Вверх по течению

Тысяча звёзд в ночном небе освещали дорогу спешащим домой людям. Кто-то не может дождаться встречи с родными в тесной квартире, а кто-то сидит на детской площадке и всеми силами старается не заплакать. Вывески круглосуточных магазинов уже перегорели, а рекламные стенды начали постепенно выключаться. Какой-то родитель вел своего ребенка с поздних курсов математики, а кто-то вез в полицейской машине карманного вора в участок. – И это еще называют следующим поколением? – И не говори, такими темпами вся страна будет уничтожена через пару десятков лет. Двое полицейских с капельками соуса на усах и подбородках смотрели то на загруженную ночную дорогу, то на парня позади. – Эй, парень! - но в ответ ничего. – Ты вообще слышишь или просто хочешь игнорировать? Тебя и так поймали на месте преступления, так что перестань молчать, тебе уже ничего не поможет. Парень все также сидел, повернув голову в сторону запыленного от постоянных разъездов стекла. В нем отражались и огни светофоров, и неоновые браслеты студентов после вечеринок и фонарики на телефонах в руках старшего поколения. – А что вы хотите услышать? Что я обокрал мужчину в переулке и попался? А может вам нужны извинения? – Какой наглый, - мужчина за рулем развернулся к нему лицом и хотел бы что-то сделать, но сдерживающий ремень и крепкая хватка напарника на соседнем сидении задержали его пыл. – Успокойся, этот парень того не стоит. Кстати, а как тебя зовут? - и снова молчание накрыло душный салон старенькой машины. – Эй, он вообще-то к тебе обращается! - мужчина посмотрел в зеркало своим раздраженным взглядом и еще больше стал выходить из себя, когда парень повернулся к нему абсолютно безразлично. – Ли Минхо. Можете так себе и написать. Ли, как слива; Мин, как умный и Хо, как сияющий. – Ну и зачем нам эта информация? – Попробуйте расширить кругозор хотя бы на три слова, - он снова повернулся к окну, больше не вслушиваясь в голоса полицейских. Неважно, что они сделают дальше, если его руки уже связанны холодными наручниками. Его уже третий раз так садят, но к такой боли в запястьях он никак привыкнуть не может. Хочется просто отрезать руки и уйти куда подальше. Желательно туда, где его никто не знает и где можно будет больше не боятся закона. Этих карательных правил Минхо не то, что боится - просто будет на душе чуточку легче. Ведь тогда грабить будет полностью легально и безнаказанно. А значит не стоит тогда думать, что твоя последняя добыча тебя могла заметить, а потом осмелиться сдать таким же копам, что сидят спереди. "А что будет, если я перекину руки через подушку сидения этой свиньи и просто задушу его?" "Оправдают ли меня, если я предоставлю свои доказательства против них?" "Если я ограблю банк до последней воны в их самый загруженный день, меня также посадят с этими ужасными железяками? Или может меня грандиозно и с почестями проведут к большой машине, пока журналисты будут фотографировать только меня? Ограбление года! Нет, даже десятилетия!" Он не самовлюбленный, но мысль, что его заметят и все будут только о нем и сплетничать, пробуждало какое-то предвкушение, словно перед выступлением на школьном концерте. Сердце начинало трепетать так, словно он собирается признаться в чувствах своей однокласснице. Он даже осмелился улыбнуться, за что потом поплатился кулаком в нос. А потом все по старой системе: тебя приводят в участок, спрашивают кто ты, место жительства, ведут к свидетелям и жертве, на тебя кричат все слова на свете и даже маты, ты им кланяешься, искренне кормишь своими извинениями и тебя отводят в камеру на сутки. Сегодня все тоже самое, аж даже скучновато как-то. – Простите, простите меня, господин! Я вообще не знаю, что на меня нашло! Понимаете, моя младшая сестра попала в плохую компанию. И чтобы ее оттуда вытащить, мне пришлось вместо нее закончить такое гнусное дело. Денег для ее выкупа у нас не нашлось, родители погибли в автокатастрофе три года назад и теперь только мы друг о друге заботимся. Простите меня, господин! - он встал на колени и тер ладоши так тщательно, что уже чувствовала жар и, даже был готов поклясться, огонь. – Это не оправдывает твое непозволимо омерзительное преступление! Но, так как ты должен содержать свою единственную сестру, то я заберу донос. Но только учти, что это вклад в твое будущее, понял? - на лице Минхо расцвела широкая улыбка, а в глазах отражалось что-то большее, чем свет искуственных ламп из дешевого магазина хлама. И нет, конечно же это не была благодарность - не более, чем удовлетворение своим проделанным