Моя опора...

      Пронзающая бесконечность неким неуловимым разрядом наполняла атмосферу тишины, порождая странное ощущение бездонной пустоты в преддвериях пробуждения. В этой абиссальной бездне умолкло всё — даже безмолвие. Кажется, что ход времени прервался. В таких условиях космическая река спокойствия медленно смывает углы цифрового сознания, объятия утреннего покоя нежно укутывают базисные алгоритмы памяти, препятствуя любым процессам, способным нарушить только что родившуюся необъяснимую гармонию. А за этой несокрушимой стеной кроются следы забвения всего сущего.       Ведь даже бренчанию распроклятого будильника не под силу было разорвать эту непроницаемую пелену. Лучшее, на что был способен неотъемлемый элемент бодрствования — это пиньятой принимать в себя инертные хлопки ватных рук, затухая на дисплее с попытки, наверное, десятой. Скорее, имитацией самой попытки. Сами движения были по большей части безотчётной рефлекторной реакцией на окружающие раздражители нежели осознанной формой поведения, обусловливающей окончательное пробуждение. Фиолетовые огоньки не собирались в полной мере загораться, оставаясь тусклыми и размытыми пятнами. Казалось, они собирались соответствовать текущему уровню функционирования ещё какое-то время.       Что ни говори, а последние несколько дней недюжинных потрясений, начиная с появления желтоглазого сталкера в жизни работяги и заканчивая официально подтверждённым всеобщим непринятием её персоны, ощутимо сказались на её хрупком, обмякшем и подростковом ещё теле. Оно заслуживало лучшего — хотя бы ещё нескольких часов дополнительного сна.       Руки бунтарки непроизвольно прочёсывали досягаемое пространство в поисках источника постоянного тепла и нежности для объятий, но в итоге, так ничего и не найдя, сомкнулись вокруг себя, пальцами сжимая плечи.       — Ммхх…       Теперь к её гармоничному дыханию прибавились тихие всхлипывания. Капля тоски всё-таки упала в бездонный резервуар её равновесия — и пошла плавать по его поверхности, иногда ныряя в скрытый под ней омут сладких, как сахарная вата, мыслей. Как много пришлось пережить ей в эти выходные.       Узи не чувствовала взаимной нежности, так вожделенной её сердцем в эту минуту.       — Эн…       Ответа не последовало. Только абсолютно беззвучная тишина, будто спальню погрузили в вакуум. Это было последней нитью, которая ещё связывала её с миром грёз. Пора было возвращаться в реальность. Пожалуй, выдалось наиболее продолжительное осознанное пробуждение.       Глаза подчинялись её дисплею неохотно, словно намекая, что сделали всё, на что были способны. Но этого хватило, чтобы сенсоры начали активно работать, собрав необходимую информацию.       Эна здесь не было.       Узи резко села на кровати. Её сердце забилось чуть быстрее — но так и осталось биться относительно ровно. Одеяло самопроизвольно сползло с плеч, открыв взгляду покрытый следами ночных преступлений оголённый торс, коих ещё прибавилось по определению — она чувствовала, даже на ощупь, рельефы укусов и отметин, оставленных кровососом. Лиловые полосы смущения уже сползали с щёк от самой идеи встать перед зеркалом.       Кстати о кровопийце. Он не мог её бросить — он где-то здесь, в пределах апартаментов. Стоит только окликнуть или просто поднять шум, и он явится. Но стоило ли? Узи и так в полном его распоряжении в течение прошедших суток. Возможно, судьба оказалась милостивее к ней, подарив минуты свободы от преследователя. Так чего ей, собственно, переживать? Бунтарка непременно воспользуется предоставленным ей шансом.       Свесив ноги с кровати, девушка окончательно встала. В эту секунду она по-настоящему ощутила удивительный покой — лёгкость, которую никогда не знала раньше. Ощущения сродни тому, что наступает после анестезии — теряется объём восприятия, чувства раздвигаются настолько, насколько позволяют новые границы восприятия. Ты не чувствуешь себя частью происходящего, но и происходящее не испытывает к тебе вражды. Все недавние эмоциональные коллизии казались настолько неуместными и ничтожными на этом дивном полотне бытия, где всё озарено такой безмятежной и лёгкой красотой, от которой сжимается сердце. Все тревоги превращаются в пыль, рассеиваясь на ветру восприятия, вместо которой приходят кристальные зеркала сакральной прозрачности, отражающие совершенное. И это было так хорошо…       Мир будто сжался до одной-единственной спальни.       Узи прикрыла глаза, отрешаясь от всего, словно боялась, как бы блаженство не растаяло, не ушло сквозь пальцы, непроизвольно подрагивавшие в такт пульсу, бившемуся в виске.       Как бы ни были благостны мгновения упоительного безмыслия, они никак не помогали работяге сосредоточиться на главном — её будущем. На протяжении всех подростковых лет оно было бесповоротно определено. А сейчас… А что теперь? Продолжать мстить людям? Было бы ради чего теперь. Уже практикой было доказано — что бы Узи ни делала, она так или иначе останется изгоем. Лишней. Чужой. Мишенью для плевков и угроз. Даже горе-отец и пальцем бы не пошевелил ради неё. Нет никаких перспектив. Куда ни посмотри — везде одна безысходность. Стоило ли продолжать противиться теперь, когда все усилия уже растрачены? Вряд ли… Если у неё и оставались какие-то варианты или иллюзии на этот счёт, то один был хуже другого. Лучше уж не делать вообще ничего…       Все узы, связывавшие девушку с прошлой бунтаркой, разом оборвались, а питавшие её амбиции сменились незнакомой прежде пустотой и покорностью судьбе, даровавшей ей новую жизнь.       Демонтажник был прав. Во всём. Но как к этому следовало относиться теперь? Винить его за правость? За проявление заботы? Или наоборот — быть благодарной судьбе за такой подарок? За то, что вампир сделал её целью своей жизни и почти наградой за годы собственных страданий с «коллегами по демонтированию»? С одной стороны — горько. Но с другой — это так же избавило и фиолетовую от страданий.       — Не то, всё не то… — повторяла она в пустоту, утыкаясь забралом в шкаф, к которому неожиданно для себя придвинулась.       Как же было до невыносимого трудно сконцентрировать нужные мысли в одном месте! А ведь надо было не столько думать, сколько убедить себя в том, в каком из множества флаконов упакована сейчас её жизнь. Всё было так запутано… Нет, пусто! Серьёзно, как у осушённой до последней капли канистры с горючим. Неужели кроме авантюры с истреблением человечества больше ничего не приходило ей в процессор? Настолько всё запущено? Её дигитальное сознание требует системного обновления. Протяжный, досадливый стон.       