Прощай, Александр

― Уже за полночь, ― скептично констатирует Дарклинг, пропуская продрогшего от холода принца в свои покои. В его голосе нет ни намека на недовольство. Лишь учтивое беспокойство. Заклинатель ничуть не удивлен позднему визиту, хотя и не ждал гостей в такой час. Николай сильнее кутается в мундир солдата Первой армии изо всех сил стараясь согреться. Он опускается на ковер возле камина, небрежно сбрасывает сапоги и начинает растирать замершие ладони. На улице январь, а Ланцов как обычно налегке, зато не истратил ни одной драгоценной минуты на долгие сборы. Примчался на первых парах. ― Никто не знает, что я прибыл в столицу, ― предупреждает он, будто Дарклинг с самого начала этого не понял. Николай уже несколько лет не появляется в свете, предпочитая отнюдь не королевские условия Первой армии привычному уюту. Иногда все же находит время, чтобы вырваться в Ос Альту, но не ради семьи. ― Может тебе стоит наконец приехать домой по-человечески? Со всеми почестями, как и полагается принцу. Николай морщит нос и отмахивается. Не может быть ужаснее занятия, чем учтиво раскланиваться перед лицемерной знатью, рассказывать одни и те же армейские байки, фальшиво улыбаться и кивать в ответ на восторженные возгласы своей тетушки Людмилы о том, как же он вырос аж на целую голову! ― Духу моего в Большом дворце не будет. По крайней мере, до окончания службы. Дарклинг понимающе кивает и протягивает гостю бокал с бренди. Сейчас это один из немногих вариантов поскорее согреться, которые он может предложить. Ланцов благодарно улыбается и отпивает немного. Это действительно помогает. Генерал садится обратно за стол, изучая увесистую стопку бумаг перед собой. Ночь обещала быть долгой и занимательной. Николай обиженно вздыхает, сверля заклинателя недовольными карими глазами. ― Я думал, ты будешь мне рад, ― он грустно улыбается, глядя на него поверх бровей. Неужели какие-то документы сейчас могут быть важнее? Когда старый друг нашел время для визита среди своего плотного графика? ― Я счастлив, что ты решил нанести визит в Малый дворец, ― Дарклинг правда пытается выглядеть доброжелательным, ― но, право, я не ожидал тебя так поздно. Не успел разобраться с делами. ― Он кивает на кресло, что стоит напротив письменного стола. Николай уже не дрожит как осиновый лист. В покоях заклинателя всегда уютно, несмотря на то, что почти все здесь отделано в черных тонах. Ланцов снимает мундир, оставляя его сушиться от снега возле камина, и садится, продолжая не спеша пить. Наконец-то спустя несколько месяцев принц снова чувствует умиротворение и покой. ― Хотел сделать сюрприз, ― виновато объясняет он, ― к тому же, для тайных визитов ночь ― довольно романтичное время, не находишь? ― Возможно, ― отвечает Дарклинг, не отрывая сосредоточенного взгляда от бумаг. ― Мне казалось, ты любишь ночь, ― Николай без интереса наблюдает за движениями его рук, ― все-таки ты заклинатель Теней, сеять тьму ― твое призвание. Но генералу его слова не показались такими уж приятными. Он горько улыбнулся, пожимая плечами: ― Скорее проклятие. ― Да брось! Помнишь, как придавал своим теням формы кораблей, когда в детстве я отказывался спать без света? Кажется, иногда мне этого не хватает. Уголки губ заклинателя едва заметно приподнялись. Николаю показалось, что это самый теплый жест за все время, что они общались. Хотя и сомневался, что эта улыбка ― нечто искреннее. Наверняка обыкновенная вежливость. ― Поиграем с тенями позже. Ты ведь проделал весь этот долгий пусть сюда не для того, чтобы завалиться в постель? Я слышал, последняя ваша кампания прошла удачно, несмотря на то, что ты получил ранение, ― он небрежно ткнул пальцем в его плечо, где предположительно должен быть свежий шрам, ― как только об этом стало известно, я выслал к тебе целителя, но ты отправил его обратно. ― Целителей для пехоты нет, ― Ланцов закидывает ногу на ногу, глядя на собеседника твердо и убежденно, ― мне известно, какую панику здесь раздули из-за одной несчастной царапинки, поэтому о последующих травмах не сообщал. Конечно, ранение принесло принцу кучу неудобств, о которых тот никогда не расскажет. Какое-то время он не мог толком пошевелить плечом, но очень гордился собой за проявленное мужество. Жалость остальных, а особенно со стороны Дарклинга, его унижала. Николай намерен дать понять, что достаточно возмужал, дабы встретиться со всеми опасностями лицом к лицу. И никакие целители ему не нужны, пока остальные его сослуживцы мучаются в лазарете. ― На самом деле я