Заебало

Аки отгрызает заусенец на большом пальце. Тот вырывается с мясом, и Аки безразлично следит за набухающей красной точкой. Та превращается в пузатую каплю, ползет по бледной коже и выглядит на ней контрастно и ярко. Красиво. Да нет, похуй. Аки уже чёрт знает сколько времени стоит на балконе. Он слизывает кровь, убирает растрепанные волосы за ухо, закуривает очередную сигарету и понимает, что даже густой дым, приятно царапающий горло, и тот заебал. Заебало всё вокруг, и само слово — тоже. Пауэр наконец вернулась в штаб, — Аки каким-то чудом смог убедить Макиму, что для обучения Денжи ему нужно больше времени и внимания. А Пауэр в нём, как в наставнике, не нуждается. Да и только рядом с Макимой от неё можно добиться дисциплины. Макима в тот раз просканировала Аки до каждой косточки, — от этих глаз ничего не скрыть. Улыбнулась и согласилась. — Ты станешь сильнее, — сказала она. Аки поблагодарил, поклонился и бесшумно вышел за дверь её кабинета. Почему-то хотелось сказать «свобода». Только спустя неделю свободой что-то не особо пахло. Скорее, табаком. Аки морщится, но не от дыма, а от того, что тлеющий фильтр обжигает пальцы. Опять. Опять Денжи где-то носит. Днями напролёт его нет дома, и иногда Аки кажется, что выселив Пауэр, он выселил и его. Как будто два этих долбоёба срослись, склеились своими демоническими сущностями и теперь неразлучны. Заебали оба. Аки раздражённо вминает окурок в пепельницу и закуривает снова. Когда где-то в глубине квартиры хлопает входная дверь, он едва ли радуется. Скорее, бесится ещё больше. Бесится от собственной беспомощности. Бесится, потому что места себе не находил, пока тупой Денжи мотался по городу, зная, что за ним ведётся охота. Ебанат без царя в голове, даже ведь представить не способен, что за него кто-то может… Аки скрепит зубами, сжимает кулаки. Сигарета ломается пополам, да и хрен с ней. Он самому себе ни за что не признается, что с того дня на проклятом восьмом этаже спит нормально через раз. Всё дело в бессоннице. А никак не в том, что стоит закрыть глаза, и видит, как закрывает Денжи от ножа Кобени своим телом. Долго он себя убеждал, что всё ради поимки Демона-огнестрела. Не убедил. Как, блядь, это вышло? Чтобы Аки рисковал собственной, и без того не шибко длинной жизнью. Да ради кого? Ради безмозглого полудемона, помешанного на сиськах? В какой момент его и без того не радужная жизнь превратилась в акт самопожертвования ради спасения какого-то… — Фу! Чё опять дверь на балкон не закрыл, дышать же нечем внутри! …отброса. — Моя квартира, могу делать здесь, что хочу, — напоминает Аки. Подходит к столику, чтобы выкинуть сломанную сигарету в пепельницу. Опять полная. Днём же чистил. Денжи появляется в проёме, — ни зайти, ни выйти. — Понятное дело — твоя, но самому не противно в дымовой завесе жить? Аки сжимает пепельницу и отчаянно сдерживается, чтобы не огреть ею Денжи по башке. Потому что Аки не переносит сигаретный дым в доме, не переносит срач, которого стало ещё больше с переездом этого остолопа. Но вопреки всему он за сегодня не сделал уборку, не приготовил ужин, не постирал одежду, а ещё, если вспомнить, вообще ни разу за весь вечер не закрывал дверь на балкон. Он просто стоял, курил и сквозь шум города вслушивался в звуки за спиной. Там, где никак не хотела скрипнуть блядская входная дверь. — Отвали, — Аки не церемонится, проходит на кухню, отпихнув Денжи плечом. Ныряет в облако дыма, как в озеро, и в ту же секунду хочет сбежать обратно на балкон. Аж тошно. Мусорное ведро почти полное, и оно тоже бесит. Аки вытряхивает гору окурков и понимает, что хочет курить. Снова. Будто если не наполнит себя никотином, злость выжжет его изнутри, как кислота. Злость на себя, на Денжи, на то, что Макима подкинула щенка на воспитание, а вместо этого щенка Аки сам сидит ждёт, когда тот вернётся домой. Лишь зря треплет себе нервы. А ещё так усердно убеждает себя, что ничего не происходит. Заебало. — Эй, всё нормально? Аки только сейчас понимает, что стоит, сгорбившись над раковиной и закрыв руками лицо. Да, у него всё просто заебись. Хочется сказать Денжи, чтоб свалил, хоть рожу его не видеть, только что-то внутри подсказывает, что от этого лучше не станет. Аки всегда был убежден, что не стоит обманывать самого себя. Бесполезное это