется нотка заинтересованности. — да. — зачем же? — да просто.. — м? — просто редко увидишь тебя в гневе, а это… красиво, — молчание в трубке напугало, но вместе с тем и заставило говорить дальше, — знаешь фразу «красота — это ужас»*? — «всё прекрасное заставляет нас содрогаться». ты говорил недавно об этом, я помню. — ага, — кивнул сам себе Юнги, в который раз удивившись тому, каким внимательным собеседником был хосок, — ну вот. — где ты сейчас? — там же, где ты меня оставил. — что собираешься делать? — издёвка или просто обычный вопрос — уже не имело значения. — сидеть здесь, пока ты не вернёшься. — почему ты так уверен, что я вернусь? — я не уверен, — честно ответил Шуга, — но ждать и не дождаться лучше, чем никогда ничего не ждать. Юнги не был уверен, какой смысл он вкладывал в эти слова. Скорее всего — никакого. Он уже почти смирился, что во всем, что касалось Хосока, в последнее время пропал всякий смысл. Но может, если он окончательно свыкнется с этой мыслью, он обретет новый? Машина тормозит у тротуара, поднимая вокруг столп пыли и необъяснимый трепет внутри Юнги. Блондин сидит насупленным воробьем на холодном поребрике, крайне недовольный произошедшим. — я вообще-то один из самых высокооплачевыемых айдолов в стране, можно хоть немного уважения!— начинает возмущаться Шуга в тот же момент, как открывается дверь чёрного Порша. — у тебя сегодня личным водителем подрабатывает не менее высокооплачевыемый айдол, так что заткнись и не выделывайся больше, — хосок дверь за собой прикрывает медленно и поворачивается к парню лицом не сразу, что сильно того настораживает. — не затыкай меня, я извинился, так что мы в расчете, — Юнги вскакивает на ноги и сразу же жалеет об этом. Хосок, в считанные мгновения успевший оказаться рядом, хватает друга за край рубашки, кажется, в очередной раз пытаясь разодрать ее в клочья, и тянет на себя. Шуга от неожиданности чуть не падает, путаясь в ногах, но крепкие руки, обхватывающие талию, не дают этому случиться. Вместо этого Юнги оказывается прижатым бедрами к гладкому капоту. — все ещё пытаешься позлить меня? — тонкие пальцы впиваются в бока едва ли приятно, но старший не может сказать и слова в качестве протеста, лишь нервно сглатывая, — что ж, поздравляю, у тебя получилось. Хосок наклоняется чуть ближе, ладонями до боли давит на тазовую кость и выдыхает тихое: «я чертовски зол», от которого колени у Мина тут же подгибаются, так что ему приходится выставить руки назад, оперевшись на корпус машины. Бархатный смех рассыпается по бледной коже, и Юнги готов поклясться, что в жизни не слышал ничего подобного. Это не Чон. Вернее, он, конечно, но какая-то другая его версия, до этого Шуге совершенно незнакомая. Бля, а может все эти шутки про Джея и расщепление личности не шутки вовсе? Не хотелось бы узнать об этом ночью посреди пустынной улицы. — доволен? — да, — Юнги собирает в кулак всю свою уверенность, которой осталось, ой как немного, и решает, что сдавать позиции, когда сам все это начал — слишком уж жалко, — люблю, когда ты ведешься себя так. — как? — Хосок своими двумя жгущими душу агатами смотрит прямо в глаза, и блондин не знает, как долго он сможет выдерживать этот взгляд. — как... полный придурок, блять, — внезапно огрызается шуга и дергает коленкой, задевая бедро друга не сильно, но достаточно, чтобы тот слегка согнулся от неожиданности, разметав красные волосы по голове. Снова этот смех, который внутри всё с ног на голову переворачивает. Жутко. Но как же приятно. — засранец, — шипит Хоуп, пальцами сильнее впиваясь в кости так, что Юнги не может сдержать жалобный всхлип. Или стон? Старший очень сильно надеется, что на стон это всё-таки непохоже, иначе он только что сдал сам себя с потрохами, — не боишься? — а должен? — не знаю, ребята говорят, что побаиваются меня в таком состоянии, поэтому и стараются не сердить, — пожимает плечами Хосок и голову наклоняет слегка в сторону, а Юнги отмечает, что его кожа блестит в сфере фар, как будто на него блядский фильтр наложили с размытым свечением. — честно говоря, да, это пугает. очень сильно. я, блять, в ужасе, но в этом и смысл, — парень непроизвольно облизывает пересохшие губы. Как там было в этой книге? «Если красота — это ужас, то что тогда желание?». Юнги был в шаге от того, чтобы узнать ответ. — любишь заигрывать со