Работяга развернулась на пятках и облокотилась на дверцу шкафа. Может, хотя бы фотографическая память позволит найти что-нибудь более-менее сносное? Выступ настоящего, за которое можно зацепиться взглядом, чтобы взять и распутать этот клубок? Первой её жертвой стало большое зеркало, которое висело на стене у кровати. Какое же забавное вышло совпадение — с него сошла тонкая ткань, обнажившая четыре дня творческого труда во всей её наготе. И сейчас, увидев там себя, она совершенно не удивилась, ощутив приступ стыда, смешанного с восторгом. Наслаждение должно было смениться отторжением… Но, наоборот, возникло осознание того, что стыдиться ей нечего. А потрясение от уже случившегося она давно пережила. Более того — почувствовала себя как-то странно лёгкой и свободной. Она полностью его. И только его. И это даже утешает. Да, всё произошло из-за него. Только из его собственных желаний и потребностей, из его вампиризма и голода. Но она ни о чём не жалела. Как, впрочем, и он сам. Они принадлежат друг другу. Он и она. Действительно, какой-то немыслимый сплав, прекрасное в своей неясной парадоксальности единство. Подлинный источник их обоюдной страсти и радости. Узи даже слегка засмеялась от этого открытия, впервые за долгое время — подумала она, не сдерживаясь. Приятное и одновременно пугающее чувство — быть собой, по-настоящему своей.       Но немедленно вздрогнула — холодная душа вселенной уже опять показывала свою оскаленную пасть. Зеркало треснуло. Виновник ненастья показал свой лик в её забрале:       — Грёбан~… ты… — прошипела Узи, рукой закрывая сменённый робо-сатанинским символом глаз. — Невовремя ты.       Потерев ладонью словно обожжённое место, она огляделась. Благо зеркало не брызнуло осколками. Взгляд её упал на кровать, где несколько часов назад её тело вздрагивало от неописуемого наслаждения. Похоже, именно в это мгновение госпожа реальность пробудила в работяге рационализм. И пером не описать, во что превратилось место преступления, некогда являвшееся кроватью: теперь простыню с одеялом будто пропустили через соковыжималку, предварительно вывернув их наизнанку. С бельём можно было попрощаться минимум на неделю. Перестарались, подумала Узи с кривой улыбкой, перестарались. Да и сама она… выглядит под стать происшедшему — такая же использованная и искромсанная. Чёртов желтоглазик. Как теперь показываться другим дронам? Во что теперь рядиться? В ковёр? Ей бы поинтересоваться, как Эн зализывал ей раны при самой первой встрече. Не разучился ли вообще? Узи машинально погладила плечо, вспомнив прикосновения его рук, очерчивающие места укусов, и опять уставилась в зеркало. Сокрушённый вздох вырвался из её груди. Ну и ситуация… Не помешало бы по-хорошему смыть с тела как минимум три слоя секса.       Опять-таки, будет где в ближайшие пять минут поразмыслить в относительном комфорте. Потом она уберётся в комнате. Сперва надо понежиться в душе. Пользуясь особым случаем ввиду загадочного отсутствия Эна, Узи неспешно упорхнула в ванную по коридору и, встав перед душевой кабинкой, огляделась — запирать дверь на защёлку не требовалось. Дрон рабочая шагнула под струю тёплой воды, позволяя стихии смывать с себя все прошедшие дни, очищая металлическую оболочку, цифровое сознание и чувства от накопившегося эмоционального хлама. Фиолетоволосая достала флакон чистящего средства, смочила им ладони и провела по алюминиевой поверхности, сопровождая процедуру несложными монотонными движениями. Отполировать до блеска не составляло особого труда. Узи погасила дисплей в сладком блаженстве. Наконец сложились наилучшие обстоятельства для того, чтобы разобраться в своём будущем. Ей нужно было, прежде всего, выяснить, как, собственно, и где оно будет протекать. Всё прочее было вторичным, по её личному счёту.       Озарение снизошло на неё практически мгновенно. Она вспомнила слова Эна об ультиматуме о его принятии. За такой мимолётной вспышкой последовали и другие, словно картинка прояснения сложилась из слагающихся фрагментов. Имелся почти готовый скелет для сценария, но не было его самого. Это на словах есть решение и план, а на деле — нужна целостная презентация. И как ей донести до дронов идею, что в их бункере поселится последний представитель кровожадных истребителей всего их вида? Более того — чем он будет тогда питаться, спросят они, если всей подпиткой были они сами по определению? Что им сказать? О наличии волшебного бесконечного источника масла для убийцы? А ведь с практической точки зрения это действительно так. Только вот…       Хрупкий корпус работницы обдало холодом смущения и страха, и наступила внезапная ясность — от которой жутко заныло в груди. Наиболее рациональным и простым решением было рассказать правду. Правду о себе. Рука сама собой потянулась к шее с характерными глубокими отметинами от клыков.       И почему она сама раньше не подумала о такой западне? Как им без задних мыслей изложить сам факт того, что вампир питается её собственным маслом? Какой надёжный и убедительный довод привести, чтобы её впоследствии не обвинили в окончательной измене и не опустили ниже плинтуса? На душе стало невыносимо тошно от мрачных предчувствий и осознания полной беспомощности. Сказать правду будет равнозначно последнему гвоздю, который она забьёт в собственный гроб. Дисплей изобразил на себе выражение испуга и отчаяния вместе с малыми пикселями слёз. Движения замедлились, визор потерянно глядел в пустоту.       Настолько ещё короткая, как хвост кометы, жизнь почти соприкоснулась с беспросветной тьмой безнадёжности и обречённости. Будучи ослеплённой подростковыми амбициями и ложными иллюзиями, девушка и представить не могла, до какой степени она оказалась слаба и уязвима, стоило только прозреть. Мучительно захотелось отрешиться от этих давящих размышлений и отвлечься, но ничего подходящего в процессор не приходило. Чтобы как-то себя занять, она попыталась вызвать в памяти хоть какой-нибудь утешающий образ.       Тихий скрип двери заставил опомниться, но не обернуться. Остальные слабые отзвуки действительности больше не доносились до её сенсоров, и стало казаться, что в помещении никого и не было, кроме неё и окружающих её стен. Но это длилось недолго. Сзади раздались мягкие шаги, еле слышные и до странного успокаивающие. Девушку нисколько не насторожило, когда за её спиной отворилась дверца душевой кабины, даже наоборот, только сильнее расслабило и поглотило чувство защищённости. Что-то тёплое легло ей на плечи и спину, обняв за талию. По металлическому телу прошёл лёгкий электрический разряд, а голова девушки откинулась назад в ожидании, какие ещё сюрпризы ожидают её в ближайшее время. Подобные эскапады успели запомниться фиолетоволосой не хуже злосчастных стихов из программы ненадобной людской литературы. Однако строки предстоящей поэзии показались Узи новыми и неожиданно волнующими. Работяга улыбнулась про себя.       — Как спалось моей работяжке? — нежно спросил узнаваемый голос, старающийся быть тише шелестящей струи душа.       Девушка повернулась, насколько позволяла шея, чтобы встретиться взглядом с жёлтыми огоньками, принадлежавшими демонтажнику, её опоре. Потоки воды били прямо в жёлтые гляделки, придавая им дополнительную выразительность, а серебристые волосы, довольно давно не знавшие расчёски, поблёскивали в ярких бликах. Фуражки на нём не было. Впрочем, как и пальто, заметила Узи, пока думала, как ответить на вопрос. Ей стало немного не по себе, когда она окончательно осознала положение, в которое попала. Огоньки её визора выражали полосы смущения напополам с задумчивостью, и демонтажник это заметил, но виду не подал, не мешая ей прийти в себя.       — Ты мог хотя бы постучаться? Или тебе двери никогда не открывали?       — Ровно как и ты могла закрыться на замок, — без всякого выражения ответил Эн, продолжая прижимать тельце к себе.       — М-м, — её глаза суетливо забегали по кафелю, пока фиолетовая отыскивала нужные слова, хотя все нужные мысли снова заметались, путаясь и переплетаясь. — Ты бы… выломал тогда дверь и вошёл.       — Да брось ты, Узи. Я бы не сунулся, зная, что деликатнее будет подождать в коридоре, — тихо засмеялся Эн.       — «Деликатнее», ага. А как лезть ко мне в рот — это за здрасьте, — неожиданно для себя выплюнула она, ненароком заставив Эна вспомнить первые дни наступившей свободы.       На мгновение укол совести перед своей любимой и единственной вонзился ему в процессор. Он виновато потупился, ослабив объятия. Узи, почувствовавшая перемены в настроении желтоглазика, забеспокоилась. Её ладошки скользнули по его предплечьям в поиске тёплой и надёжной ладони. Такой жест ненамного оживил кровопийцу, после чего он уткнулся подбородком ей в правое плечо и глухо засопел. Хвост самопроизвольно обвил её ногу чуть выше колен, не причиняя, впрочем, неудобства. На работягу, похоже, подобные нежности действовали успокаивающе. Тихий демонтажный смешок.       — Ну, вспоминая вчерашнее, это всё же произошло по твоей инициати~…       Нежданный удар локтем по собственной болтливости подействовал на вампира отрезвляюще, хоть и не представлял физического вреда:       — Ой, да выкуси ты! — оборвала фиолетоволосая, с усилием выдавив из себя досаду. Эн виновато улыбнулся, разделив с ней нарочитость. Обоюдные смешки, делающие ситуацию вдвойне комичной.       Крепкие пальцы убийцы переплелись с тонкими пальчиками Узи. Левая рука тем временем по-прежнему обнимала её талию, лениво поглаживая плоский живот. Правая же поднялась чуть выше, не разлучаясь с её ладонью. Безгласная обстановка начала медленно обретать интимный характер, и никто не спешил что-либо говорить. Девушка теперь по максимуму разлеглась в его объятиях, безраздельно доверяя своей опоре. Невидимая нить, связывающая их, была прочной, как железобетонный трос, и вряд ли при желании кто-то сумел бы её порвать. И работяга подсознательно это понимала. Обратного хода с этой ветви больше не было, но её такое положение ни капли не волновало.       Дроны ещё немного поддерживали тишину, периодически обмениваясь мимолётными взглядами, изредка просто пялясь в никуда, словно выискивая что-то между строк безмолвного диалога.       С искренним умилением Эн любовался девушкой, не раз подмечая в ней то, что отличало её от сверстников, которых он вырезал ранее. В ней было что-то беззащитное и одновременно притягивающее — вот так бы обнять работяжку и никогда не отпускать… её тело почти ничего не весило для него и не казалось нынче напряжённым, будто струны её цифрового сознания ослабили натяжение и теперь приятно обмякли благодаря его стараниям. Но что-то внутри него не давало покоя. Особенно с самого момента текущего разговора. Сначала он не мог понять, чем именно вызвано это беспокойство. Ответ лежал на поверхности… в его руках. Демонтажник провинился перед дорогим ему дроном. До настоящего времени он не давал себе отчёта в своём поведении по отношению к той, которая внезапно подарила ему бесценную свободу, ослепившую кровопийцу, похоже, чувством безнаказанности. До поры до времени Эн старался не думать об этом, занимая себя миссией по облегчению жизни бунтарки, которую он обязался отблагодарить. Но так ли поначалу отличались его поступки от тех, кого демонтажник очернил у неё на глазах? Желтоглазый обременительно вздохнул, слегка отстранившись, но не выпуская Узи из объятий. Так продолжаться больше не могло. Он не выдержит.       Собрав всю решимость в кулак, демонтажник решился ответить на её вчерашнюю благодарность извинением. Так, на всякий случай. Чтобы перестраховаться. В конце концов, это же не запрещено, не так ли?       — Узи… — как-то сдавленно начал желтоглаз, вырывая фиолетоволосую из пучины раздумий.       — Ммх~? — она вопросительно посмотрела на него, приподняв полоски бровей в забрале.       — Я… ну… — неожиданно для себя замялся демонтажник. Так знакомая ему неуверенность постепенно начала возвращаться, брать над ним верх. — Не хотел тебя обидеть.       Так он и глядел ей в глаза, словно боясь, что она отвернётся. Однако работяга ответила ещё большим замешательством.       — Что значит — не хотел обидеть? — неспешно, с некоторым сомнением, произнесла она. Такая речь начинала ей не нравиться. А ещё она заметила, как напряглись его руки — они то сжимались, то разжимались.       — Это значит, я хотел искренне, от всего сердца… — поспешил объяснить, путаясь в словах, демонтажник. — Прости меня, пожалуйста, Узи, прости. Я не со зла. Свобода вскружила мне голову.       Эн больше не мог смотреть в озадаченные огоньки дисплея любимой и прильнул к её мягким волосам. Он больше не посмел двигаться — и хорошо, решил он, так даже лучше. Глаза зажмурились сами собой. В памяти начали всплывать картины прошедших дней — кажется, он действительно хотел извиниться, посчитав это подходящим для выражения чувств.       Демонтажник достаточно изолировал себя от внешнего мира, чтобы не замечать эмоций Узи, вызванных внезапным откровением. Окружение, казалось, вообще перестало для него существовать, превратившись в причудливую игру световых пятен и цветных шумов.       — Понимаешь, порой ты вовсе не ожидаешь, что в один день может выпасть такая… удача… — сбивчиво бормотал он в макушку любимой, не особенно задумываясь, о чём именно говорит. Вернее, совсем не думая. Его мысли всё ещё блуждали в выцветшем трёхмерном пространстве.       Поэтому он даже не заметил, как Узи освободила свою руку от его мягкой хватки и нежно провела пальцами по его волосам и щеке. Перемены в поведении её хвостатой опоры казались ей даже знакомыми. Так нерешительно он вёл себя лишь однажды… когда она собственноручно снесла ему голову при помощи рельсотрона. Тогда с дронами убийцами она квиталась исключительно с оружием наперевес. Но это было давно, и текущие обстоятельства, казалось работяге, затмили собой прошлое. Неужели к ней вернулся прежний Эн?       — Если бы я тогда не додумался до сделки, Узи, — бормотал между тем дрон, прерванный более интенсивными поглаживаниями его возлюбленной, понимавшей его без слов.       — Клянусь, я сделаю всё, лишь бы ты была счастлива.       Дрон определяется делом, а не словом. Эту непреложную аксиому жизненного опыта работяга начала понемногу усваивать, рассеивая сумбурную волну сомнений, на мгновение поднявшуюся в её системе. Она мысленно покачала головой. Всё это полная хрень: никакого прежнего Эна нет, его будущее не стало прошлым. Он никогда не менялся. Ни на гайку.       Просто он чувствовал себя виноватым за то, что он говорил, о чём думал, но не делал, в отличие от некоторых других дронов — куда менее смертоносных физически, чем специально сконструированные для полного истребления демонтажники, но более прогнивших нравственно и морально. Эн мог без напряга совершить с ней то, что порочные рабочие пытались сделать, приложив все усилия: унизить, избить и изнасиловать.       Вся истина лежала на поверхности, однако настигшие его предрассудки втемяшили ему в процессор эту вселенскую вину так плотно, так постепенно, приводя его в безотрадность, совершенно ему несвойственное состояние, от которого надо было во что бы то ни стало избавиться.       