беспокоился, ― Дарклинг откладывает оставшиеся бумаги, поднимается и подходит к нему, ― хорошо, что все закончилось благополучно, но все-таки позволь мне осмотреть тебя. Николая поразило его равнодушие. После всего того, что он увидел и почувствовал, для него было немыслимым то, как легко генерал воспринимает случившееся. Ланцова переполняют эмоции, когда вспоминаются последние сражения. Каждый выстрел и каждый щелчок уже вселяют в душу молодого человека первобытный страх. Он вскакивает с кресла и кричит: ― Как тут может быть благополучно, когда тысячи человек горят заживо и орут так, что пушечных залпов не слышно? Когда в бухте вода кипит и пули над головой свистят! ― голос предательски срывается, принц поджимает губы, чувствуя, как слезы скапливаются в уголках глаз, ― утром рыбы брюхом к верху плавали. Никогда бы не подумал, что в море столько рыбы. Дарклинг погладил его по волосам, не в силах подобрать нужные слова. Выражение его лица пустое и равнодушное, но Николай понимал, что он искренне ему сочувствует. Такие моменты нужно просто пережить. За плечами принца не так много опыта, поэтому и эмоции бьют через край. Я хочу тебя поцеловать. Николай быстро отмахивается от этой глупой мысли и молча расстегивает пуговицы на рубашке, совершенно позабыв о совсем свежей ране на животе, о который собирался промолчать. Он уже готов к тому, что Дарклинг разбушуется и в приступе гиперопеки созовет сюда целый отряд целителей, чем полностью испортит трепет и романтику их встречи. Генерал хмурится, замечая, что рана совсем свежая и повязка, наложенная кое-как, окрасилась темно-бурым цветом. Неужели принц сбежал из лазарета? Это даже звучит безумно. ― Я позову целителя. Принц такого расклада событий не желает и хватает его за руку, не заботясь, что это совсем невежливо. ― Не надо, я в порядке. Только повязку сменить нужно. Ланцов снимает рубашку и вздрагивает от прикосновений холодных пальцев. Они так же холодны, как снег снаружи, но этот холод совсем иной. Он холодит его кожу, но согревает сердце. Заклинатель внимательно рассматривает его тело: печально известное пулевое ранение в плечо, несколько мелких шрамов в районе груди, свежий шрам под грудью ― кто-то пытался ударить его ножом ― и, наконец, повязка. Он аккуратно снимает ее и оценивает насколько все плохо: кровь уже запеклась, но сукровица продолжает отслаиваться. ― На тебя напали, ― холодно замечает Дарклинг, преодолевая желание оттаскать этого безрассудного мальчишку за ухо. ― Всего лишь неудавшееся покушение, могло быть и хуже. ―Ты должен вести себя осмотрительнее! Ты стал живой мишенью ровно с того момента, как научился ходить, неужели непонятно? ― Я способен за себя постоять. ― Я удивлен, что тебя до сих пор не загрызли волькры в Каньоне. Николай насмешливо махнул рукой и пожал плечами. ― Полагаю это потому, что у волькр плохой вкус. Кто бы не хотел откусить от меня кусочек? ― В этом и проблема. Дарклинг неодобрительно покачал головой и достал из ящика близстоящего комода спирт и чистые бинты, чтобы сделать нормальную перевязку. Он искренне не понимал, почему Николай не хочет прибегать к помощи гришей, но знал, что бесполезно убеждать его в обратном. Хочет быть как все отказники? Вперед! Наверное, Ланцов думает, что это поможет ему заполучить хорошую репутацию среди солдат. Однако рисковать собственным здоровьем ради такого ― очень опрометчиво. Каждый день отказники мрут на фронте как мухи и Дарклингу не хотелось, чтобы Николай однажды оказался среди них. Заклинатель смочил лоскут бинта спиртом и поднес к ране. ― Сейчас будет немного печь, ― мягко предупреждает он, глядя в глаза Николая, словно пытаясь понять, о чем тот думает. Генерал давно не делал перевязки, полностью полагаясь на гришей-целителей, но, тем не менее, делал это уверено и весьма умело. Принц тяжело дышит, но не от болезненного пощипывания. Дарклинг так близок к нему, что можно почувствовать его мерное щекочущее дыхание в районе шеи. Его кварцево-серые глаза сосредоточены на ране, а губы сжаты в задумчивую линию. Николай бы отдал все свои богатства и титул Королевского Высочества за возможность прильнуть к ним всего на мгновение. Я хочу тебя поцеловать. Принц никогда не жаловался на боль, какой бы сильной она ни была. И Дарклинг уважал это, понимая, что не сможет запереть его в Малом в дворце в целях безопасности, и что Николай не станет сидеть при нем как собачонка. ― Ты выглядишь так, будто хочешь что-то спросить. Неожиданный вопрос застал Николая врасплох. Его щеки предательски зардели. Он