смертью? — люблю заигрывать с тобой. Хосок громко усмехается, а Шуга окончательно теряет возможность соображать, когда парень подхватывает его и сажает на идеально отполированный капот. — ты такой забавный, когда напиваешься. Юнги трезвый. Если до этого парень и не успел протрезветь окончательно, то сейчас от нервов весь алкоголь наверняка вышел холодной испариной через его кожу, но опять же, Хосоку знать об этом было необязательно. Сегодня, собираясь в бар в самом дерьмовом настроении, он и представить себе не мог, чем закончится эта ночь. Да что там, ещё каких-то жалких полчаса назад, затеяв эту игру под названием «разозли Хосока и не умри», ему и в голову не могло придти, что он окажется на капоте блядского Порша перед Хосоком, горящим праведным огнем Афины. Юнги вечно принимался ворчать, когда Тэхен и Чимин затевали при нем свою очередную ссору. Он искренне не понимал, почему парни так часто срывались друг на друга из-за сущих мелочей. Неужели тишина и покой им не милее какой-то бессмысленной ругани? Тоже мне родственные души. Но теперь он понял. Ох, как же хорошо он понимал их в этот момент, чувствуя как чужие руки переместились на его бедра, сжимая их до красных отметин, и как внизу живота всё скрутило от чужого пронзительного взгляда. — а в услуги личного водителя входит что-нибудь помимо ночных покатушек и нравоучений? — лучше не заигрывай с тем, что не можешь контролировать, — покачал головой Чон, уперевшись коленом о гладкую поверхность машины и раздвинув тем самым ноги блондина. — а иначе? — громко сглотнул Юнги. — можешь сильно обжечься, — не услышал, а почувствовал Шуга кожей у своего виска, непроизвольно зажмурившись. Словно в подтверждение своих слов, Хосок схватился одной рукой за плечо парня и полностью уложил парня на капот, из-за чего тот ударился о плотный пластик, пускай и едва ощутимо, так как младший контролировал падение и вряд ли хотел сделать другу больно. Ну, или просто не хотел оставить на новенькой тачке вмятину, потому что больно всё-таки было. Но рваный вздох слетел с губ Юнги не от этого, а оттого что вторая рука парня внезапно скользнула вверх по бедру беззастенчиво пробежавшись по из без того наряженному паху. Прикосновение было коротким, но этого было достаточно, чтобы всё тело Шуги электрическим током пробила дрожь. — интересно, как ты будешь оправдываться в этот раз. Внезапный холод обжигает кожу. Юнги распахивает глаза и устремляет свой взгляд в бескрайнее пространство над головой. Сердце обезумевшей птицей бьется о ребра, ломая одно за другим, а затем останавливается, когда по позвоночнику проходится вибрация от оглушающего гудка машины. Он тут со звездами один на один: на улице ни души, — и никогда ещё одиночество не казалось ему настолько ощутимым. Мысли в голове сбиваются в одну бесформенную кашу, и парень снова зажмуривает глаза, но но на этот раз так сильно, что звезды прожигают ему веки. — я долго ждать не буду, второй раз уеду без тебя — уже не вернусь, — кричит младший, высовываясь из окна порша. Отвратительно. Глупо и мерзко. Блондин не отказался бы перелечь с капота машины прямо ей под колеса, но он не может заставить себя пошевелиться. Давление узких джинс в паху приносит ощутимый дискомфорт, и Юнги чувствует себя униженно, но даже возмутиться не может — заслужил. Получил то, чего и добивался. В конце концов Мин всё-таки слезает с машины, хотя и весьма неохотно, и садится на переднее сидение, от безысходности даже не стараясь прикрыть выступ на джинсах. А смысл? Хосок всё равно не просто видел, но чувствовал своими же руками результат своей работы. Юнги невесело усмехается себе под нос: он мало что смыслил в мести, но одно теперь знал точно — Хосок в этом был чертовски хорош. Шуга утыкается носом в стекло, стараясь справиться сразу с двумя потрясениями. Во-первых, оказывается, когда играются с твоими чувствами — это действительно весьма неприятно. Надо будет взять на заметку. А во-вторых, он только что попробовал огонь на вкус и ему, черт возьми, понравилось. — я это всё в шутку, — бубнит Шуга, защищаясь без всякой настойчивости. — знал, что ты так скажешь, — кивает Хосок, и по голосу вновь не понять, что он при этом испытывает, но блондин уже радуется, что никаких насмешек не следует, — ты всегда говоришь, что это всё шутки. не смешно, юнги. — о чем ты? — ты