дело. Однако последнее время именно этим он и занимался. Упорно закрывал глаза на очевидное, заталкивал куда подальше мысли, которые ну совсем не вписывались в его жизненные принципы. Демоны должны дохнуть медленно и мучительно. Демоны, которым позволено жить, обязаны беспрекословно выполнять приказы. В случае нарушения ликвидировать без промедления. Их жизнь не стоит ни гроша. Аки много лет следовал этим правилам и считал их единственно верными. До недавних пор. — Слыш? — Денжи подходит сбоку, слишком близко, Аки чувствует его тепло. — Ты не ел что ли? Чё кислый такой? Аки бы сейчас неплохо уйти в свою комнату и посидеть в тишине. Но взгляд цепляется за приличную гору грязной посуды в раковине, и кажется, устроить генеральную уборку на ночь глядя — не такая плохая идея. Потому что теперь Аки способен на что-то большее, нежели уничтожать сигареты одну за другой, высматривая с балкона знакомый силуэт в жёлтом свете фонарей. — Аллё, гараж, — Денжи не унимается. И зачем-то кладет ладонь Аки между лопаток. В первую секунду хочется оттолкнуть Денжи от себя. Его прикосновение — ожог. Не стряхни, — шрам останется на всю жизнь. Но Аки не шевелится. Почему-то не может заставить себя скинуть его руку. Внутри разрывают противоречия, и Аки бессильно прикрывает глаза в надежде, что вот-вот сумятица в голове уляжется, и верное решение само снизойдёт с залитых кровью небес. Как наивно, Аки Хаякава. Ты просто жалок. — Всё в порядке, — Аки решительно врёт им обоим, разворачивается, чтобы уйти в свою комнату, побыть, наконец, наедине с самим собой. Ноги сами несут его обратно на балкон. Последняя сигарета, и та смеётся ему в лицо, Аки мстительно закусывает фильтр и поджигает её. Пустая пачка сминается в кулаке и летит на край стола. Поделом. Аки снова облокачивается на перила, трет уставшие глаза. Как будто ничего не изменилось с приходом Денжи. Почти. Тот же балкон, тот же никотин. И ветер тот же. Холодный. Снаружи всё осталось по-прежнему. Лишь внутри больше не скребёт и не мучает. Тревога отступила, с каждой минутой делая вдох легче. Дым сигарет — слаще. Теперь Аки и затягивается иначе. Не так, словно если не успеет докурить до фильтра за сорок секунд, ему всадят в лоб пулю. Теперь он вдыхает неторопливо, перекатывает дым во рту. Он ласкает горло и наполняет лёгкие, вытесняет кислород и дарит долгожданное наслаждение. Пусть и столь мимолётное. Это уже похоже на его повседневную реальность. Желательно вернуться в нее и больше не оказаться там, где был десять минут назад. Забыть всё к черту, как временное помешательство. Принять снотворное и потеряться во сне без сновидений. А утром на работу: привычно убивать демонов, привычно слушать приказы Макимы, вечером купить продукты и приготовить поесть. И всё вернётся на круги своя. — Слушай, я знаю, мы не друзья и даже не приятели. Так, вынужденные сожители, — вдруг говорит Денжи за спиной. Аки оборачивается, смотрит на поднос в его руках. На тарелку с двумя смачными бутербродами и кружку, над которой серым призраком разлетается пар. — Но не считай меня неблагодарной сволочью. Если у тебя проблемы, поговори с кем-нибудь. Ясен хрен не со мной, но с кем-то, кому доверяешь, — Денжи ставит поднос на столик и перемешивает сахар в чашке. Так старательно, неспеша. И перед тем, как оставить Аки одного, добавляет: — А вообще, я тоже умею слушать. Денжи уходит, и Аки не сразу понимает, что не ел почти целый день. Он уминает бутерброды за пару минут, запивая горячим сладким чаем, и под шелест молодой листвы на секунду думает, что, может быть, не так всё вокруг серо и траурно, как казалось полчаса назад. Аки давно перестал верить в чудеса, в существование белых полос после черных. Есть чёрное и светло-чёрное. Это — его реальность уже много лет. Аки не думает, что в его жизни может быть как-то иначе. А потом с ветреного весеннего балкона сквозь стекло смотрит на кухню. Туда, где разбросанные пачки чипсов, банки содовой и остальной мусор исчезают в пакете, крошки со стола собирает тряпка, грязные тарелки гремят в руках Денжи по пути к раковине. Он не суетится, не торопится. Просто в час ночи раздолбай-полудемон устроил уборку. После того, как приготовил Аки перекус. Аки на всякий случай поддерживает кружку второй рукой. Чтоб не упала. Серьёзно? Может, он всё-таки