Веснушки — это поцелуи солнца.

      у кашина все лицо в веснушках — как принято считать, в поцелуях солнца, что, видимо, обожало юного битмейкера, с учетом количества рыжих пятнышек, расположившихся по всему телу — а илью солнце ненавидит, и ненависть эта взаимная.       илья солнце ненавидит всей своей душой, всем существом — на слова о важности звезды с большой буквы глаза парня закатываются, и он раздраженно вздыхает. называет сказавшего это человека идиотом и так далее по списку, не заканчивая и на громком и грубом душнила хуесос пидрила. дальше следовало коронное вчера сгорел твой отец, и это правда, но не то, зато прошел отбор в детдом. кашин, к слову, на подобные высказывания громко и хрипло прыскал со смеху, даже и не пытаясь прикрыть рот ладонью. покрасневший от стыда и смущения илья лишь закатывал глаза и толкал даню в плечо, а старший лишь продолжал низко посмеиваться.       у ильи на солнце и его ебучие лучи ебаная аллергия, успевшая круто подпортить парню жизнь. и, блять, на одних только лучах дело не кончалось — одна температура выше +18 вынуждала парня оставаться дома, забивая на любые попытки вовы вытащить его из дома и яростно посылая нахуй дрейка, который орал ему с улицы так, что все жители треклятого дома, не зная, где живет этот самый илья, начали его ненавидеть и совместно с коломийцем орать ему, чтобы тот вышел гулять. илья любил своих друзей — порой даже больше всего на свете (не беря в расчет завертина, мать и себя любимого, конечно), хоть это и порой ставили под вопрос оры и маты корякова, пока те играли в катку кс или доту. но это они сами виноваты — постоянно проносилось в голове парня, с языка которого уже слетело множество слов, за которые его администрация твича бы не погладила по головке. ну и хуй с ним, как говорится, илье было до алмазной пизды, причем, не своей, как обычно предполагал вова (пиздануть его мало).       у корякова темнело в глазах, поднималась температура и жар, начинало тошнить и шатать. глядя на дрейка, начинавшего плеваться слюнями лишь тогда, когда ему удавалось отупеть настолько, чтобы собственными руками чуть ли не убить себя, парню невольно становилось завидно. этот хуесос имел белую кожу, впрочем, как и он сам, но, в отличии от корякова, летом он загорал, а зимой вновь возвращался в изначальный цвет. return 0, хуесос... илья же не мог загорать вовсе — все его тело от попадания на кожу солнца горело так, словно его заживо варят в чане с кипящей водой, помешивая огромными вилами и покачивая дьявольским хвостом. шея, лоб, щеки, плечи — все это нещадно зудело, не оставались в стороне и уши. илья чесался, как ебаный торч, постоянно матерясь себе под нос и ненавидя эту злосчастную звезду на небе. почему он такой счастливчик?! осматривая покрасневшее ухо, на котором показалось нечто белое, коряков осознал, что он расчесал кожу настолько, что сдер ее.       илья загорать не мог и не умел. пляжи и солнечные деньки он избегал, как чуму. плавать то плавать парень умел, но в воде обгорание проходило то ли быстрее, то ли незаметнее, илья в душе не ебет, в отличии от биологии, не стесняющейся дать ему в рот. нет, правда, всегда, когда он чудом оказывался на пляже или на море (ведь обычно отпирался так, что ни близкие друзья, ни сами родители корякова не могли его туда вытащить), он обгорал так, что неделю не мог лежать на спине. тело ужасно болело, одно прикосновение к покрасневшему месту вызывало ужасную боль, сравнимую с той, словно тебя пиздят ногами. максим, конечно, жестко стебался над другом, догадавшимся до подобного сравнения, но суть остается сутью — он и макса ебал в рот.       