Эн обо всём знал и без неё. Более того, он сам ей внушил эти мысли. Нужно лишь снова напомнить ему об этом.       — Ты уже сделал, — вполслуха сказала она, пока собиралась с мыслями. Эн мог различить улыбку в её голосе — крайне редкий случай с его работяжкой, если не сказать, вообще первый. — Я счастлива, Эн.       Эн на секунду задумался. Лёгкость, с которой она вспоминала о случившемся, возвращала его рассудок из чистилища, рассеивая густой туман угрызения совести, в который он на миг погрузился.       От Узи не укрылось, как он встрепенулся, оторвавшись от работяжных волос, чтобы вновь встретиться с ней взглядом. Её тёплая улыбка словно прогнала из головы Эн мрачные думы, завлекая его дальше в омут нежности и умиротворения. Он не удержался от того, чтобы не улыбнуться в ответ — правда, чуть кривовато, но уже без всякой скованности. Его свободная рука присоединилась к левой, обвив её обнажённую талию в то время, как её ладошки легли поверх демонтажных ладоней. Фиолетоволосая обмякла в его объятиях, стараясь не отрывать от него взгляда. Полоски смущения, мерцавшие на её дисплее, стали чуть шире. Неужели она хотела что-то ещё добавить? Выражение её задумчивости понемногу сменилось бунтарской решительностью.        — И я люблю тебя, чёрт побери, не неси больше брехни, — с мольбой потребовала она, её дыхание чуть участилось от потихоньку разливающегося возбуждения от ласкательных прикосновений крепких рук, которые по очереди поглаживали её живот и бёдра, но работяге было уже мало, ей откровенно хотелось большего, чем эти нерешительные прелюдии.       Вследствие чего руки Эна почувствовали на себе незначительную долю тяжести, подобной толчку. Дрон тотчас сообразил, что к чему — сомнений в этом у него не осталось, он непозволительно долго мешкал с умствованием, тем самым испытывая терпение своей спутницы.       — Какой же я дурак, всё утро нагружаю процессор вхолостую, — в извиняющемся тоне прошептал он, наклоняясь к её виску, чтобы оставить на её влажных волосах невесомый след нежного поцелуя, в ответ на который Узи прикрыла глаза и сладко втянула в себя воздух, прекратив оказывать давление на демонтажные руки, уже целиком занятые её телом.       Кровопийца принялся бережно исследовать изгибы девичьего корпуса, водя пальцами по ранее оставленным отметинам от укусов с особой тщательностью и нежностью, словно это был хрупкий стеклянный кувшин, наполненный дорогущим маслом. Без всякого сомнения, каждый участок изящной формы девушки трепетал под его прикосновениями, вызывая в её животе сладкую дрожь. Его движения были не такими стремительными и безудержными, как прежде, но безошибочно-точными и напоминали движения опытного пианиста, тщательно отрабатывающего сложные пассажи по чувствительным зонам его любимого инструмента. Работница зажмурилась в предвкушении сладостных ласк, позволив своему дрону взять под контроль её тело и полностью расслабилась, отдавшись на волю необузданного потока чувственности. Подобная ювелирность исполнения возбуждала её ещё сильнее — даже бьющие струйки воды из душа едва могли бы сравниться по этому показателю.       Пока Эн медленно и обстоятельно исследовал её наготу, описывая небольшие округлости аккуратной груди и впадинки тонкой талии, его вдруг озарила одна идея, точнее, одна неожиданно обременившая его необходимость, заставившая его на несколько секунд застыть. Под эгидой совести и ответственности он потянулся к флакону с очистителем и начал наносить его содержимое на свою ладонь. Наблюдавшая за процессом Узи сильно зарделась от возникшего осознания интимности ситуации.       За ней теперь ухаживает чуткий дрон убийца, чтоб его в сингулярность засосало.       В достаточной степени намылив свои руки, Эн вернулся к Узи и принялся учтиво втирать чистящее вещество в алюминиевую поверхность избранницы, старательно избегая даже небольшого промаха — результат должен был быть безупречным. Девушка в это время почувствовала нарастающую неловкость, будучи поглощённой гигиенической процедурой, и смущённо глядела по сторонам. Демонтажник продолжал массировать её руки и плечи, не позволяя себе ни на секунду отвлечься от исполняемого дела, даже чтобы перевести дыхание.       — Как, нормально? — заговорил Эн вдруг, остановившись в районе ключиц.       Признаться, подобный вопрос казался работяге запредельно неуместным, ведь даже превозмогая смущение, подобные ухаживания ей начинали даже нравиться — при условии, конечно, что ритуал не прервётся лишней заминкой. Она кивнула, чуть заметно улыбнувшись.       — Ты ещё спрашиваешь, — не без упрёка отозвалась работница. — Даже не думай останавливаться.       Приняв мольбу своей любимой за призыв продолжить процедуру, демонтажник уже не колебался и приступил ко второй фазе ласканий.       — Всё, чего пожелает моя работяжка… — с нежностью прошептал он, облизнув ей шею и заставив тем самым масло быстрее бежать по трубкам. А затем запустил руки в её волосы и начал массирующими движениями продвигаться всё ниже к её грудке, изо всех сил стараясь не упустить ни одной напряжённой части её тела.       — Ммх… — от более интенсивной стимуляции бунтарка даже слегка вздрагивала, выгибаясь назад всем корпусом. Это, в свою очередь, давало демонтажнику все основания продолжать начатое. Ей уже явно не терпелось улизнуть в бурлящее пламя страсти, и её желтоглазик решил не терять ни минуты.       Одной рукой он продолжал массировать и ласкать её грудь, а другой провёл по животу и бедрам, подбираясь всё ближе к самому сокровенному. Всё остальное уже было делом техники. Больше не раздумывая, он вонзил свои два пальца в трепещущие глубины её изнывающего естества, за что был награждён сладостным стоном бунтарки. Почти сразу же Эн ускорился, входя в ритм с её дыханием, наращивая темп.       С каждой секундой Узи всё больше теряла над собой контроль. Она чувствовала, как длинные пальцы раздражали её стенки, проникая глубоко. Мысли путались, уступая место какой-то удивительно лёгкой и раскованной бездумности. Ноги безвольно ослабели и подкосились — она поняла, что вот-вот соскользнёт в огненную бездну наслаждения, где её уже ждут. И всё это практически без приложенных усилий со стороны дрона убийцы.       Желая только этого, поглощённая жаром похоти фиолетоволосая из последних сил вжимала бедрами его пальцы, вдавливая их в себя, не желая отпускать ни на секунду. Её сердце бешено колотилось, отчего всё окружающее воспринималось совсем по-другому — приглушённо, словно через вату.       Так продолжалось ещё с минуту или две, и тогда девушке стало совершенно невыносимо. Грозящее разорвать изнутри возбуждение заставило её заныть и беспомощно задёргаться в руках единственной опоры, удерживающей её на грани.       — Я не могу больше, Эн! Мм~… Я хочу… да! — бессильно всхлипнула Узи, содрогаясь в конвульсиях страсти, начавших переходить в неудержимый экстаз. — Я сейчас… Я… Ах-х-хх! — чувствуя, как внизу живота разливается приятное тепло, сквозь стоны вымолвила она, запрокинув голову в безмерном неге и блаженстве. Пол под её ногами словно поплыл.       Демонтажные пальцы моментально почувствовали, как влажные стенки судорожно сжались вокруг них.       