Король и королева

Первое время её руки были в крови. Его тоже, потому что он пытается прижаться и согреть её, пытается сделать её гладкой и готовой. Только её тело этого не знает, и она продолжает сжимать его руку, так невозможно крепко, что он думает, что его член увянет и умрет, прежде чем он войдет наполовину. Он старше и опытнее, поэтому старается быть вежливым. Пытается сказать ей, чтобы она расслабилась и позволила ему продолжать, что через какое-то время всё будет хорошо, если она не будет такой чертовски напряженной. Пытается говорить приятные вещи, типа: «У тебя красивые волосы, а сиськи чертовски большие», «На прошлой неделе у меня была девственница, которая и вполовину не была такой тугой, Хель, честное слово». Она спрашивает, плакала ли другая девушка, и он говорит, что нет. Конечно, нет. Вот только он мало что помнит, кроме того, что его выбросило из окна на втором этаже. Кровать слишком велика для неё; она похожа на ребенка, сгорбившегося на одеялах. Он работает одним пальцем, вращаясь и прижимаясь прямо к её влагалищу, и она, наконец, начинает прижиматься к нему, двигает своим телом, как должна. Как только это начинается (она становится влажной, и эта влага капает на его руку и скользит по запястью), она не может остановить это, вся её фигура быстро двигается, извиваясь и поворачиваясь, пока она не закричит прямо в потолок. Она не называет его имени. Не взывает к богам или что-то в этом роде. Просто кричит, а потом тут же замолкает, как будто боится, что наделала слишком много шума. Он убирает руку; красный на ногтях и на пальце. Немного на его большом, когда он гладит её, как раз там, где это заставляет её мягко вздохнуть и сжать ладонь на его руке. Её собственные пальцы обкусаны, кожа порвана, а ногти обгрызены. Она поднимает их для сравнения, смотрит на одинаковый розовый цвет на них обоих и улыбается ему самой широкой улыбкой. Хелейна ведет себя так, как будто каждый раз для неё первый. Иногда он этим восхищается. Ценит её самоотверженность, её мастерство. Как она переживает это снова и снова; её кровь на его пальцах, её теснота вокруг него. Настороженные руки и то, как она закусывает губу, когда он входит в неё, как она зажмуривает глаза. Она никогда не хочет смотреть на него, даже сейчас. Даже когда она скулит и корчится под ним, когда хватается за его запястье и взывает о пощаде. Пожалуйста пожалуйста. Эйгон, не мог бы ты… о, пожалуйста. Я буду. Я собираюсь — и все. Я буду. Я. Я. Я- Это всегда заканчивается одинаково, когда она взывает к балдахину, потолку и открытому небу. Крик, и затем она падает обратно. Затем она улыбается той улыбкой, которую он никогда не видел за пределами их постели. Большой и широкой, во все зубы. Все способны укусить. Когда он толкается, она поднимает колени («Мама сказала, что это лучше для ребенка»,  — говорит она ему, и он позволяет ей, кроме тех случаев, когда он этого не делает, кроме тех случаев, когда он хочет, чтобы она была на четвереньках) и выгибает спину до тех пор, пока её грудь не упирается в его грудь. Он не знает, является ли это частью инструкций матери, или это всего лишь реакция её тела. Каково это, когда он сидит внутри, а там только мокрая, тесная Хелейна. Иногда она кончает снова, если он продолжает достаточно долго, если он касается её влагалища своими нетерпеливыми пальцами. Иногда он сначала вжимает их ей в рот, а затем проводит вниз по её груди и по животу, и она издает такое продолжительное шипение. Иногда он изливается так быстро, уткнувшись лицом в её грудь и крепко сжав руки на кровати, мчась вниз по краю. Он кончает точно так же прямо на неё, рука Хелейны на его лице, а её губы так близко. Не кусанные пальцы (они целые, гладкие и мягкие, и мама говорит, что от этого она намного красивее), а резкое прикосновение, впивающееся, пока её большие пальцы не оставят вмятины на его коже. Они не прикасаются, когда спят. Половину ночей он уходит в город или в свою постель, но половину ночей он отдыхает рядом с ней, наблюдая, как ужасная ночная рубашка сползает с её плеча. Наблюдая, как она подтягивает ноги к груди, прячась под одеялом, как маленький зверёк. Она улыбается и во сне. Корона лучше лежит в её руках, чёрная на её бледной коже и тяжелая, когда она её держит. Он думает, что и на её голове это будет неплохо смотреться, но не уверен, что ему можно это делать. Итак, Хелейна только держит его, держит в надежной руке, когда он толкает её через кровать, когда он прижимает руку к её пояснице, чтобы удержать её неподвижно. Ему нравится быстро и торопливо, и ей это тоже нравится, но больше всего ему нравится, что она не может видеть его лица. Нельзя сказать, здесь ли ещё слёзы, он не знает, начали ли они снова катиться по его щекам. Мать сказала не плакать, только Хелейна тоже плачет, а потом мать говорит: «Иди утешай свою жену», и он слышал это достаточно раз. Комфорт иногда бывает полезен. Хорошо, когда с ней. Король и королева. Брат и сестра. Муж и жена. Никаких имён, а только титулы. Только для них. Платье у неё из плотной ткани (он не пытается его снять, может быть, им стоит раздеться в какой-то момент), но она помогает ему натянуть его до талии, и голубое так хорошо смотрится под чёрным камнем. Он думает о том, чтобы найти ей собственную корону, парную его. О красном и чёрном на головах и руках. Хелена крепче сжимает его, когда он входит в неё, сгибает пальцы по краям. Сжимает так сильно, что он видит, как белеют её руки, слышит отчаянные вздохи и слабые стоны, которые она испускает. Менее шумно, чем обычно, но только потому, что она пытается заткнуться в постели, пытается согнуть голову в одеяло, пока он совсем её не слышит. Он делает наоборот; ругается, стонет и кричит так громко, как только может. Называет её имя и зовёт сестру, зовёт жену просто так. В случае, если кто-то слушает. Называет её королевой, может быть, хотя бы потому, что выходит случайно. Прямо в её шею, как раз в тот момент, когда его бедра сталкиваются о её зад, прежде чем он толкается глубже и наполняет её. На мгновение её рука тянется назад, чтобы накрыть его; красный, окровавленный и изжеванный. Уничтожен. Их руки и непокрытые головы соприкасаются, и он наклоняется, чтобы поцеловать её влажные губы, где их сочащиеся глаза тоже совпадают. И затем она роняет его ещё раз, возвращается к короне и рубину, нежно проводя пальцем по граненому стеклу. Оба влажные, испачканные и ужасные. Он выскальзывает, и в комнате снова становится холодно.