добрался до спальни, отрубился, и всё это ему снится? Грёзы об идеальном соседе, да и только? Дверь на балкон шуршит, голова Денжи выглядывает из щели. — Я пойду мусор выкину и в магазин сгоняю, надо что купить? — Денжи с сомнением смотрит на смятую пачку на столе: — Например, сигарет? — Ты опять забыл, что за тобой ведётся охота? — Да ладно, я по-быстрому — туда-сюда! — убеждает Денжи воодушевленно. И Аки понимает, что силы кончились. Напоминать раз за разом, пытаться вдолбить в пустую бошку Денжи, что он должен научиться себя беречь, если хочет продлить свою новую жизнь. Зачем это Аки? Как будто своих проблем не хватает. Аки хочет сказать «иди, куда хочешь», но лишь отворачивается к ночному городу и молчит. Слова мраморной глыбой лежат в груди, и вытолкнуть их он не может. Что-то не позволяет. Что-то, что тихо надеется, что Денжи больше никуда не пойдет. Включит остатки мозгов, вспомнит, сколько раз и Аки, и Макима предостерегали его об опасности. И, наконец, одумается. С того рокового дня на восьмом этаже Аки много раз на это рассчитывал. Зря. Аки отпивает теплый чай, ставит чашку на перила, придерживая за ручку, и думает, что если сейчас собрать себя воедино, то можно просто сходить до магазина вместе с Денжи. Всё равно сигареты надо купить. Тогда и Аки будет спокойнее, и этот придурок, талантливо умеющий находить приключения на свою тощую задницу, никуда не вляпается. И не придется разгребать очередной непроглядный пиздец, рисковать остатком жизни и отчитываться перед Макимой, ощущая себя бездарем, не способным проследить за одним-единственным полудемоном. Пусть и отважным. Отчаянно борющимся за свою нынешнюю жизнь несмотря ни на что. Аки вздыхает тяжело. Может, он его недооценивает? Ведь тот, кто так держится теперь за своё настоящее, за будущее, кто так жаждет жить нормально, — разве способен нелепо проиграть? Нелепо попасться в ловушку? Нелепо умереть?.. Может, нужно просто еще раз заставить себя поверить в него? Где-то вдалеке на шоссе протяжно гудит автомобиль. Аки трет пальцами глаза, кусает нижнюю губу. Опять всё по кругу. Сто раз уже проходил это. Всеми правдами и неправдами убеждал себя, что Денжи не слабак, не о чем волноваться. А потом стоял холодными вечерами на балконе и ждал, когда позади скрипнет блядская входная дверь. Наверное, именно поэтому он до сих пор не смазал петли. Чтобы не лишать себя этого спасительного звука. Когда на животе переплетаются сильные руки, а спину пригревает горячая грудь, Аки чуть не роняет кружку с балкона. — Ты что творишь? — он оглядывается через плечо, но видит только торчащие белобрысые патлы. — Это же не совпадение… — Денжи говорит куда-то в шею, и от его дыхания бегут мурашки от плеч до кончиков пальцев. — Каждый раз, когда я допоздна задерживаюсь, вся квартира прокурена. Ты ведь ненавидишь это. Аки с трудом ворочает мысли, как густое желе. С трудом верит, что безмозглый недальновидный болван заметил что-то дальше своего носа. И... сложив два и два, разглядел волнение Аки. — Отпусти, — велит он, но Денжи обнимает лишь крепче, прижимает ладонь к его груди. — Отпусти, говорю. — У тебя сердце как сумасшедшее колотится, — шепчет он, задевая губами позвонок. — Это от злости, да? Потому что я опять вернулся так поздно? Аки оборачивается одним движением прямо в руках Денжи. Тот так близко. Таращится на него напряжённо, как будто готовится ко всему, но сам не отпускает Аки от себя. Он в капкане между поручнем и Денжи, попал в западню, сам не заметил, как. До лица Денжи сантиметров десять, но Аки почему-то не видит ничего, кроме его глаз. А сердце и правда стучит так, что отдает в глотке. Тук-тук. Тук-тук. Аки приходит в себя, лишь когда где-то на пять этажей ниже кружка звонко разбивается об асфальт. — Много о себе возомнил, — монотонно отвечает он, и эти слова царапают внутри предчувствием ошибки, но Аки стоит на своем. — Сказал же, отпусти. — А вот не отпущу, — заявляет Денжи, и по его упрямому взгляду становится предельно понятно: точно не отпустит. Держит так, что не вдохнуть. Держит так, что Аки под своим собственным сердцем чувствует чужое. Такое же свихнувшееся. Аки бы мог вломить Денжи в челюсть. Мог бы отпихнуть его от себя. Мог бы на худой конец выдать последнее предупреждение, за которым последует беспощадная