не хотел, чтобы Дарклинг принял его за мягкого и податливого. За маленького мальчика, готового слезно молить его о коротком поцелуе. Именно таким Николай и был, но знать об этом генералу совсем необязательно. ― Как тебя зовут? ― тихо спрашивает Ланцов, наблюдая, как заклинатель заканчивает перевязку. Странно, но он насколько увлекся своими грезами, что забыл о всякой боли. Теперь вопрос застал врасплох уже Дарклинга. Он неуверенно замялся, делая шаг назад. Сердце Николая кольнуло от разочарования. Глупо было спрашивать что-то подобное и вот так нагло влезать в душу. Теперь это окончательно отпугнет его, этот вечер станет последним их свиданием и Ланцов всю жизнь будет корить себя за свой длинный язык. Минутное молчание убивало их обоих. Они безмолвно смотрели друг на друга, не решаясь заговорить. Такая робость и неуверенность была несвойственна ни одному из них, что только настораживало. Как только Николай решил, наконец, отшутиться и перевести тему, Дарклинг тихо произнес: ― Я скажу тебе, если поклянешься, что не произнесешь моего имени за пределами этих покоев. Его взгляд строг и холоден. Ясно дает понять, что с этим лучше не шутить. Сердце Николая зашлось ходором от удивления. Он не верил собственным ушам, но тут же, не раздумывая, на выдохе ответил: ― Клянусь. Дарклинг приблизился к нему почти вплотную, но не коснулся. Ланцову потребовалось все свое самообладание, чтобы не растаять от желания прижаться к нему и выплеснуть все, что копилось в нем все это время наружу. Я хочу тебя поцеловать. ― Александр, ― одними губами шепчет заклинатель, сбившимся голосом. За всю свою жизнь Ланцов знал бесчисленное количество Александров: пятеро служили с ним в одном полку, несколько когда-то правили Равкой, оба дворца охраняли тоже Александры. И кто бы мог подумать… Николай молчал примерно с минуту, прежде чем расхохотаться. Генерал часто заморгал, глядя на него, как на умалишенного. ― Я сказал что-то смешное? Принц замотал головой, сдерживая короткие смешки. ― Я не ожидал, что оно окажется таким… ― он задумывается на мгновение, подбирая подходящее слово, ― простым. ― Николай ― тоже простое имя, ― несколько обиженно говорит Дарклинг, скрещивая руки на груди в своей привычной хмурой манере. ― Но оно не принадлежит самому таинственному человеку в Равке, ― отвечает Ланцов, расплываясь в широкой улыбке, ― Александр, ― еще раз повторяет он, будто пробует это имя на вкус, ― мне не нравится. Генерал вздернул бровь, продолжая смотреть на принца стеклянными глазами, не мигая. Непредсказуемость выбила его из привычного образа загадочного и немногословного. ― Я только что дал тебе свое имя, а ты им недоволен? Николай не понимает, что для Дарклинга это равносильно признанию в любви. ― Это напоминает мне моего отца, ― объясняет Ланцов уже более серьезным голосом, ― мне бы хотелось называть тебя Сашей. Как это звучит? Заклинатель рассмеялся, мягко обхватывая его подбородок. Внешность Николая ― одна из тех вещей, которыми он готов восхищаться бесконечно: медово-золотистые волосы, доставшиеся от матери, темно-янтарные глаза, цвета дорогого каэльского виски, ямочки на щеках, когда тот улыбается. И хотя лицо по-прежнему сохраняет детскую невинность, его тело окрепло после многочисленных тренировок. Особенно выделяются мощные плечи и сильные руки. Он еще молод, но уже имеет задатки толкового лидера. ― Ты так ничего и не понял, ― объявляет Дарклинг спустя нескольких мгновений молчания и, не давая юному принцу времени опомниться, жадно припадает к его губам. Николай, как слепой котенок, вцепился в лацканы его кафтана, отвечая на поцелуй с тем же жаром. Заклинатель наклонил голову набок и усилил давление, углубляя поцелуй. У обоих перехватило дыхание от напора и внезапности, но желание большего полностью отключило здравый смысл. ― Саша… ― тихо шепчет Ланцов, целуя щеки и уголки рта возлюбленного. Его щенячьи глаза умоляют продолжать и не останавливаться ни на секунду. Дарклинг схватил его под бедра без особенных усилий и прижал к себе так крепко, что между ними совсем не осталось пространства. Николай зарылся ладонью в черные волосы, которые оказались такими же мягкими, как он себе и представлял. Больше ничего в теле генерала не было мягким. Он весь горячий и твердый. По телу принца прокатилась волна жара. Сместившись немного вперед, Ланцов прошептал его имя, прежде чем поцеловал его снова, просунув язык между губ. Его дрожащие пальцы ловко расправляются с черной рубашкой. Этот поцелуй перерос в гораздо большее, чем он