Маскарад

- Почему?! – это был крик, который буквально пронзал небеса. Он действительно не мог понять, он действительно хотел знать. Зачем все это? Хуа Чэн не дал ему броситься в лоб в атаку и сейчас сжимал его руку. Обе стороны кровопролитного конфликта были уже на пределе своих сил. - Почему?! – это был яростный выдох. Глаза Цзюнь У неистово сверкнули. На самом деле у них не было времени на праздные разговоры. Им нужно было как можно быстрее скрутить Цзюнь У и позаботиться о раненых. Жизнь Ци Жуна была в огромной опасности, но ранен был не только он! Вмешались и люди Ци Жуна, и тот персонал Призрачного города, что оказался ближе, чем Хуа Чэн и Се Лянь. К сожалению, они не имели нужной подготовки, и, быть может, они и выиграли секунды, но сейчас их тоже надо было спасать! К тому же некоторые упрямые личности вполне могли вернуться и попытаться помочь несмотря на запрет. - Ты действительно хочешь знать почему? А ты не хочешь знать, почему твой дед выбрал твоего отца, а не меня? Как бы я ни старался, всегда речь шла только о твоем прекрасном папеньке. А ведь это я был старшим! Так кто предал меня первым? Почему твой отец был достоин всего, а не я? Се Лянь невольно замер, как рыбка, которую вытащили на воздух. Он понял умом, но никак не мог представить, как это возможно. Так все злодейства, что творил его дядя шли из обиды, нанесенной ему в детстве? Нет, он был не из тех, кто умалял детские обиды, но та обида стоила того, чтобы свести со свету его родителей? - Так почему ты не остановился, когда убил моего отца, не остановился, когда убил мою мать? - Оставался ты. - Так вот он я, - Се Лянь поднял на него свои прекрасные глаза, но в них не было ни капли мягкости, ни капли тепла. Это были глаза воина, что не привык сдаваться, даже если сам окажется на пороге смерти, его взгляд резал не хуже меча. - Чего же ты ждешь? На самом деле ты знаешь, что ничего не изменится, даже, если я умру. Ты не будешь счастлив. Ты не знаешь, что такое счастье. Ты ищешь лишь страданий других и питаешься чужим горем. Ты давно превратился в демона, и стал безликим, как Безликий Бай! Ты давно сломан, ты не знаешь, что должно принести слезы, что должно принести улыбку! Ты как та маска, что ты мне швырнул. Быть может, ты хотел, чтобы я стал таким же, как ты, сломался пополам? Но вышло, что ты лишь отразил свою суть! Чуть безумная улыбка Цзюнь У слегка поблекла. - Ты слишком проницателен. И все же, все закончится именно так. Пока у тебя есть тот, кого ты любишь, я смогу сломать тебя и сделать своим. Хуа Чэн невольно приподнял бровь. - Странные у тебя методы переделывания наследников под себя. Цзюнь У не удостоил его даже взглядом. Сейчас, его блеклый пустой взгляд, казалось, был направлен куда-то во внутрь себя. - Те, кто пытаются взобраться выше всех, однажды рухнут на самый низ. Не надо питать надежд, никто не останется с тобой. От тебя отвернутся все. И карабкаться на верх придется в одиночку. Се Лянь тихонько вздохнул. Он чувствовал боль своего дяди, понимал, что тот говорит о себе, о своем пути, которым тот не мог поделиться даже сейчас. Быть может, он сумел бы оправдать его, сумел бы помочь, если бы тот захотел остановиться. Но продолжая монолог, он собирался добить своего сына. Се Лянь давно принял мысль, нереальную для юного себя, милосердие не абсолютно, иногда оно попросту невозможно. - Твой дед оставил меня в семье, когда у него появилась новая жена. Но я ему был не нужен. Никогда. Се Лянь чувствовал, что как будто примерз к асфальту. Слова “я был не нужен”, искренняя боль, стоящая за ними, не могли не бить его по сердцу. Он не мог оправдать своего дядю, но он не мог не понимать саму боль. Перед его внутренним взором был одинокий малыш на больничной койке. Се Лянь растерялся, погрузившись в прошлое и снова заглянув в восхитительные глаза У Мина, полные одиночества и слабой надежды. - Гэ-гэ, - его руку сжали, приводя в чувства, - с твоим братом все будет хорошо. Я обещаю. У Мин тепло улыбнулся ему, а потом разжал пальцы. - Чтобы ни случилось потом, обещаю, я вернусь к тебе. Се Лянь смотрел на свою опустевшую руку, чувствуя, как тепло исчезает из его тела. Тогда, казалось, что навсегда. ** Слезы текли по его щекам, и он все никак не мог успокоиться. Он уже даже не мог видеть, только плакал и плакал, чувствуя, как сдавило грудь. Ему снова было больно, сейчас казалось, что так же, как тогда. - Ну хватит! Хватит! – из его рук вырвали книгу. – Там все хорошо, я уже дочитал. Ну, гэ-гэ! Видя, что ничего не выходит, Хуа Чэн прибег, на его взгляд, к подлому трюку, сказал, что у него начало щипать глаза. Этого хватило, что Се Лянь попытался прийти в себя. - Он тоже вернется через год, - Хуа