расправа. Но вместо этого снова пялится в его глаза и не может оторваться. Может, потому что цвет такой необычный. А может, потому что именно в этих глазах Аки впервые за долгое время видит что-то живое, подвижное, как солнечный блик в тенистом лесу. Денжи смотрит так, что мыслей почти не остаётся. Словно его глаза окунают с головой в далёкое, беззаботное прошлое. Во времена, когда будучи легковерным ребенком Аки ещё умел мечтать. И верил, что когда-нибудь рядом с ним тоже будет кто-то. Небезразличный. Близкий. Может, даже любящий. Позабытое, давно утраченное желание, которое спустя столько лет снова обрело форму в горящих, до смешного честных и наивных глазах Денжи. Тот всё смотрел и смотрел неотрывно, не собирался разжимать руки и не говорил ни слова. Как будто ждал чего-то. Аки сглатывает сухим горлом. Пора бы что-то сказать или сделать уже. — Эй, кто там кидается! — звучит старушечьим голосом с одного из балконов, и Аки толком не успевает ничего сообразить, Денжи отстраняется, отходит на полшага назад, и, похоже, Аки впервые видит его краснеющим. Или привиделось? Холодный ветер забирается под кофту и ощущается ещё холоднее без чужих рук на своем теле. — Я всё уберу, — сообщает Денжи, ослабляя галстук, как будто позволяя себе нормально вдохнуть. Он уходит в прихожую, словно ничего не произошло, по пути берёт веник, и Аки только следит за его сутулой осанкой, сгорбленными плечами. Словно на него взгромоздили небоскрёб. Аки догоняет его уже в дверях, торопливо натягивает кроссовки, собирает волосы в хвост. — Ты куда? — Денжи недоверчиво косится на него. — Проследить, чтобы тебя не грохнули перед домом, — без раздумий отвечает Аки. Злость давно утихла. А сердце всё стучит. Тук-тук. Тук-тук. Аки проворачивает ключ в замке и подходит к лифту, когда тот уже открывает двери. Денжи с веником и мусорным пакетом наперевес умудряется нажать кнопку первого этажа. Аки сует руки в карманы штанов, ковыряет ногтем зубчики ключа и смотрит на Денжи, словно тот — непонятная, незнакомая скульптура. То ли поникший, то ли и правда смущёный, хрен его разберёшь. А когда цифра этажа на крохотном дисплее сменяется с тройки на двойку, Аки понимает, что ни черта не угадал даже близко. Потому что Денжи отпускает и пакет, и веник, в один миг оказывается рядом и прижимается губами к губам Аки. Нелепо, немного грубо, он успевает поцеловать самый уголок рта и отстраниться за полсекунды до того, как за открывшимися дверьми их встречают соседи. Денжи хватает мусор с веником и первым выносится из подъезда. Мельтешит вокруг, собирает осколки кружки, — те разлетелись повсюду, даже на клумбы. Аки помогает ему весьма посредственно, а вскоре и вовсе застывает в раздумьях. — Только не бей, — просит Денжи, старательно подметая тротуар. — Я просто представил, как было бы круто, если бы кто-то на самом деле беспокоился за меня. И на секунду поверил, что это мог бы быть ты. Глупо, знаю. Больше не повторится, не ссы. Аки наблюдает, как Денжи пихает осколки в и без того полный пакет, уносит на место вывоза мусора. Идёт обратно какой-то чересчур спокойный, предлагает, раз уж они выбрались на улицу, сходить до магазина. А Аки думает, как его уже заебало это навязчивое тук-тук под ребрами. Он целует Денжи, наплевав с токийской телебашни на всех потенциальных прохожих, на камеры видеонаблюдения, на бдительную старушенцию со второго этажа, которая следит за своими кустовыми розами круглосуточно. Он целует не так, как это делал Денжи в лифте. Аки целует медленно, глубоко и тягуче, каждым движением забирая себе этого несносного грубияна. Себе, и никому другому. И Денжи отвечает — отчаянно, жадно, — острые полудемонские зубы мягко царапают язык, и это ощущение пьянит, как хорошо выдержанное вино. Хочется ещё. И ещё. И сказать кое-что тоже пиздец как хочется, потому что заебало. — Ещё хоть раз будешь шляться один где попало, я тебя из квартиры выселю, — предупреждает Аки в самые губы. — Серьезная заява, — Денжи нагло скалится. — В таком случае, больше не буду шляться! Жилье никак нельзя терять! Аки сдерживается изо всех сил, чтобы не врезать этому оболтусу по ребрам. Но когда Денжи обнимает, доверчиво прижимается всем телом и сам тянется за поцелуем, Аки хочется наконец выкинуть из головы всё ненужное. И хочется просто улыбнуться.