один раз вообще парень умудрился довести себя до того, что у него буквально облезала кожа. сначала илюша вышел из воды красный, как рак, но, казалось бы, ничего такого. вылазки на подобные места случались нечасто, да и ради шашлыка под тенечком потерпеть боли по всему телу можно было, не впервой. пиздец начался уже тогда, когда ему нужно было вытираться. все отвратительно саднило, илье не привыкать, но даже тогда он осознал, что что-то не так. полотенце словно было сделано из лавы, ну или из металла, пролежавшего под солнцем час, а то и все два. сказать честно, эмоции ильи, когда он убрал от себя уже порядком мокрое полотенце, были смешанными. он был рад, что болючая ткань больше не мучает его и его и без того пострадавшую кожу. однако видеть лицо максима, который, перекидываясь словами с вовой, застыл, рассмотрев корякова, было даже страшно. парень не понимающе вскинул бровями, удивившись. рассмотрел полотенце и осознал — его в эти выходные и ближайший месяц (это, если повезет!) ждет веселое приключение, при котором он не сможет спать на спине при самом огромном желании и выдержке. как говорил его любимый ютубер, которого он прибегал смотреть домой со школы с огромным удовольствием, нам пизда, нам стопроцентная пизда. мужчина всегда говорил нечто жизненное, что его либо в паблики с цитатками в вк, либо в мемы. к счастью, большего всего "крылатые фразы" блогера попадались в ленте именно во вторых случаях. и все же несмешно было илье разглядывать белые катышки, оставшиеся на ткани, а позже и вовсе ощущать что-то на лбу. потерев лоб, парень осознал, что это его собственная кожа. короче, каникулы были настолько веселыми, что он, как игуана, сбросил кожу. семенюк ухахатывался над ним так, что максим, искренне взволнованный состоянием друга и ненавидящий шутки на столь щепетильные темы для мазяки (спасибо ему за это), еле сдерживал смешок. даня, кажется, тоже был взволнован за хорошего друга. впрочем, это волнение корякову удалось увидеть лишь через сообщения, пока он охая и ахая ложился на живот, стараясь заснуть. сколько шуток было у вовы, что он ночью может трахнуть илью...не сосчитать.       короче говоря, илья терпеть не мог солнце и жаркую погоду. москва - город, как принято считать, с холодным климатом и погодкой. однако порой выдавались и невыносимые дни, похожие на сегодняшний денечек. парень уже успел проклясть все что можно было, и это он пока находился в школе. коряков искренне ненавидел жару. по его лбу тек пот, оставляя соленую и мокрую дорожку за собой. белая рубашка неприятно липла к телу, словно пытаясь слиться в одно целое с его плотью, брюки также казались неудобными. из всей этой одежды хотелось выбраться, извиваться, дабы не было так неприятно.       сидящий рядом вова тянет свою жижу, в закрытой комнате туалета устанавливается запах винограда. самому корякову обычно алмазно похуй — он и сам парил, как паровоз. но вот сейчас, пока илья пытается прийти в себя, умывая лицо десятки раз, оглядывая покрасневшие скулы, щеки, лоб и переносицу, парня бесит все и вся. бесит это липучее ощущение духоты, к которому добавляется еще и приторный запах одноразки, превращая и без того спертый воздух в закрытом помещении в еще более невыносимый. корякову хочется материться. материться так, как он слышал от старшеклассника дани — громко, от души, без капли стеснения, даже, когда он делает это перед учителями или взрослыми. дышать нечем, братишкину хочется засунуть его же сосалку глубже в рот, чтобы он ей поперхнулся и-...       братишкин прикрывает глаза, опираясь головой о бочок унитаза. он приоткрывает губы, и из его рта валит белый дым. илье и самому хочется парить. а еще больше хочется воды. и мороженого. и хотя бы сметаны, блять. зачем сметаны?       всегда, когда мелкий мальчишка с белоснежной и слишком чувствительной кожей на пару с аллергией возвращался домой после затяжной гулянки, мать замечала, что лицо и открытые участки ее чада были красными, словно у рака, которого только достали из кипящей кастрюли. маленький пиздюк илья всегда ойкал и ахал по приходу домой. очевидно, аллергия не давала знать о себе сразу — красные пятна появлялись спустя время, как тот покинет солнечную зону. его кожа горит так, что ему кажется, что у него жар. скуля от боли, мальчик подходил к маме и жаловался. и потом на все покрасневшие места мазали сметану из холодильника, которая правда остужала, давала блаженное ощущение прохлады. однако потом, когда молочный продукт на лице и коже начинал отдавать привычный ему запах, илья закатывал глаза и с раздражением стирал вязкую консистенцию, злясь на то, что сметана жирная.       