Лучшие вдвоем

Аль-Хайтам не очень-то любил людей. Они были глупыми, раздражающими и слишком прилипчивыми. Он всегда больше предпочитал шумной компании соседских ребят тихую библиотеку и книги. Его всегда манило неизведанное, что-то тайное и новое. С самого детства аль-Хайтам тянулся к знаниям, так что не удивительно, что он попал в Академию, где быстро начал набирать авторитет среди профессоров и учеников. Его называли заносчивым первогодкой. Его превозносили как гения, который рождается раз в столетие. Его ненавидели и обожали. Аль-Хайтаму было плевать. Его не заботило мнение людей. В отличие от его сокурсников, ему не был интересен пост Великого Мудреца — слишком много лишних хлопот и разговоров с людьми. Спустя время аль-Хайтам наконец-то смог выделить лучшую профессию для себя, а значит и соответствующий план действий — Секретарь Академии. Он мог бы целыми днями сидеть в архивах в окружении древнейших летописей, изредка взаимодействую с Великим Мудрецом и его приближенными. Это была идеальная для него профессия. Оставалось только поддерживать статус лучшего ученика, чтобы ни у кого не было сомнений в его кандидатуре, когда он придет устраиваться на работу. И все было просто отлично. Аль-Хайтам продолжал учиться, его оценки продолжали радовать профессоров, а его первенство было неоспоримо. Пока однажды, на стенде с рейтингом студентов, рядом с аль-Хайтамом, прямо в одной строке, не появилось еще одно имя. Некий «Сайно» набрал столько же баллов, сколько и аль-Хайтам. Для него это было неожиданно, но не о чем было беспокоиться — наверняка этому студенту просто повезло, раз только сейчас, на втором курсе, он смог встать с аль-Хайтамом на один уровень. Скоро этот «Сайно» останется далеко позади. В следующие дни по Академии гуляли гневные шепотки. Студенты явно заметили еще одного человека, который смог занять первое место. Аль-Хайтам даже прислушался к сплетням — настолько они были наполнены ненавистью и презрением. Даже к нему, «заносчивому засранцу», не было обращено столько яда. И чего только аль-Хайтам не услышал: «Этот Сайно та еще шлюха! Он спит с профессорами за оценки!» «Урод смог занять первое место только благодаря своим… особым умениям. Такого как он в жизни не пустили бы в академию. Только для мимолетного расслабления и годится» «Не знаю как он может так разгуливать по Академии! Его грязные ноги ступают в храм наук, позоря всех нас!» «И как только Мудрецы допустили его сюда… Говорю, он проник незаконно! Такие как он по-другому и не могут» Для аль-Хайтама было неожиданно слышать такое. Его называли ублюдком, но никогда не шлюхой. Это было неожиданно, но он не предал этому значения — какое ему дело до незнакомого человека? Сам разберется, если захочет. Следующий рейтинг снова вывесили на стене. Первое место аль-Хайтам снова делил с Сайно. Тот опять набрал все максимальные баллы. Гневный шепот стал практически оглушающим. Теперь студенты, не стесняясь, жаловались друг другу на «бесстыдную шлюху» и «грязное отродье». Аль-Хайтам окинул их презрительным взглядом. Ясно, что они завидуют, но вместо того, чтобы стать лучше, эти идиоты только и могут, что оскорблять тех, кто и так на вершине. Аль-Хайтам взглянул на них в последний раз и, развернувшись, пошел в Дом Даэны. Когда он вошел было абсолютно пусто. После экзаменов объявлялся короткий перерыв, который студенты прожигали где-то за пределами Академии, гуляя по барам и веселясь. Аль-Хайтам взял с полки пару книг и направился к своему любимому столу, спрятанному между дальними стеллажами. Но когда он уже подошел, то услышал голоса, раздающиеся прямо со стороны его стола. Аль-Хайтам не видел говорящих, ведь обзор ему загораживала полка с книгами, но разговор он слышал просто прекрасно. — Ус-покой-ся, — вздохнул один из голосов. Его речь была рваной и сбивчивой. — Я просто не понимаю как ты можешь быть спокойным! — воскликнул кто-то, а затем послышался глухой удар. Похоже, говорящий хлопнул ладонями по столу. — Это несправедливо и мерзко по отношению к тебе, но ты просто молчишь. — Нева-жно. — Ты же должен ратовать за справедливость, разве нет? Кто из нас двоих готовится на матру? — В уставе нет, — со сталью в голосе заявил первый. — Это оскорбление достоинства и клевета! Такие пункты есть же в уставе, да, Сайно? — ехидно протянул голос, но аль-Хайтам не обратил на это внимание. Так один из этих людей и был тем самым «Сайно», который уже второй раз делит с ним первое место. — Успок-ойся, Тиг-нар-и. — Хмф! Как знаешь, — явно недовольно