Папина любовница

Массивная люстра излучала невиданный ранее яркий свет. Даже солнце ей неровня. Более ста лампочек освещали огромный банкетный зал, подобно скоплению светлячков в непроглядной мгле ночного хвойного леса. Каркас люстры, украшенный хрустальными подвесками, слегка покачивался из стороны в сторону. Ещё кому-то на голову свалиться, не приведи Господь. Гости — союзники японской мафии — лакомились свадебным тортом. Нежный крем таял на языке, как снег под лучами горячего солнца. Отовсюду звучали тосты, звон бокалов, шипение пузырьков шампанского, и выкрики «горько!». Семья Миньярд-Моро высоко почитаемая среди мафии, преступных организаций, банд и прочей грязи. Они те, чьим вниманием хочется завладеть. Сегодня, 31 марта, вся нечисть повылазила из кромешной темноты, чтобы отпраздновать знаменательное событие — брак между Ичиро Мориямой и Натаниэлем Веснински. Песни и пляски. — Кто это? — спросила малышка Вивьен у своей старшей сестры — Эмбер. Девочка заправила прядку вьющихся белых волос за ухо. Она была одета в пышное розовое платье, как настоящая невеста. Эмбер, будучи крышесносным 15-летним подростком, крепкой хваткой вцепилась в бокал с шампанским. Лёгкий румянец лизнул её щеки. У девушки закружилась голова — перебрала. Музыка разносилась по банкетному залу, заставляя двигаться ей в такт. Пьяные мужчины путались в собственных ногах и длинных платьях своих спутниц. Девушка испачкала блузку кремом от торта, которым даже не лакомилась, ведь она бережёт фигуру, но её это абсолютно не тревожило, особенно после десятого глотка шампанского. Натаниэль сияет, как звезда в недосягаемом небе. Серебристое платье в пол идеально сидит на его теле, словно вторая кожа. Он напоминает диснеевскую принцессу. Многие хотят Натаниэля, но он принадлежит лишь одному единственному человеку — Ичиро. Или нет? Эмбер покрутила головой по сторонам, пристально наблюдая за окружающими своими холодными серыми глазами (они достались ей от матери — Жана). Мало ли, кто-то подслушивает её светские с Вивьен беседы. Натаниэль изящно двигался, виляя бёдрами — в плену у музыки. Кошачья гибкость. Омега был неземной красоты: голубые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, и милая улыбка. Одну деталь в его изумительной внешности не заметит лишь слепой. Круглый живот слегка выпирал через тонкую ткань платья, но причина этому кроется далеко не в паре лишних килограмм. Ребёнок, которого Натаниэль носит под сердцем, точно не от Ичиро. — Папин любовник, — прошептала Эмбер на ушко Вивьен, по секрету. Любовь — это ведь хорошо. — Может, он подружится с мамой? — с надеждой в голосе спросила девочка. Эмбер улыбнулась своей сестрёнке. Дети поистине наивные существа. Вивьен не видит того, что происходит у неё под носом, в их хрупкой семье, где всё на тонкой нитке держится. Ей всего пять, она нуждается в нормальном детстве и любящих родителях. Этого заслуживает каждый человек на планете. Беспрекословно. Эмбер не осуждает своих родителей за измены. Жан постоянно говорит о мучающих его головных болях, убегая из постели Эндрю, посылая того на все четыре стороны. Таблетки не помогают, но объятия Джереми Нокса ещё как. Секс переоценивают. Оргазм того не стоит. Взрослые, почему-то, другого мнения. — Нет, Виви. Этого не произойдёт. Ничего не предвещало беды: музыка всё также ласкала уши, торт оставался таким же вкусным, а шампанское — опьяняющим. В один прекрасный момент, огромная хрустальная люстра срывается с петель, и жуткий грохот разносится по банкетному залу. Становится слишком мрачно. Звезда навсегда погасла, поглощённая тьмой небес. Вокруг крики и вопли. Никто не танцует. Истерия достигла своего апогея. Ичиро поправляет галстук, сдавливающий горло, и смахивает пыль с идеального свадебного костюма. В этом же он будет и на похоронах. Его сердце ровно бьётся, а у Натаниэля оно остановилось. Морияма знал, что букет синих роз в руках его мужа, станет для того похоронным венком. Два в одном. Раньше, Эндрю оставлял засосы на коже Натаниэля, а теперь она покроется трупными пятнами. Что-то внутри Эндрю рушится — сплошные руины. У альфы есть семья, которая никогда не соберёт оставшиеся от него ошмётки в единое целое, но попытка не пытка. Эндрю отчаянно обнимает Жана за талию. Француз откликается на прикосновение, и осторожно откидывает голову назад — на крепкое плечо мужа. Вьющиеся волосы щекочут кожу Миньярда. Эндрю делает глубокий вдох. Запах его омеги клубится в лёгких, вызывая дрожь. — Каково это? — Что? — альфа целует мужа за ушком. — Потерять всё. — Я ничего не терял. У меня есть ты и девочки, — это ложь, но она сладкая, а Миньярд обожает сахар, и ненавидит горечь. Чёрная ткань плотно прилегает к телу, подчёркивая стройную фигуру Моро — до безумия красивый. Ровный разрез оголяет левое бедро, манит, как сила притяжения. Кончики пальцев Эндрю пробегают по открытой коже, и скрываются из виду под тканью. Холодный метал обручального кольца неприятно скользит по телу. — Ты хоть сам веришь в то, что говоришь? — Я атеист. У Жана начинает болеть голова — очередной приступ мигрени. Омега отстраняется от мужа, похлопывая того по руке. — Найди себе новую шлюху, раз Натаниэль сдох. Но не смей приходить ко мне плакаться, как только твои игрушки ломаются, — слова Моро, будто осколки, впивающиеся в плоть. Жан шипит на Эндрю, как ядовитая змея: — Adios, mon amour. И не забудь нахуй сходить. — Останься, — умоляет Эндрю. Но всё, что он видит — это спина мужа. Жан уходит прочь, но на утро возвращается. Всегда.