В очередной раз пережившее бесподобные содрогания девичье тело растаяло и забылось в состоянии, близком к невесомости, в объятиях смакующего проделанную работу дрона, прижавшего Узи к себе ещё сильнее, чем прежде.       В абсолютной тишине, нарушаемой только тихим журчанием воды, секунды летели одна за другой, пока сознание девушки окончательно не успокоилось. Эн тем часом поглаживал лиловые волосы, время от времени проводя по шее и вискам в ожидании дальнейших событий — но Узи просто лежала на нём и тихо улыбалась, полутусклыми огоньками глядя в потолок, словно прислушиваясь к далёкой музыке. Постепенно улыбка становилась шире, и она открыла глаза. На её губах играла светлая и беззаботная усмешка, наполненная теплотой. Какая же она всё-таки очаровашка, подумал Эн не без восхищения.       Вскоре работяга подала признаки жизни и протянула руку назад к шее седовласки.       — Настолько я вымотал тебя, Узи? — участливо усмехнулся он, притрагиваясь к её пальцам на шее. Ответный смешок был тихим и почти невесомым.       — Ну, это как посмотреть, — вздохнула она, поднося его ладонь к свой щеке. — За пару дней может и привыкну, раз уж это… обернулось в рутину.       Не то слово, пришло в голову её спутнику, который по-прежнему наслаждался ощущением её тела под своими ладонями.       — Нисколько не сомневаюсь в этом, ты у меня сильная бунтарка, — мягко сказал он и несколько секунд выдержал паузу, позволив возлюбленной прочувствовать каждое из слов, заставивших её чуть побагроветь. — Знаешь, почему я спросил? Ну да, сама всё понимаешь…       Это далеко не конец. Вне всякого сомнения, девушка всё понимала — и это было заметно по лёгким кивкам, которые она посылала внимающему партнёру, не оставлявшему без внимания ни единого её движения. Впрочем, иной реакции Эн и не ожидал. Он развернул свою спутницу лицом к себе и соединил свои руки у неё за спиной, прижимая фиолетовую к себе, но так, чтобы их взгляды всё же разделяли какие-то дюймы. Мгновением позже Узи в ответ зарылась ладошками ему в волосы, притянув его лицо к своему. Ещё секунда — их губы целомудренно встретились. Говорить ничего не требовалось. Всё уже было сказано, а повторяться и уточнять уже не хотелось. Важно было только то, что они вместе, и что в помещении есть не только два дрона, но ещё и обоюдная нужда друг в друге… Бренный мир вокруг перестал существовать, превратившись в бесконечное море наслаждения и страсти.       Со временем они одновременно отпрянули друг от друга, наслаждаясь напряжением, охватившим сервоприводы и гидравлику их тел. Эн не стал больше медлить — он хотел её всю.       Одним движением кровопийца оторвал девушку от пола и прижал к стене. Та даже не думала сопротивляться и только крепче обхватила его шею руками, обвив вдобавок ногами за талию. Упирающаяся ей в живот упругая эрекция требовала немедленной разрядки, которую Узи могла ему дать: она готова была принять его в себя.       Но сперва следовало снова ввести её в состояние эйфории, сделать работнице хорошо, насколько это возможно. Для этого надо было просто немного изменить сценарий происходящего:       — Чуть позже, — прошептал Эн ей в губы, затем в шею и ключицу. В голосе его промелькнула едва заметная хрипотца. — Сперва ты… хорошо? — спросил он. Узи кивнула, её лицо умиротворённо засияло.       Она совершенно расслабилась, и демонтажник всё прокладывал себе дорогу засосов вдоль ключицы к грудке, лаская Узи языком и пальцами, вызывая у неё ритмичные сладкие всхлипы. Скоро дыхание её участилось, она снова обессилела — и позволила вампиру продолжить. Поцелуи становились всё смелее и навязчивей — это был вызов, девушка приняла его, судя по всему, спокойно, с готовностью, не отрывая взгляда от серебристых волос. Вскоре, по мере продвижения к тазовой области, Эн постепенно поднимал тельце бунтарки всё выше до того уровня — достаточном, чтобы усадить на свои плечи.       Высоты потолка оказалось как раз достаточно, чтобы выпрямиться. Теперь оставшимися точками опоры служили стена и сами плечи демонтажника. По правде говоря, такое положение ей нравилось: от одного только осознания того, что её равновесие полностью во власти крепких рук, масло девушки заиграло в её трубочках, как в котле. Затрепетала — в ней вновь возникли и углубились короткие волны трепетного возбуждения. Она уже готова была снова отдаться полностью. Рассудок едва ли в силах был поддерживать баланс в таком сложном эмоциональном узле, особенно когда длинный язык проскользнул внутрь её лона, почти целиком скрывшись там и вызвав вокруг его глубин щекотное жжение. И Узи тут же выгнулась в струнку, забыв про всё на свете, ведь мучительный сладостный спазм захлестнул её изнутри. Подчиняясь новому импульсу, фиолетоволосая стала раскачивать бёдрами навстречу Эну, вжимаясь в его волосы мёртвой хваткой, моля всеми фибрами тела дать ей больше этого блаженства.       — А-ахх… не остан-ах-авливайся, пр-охх-шу-у! — с нескрываемым наслаждением проскулила она, и её руки с удвоенной силой вцепились в волосы, стараясь удержаться в вертикальном положении.       Её желтоглазик полностью внимал любовным просьбам и стал интенсивнее вылизывать свою девочку, доводя её до исступления, пока она совершенно не потеряла контроль над собой вместе с ориентацией во времени и пространстве. Всё смешалось в её сознании вместе со жгучим желанием, распалявшим до такой степени, что бунтарка далеко не сразу заметила, как Эн уже отодвинулся от стены вместе с ней, предварительно обвив её талию своим хвостом, чтобы удержать на месте. Но работяге было уже не до этого. Мистическое ощущение свободы и лёгкости заполнило всё её существо, возбуждая до самой невыносимой дрожи и заставляя окончательно забыть о том, где она находится и что с нею происходит. Она зажмурилась и выгнулась ещё сильнее насколько позволяли поддерживающие её поясницу демонтажные ладони. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем провалиться в бездну.       — Да-а-а-ахх! — закричала она во весь голос, не в силах больше сдерживать мощную волну оргазма, охватившего всё естество при каждом судорожном сокращении изласканной плоти. Усердно трудящийся над ней демонтажник наконец заполучил долгожданное девичье освобождение, впитав в себя целый поток неизмеримого удовольствия, изливавшийся из неё тёплыми ручьями. До последней капли.       Работа остановилась. Эн вернулся к стене и опустил обессиленную Узи ближе к полу. Она инстинктивно прижалась к своей опоре всеми конечностями и затихла, уронив голову на его плечо. Дрон убийца на миг даже решил, что она уснула у него на руках, но не стал испытывать судьбу, чтобы дать ей время восстановить силы — и без того она была близка к забытью. Мягкий поцелуй в макушку.       — Как же хорошо-о… — с чувством прошептала она, глубоко вздохнула и подняла глаза на него. Умиротворённо приоткрытые в улыбке губы. В фиолетовых огоньках такая нежность… Можно бесконечно любоваться любимой. Никаких других слов у желтоглазого дрона не нашлось.       Эн лишь тепло улыбнулся в ответ и поцеловал её в губы — нежно, чуть касаясь, словно боясь спугнуть то, ради чего трудился. Но это были лишь уже давно отброшенные сомнения. Зря он беспокоился. Всё в порядке. И даже замечательно.       — Моё маленькое счастье… Я так люблю тебя… Всегда… Каждый день… И ночью тоже… — зашептал он ей на ухо и получил в награду такое же тихое и умиротворённое мурлыкание, практически без паузы перешедшее в счастливый смешок. Её глазки начали озорно блестеть в ожидании следующего шага. Ну же!       — И сейчас тоже, — продолжил демонтажник, завороженно глядя в её дисплей и чувствуя, как огромная сила влечения и страсти так и норовит полностью увлечь его за собой. Уже пора. — Потерпи ещё немного, моя хорошая… Последний гвоздь.       Напоследок прильнув к её шее, Эн медленно, но без малейших колебаний вошёл в неё по самое основание. Последовали упоённые стоны и всхлипывания, наполненные мольбами о продолжении. Она наконец дождалась того, что он в полной мере овладел ею, и сладостно соскользнула в бездну экстаза, закусив от нетерпения губу. Дрон чуть повернул голову и увидел, с какой жадностью и бесстыдством заискрились её глаза, пока она сама подвывала от удовольствия. Её неистово красивое и такое доступное тело ритмично содрогалось в едином живом ритме с его безудержной долбёжкой. Ей было так хорошо, так неизъяснимо хорошо… рядом с ним! Работяге никогда ещё не было настолько хорошо в жизни. Рядом с ней не могло быть никого другого. Только он. Её желтоглазик. Её поддержка и оплот, последний лоскут счастья и упования в этой безжалостной, полной боли и отчаяния реальности.       Ещё несколько невыносимо сладостных мгновений он без устали долбил свою ненаглядную прямо в горячее лоно, чувствуя, как её изящное и упругое тело сотрясают волны этого невыразимого наслаждения, заставившей бунтарку изгибаться всё сильней, хрипло и неровно стонать, вцепившись в его плечи своими дрожащими пальчиками, как за спасательный круг, каждую секунду рискуя захлебнуться в собственном восторге.       Считанные решительные толчки до вспышки ослепительной кульминации, и одновременно с этим полыхнувшей судорогой, стоном, невыносимой эйфорией и бескрайним счастьем Узи окончательно и безнадёжно капитулировала, бурно кончив на пульсирующее достоинство своего любовника. Через некоторое время за ней последовал и Эн, наполнивший до краёв её нутро своим вязким, так полюбившимся девушке освобождением. Ощущение тёплой наполненности её тела фиолетовая любила нисколько не меньше самого соития, а слегка раздутый семенем животик и вовсе вызывал в её душе необъяснимую восторженную гордость:       — Я вся твоя… и только твоя, — еле слышно озвучила она свой восторг, чуть задыхаясь и всхлипывая в промежутках между приступами сладчайшего изнеможения, уносящего её далеко в блаженное беспамятство. — До последнего атома…       Казалось, работяга обращалась скорее к самой себе, чем к Эну, но он сам был так счастлив, что полностью поверил в искренность этих слов. Он положил одну из своих рук на слегка надутый животик возлюбленной и мягко сжал его, сопроводив такое действие очень нежным, ободряющим поглаживанием. В ответ на эти аккуратные и неторопливые движения раздались тихие удовлетворённые смешки. Некоторое время Эн молча наслаждался ни с чем не сравнимыми ответными импульсами, идущими от юной работяжки.       — Ты такая очаровашка, когда наполнена… — наконец медленно и задушевно произнёс демонтажник, слегка облизнувшись. Этот миг показался Узи невероятно интимным, отчего она смущённо зарделась и ещё сильнее вжалась в его грудь. Так они расслабились в объятиях друг друга. Оба были крайне довольны собой и своим любовным приключением.       Но тут девушку посетила неожиданная мысль. Скорее даже, наваждение — потому что она совершенно не отдавала себе в нём отчёта.       — Как ты думаешь, Эн, — неуверенно начала она, поглаживая свой округлившийся животик, намекая этим на суть вопроса. — Насколько ты можешь меня наполнить?       Дрон задумался, хотя это никак не отразилось на его лице. Он медленно наклонился к девушке и поцеловал её в щёку. Какое-то время он молча её обнимал, а потом выпрямился и улыбчиво поглядел на её доверчивое и слегка смущённое лицо. Эн готов был хоть целую вечность хранить молчание, лишь бы налюбоваться этим на удивление прекрасным в своей наивности выражением. И в самом деле, в этом было что-то трогательное и завораживающее. Но не вечное. Ответ так или иначе следовало дать. Тут уж ничего не попишешь.       — Залить тебя ещё разок, говоришь? — усмехнулся хвостатый. Его смеющиеся огоньки внимательно следили за выражением её лица, в которой, впрочем, теперь не наблюдалось и тени смущения. Ей совершенно явно нравилась чуткая внимательность спутника. Наконец, девушка кивнула. Дрон не стал больше тратить времени. — Тогда мне надо чуть больше контроля.       На этом Эн не спеша опустился на пол вместе со своей ношей, аккуратно уложив Узи на кафельную поверхность, так и не выходя из неё. Девушка вдруг засмеялась и игриво заёрзала под ним, всё ещё ощущая внутри себя твёрдое и тёплое. Её тело, как всегда при таких тактильных процедурах, было невероятно отзывчивым и начало понемногу напрягаться в предвкушении и трепете. Оно словно старалось испытать каждое прикосновение желтоглазого ещё до того, когда из того произрастёт что-то большее — и в результате дарило ему нечто безумно сильное, навсегда связующее их.       Ритуал возобновился. Узи потянулась к серебристым волосам своего любимого и завлекла его в голодный поцелуй — одновременно она была полностью уверена, что делает именно то, чего желает её рассудок. Эн нежно отвечал, чувствуя, тем не менее, её готовность к большему, но тщательно соблюдая последовательность и такт любовной процедуры, словно его и вовсе не проводили трижды до этого — демонтажнику ни за что не надоест повторять одни и те же манипуляции до полного опустошения личного резервуара. Всё ради работяжки: её сознание и тело жаждет этого каждый день и ежечасно, он был в этом уверен, как ни в чём другом.       Они оторвались друг от друга, чтобы получше заглянуть друг другу в огоньки. Несколько долгих секунд они восстанавливали сбившееся от желания дыхание, прислушиваясь к равномерному шуму воды, которая никак не угрожала дисплею работяги благодаря убийце — весь поток ударял только ему в спину, разлетаясь затем на сотни капель вокруг.       — Давай, Эн… — бессильно выдохнула девушка и крепче сцепила ножки вокруг его талии. — Возьми меня ещё раз. Пожалуйста, возьми. Я хочу почувствовать тебя снова. — Узи закусила нижнюю губу, придвигаясь к нему ещё теснее — во всех действиях и мольбах сквозило неизбывное желание, такое трепетное ожидание, такая страстная готовность принять его снова и снова. Практически на каждом слове голос у неё дрожал. — Я хочу кончить сразу, без передышки. Мне нравится чувствовать тебя внутри. Каждый твой толчок, каждый… Ах-х!       Её слова утонули в полных истоме стонах демонтажнику в губы. Он снова задвигался в ней, как она того хотела, пронзая изнывающее тело вновь и вновь. С каждым разом это было всё глубже и решительнее. Одновременно Эн обнимал девушку за плечи, шепча ей на ухо свои нескончаемые нежности, что она с огромным удовольствием принимала. Внутри Узи было тепло и нереально скользко, как на льду, благодаря ещё не покинувшему её нутро продукта предыдущей разрядки — всё по её личной просьбе. Сам седовласый разделял эти хлюпающие ощущения при каждом толчке. Хотя он ранее и не задумывался над такими путями продолжения любовных игр, вытаскивая при каждой кульминации, сейчас его так же разбирало любопытство.       