илья сходит с ума. у него горит тело. дышать нечем. ладно, еще немного, и у них будет часовая перемена, и можно будет свалить на улицу, куда-нибудь под тенек.       когда наступает долгожданная перемена, илье не дают убежать сразу. максим что-то увлеченно рассказывает о том, что ему что-то там попалось в реки в тиктоке, парень даже и не слушает его, надеясь, что семенюк быстрее купит свою сладкую воду с сырной лепешкой. вова тот еще копуша, ну, или вселенная просто издевается над коряковым, который ощущает, что ноги наливаются свинцом. двигаться, думать, дышать, существовать трудно и невыносимо. илья, всю свою жизнь считавший себя атеистом, про себя молится, обрывками вспоминая молитву, которую порой вслух зачитывал макс перед контрольной по математике или зачете по истории. ноги то ли становятся тяжелыми, то ли ватными, уже неясно. мозг плавится. суть в том, что парень понимает, что ему нужно присесть. или он упадет здесь же. в глазах темнеет, твою же мать.       в себя приходит илья уже оказавшись на улице. он ни черта не помнит, кроме тех ощущений, граничащих с обмороком. школьник жмурится, прикрывая лоб ладонью, дабы чертово солнце не выжгло ему сетчатку глаз. в бок что-то утыкается, и парню хочется обматерить человека, который посмел побеспокоить его итак шаткое состояние.       семенюк молча предлагает парню отпить, и коряков отвечает также, просто кивком. мысли перемешиваются между собой, создавая какую-то ересь или что-то на подобие узла, над развязыванием которого нужно попотеть. в ушах звенит, размышления, порой мелькающие в его сознании вслух, соединяются и превращаются в бессвязный шум, как две волны разной частоты. вове не нужно слов, и илья никогда не был так рад. корякову не хочется никуда идти, но, раз они оказались на улице, то почему бы не пройти дальше и отдохнуть в теньке?       вова без слов плетется рядом. потягивает свою виноградную гадость, а ее запах уже не такой раздражающий. больше приятный, отдающий легкими нотками кислоты и сладости. дышать уже не столь трудно, но просить у семенюка его сосалку школьник еще не планирует.       парни, сами того не понимая, приходят на футбольное поле, окруженное дорожками для бега, все это выглядит, словно это стадион. рядом отдельное баскетбольное и волейбольное поле, а чуть подальше стоят тренажеры. илье вообще похуй на спорт с большой п на самом-то деле, но сказать подобное физруку и уж тем более каким-нибудь гоповатым одноклассникам — самоубийство. на учителя как-то поебать, но ебланы из класса мазеллова и без того доебывались до его цветных волос, стыдя его за покрашенные локоны. причем догадался же мазяка покрасить их именно в голубой. нетрудно догадаться, что эта кличка и была присвоена гениальному илье, но было как-то, честно сказать, похуй. с учетом того, какая их компания, громко названная "89 сквад", огромная, гопникам лезть на хоть кого-то из ее членов, даже самых безобидных, вроде ильи, было глупо. причем коряков драться и насилие в целом ненавидел, а макс, вова и даня могли спокойно въебать недругу. так что и оставалось несчастным идиотам засунуть свое мнение насчет волос мазеллова поглубже, если им не хотелось проблем.       взгляд невольно зацепился за площадь, предназначенную для игры в баскетбол. илья устроился на скамеечке в тени, а рядом подсел, собственно, вова. белый дым порой можно было заметить периферийным взглядом, но не то, чтобы мазеллову было дело до братишкина и его несчастной одноразки. все внимание парня было приковано к рыжей макушке, которая ярко выделялась на фоне остальных. начиная цветом волос и заканчивая ростом. щеки мазеллова краснеют, причем не из-за аллергии и плохого самочувствия впервые за весь день, и семенюк заинтересованно косится на залипшего одноклассника.       