знаешь, — старший морщится, потому что, конечно, он знает, но признавать не хочет. — я думал, что мы играем, ну… типо кто зайдёт дальше, — неуклюже врет парень. зачем стараться, если всё равно они оба знают правду? — и я победил. — ага, победил, поздравляю, — кивнул Хоби, не став разочаровывать парня, говоря, что в той игре, которую он сам затеял не может быть победителей. Да и сам Хосок играть в это отказывается. Сегодня был последний раз. И в следующий раз он всё-таки вызывет такси. Юнги это интуитивно понимает и на душе становится ещё более мерзко. Доигрался. Он осторожно поворачивается на друга и стыдливо проходится взглядом по его профилю. От мести вроде люди удовольствие должны получать, но Чон не садист, ему это всё наслаждения не приносит. Внезапно Хоуп стал выглядеть ещё более уставшим. Синие круги от недосыпа задушили яркое Солнце в глазах, лицо посерело и в тусклом свете пролетающих мимо фонарей стало выглядеть болезненно худым. Пёстрое цветочное поле превратилось в пустынное пепелище, и Шуга знал, что в этом есть и его вина. Не разжигай в людях пламя надежды, если не готов брать ответственность за то, что однажды оно сожжет их дотла. — я больше не могу писать музыку, — признается Юнги, просто чтобы что-то сказать и разрушить это по зубам стучащее молчание, — как бы не старался, ничего не идет. — это нормально, у всех бывают такие периоды, — Хосок бросает на друга быстрый взгляд, в котором чувствуется сочувствие и понимание — Хоби это тоже знакомо. — да, но у меня такое никогда не длилось дольше недели. хоть строчку, хоть ноту, но напишу, а тут уже месяц — пустота. — ты поэтому в бар поехал? — да, такое отвратительное чувство внутри, на грани отчаяния, мне нужно было его чем-то заглушить, — кивает блондин и от нервов начинает хрустеть пальцами. — а что если я больше никогда… ну… — не сможешь писать? — слова разрывают чёрное полотно над головой, словно гром, и Юнги непроизвольно съеживается от страха. — да, — отвечает тихим надорванным голосом, — и зачем тогда жить? — я думаю так каждый раз, когда чувствую, что у меня начинает болеть колено, спина или руки, — вздыхает Хоуп, — мне так страшно, что это какая-то серьезная травма, которая не позволит мне дальше танцевать и тогда… я правда не знаю. какое-то время я думал, что наложу на себя руки, если это однажды произойдет, но это очень глупо. моя жизнь не ограничивается танцами, пускай сейчас мне так и может кажется, но я уверен в мире есть ещё много занятий, которые могут прийтись мне по душе, я просто пока этого не знаю. — например? — скептически вскинул одну бровь Юнги. — макроме. Шуга удивлённо посмотрел на друга, а тот, заметив это, разливисто рассмеялся, что заставило улыбнуться и самого Юнги. Как же всё-таки приятно было слышать этот родной звонкий смех, такой тёплый и мягкий, совсем не похожий на острые усмешки, которые ещё недавно резали его кожу. — макроме? — ну, не знаю, может, у меня талант к плетению из бисера? а может, я был бы отличным смотрителем зоопарка? — ты умрешь при первом же внезапном рёве льва, — покачал головой блондин, усмехнувшись. — не ставь на мне крест так быстро, — возмутился Хосок, слегка ударив одной рукой по рулю. — ладно, ладно, прости, возможно, у тебя действительно бы получилось. — в мире ещё так много вещей, которые я не пробовал, — вдохновенно проговорил Хоуп, слегка погодя, — мне правда страшно от мысли, что однажды я не смогу танцевать, но есть столько всего, о чем я не могу даже мечтать из-за своей карьеры. — макроме? — любить и быть любимым, — проговорил тихо и лишь слегка разочарованно. Шуга не нашелся, что ответить. Это было очень несправедливо, что для того, чтобы свободно быть с любимым человеком, нужно было переломать себе ноги, но, наверное, любовь того стоила. Юнги не был уверен. Он ради своей любви не готов был переломить даже свою гордость, какие уж там ноги. Хотя в таком случае, может, это и не любовь вовсе? — скоро это пройдёт, — внезапно снова заговорил Хосок, стараясь звучать ободряюще, — я уверен, из-под твоей руки выйдет ещё много шедевров, но даже если нет, мы с парнями всегда тебя поддержим. то, что есть у нас сейчас, не вся жизнь, а лишь её этап. однажды нам всем придется двигаться дальше, но это не плохо, это даже хорошо. кто знает, что ждёт нас на следующем? — спасибо, — кивнул Юнги и вновь