Чэн потряс последним томиком “Небожителей”. Се Лянь знал, что объяснять ничего не надо, Сань Лан и так все понимает, просто не хочет, чтобы он травил себе душу. Хоть все это было не с ними, Мэй Няньцин не скрывал, что они выступили вдохновителями его истории. И местами действительно было настолько похоже, что не могло не пробирать до костей. Книжка была отложена в сторону, а его обнимали и нежно гладили. Как тут не успокоиться? Се Лянь вдруг с интересом глянул на Хуа Чэна. - Тебе что-то снилось, пока ты был в коме? - Бухгалтерская отчетность, - мрачно буркнул Хуа Чэн. Се Лянь невольно усмехнулся. Сань Лан явно шутил. Тот улыбнулся, но на самом деле ему снилось бесконечное падение. В тот момент, когда Се Лянь поймал его, он наконец смог проснуться. Вся их история смогла случиться только потому, что гэ-гэ поймал его. Там в другом мире, что описал Мэй Няньцин, тоже все случилось, потому что Се Лянь не отвернулся от него, как пытался отвернуться весь мир. Он не посчитал, что ради какого-то обряда, какой-то церемонии, должен бросить ребенка умирать. В этом был весь Се Лянь. Хуа Чэн судорожно вздохнул, пытаясь оседлать приступ нежности и любви к своему гэ-гэ. Ему сейчас казалось, что он обнимает саму суть жизни. Без Се Ляня ничего не имело смысла. Се Лянь широко распахнул глаза, когда услышал горячий шепот на ухо. Удивленный, он усадил У Мина себе на колени, а тот вытер пальцами едва заметные дорожки от слез и неловко замер. - Я всегда говорил, что ты - мой. Я добивался этого всеми силами и средствами, вызывая у окружающих бурю эмоций, в том числе отрицательных. Но… У Мин вздохнул. - На самом деле я хочу принадлежать тебе. Принадлежать полностью и без остатка. Быть твоим. Се Лянь не мог не коснуться рукой его макушки и не погладить по длинным мягким волосам, когда ушки У Мина вспыхнули. - Но могу ли я быть твоим? Позволишь ли ты это себе? Се Лянь слегка недоуменно посмотрел на него. - Ты всегда был моим. Он почувствовал, как Сань Лан сжал рукой его рубашку на груди, пытаясь подобрать другие слова, у него не получалось, вместе с ушами покраснело и лицо. У Мин тяжело вздохнул про себя. Как он и ожидал, прямо сказать он не мог, а аллегория была слишком абстрактна. Но его уложили в кровать. Се Лянь навис над ним. - Я тебе сказал это уже давно. Ты перестал быть ребенком. Но ты мой. И всегда будешь моим, каким бы ты ни был, и чтобы ты ни творил. Я буду нести за тебя ответственность так же, как и нес прежде, с той лишь разницей, что ты уже взрослый мальчик. Се Лянь опустил полог кровати. - Я не настолько наивный, когда дело касается тебя. И ты меня многому научил, - Се Лянь невольно лукаво улыбнулся. - Ты не шутишь? – Се Лянь ласково глянул на удивленно-испуганное любимое личико. - Ты хотел спросить, понял ли я тебя? Се Лянь тепло улыбнулся. - Конечно понял. И я чувствую, что ты умудряешься еще и стесняться. Не волнуйся, все получится. Се Лянь не мог не улыбаться, раздевая своего Сань Лана. Тот слишком волновался и стеснялся, все время пытался отвернуться, поэтому Се Лянь не раз разворачивал его за подбородок и нежно целовал. Се Лянь догадывался, что тому в первую очередь нужен не сам секс, а полное и безоговорочное принятие таким, какой он есть. Даже сейчас У Мин наверняка продолжает думать об изувеченной коже рядом с глазом, но, конечно, больше его тревожит другое. Кем, каким именно воспринимает его Се Лянь. Как равного, или как ребенка? И слов было сейчас недостаточно. Их никогда не было достаточно, потому что это была та проблема, что шла с детства, шла так давно и никак не решалась, которая была накручена и домыслена самим У Мином до такого предела, что слова были бессмысленны. Поэтому Се Лянь накрыл их обоих одеялом. Он сделает все как надо, но, как и Хуа Чэн, не будет спешить. Ведь главное сам факт. Се Лянь не мог не вспыхнуть, слушая тихие сладкие стоны, чувствуя, как в его плечи впиваются острыми ноготками. Он старался быть аккуратным и внимательно следил за своим любовником, что только еще сильнее горячило обоих. Се Лянь не думал о том, что таким Хуа Чэна не видел никто, кроме него. Он думал только о самом У Мине, находясь от него в таком восторге, что, казалось, иногда забывал дышать. Се Лянь вдруг понял, что ему это тоже было нужно. Знать, что У Мин его, полностью его, навсегда. Он целовал слегка ошеломленное, смущенное и разгоряченное такое любимое лицо. Заглядывал в чуть покрасневшие глаза. - Ты только мой, А-Мин. Только мой. Тихие стоны разносились по темно-синей спальне. А за окном в лунной тьме порхали бабочки, занятые своими делами. В этот вечер до этих двоих никому не было дела, кроме них самих. Иногда судьба - синоним счастья. Главное – идти своем путем.