Стараясь не дать ни единой капли белёсой субстанции пролиться, он ещё активнее задвигал внутри, совершая движения взад-вперёд всё быстрее и интенсивнее, вколачиваясь в саму глубь — хвостатому, чуткому дрону очень хотелось довести свою единственную до финиша как можно скорее. В чём он более чем преуспевал, вдохновляясь приближением очередной вершины неги.       — Я… Ахх-х, люблю тебя, Эн. Ох… я не могу больше! — всхлипывая и давясь эмоциями, прокричала Узи, заметно вздрагивая и выгибаясь навстречу упругим толчкам его бедер.       — Ух… и я тебя люблю, Узи, — хрипло откликнулся седоватый, впиваясь пальцами в её плечи. — Ещё немного, моя бунтарка… ещё чуть-чуть, и я снова залью тебя… Ох~… до самых краев…       — Да-ах! Я хочу на-ах-полниться тобой целиком! Полностью… Ах… Скорей… я уже… я тв-о-я-аа-A-A-A-Ахх~!       Наконец под неистовым демонтажным напором ублаженная работница пронзительно закричала на всю кабинку, если не на весь бункер — и максимально выгнулась дугой в экстазе, выражая всё, что испытывала, начиная с благодарности за доставленное удовольствие и кончая безмерным счастьем принадлежать тому единственному, кто может дать ей столько тепла, поддержки и любви, сколько сможет вместить её крохотный девичий мирок. Всё её существо дрожало и пело от сладкой и мучительной, совершенно неземной радости, пока она наполнялась новыми порциями густого и горячего семени её любимого желтоглазика.       Когда оргазм наконец отпустил её из своего плена, Узи с концами рухнула на спину и, не открывая глаз, какое-то время просто нежилась в блаженном забытьи, прислушиваясь к своим ощущениям и наслаждаясь прошедшим через неё потоком умиротворения, чуть посапывая и тихонько подмурлыкивая себе под нос. Вскоре она разомкнула объятия с крепким телом демонтажника и позволила сервоприводам расслабиться окончательно, чувствуя на себе тепло его рук, нежно перебирающих пряди её мокрых волос и водящих кончиками пальцев по её грудке и бёдрам. Наконец работяга с усилием разлепила глаза и лучезарно улыбнулась Эну. В этой улыбке было всё, чего хвостатый добивался: взаимной любви и теплоты, полного доверия и благодарности за всё случившееся. Он был безмерно счастлив.       Как только руки Эна теперь дошли до её живота, точнее, до, казалось бы, ещё небольшой, но вполне ощутимой для работяжных пропорций выпуклости, на которую Узи только сейчас обратила внимание, её огоньки чуть заметно расширились от лёгкого изумления. За ним последовал девичий смешок:       — Стал больше, — заметила она, легонько надавливая на свой холмик. Дрон кивнул и продолжил поглаживания.       — Мне уже выходить? — решил спросить он, следя за дисплеем спутницы. Та какое-то время размышляла, глядя куда-то чуть выше его головы, пытаясь каждой молекулой своего тела запомнить эти мгновения, и, в конце концов, решительно кивнула.       Приняв это как знак, Эн покинул её, и тотчас же его семя вырвалось рекой на свободу, разлившись по полу душевой кабинки ровным слоем и выбелив пространство между ног Узи. Ощущение внезапной лёгкости и пустоты её лона вырвало у бунтарки завершающий стон. Вскоре тлеющий между ними огонёк страсти дотлел и погас, уступая место спокойному блаженству созерцания себя и всего сущего. Ей показалось, что она воспарила над полом, словно подхваченная самой невесомостью. Всё вокруг на секунду словно обрело иной смысл — не сколько ощутимый физически, сколько иллюзорно-прекрасный, как бывает в спящем режиме. Даже звуки в душевой стихли, и стало слышно лишь редкое шуршание капель воды по кафельной плитке да тихое дыхание бунтарки. Время как будто снова замедлило свой бег.       Всё ещё приходя в себя после пережитого наслаждения, девушка не отрывала взгляда от потолка, лениво водя пальцем по краю промежности, размазывая остатки следов недавнего совокупления по её контуру. Думать о чём-то серьёзном и делать выводы сейчас было выше её сил, и она позволила своим мыслям плыть так же плавно и размеренно, как стекали по её изгибам капли воды. В связи с этим до её цифрового сознания далеко не сразу дошло, что все возникшие мимолётные перемены были делом рук его участливого демонтажника, перекрывшего кран в душе и вышедшего за полотенцем. Какой же он, однако, всё-таки предусмотрительный, подумала она. Робо-чёрт того побрал, такое, казалось, не присущее потрошителю рабочих качество влюбляет фиолетоволосую в него с каждой минутой всё сильнее.       Позволив себе ненадолго созерцать лежачее улыбающееся зрелище, вернувшийся седовласик с улыбкой подметил миловидность работяжки с её распущенными по полу ещё мокрыми волосами и украшающими гладкое тело любовными отметинами, оставленными его аккуратными клыками. Затем c сухим полотенцем в руках он присел на корточки рядом и принялся рачительно растирать корпус Узи, при этом не забывая про интимные места.       Наблюдавшая за его аккуратными движениями дочь бывшего начальника охраны не выдержала и хихикнула, приподнявшись на локтях. Заметив это, Эн с удвоенной тщательностью принялся выполнять свою работу, уже переключаясь на сливовые прядки. Узи и не думала сопротивляться демонтажным ухаживаниям: подумать только, его руки повидали немало внутренностей бездыханных «банок с маслом». Стараясь принять безразличный вид, удовлетворённая канистра с машинным маслом, и не только, продолжала предаваться акту рефлексии о богом забытых планах на сегодняшний… день? Надо б ей потом свериться со своими внутренними часами… неохота, правда.       Впрочем, навечно засесть в собственном мирке ей всё равно не светило, не с таким наблюдательным кровопийцей, который не упускал ни одного блинкования огоньков её дисплея, но пока послушно выполнял интимные ритуалы, не решаясь нарушать полёт её мыслей. Желтоглазому в целом не хотелось в лишний раз тревожить необходимый покой своей работницы всяким напоминанием о том, что за пределами апартаментов тоже кипит жизнь, втоптавшая фиолетоволосую мятежницу в грязь непризнания и презрения. В его интересах было как можно дольше поддерживать эту идиллию, царившую между ними. Время и тишина лечит такие невидимые раны.       Так или иначе, только сама работяга имела право первой заговорить с ним на отвлечённые темы без вреда для внутренней гармонии, если ей угодно будет так поступить, тем самым сбросив лишний груз со своих хрупких плеч:       — Ты куда утром уходил? — глядя в никуда, с едва различимой прохладцей в голосе спросила она и приняла более сидячее положение, положив руки на колени. Для неё этот вопрос витал в воздухе ещё с момента пробуждения, в связи с чем Узи успела утратить к нему всякий интерес. Но это не отменяет того, что дрон убийца не стал бы оставлять свою добычу без присмотра без крайней необходимости, даже не предупредив о своём уходе.       