посмотрел в окно, — вообще за всё спасибо. Шуга и сам не заметил, как начал нервно теребить край своей рубашки. Зато заметил Хосок и положил свою руку поверх его ладоней, заставив парня подскочить на месте от неожиданности. Младший же и бровью не повел, спокойно оставив свою руку покоиться на прежнем месте. В этот момент Юнги был невероятно рад тому, что Хоуп был очень ответственным водителем, а потому неотрывно смотрел на дорогу перед собой и не мог заметить, как щеки старшего приобрели розоватый оттенок. А они точно это сделали — минусы бледной кожи. Шуга смущенно опустил свой взгляд вниз. Руки Хосока были несколько меньше рук Юнги, а потому сейчас одна его ладонь не закрывала их и на половину. Но это выглядело красиво. Да, парень определенно находил нечто до мурашек эстетичное в том, как тонкие худые пальцы накрывали его собственные грубые венозные ладони. Вообще Юнги не был человеком эстетики, но не засмотреться на длинные аккуратные пальцы с прозрачным маникюром, абсолютно голые без всяких колец — невозможно. Парень пялился, совсем не скрываясь. А смысл? Хосок разложил его на капоте буквально десять минут назад, так что скрывать уже было нечего. Почему-то раньше он не замечал насколько руки младшего были мягкими, хотя они не раз до этого держались за руки при совершенно разных обстоятельствах. Мягкие и теплые. Хоби вообще весь был такой, ну, обычно, когда не выглядел так, как будто вот-вот зубами перегрызет тебе глотку. Юнги вообще до этого не задумывался, насколько всё-таки Хосок был человеком контрастов. Буквально одно его короткое прикосновение могло как бросить в дрожь, так и успокоить, заставить всё тело превратиться в сладкую вату. Прямо как сейчас. Блондин прикусил щеку. Сейчас он определенно чувствовал себя влюблённой девочкой-подростком, разъезжающей на машине вместе со своим невероятно крутым парнем. Странное чувство. Но определенно не неприятное. Юнги хотел бы, чтобы поездка продолжалась чуть дольше, чтобы он успел хорошенько его распробовать, но до обидного скоро Порш остановился на стоянке у высокого здания общежития. Шуга какое-то время колебался, не решаясь выйти из машины. Всё-таки несмотря на все слова друга страх не исчез окончательно. В голове промелькнула мысль, что если бы парень продолжал держать его за руку, было бы легче. Но он такого счастья явно не заслужил. До своих комнат они поднялись в абсолютной тишине, и Юнги готов был поклясться, что они думали об одном и том же, но легче от этого не становилось. В сотый раз начинать один и тот же разговор Хосок не собирался, а Юнги… он был трусом. Да, самым настоящим. — а кто твой экстренный контакт? — внезапно спросил блондин уже у дверей спален. спросил просто так, просто чтобы не дать хосоку так быстро уйти. трус да ещё и эгоист. — эм, никто, — легко пожал плечами парень. — как это? — не хочу кого-то грузить своими проблемами. — что за чушь? — нахмурился шуга. — а если тебя вдруг собьет машина? как мы об этом узнаем? — из новостей?… — постарался пошутить младший, но парень продолжил хмуриться. — а ну гони сюда свой телефон. Хосок наверное готов был отдать ключи от своей машины, кошелек и одну из почек, совершенно не задумываясь, если бы Юнги попросил. К счастью, ему нужен был просто телефон, так что Хоуп, не долго мешкаясь, вручил ему его, предварительно разблокировав, так что Шуга про себя даже успел испуганно удивиться тому, насколько беспрекословно парень ему доверял. Не заслуживал. Он, блять, определенно этого не заслуживал. — вот, — спустя буквально полминуты парень протянул телефон обратно, — теперь в случае чего будут звонить мне. — и ты приедешь? — спросил Хосок, уж как-то слишком неверяще. — а? — если тебе вдруг позвонят с моего телефона посреди ночи — приедешь? — конечно, что за вопрос? мы теперь экстренные контакты друг друга, это что-то вроде… обещания. — обещания? — обещаю быть рядом всегда, когда тебе это потребуется, — оторвать бы Юнги язык за такое: никогда не давай обещания, которые не сможешь исполнить, ведь это тоже, тоже лишь игра с чужими чувствами, — как тогда на Рождество. — и я тоже, — коротко кивнул Хосок и поджал губы. Шуга крепко сжал руки в кулаки, вдавив ногти на миллиметр в кожу. За последние месяцы он столько всего успел наговорить Хосоку, столько пустых и бессмысленных слов, что наверняка тот уже перестал