трюком. – Спасибо, спасибо Вам! Я никогда не забуду Вашу доброту! "Придурок, я тебя провел вокруг пальца, а ты и не заметил. А говорят, что старшее поколение все знает. Черта с два, если им не напомнишь, они и проснуться забудут." Минхо отвели в камеру с белыми решетками и одним покрывалом. Ничего не меняется, даже его детские инициалы на стене никто не осмелился убрать. – Как же время летит... - проводя пальцами по источенной в форме смайлика с высунутым языком стене, он вспомнил маленького Минхо, который заплакал при виде людей в синей форме. Тогда он на рынке украл у женщины головку сыра и хотел бы убежать, но не увидел проходящую прямо перед ним собаку и упал через нее. Он тогда просто кричал и рыдал около двух часов. Опухшие и сухие глаза окупились, ведь его отпустили, ничего не сделали за такой грабеж и даже до дому подвезли. Тогда было славно, не то что сейчас. Сиди и думай, как бы не спалиться, что не никакой сестры и нет никакой банды. Просто он. Ли Минхо. Единственное, что в нем правдивое так это то, что он кормилец в семье. Которая состоит только из него самого. Еще к этому списку можно было бы добавить трех бродячих котов, но одна, как он высказался, "мразь" закидала со своими друзьями их железными шариками. И объяснять не нужно, как сильно они плакали, когда Минхо засунул каждый шарик им в глотки. Жаль только, что котиков уже было не спасти, а тех малолетних убийц реанимировали и сейчас они, как ни в чем не бывало, ходят на теннис, плаванье и футбол. И еще они ничего не рассказали о мальчике со значком на кофточке в виде котика. "Мы просто играли, кто дольше продержит шарик во рту, но потом мы засмеялись и они застряли в горле" Это было первое большое дело во имя любви от девятилетнего Минхо, которого милые и такие наивные бабушки называли солнышком и лучиком. Он так хорошо смог с ними сблизиться, что потом всю чушь, что он мог только положить им на уши, они считали за реальность. Втереться в доверие в детстве было намного проще, чем сейчас, когда взгляд уже не безобидный и все не невинный. Он так сидел десять минут, а потом тридцать, и еще час, и еще два. Ничего не менялось, разве что только приходили пьяные мужчины и разбирались в своих отношениях с законом. Очень забавно наблюдать за тем, как одно оскорбительное слово завело его в соседнюю камеру. Как оказалось, "сволочь" приравнивается к трем дням в тюрьме. Нигде такого не написано, но никто же и не проверит, не так ли? Когда стрелки перестали тикать, не издавая никакого шума, внимание Ли привлек один молодой человек. – Мы его поймали, шеф! Это он, тот самый вандал скульптур! Но скульптурой здесь был только сам злоумышленник. Минхо даже не заметил, как открыл рот и следил за каждым шагом незнакомца. Он никогда не испытывал чувство любовь, но почему от одного взгляда сердце стало так бешено стучать, а горло пересохло, словно он в пустыне. Он не мог убрать глаз от него. Хан Джисон. Так называли его полицейские, пока записывали на него протокол. Даже имя красивое. Хан - единственный, Джи - удача, а Сон - звезда. Ему идеально подошло имя. Необыкновенная удача увидеться парня, что так ярко может сиять даже в полумраке. Казалось бы, лампы полицейского участка самые ничтожные и дешевые, но даже под их светом лицо юноши оставалось бледным и сияющим, словно вышел с обложки всемирного журнала моды. Его волосы были неряшливо разбросаны по лбу, падая на другую сторону. Пока наручники растегивали, он закусил нижнюю губу, из-под о лба смотря на полицейского. В его глазах он был просто куском мусора. – Эй, Ли Минхо, у тебя пополнение! - с такими словами решетки открыли и в дверном проеме появился ангел. Он стоял против света. Из него словно исходила божественная аура. Но только он был в черной майке и кожаной куртке с цепями, а его губы были разбиты от бесчисленных побоев. Так вот как на самом деле выглядит упавший ангел. – Какого черта ты на меня так пялишься? - отрезал Джисон, смотря на Минхо, пока закидывал волосы назад. – А что? Уже и смотреть нельзя? Зарисуешь меня баллончиками краски? – Очень смешно. Я вообще-то привносил в эту ничтожную яму, которую мы называем Корея, что-то стоящее. Они еще пожалеют, что потеряли такого таланта, как я. – Тебя же не навсегда садят, а всего на пару часов. Скоро выйдешь и тогда сможешь отомстить. Начни с того, что пошлешь их всех большими буквами на дверях главного входа. – Прекрасная идея, - он протянул руку, другой опираясь о деревянный пол. – Хан Джисон. Думаю, мы поладим. – Ли Минхо. Уже не могу дождаться, - таинственно улыбаясь, прошептал