Как бы там ни было, Эн был готов к подобному повороту разговора, такому же спонтанному, как и всплеск гормональных нанитов у подросткового дрона. Чуть потянув время, он воспользовался паузой и отозвался как бы между делом:       — М-м… на разведку. В школе продолжается траур из-за пропажи Тэда, — осторожно сказал демонтажник, глядя на бунтарку, — в бункере сейчас охранники на стрёме… отца твоего ищут.       Эн поймал на себе совершенно спокойный взгляд со стороны Узи, словно речь шла о чрезвычайно будничном событии, не требующем внимания и не стоящем хоть какой-нибудь эмоциональной реакции — разве что незначительного поднятия бровей и с усилием сомкнувшихся губ.       Зная, что там дверные адепты ничего не найдут, их неподдельное беспокойство может привести к квартире отца, и тогда у бунтарки с убийцей-опекуном могут возникнуть серьёзные проблемы… вместе с дополнительными отсечёнными головами зазевавшихся дронов охраны.       Предвидев назревавшие вопросы, Эн продолжил, стараясь не выдавать своего переживания за состояние любимой:       — Они в ближайшее время не вспомнят про необходимость к нам наведаться, у них других проблем хватает. Я их неплохо так отвлёк от поисков, — в его голосе явно звучала гордость за проделанную работу. Эн в заключение ухмыльнулся, укутывая полотенцем задумчиво глядевшую на него работяжку. Она ответила слабой улыбкой, но взгляд у неё был по-прежнему подозрительный и настороженный.       — И как ты их так отвлёк? Вырезал ещё парочку трусов… или отобрал у охраны новую колоду карт? — с лёгким и упрёком и иронией предположила она, пытаясь разгадать нехитрый трюк своего хвостатого сталкера. — Говори сразу, что ты учудил?       — Про карты, кстати, ты здорово придумала, — похвалил Эн, потрепав её по волосам. — Так бы они до нас ни за что не добрались. Одно плохо — я додумался лишь до умышленного поджога вентиляции над охраной.       Настолько легкомысленно поданное признание словно бы ударило молнией по микросхемам в голове собеседницы. Она нахмурилась и готова была прожечь его насквозь глазами, но всё же удержалась от праведного порыва в сторону нахала. До сих пор не отпустившая бунтарку сладостная истома не позволяла ей даже желчно съязвить, не то что шевельнуться, чтобы замахнуться на хвостатого в своей обычной манере.       — О чём ты только думал, идиот?       — Да не парься ты над этим, Узи, — зевнул Эн и погладил её по щеке. — Я знал, как себя вести, не переборщив c огнём, чтобы он не распространился дальше охранного периметра. Зато дыма много наделал. Как минимум ещё сутки про тебя не вспомнят. Думай о хорошем, и всё.       Кажется, прозвучало достаточно убедительно. Она взглянула на него совсем другими огоньками — всё ещё опасливо, но уже без прежнего осуждения. Но одна деталь бросала на себя густую тень. Она чуть помедлила, словно подыскивая слова, но потом всё же спросила:       — Почему тогда сирены не включились?       Крылатому дрону оставалось только пожать плечами. Возможно, вместе с людьми ушла и система безопасности.       — Кто знает. Может, тогда не предполагалось, что кто-то в вентиляции будет бросать коктейль Молотова.       — Где ты его достал? — не унималась работница и продолжала пытать своего дрона.       — Ну… ты действительно считаешь, что работяги проверяют каждый ящик, который они находят? — тепло усмехнулся дрон пироман, водя ладонью по её плечу. — Довольно легко собрать необходимые компоненты из подручных материалов. А огнемёт всегда был при мне.       Фиолетовая переплела свои пальцы с его, и на дисплее девушки проступили озорные смешинки.       — Это утешает, — еле слышно шепнула она. — Ты более находчивый, чем прикидывался.       Желтоглазый улыбнулся чуть шире и подмигнул ей левым огоньком­.       — Думаю, ещё денёк отдохнёшь, и всё наладится, — проговорил чуткий демонтажник и без всякого предупреждения поднял миниатюрное тело над полом. От непринуждённого жеста его довольная пассия встрепенулась и чуть смущённо пискнула.       — Я и сама могла бы встать, — несколько уязвлённо заявила она, особо не вкладываясь в протесты, пока сердечный убийца уносил её за пределы кабины.       — Возможно, — не стал возражать дрон. — Но ты всем своим лежачим видом доказываешь обратное. — Но и удержаться от самодовольной улыбки после глупого каламбура он не мог. Узи хотела было подпустить ответную шпильку, но сочла за благо оставить её при себе, отдаваясь невесомости, подаренной спутником.       — Я… просто не уверена, что достаточно отдохнула, — подбирая слова, пробормотала девушка. — Да и пыталась представить себе лицо отца, увидевшего поступившие счета за воду. — Неловкий смешок сорвался с её губ, и Узи прервалась. Не подавая виду, демонтажник внутренне прихмурился, представив себе эту картинку, точнее — последние мгновения функционирования Хана, прежде чем распрощался со своей головой. Да, никаких сомнений — он намеревался забить собственную дочь гаечным ключом на почве собственной неспособности принять новые перемены, принесённые фиолетовой в виде останков демонтажных бестий. За что уже заплатил по полной.       Но даже невзирая на явные опровержения собственным переживаниям, Эн всё ещё не мог отделаться от короткой дрожи со спонтанных проявлений холодности своей любимой, пусть даже если она оставалась в этот момент совершенно счастливой и умиротворённой.       Вполне возможно, что так сказалась эмоциональная опустошённость после пережитого стресса. У фиолетовой просто больше не осталось лишних нервов и слёз на выражение горя и ненависти к никчёмным сородичам. Во всяком случае, время лечит, заключил Эн со вздохом. Нет худа без добра.       — Да уж, тоже представляю, — поддакнул демонтажник — оставаться в одном течении мыслей с бунтаркой было необходимо, как минимум, чтобы её не покидало чувство постоянной поддержки даже в таких мелочах. Одиночество ей может только навредить. — Учитывая, что мы в душевой застряли где-то на час.       Разрядив напоследок обстановку, он поставил на ноги свою хихикающую ношу и по-быстрому накинул на себя пальто, оставленное неподалёку. Та уже давно пришла в себя и довольно улыбалась, покидая ванную в одном своём полотенце. Сероволосый не стал её преследовать, справедливо рассудив, что работяга идёт одеваться. Хотя, по большому счёту, каков был смысл изображать из себя порядочного дрона, когда ты буквально только и делал, что не отрывал от своей добычи глаз даже когда она и не подозревала о твоём присутствии? Про случай в душевой и говорить не стоит. Словом, с авантюрными привычками демонтажник был не разлей масло.       Ждать долго дрону в любом случае не пришлось. Пока седовласый стоял, задумчиво подпирая стену, его чувствительные слуховые сенсоры зафиксировали весьма характерные звоны металла, которые усиливались с каждым мгновением. Эн насторожился и навострил «уши», но долго вслушиваться ему не пришлось.       Это не могло быть ничем иным, кроме как…       — Эн! — донеслось из-за двери ванной. Узи определённо тоже услышала. — К нам стучатся. Иди прячься скорее, слышишь?!       Демонтажные опасения оказались небеспочвенными. В его плане по отвлечению всё же появился изъян. Работяги оказались более неотступными, чем он рассчитывал. Обречённый вздох. План «Б» ещё не успел окончательно сформироваться в его голове, как мимолётная мысль о вентиляции дала о себе знать во всей красе.       Уголки губ приподнялись в едва заметной усмешке.