его слушать. — я правда имею это в виду, — Юнги хотел бы сказать это так, чтобы Хоуп в это поверил. — чего ты хочешь? — голос парня внезапно наливается металлом, он вскидывает голову и смотрит прямо в глаза отчаянно и воинственно. Больше не Афина — Арес. — о чём ты? — зачем ты говоришь это? хочешь, чтобы я остался? — Хосок вмиг загорается ярким пламенем, и Шуга чувствует жар, подбирающийся к горлу, но в этот раз — ничего приятного. — я останусь, ты знаешь, тебе даже просить не надо, я у твоей двери, как собака, тебя сторожить буду день и ночь. — хо… — хватит терзать меня, — просьба чисто сердечная, у Юнги кровь в жилах стынет от нее. — я то нужен тебе, то нет. то тебе никто не нужен, то нужен не я, то я, но только, чтобы потрепать нервы для развлечения. — прости меня, я… — пытается оправдаться парень, но сказать ему нечего. — любишь меня? — обрывает друга Хосок, разрывая этими словами небо, землю и бледную кожу, вырывая сердце прямо из груди и призывая к ответу. Ответа не следует. Блондин молчит и прячет взгляд в маленьких бордовых ворсинках ковра под ногами. — чего ты хочешь? — повторяет свой вопрос Хоуп тихо и спокойно с умирающей надеждой в голосе. — жить. жить вечно, — говорит слова не свои — украденные из книги. Хосок снова кивает, соглашаясь с чем-то своим, и уходит, громко закрывая за собой дверь. И может быть, где-то в другой вселенной у них бы получилось, они могли бы быть счастливы, они могли бы жить вечно где-нибудь на Эаренделе. Но они на Земле. Заперты в четырёх стенах новой многоэтажки, в небольших комнатах со светлыми стенами, в плотном графике, в пунктах контракта, в страхе перед общественным мнением и в собственных предубеждениях. В этой золотой клетке Юнги боится дышать в полную грудь. Юнги боится любить всем сердцем, а не одним левым желудочком. Юнги боится пальцы себе переломать и больше никогда не прикоснуться к клавишам пианино так, чтобы из них полилась настоящая музыка, а не предсмертные стоны. Юнги так многого чего боится. Но Хосок стоил того, чтобы каждую кость в своем теле сломать. Какие там пальцы. Может, однажды парень действительно навсегда потеряет музыку: удержать ее невозможно, как бы ни хотелось, она иллюзорна и непостоянна. Но потерять Хоби он просто не имеет права, потому что его сердце сейчас в его руках. Всё целиком. И левый, и правый желудочек вместе с левым и правым предсердием, и лёгочный ствол с лёгочным клапаном, и ещё много всего с неизвестными Юнги названиями. И оно бьется, бьется отчаянно и самозабвенно. Шуга мнет, сжимает его и крутит в руках, не зная, что с ним делать. Любить. Хосока надо любить. Так же смело и честно, как любит он, и тогда, если исчезнет музыка, они вдвоем смогут на пустыре из ничего построить что-то, что станет для них всем. Дверь спальни открывается с треском, заставая парня, стоящего у зеркала врасплох. — ты чего тут? — ошарашено спрашивает парень и рука с ненанесенным кремом застывает где-то в воздухе. — у меня есть другой ответ, — у блондина дыхание сбито, будто он только что пробежал стометровку, а глаза горят ярче всех звёзд на небе. — что? — ты спросил, чего я хочу. у меня есть другой ответ. — в этот раз правильный? — да. определенно правильный, — широко улыбается парень, — тебя. я хочу тебя. — и? — и я надеюсь, что ты сможешь простить меня за то, что у меня всё это время не находилось смелости это признать, — Шуга быстро облизывает внезапно пересохшие губы, — мне всё ещё довольно страшно, потому что я без понятия, что теперь делать, но если ты тоже, ну… хочешь меня, то мы что-нибудь обязательно придумаем. — как насчет поцелуя? — спрашивает Хосок, явно сдерживая улыбку, хотя и непонятно зачем. — может, начнём с него? — да, звучит классно, — несколько раз, как болванчик, кивает старший от переполняющей тело радости, разматывая зеленоватые волосы по голове, — звучит как просто охуенное начало. Как столкновение двух звезд, губы сталкиваются друг с другом и сердца загораются вспышкой самой яркой сверхновой, начиная биться в унисон друг другу так, будто теперь навечно связанны контактами в телефонах и космической неопределенностью вплоть до самого конца — до гравитационного коллапса. И, как оказалось, счастье всё это время было не на самой далекой звезде, а гораздо, гораздо ближе. Юнги просто нужно было осмелиться, чтобы это проверить.