ожидал. Это нисколько не разочаровывает, наоборот ― еще больше заводит. Дарклинг аккуратно, словно Николай сделан из хрупкого фарфора, кладет его на свою кровать, не прерывая поцелуев. Ему не хотелось спугнуть возлюбленного или показаться чересчур навязчивым. Сожаление о близости с ним ― то, чего он не хочет допустить. ― Ты уверен, что хочешь этого? ― тихо спрашивает генерал, но Ланцов настолько потерялся в пьянящем удовольствии, что почти оборвал фразу на середине, жадно сминая чужие губы. ― Не представляешь насколько, ― хрипло отвечает он, лаская затылок Дарклинга кончиками пальцев. И как Николай раньше обходился без этого? Сейчас все происходящее кажется правильным. Их потребность друг в друге слишком велика. Больше никогда не будет, как раньше. Холодные пальцы прошлись по каждому дюйму тела принца, бесцеремонно стягивая одежду. Николай вскрикнул, ощутив руку Дарклинга на самой чувствительной части тела и только тогда осознал, насколько далеко они зашли. Он хотел раствориться в этом удовольствии, навсегда остаться в теплой кровати рядом с Дарклингом и забыть обо всем, что когда-то волновало. Движения его бедер, страстные поцелуи, сладостный шепот, сбитое дыхание: все слилось воедино, заставляя тело Николая изнывать и просить большего. Тогда ему казалось, что он будет жить вечно. И даже мысли не имел, что вряд ли доживет и до тридцати

***

― Я хочу увидеть его, ― неожиданно даже для самого себя произносит Николай и вскакивает с кресла. Толя неуверенно косится на него, но кивает. Ланцов делает большой глоток бренди и считает, что готов идти. Руки все еще покрыты кровью в тех местах, где втянулись когти, черные шрамы пульсируют и это приносит ему несусветную боль. Суставы болят, но он пытается подавить в себе все эти ощущения. Какое счастье, что генералы и министры не видели его слабостей. Николай успешно привел экстренные собрания развалившись в удобном кресле. Притворяться ничуть не тронутым человеком для него никогда не составляло труда. Он шаткой походкой покидает свой шатер и направляется в соседний, где должен быть он. Дарклинга больше нет. Его знак ― солнце в затмении ― исчезает так же, как и сам Черный Еретик. Так же, как и Каньон. Коллективный кошмар, который страна с удовольствием оставит позади. Сердце молодого короля пропускает удар, когда он видит перед собой его. Нет, Николай совсем не готов к этому. Не так он представлял себе последнюю встречу с тем, кого когда-то любил. С тем, кого любит до сих пор. Ланцов, превозмогая боль, хромает ближе к нему, стеклянным взглядом уставившись на тело. Он до сих пор не верит в смерть Дарклинга, ведь это так на него не похоже. Что я сделал? Николай не может сожалеть о том человеке, которым стал Александр. Сожалеет лишь о том, что не был достаточно сильным, чтобы это предотвратить. Если бы тогда он не сбежал, гонимый из дворца жаждой приключений и свободы, все сложилось бы совсем иначе. От их пламенной любви остались только израненная плоть Короля Шрамов и безжизненное тело заклинателя Теней, чем-то напоминающее восковую фигуру: бледную и неестественную. Николай все еще чувствует себя слишком слабым, чтобы подойти ближе. Нет, это все наваждение. Он проглатывает горькую желчь, поднимающуюся к горлу и бессильно падает на колени, завывая как загнанный зверь. По его щекам катятся горькие слезы, которые больше невозможно сдерживать. Николая охватило цепкое чувство отвращения к самому себе. Он считал себя жалким, упустившим шанс все исправить и, наконец, обрести счастье. Быть тем, кем является, а не тем, за кого приходилось выдаваться себя изо дня в день. Любить его искренне и самоотверженно. Так, как не любил никто столетиями до него. Николай прижался к безжизненному телу и закричал от боли и неизбежности. Впервые в жизни он ревел навзрыд. Горячие слезы капали на бледные щеки заклинателя. Родные кварцево-серые глаза теперь были под тяжелыми веками. Он рыдал как маленький мальчик, рвал на себе волосы и кусал локти. Казалось, в мире больше никого не осталось. Кроме него и самой большой ошибки в его жизни. В нем больше не было эмоций. Он ничего не чувствовал. Николай не помнил сколько пролежал вот так, сжимая мертвого возлюбленного, но понимал, что ему пора. Он не может просто лечь рядом и умереть, оставив Равку на произвол судьбы. Хотя бы ради него. Молодой король медленно поднялся с колен и оставил на холодных губах последний поцелуй, прежде чем его любовь исчезнет навсегда. Станет призрачным воспоминанием и самым сладким из снов. ― Прощай, Александр.