данила кашин — высокий парень-старшеклассник, по отношению к которому илья неровно дышит. ну а как можно было не восхищаться этим человеком? даня был высоким, статным парнем, не стесняющимся высказать собственное мнение и в случае чего послать собеседника, если ему что-то не понравится. кашин был уверенным, прямолинейным и грубым, порой его заносило, да, но каждый раз видеть этот недобрый огонек в лазурных глазах и нахмуренные брови было нечто. у ильи дрожали колени каждый раз, когда даня длинными и крупными пальцами сжимал сигарету и басил что-то своим низким и хриплым голосом. старший не стеснялся собственных выражений, и в этом была какая-то изюминка. среди людей, готовых из кожи вон лезть ради выгоды, битмейкер был таким особенным. впрочем, так оно и было.       не нужно денег, правда,       мне по кайфу делать гадость.       «ты клевый» —       лицемер.       «неплохо» —       лицемер.       «дружба до гроба» —       лицемер.       «выглядишь модно» —       напиздел.       познакомились парни в общей компании сквада. данила тогда копался в своем ноутбуке, когда вова вошел в звукозаписывающую студию, а за ним и сам илья. коряков и сам был своего рода музыкантом, ссался с любого упоминания музыки, находя в ней смысл собственной жизни. семенюк знал это, так что и решил взять с собой илюшу; парню надо было что-то забрать у кашина и идти одному ему было скучно и в падлу, так что он искал себе партнера на столь быструю вылазку. и владимир не ошибся: двоица сдружилась в кратчайшие сроки. кашин, как ни странно, собственной прямолинейностью не отталкивал корякова — более того, тот желал быть ближе к дане, не боясь, а желая обжечься.       данила был самой страстной мелодией, которая только одним своим включением бросала в жар, вызывала выброс адреналина в кровь. илья под нее подпевал, прыгал и буквально кричал, произнося слова этой горячей музыки. он был словно не в себе, вел себя более оживленным и громким.       данила был огнем, которого илья хотел коснуться. он боялся, но в то же время хотел поддаться ближе. в голове звучал родительский голос, запрещающий касаться дани, ведь тот обожжет, сделает больно, ранит и вообще негоже их чудо-мальчику общаться с тем, которого так часто можно увидеть за гаражами с сигаретой в руке.       данила был олицетворением возбуждения ильи. рядом с ним корякову было столь хорошо — эндорфин так и лился рекой, как и адреналин. последнее отключало любое чувство и ощущение страха, вынуждая парня смелеть и делать все, что приходило на ум. хотелось прижаться к кашину, сжать его крупные ладони в своих более маленьких. вжаться губами в губы напротив, искусать всю плоть и томно вздыхать. или оказаться прижатым к каком-нибудь поверхности и шумно вздыхать, пока дк, рыча, оставлял бы на его коже яркие укусы любви. хотелось отдаться этой любви и страсти полностью.       данила был его кумиром, тем, на кого он хотел бы равняться. в пизду родителей, опекающих свое чадо.       рыжая макушка, приближающаяся к зрителям, вырвала парня из своих мыслей. илья покраснел, прикусив губу. вова лишь просвистел и самодовольно улыбнулся, заметив состояние друга и кашина. кажется, его ждет веселуха.       — здорова, — коротко здоровается даня, поправляя рыжие и растрепавшиеся волосы. он берет бутылку воды у, кажется, своего одноклассника, которого мазеллов вовсе не заметил, остановив все свое внимание лишь на высоком идоле. впрочем, этот самый одноклассник надолго не задерживается, идя в сторону школы.       — и тебе здоров, даня, — с ухмылкой бросает семенюк, пожимая протянутую кашином руку. он ухмыляется так широко, что илье еще стыднее. коряков и без того красный, уже от смущения. сердце бьется как ненормальное, а сердцебиение отдается в ушах, но голос стоящего напротив дани почему-то громче этого звука.       — привет, — стеснительно бросает илья, также пожимая руку парню в качестве приветствия. прикосновение горячее, обжигающее, горячее чертового солнца, и он прикусывает губы. смотреть в лазурные глаза, пробегающиеся по его лицу, осматривающие, словно тот волнуется, не приходится. коряков смущается, а вова, блядь такая, да чтоб его Бог покарал, пихает его в бок, ухмыляясь.       — ты такой красный, илюш. ты в порядке? — якобы взволнованно бросает владимир, нутром ощущая, как корякову хочется послать его нахуй. и он не отказывает себе в этом навязчивом желании.       — пошел нахуй.       пошел нахуй, гнида.       где твой идол?       видно, сгинул.       всем не нужен, видно...       будто линукс в теме игры.       песня играет в голове безостановочно, и илья старается не дать этим словам сорваться с губ.       — ты в порядке, илюша? — задета его слабость. илюша поднимает глаза на даню, который с такой внимательностью изучает его лицо. вгоняет в краску еще больше, скотина.       почему ты такой? почему ты обычным вопросом и произношением моего имени заставляешь меня краснеть еще больше? почему рядом с тобой мое сердце бьется так быстро? — пробегает в голове ильи.       — да солнце. ненавижу его, — спокойно, насколько это вообще возможно в его состоянии и всей ситуации в целом, бросает мазеллов. взгляд дани с хмурого меняется на задумчивый. мазяка так задет тем, что тот волнуется, что даже не задумывается над последующими словами, вырвавшихся из его горла: — а тебя оно, кажется, обожает.       взор кашина мгновенно возвращается к личику младшего. корякову хочется провалиться под землю, свалить все на жару, мозг расплавился, с кем не бывает?, или на вову, в конце концов. дышать становится труднее — илья жмурится, хочется придушить либо себя, либо владимира, который с широкой улыбкой и озорным блеском в глазах наблюдает — также, как и сохранять спокойный вид. тот моргает несколько раз, как всегда делает, будучи растерянным, взволнованным и заинтересованным. взгляд дани прожигает, как и чертово солнышко, и илья и вправду начинает находить сходство между двумя звездами.       оба такие яркие, прожигающие. солнце яркое, и это понятно, а у данилы волосы рыжие, примечательные, из-за которых его нетрудно найти в толпе, веснушки, раскиданные по всему телу и в особенности лицу. глаза у него притягивающие, синие, красивые такие... у ильи был твердый тройбан по русскому и литературе, так что из него поэт, как из вовы сват, в принципе. даня прожигает также, жарко рядом с ним, как с солнцем. вот вроде не делает ничего, но одним присутствием заставляет потеть и краснеть. от кашина еще солнцем пахнет. ему то все ни по чем, аллергии на солнышко у него нет, поэтому и шатается на солнцепеке сколько душе угодно. кожа бронзовая, загорелая, в отличии от корякова, которому можно косплеить белоснежку.       а еще даня чертова звезда, как и солнце ебаное. такой притягивающий, блестящий, талантливый. сколько бы не пиздели родаки про курящего старшака, на которого илюше точно нельзя равняться, учителя про то, что у данилы двойки-да тройки одни, кашин был для него звездочкой. у данилы точно будет прекрасное и такое же фантастическое будущее, как и он сам, причем, связанное с музыкой, которую так обожают и коряков, и кашин.       было лишь одно отличие — илья дк обожал, а солнце ненавидел.       — а тебя, судя по всему, луна, — пожимая плечами, бросает старшеклассник. на его губах слабая ухмылка, вынуждающая сердце корякова делать кульбиты.       — что?       — ты свои мешки под глазами видел? в них можно таскать картошку, причем, тоннами.       — как жаль, что не ты, — бормочет себе под нос мазеллов, надеясь, что его не услышали. кажется, судьба над ним издевается, ровно, как и его голос, ведь вова непонимающе косится на друга, а данила ухмыляется шире.       — кто сказал? — звучит низкий и томный голос старшего. у ильи расширяются зрачки, будто он дозу принял, и рот приоткрывается. сердце, кажется, останавливается на секунды-две, переставая перекачивать кровь по всему телу. у корякова отнялся голос, он не может уточнить, спросить то, что боялся спросить столь длительное время.       данила хрипло смеется и машет рукой, направляясь в сторону школы. что владимир, что илья в ахуе. причем глубочайшем. один не понимает, что нахуй происходит, илья, объясни уже, ебаный сыр, что это, нахуй, было, а второму думается: куда я жмау?       у кашина все лицо в веснушках — в поцелуях солнца — а солнце илью ненавидит. и, оказывается, хуй с ним, потому что, что луна, что любимчик этой ебаной звезды обожают корякова.