ответил собеседник Сайно. И через некоторое время аль-Хайтам увидел стремительно удаляющуюся спину студента, который даже не заметил его. Через мгновение послышался грохот двери и шаги заглохли. Недолго думая, аль-Хайтам направился к своему столу, где, как он знал, сидел и Сайно. Это было отличной возможностью взглянуть на того, кто смог среди этой массы идиотов дотянуться до его, аль-Хайтама, уровня. Но как только он обогнул шкаф с книгами, то столкнулся с пронзительным взглядом. На него смотрели алые глаза, наполненные холодом и безразличием. Белые волосы спадали с плеч и… Аль-Хайтам понял почему о Сайно ходили такие слухи. Его кожа была бронзовой, намного темнее, чем у сумерцев. Сайно был из пустыни. Подняв бровь, парень смерил аль-Хайтама раздраженным, но настороженным взглядом. Все его тело было напряжено, а в сжатой челюсти был намек на агрессию. Сайно был дикарем — сразу же заключил аль-Хайтам. Внешний вид был потрепанным, вместо мантии Академии на нем были какие-то рваные лохмотья, а ноги были босыми и грязными. Аль-Хайтам уже не говорит о явно скверном характере пустынника. — Это мое место, — ответил он на повисший в воздухе вопрос. Но Сайно лишь приподнял бровь, откинувшись на спинку стула. — В уставе Академии, разделе 3 «О правах и обязанностях студента», статья 23 сказано: «Любой студент, прошедший отбор Академии и числящийся ее учеником, имеет право на пользование любой открытой информацией и пространством в равной степени, как и любой другой учащийся, профессор, доверенное лицо или приглашенный эксперт», — с роботизированной интонацией сказал пустынник. Глаза аль-Хайтама чуть расширились, но он быстро пришел в себя. Хмыкнув, он отодвинул один из стульев и сел напротив Сайно. Смерив его насмешливым взглядом, аль-Хайтам хмыкнул. Пустынник нахмурился, но быстро расслабился. Они сидели в полной тишине и смотрели друг другу в глаза, пытаясь подавить противника. — Заучить устав не достаточно для вступления в матры, — лениво протянул аль-Хайтам. Сайно никак не отреагировал. Он продолжал молчать, откинувшись на стул. — Нечего сказать? — с ноткой превосходства аль-Хайтам поддался вперед. Пустынник продолжал хранить молчание. — Я так и думал. Он встал. Ножки стула неприятно скрипнули, но аль-Хайтам не обратил на это внимания, идя в противоположную от Сайно сторону. Не стоило тратить на это время. Как будто у него могла появиться хотя бы мысль о том, что из пустынника выйдет отличный соперник, кто-то равный. Аль-Хайтам мотнул головой, отгоняя странные мысли. Он наугад взял книгу с полки о преобразованиях элементальной энергии в искусственных условиях и, прежде чем покинуть Дом Даэны, оглянулся. Сайно раздраженно стучал ногой, но из-за отсутствия обуви не было слышно и звука. В руках он держал книгу и ее название поразило аль-Хайтама. «Разговорный диалект Сумеру. С нуля до беглого акцента». Сайно не знал языка?.. Как тогда он смог получить столько баллов за экзамены? Аль-Хайтам, не раздумывая, направился к пустыннику. Встав перед ним он молча уставился на лицо Сайно. Тот не поднимал взгляда от текста, игнорируя его. Подавив свою гордость, аль-Хайтам заговорил первым: — Ты же не можешь ответить, я прав? — он сел за стол и сложил руки на груди. Пустынник поднял взгляд и, через некоторое время, с неохотой кивнул. — Но ты меня понимаешь, — утвердительно, больше для себя, заключил аль-Хайтам. Сайно снова кивнул и приподнял бровь в немом «что тебе от меня надо?». — Я предлагаю сделку, — он наклонился вперед. Глаза аль-Хайтама блеснули недобрым огоньком. — Я научу тебя говорить бегло и без акцента, а ты, взамен, научишь меня вашей письменности. Это был отличный шанс. Он сможет побольше узнать о пустыне и их письменах, что, в свою очередь, поможет ему в расшифровке древних текстов. Все в плюсе. Сайно чуть нахмурил брови и задумался. Он поджал губы, но кивнул. — Отлично, — аль-Хайтам расслабился, чувствуя, что его план удался. — На каком ты сейчас уровне? Как ты вообще смог получить такие баллы, даже не умея говорить? Пустынник посмотрел на него, как на идиота и вытащил из-под книг лист пергамента. Он взял перо и начал что-то писать. Спустя минуту перед аль-Хайтамом положили записку. «Я умею читать и писать, но не говорить. Сумерский довольно сильно отличается от нашего диалекта, и приспособиться довольно сложно» — Это все решается разговорной практикой, — пожал плечами аль-Хайтам, прочитав послание. — Это решит две проблемы за раз — я узнаю о письменности, а ты сможешь потренироваться в речи. Сайно о чем-то задумался, но через некоторое время кивнул. — Отвечай устно. Так наше дело пойдет быстрее, — командным голосом приказал аль-Хайтам. Пустынник недовольно сжал кулаки, а его тело непроизвольно наклонилось вперед, будто готовясь к атаке, но он быстро взял себя в руки. — Да, — хрипло ответил он. — Отлично, — уголки губ аль-Хайтама дернулись в намеке на ухмылку. — Начнем прямо сейчас. Аль-хайтам стоит напротив общего рейтинга среди всех шести даршанов. Он привычно смотрит на самую верхнюю строчку. Там привычно два имени: его и Сайно. Толпа собравшихся учеников начинает тихо шептаться и суетливо расходиться ближе к стенам. Аль-хайтам уже знает, чему это предшествует. Он поворачивает и смотрит прямо на Сайно. Тот идет в привычно грязной одежде, босой, но теперь на его плечах накинут фиолетовый плащ — отличительный знак матр. — Ты опять разгуливаешь в неподобающем виде по Академии, — без какого-либо обвинения замечает Аль-хайтам. Сайно насмешливо смотрит на него, нарочно толкая его пыльным плечом. В ответ он преувеличенно закатывает глаза. — Почему ты всегда возвращаешься с тренировок в таком виде? — спрашивает аль-Хайтам, когда они отходят от рейтинга. — Первые несколько лет тебя из-за этого принимали за оборванца и дикаря. — А какое мне дело до мнения других, Хайтам? — пожимает плечами Сайно, и аль-Хайтам понимающе кивает — ничего другого он не ожидал. — Лучше объясни мне наконец-то, что произошло у тебя с Кавехом? Он всю неделю ходит злой, как спинокрок. — Я должен был предвидеть то, что спокойно сделать проект у нас не получится, — неохотно отвечает он, уткнувшись в книгу. Сайно пристально смотрит на его лицо в поисках лжи, но потом отворачивается, пожимая плечами. Они продолжают путь в дружеской тишине. В этот день шел дождь и сверкали молнии. Аль-Хайтам, если бы он был романтиком, мог бы сказать, что даже погода старалась соответствовать их настроению. Но это было невозможно с научной точки зрения, так что он даже не думал о таких глупостях. Они смотрели друг другу в глаза. Алый встретился с изумрудом. Сайно сжимал свое копье и, со сталью в глазах и безразличием на лице, направлял оружие в сторону аль-Хайтама. Тот в свою очередь лежал в грязи, еле-еле удерживая меч в уставших руках. Его голова пульсировала от боли, а дождь ничуть не охлаждал горящие ушибы, оставленные некогда… Другом? Мог ли он так назвать Сайно? Думал ли он о них в таком ключе? Внезапно Сайно убрал свое копье за спину и развернулся. Аль-Хайтам в гневе сжал зубы от такой неприкрытой демонстрации превосходства. Он ненавидел то, что Сайно сильнее. — Ты недооцениваешь меня? — слова, пропитанные ядом, вырываются прежде, чем аль-Хайтам успевает подумать. Он разочарованно прикусывает губу. Почему ему так больно? Почему он чувствует такое разочарование? Сайно останавливается, но не поворачивается к нему лицом. — Я, как матра, не могу позволить себе бить лежачего. Я, как человек с принципами, не могу этого допустить, — коротко бросает он и уходит, ничего не сказав. Сайно не видит боли в глаза аль-Хайтама. Он не видит рук, сжимающих меч, и клятвы стать сильнее в глазах. Аль-Хайтам не видит ненависти к себе, исказившей лицо Сайно. Он не видит дрожания зрачков и кровавых отпечатков ногтей на ладонях. Через много-много лет они встречаются вновь. Жестокий генерал махаматра и бездушный Секретарь Академии. Лезвия снова сталкиваются. Оружие блестит на палящем солнце пустыни, а в воздухе витают непонятные эмоции, оборванные в тот дождливый день. Они не равны. Они никогда не были равны. Сайно безбожно поддается, а аль-Хайтам, даже зная о слежке, не подготовил никаких уловок. Они не равны. Между ними оборванные нити, а многолетняя боль ожесточает удары меча и копья. Они не равны. Но Сайно не перерезает ему горло, когда в защите аль-Хайтама появляется брешь. А тот в свою очередь, не использует Глаз Бога, чтобы оказаться за спиной бывшего товарища и вонзить ему под ребра лезвие меча. Они не равны. Они оба это знают. Они не равны. Но когда их руки не могут дотянуться друг до друга из-за появившегося вновь расстояния… Они не равны, но сердцу этого не объяснить. — Сайно, — шепчет аль-Хайтам. Фантомная боль пульсирует во всем теле, но сердце обливается теплом. Сайно молчит, но его глаза говорят за него. Они встретились вновь. Между ними километры застарелой боли и недопониманий. Между ними ущелье из противоположных мнений и принципов. И во всем этом хаосе чувств есть хрупкий мостик из надежды. И они ступают на него, закрывая глаза на прошлое.