Минхо, притягивая тыльную сторон ладони Хана к своим губам. – Вижу, – его уголки губ стали постепенно подыматься, хотя они знакомы не больше минуты. – Ты здесь чего сидишь? – Уже на ты? – А ты каждому встречному руки целуешь? – Нет, только избранным красавчикам. – О, это комплимент? – Считай как хочешь, но ты просто сразил всех на повал своим приходом. По крайней мере, меня точно. – И все же, кто ты? Тоже, как остальные говорят, вандал? – Нет, карманщик. – А, так ты заигрываешь, чтобы у меня что-то украсть, не так ли? – Разве что твое сердце, милый. – Уже милый? Ты слишком торопишь события, дорогой. – За собой-то проследил бы. И что, впервые здесь? Выглядишь очень спокойно, будто на выходные сюда посидеть приходишь. – От части так и есть. Эти мрази повесили камеры, где я обычно рисую и в последнее время часто меня замечают и ловят. А я же в наушниках рисую. Знаешь, атмосфера и все такое. И они меня ловят, как какого-то правонарушителя со спины и прижимают ко стене! Один раз там даже краска не успела высохнуть и на моей щеке и волосах был пейзаж. – Вот мрази, это же надо быть такими людьми, чтобы прервать человека от рисования. Подумаешь, портит общественные места и что? Кто такого не делал? Тем более не закинул их мусором, а добавил в них больше жизни. – Да! Именно так! Господи, ну наконец-то есть кто-то, кто может меня понять... А ты тут тоже не впервые? – Та да, уже раз четвертый. Сегодня попался како-то разговорчивый, обычно отмалчиваются и грустно идут домой. А сегодня прямо догнал меня, кинул на землю, да еще и копов вызвал! Но это меньшее, что могло быть. Какое-то ограбление просто ничто по сравнению с тем, что я уже делал. – Так просто заканчивать нельзя, теперь ты обязан рассказать, - пододвигаясь чуть поближе, Джисон положил голову на руки, опираясь локтям о свои согнутые колени. – По молодости я был правда не осторожен. У меня же не было родителей, поэтому меня приняла какая-то семья. Реально милые люди. Но мне же пофиг, кто они и что они. Ну и мне нужны были деньги. Я их нашел и так вышло, что мужчина, тогда мой отец, зашел и увидел меня. Я же испугался и схватил за первое, что увидел. И что ты думаешь? Это была кочерга от камина. А я же настроился ударить и... В общем, он упал, весь в крови был. И тогда его жена зашла. Так она за сердце схватилась и померла на месте. – И чем все закончилось? – Ну, если я тут, то значит меня оправдали. А пострадал их сынок. Прокуроры тогда были такими кончеными. Сказали, что тот паренек просто ревновал своих родителей ко мне и не сдержал эмоций. – Ого, так несправедливо вышло... И тебе не страшно было потом? – Когда? – Когда ты вспоминал о том дне? – Когда его ударил? – Ага. – Да нет. А с чего бы так должно? То что я его убил, не означает, что я убийца. В таком мире мы живем. За это я и люблю эту помойку. Законы есть, но соблюдать их никто не будет. – Да, ты прав... И все же, тебя никак не рвет совесть за это? Может тот паренек мог стать всемирно известным ученым и спас бы много людей, а ты его так с грязью смешал. – Слушай, давай лучше не будем говорить об этом, а? Это меня расстраивает, - Минхо наклонился поближе к Джисону, обжигая своим небрежно выдохнувшим воздухом его ледяную кожу. – Не хочешь уже уйти отсюда? – Куда, например? – Например, на свидание со мной, - подмигивая, Минхо взял его за руку. Его глаза улыбались от предвкушения и даже волнения. – Только давай быстрее, - улыбаясь, Джисон поправил воротник своей расстегнутой темно-синей рубашки. Этот парень явно знает, как ненавязчиво привлечь к себе внимание. Четкое и меткое попадание прямо в сердце Ли, которое остановилось ровно в ту секунду, что белые кроссовки вошли в ночной участок. Сколько бы раз он не смотрел искоса на непрактичную в современном мире обувь, в эту пару он влюбился. Смешно, ведь не прошло и получаса. Минхо встал на ноги, пальцами скользя по линии подбородка Джисона, и схватился за толстые прутья камеры. – Ну как долго еще вы хотите меня здесь держать, а? – Чего тебе надо? До этого сидел и сейчас посидишь. Не расстаешь. – Я уже извинился больше миллиона раз и меня даже простили, а вы все равно меня здесь держите! И вы это считаете нормальным? Куда смотрит правительство? – Эй! Парень! Ты что себе позволяешь? Не забывай, что ты ограбил человека и не впервые! И еще что-то говоришь о нормальности? Сколько стариков приходили и писали на тебя заявления, а ты еще что-то утверждаешь? – Да! Именно так! И что? Что вы мне сделаете? Ничего! Потому что кишка тонка, засранцы вы безмозглые! – Ах ты мразь! - мужчина подошел, открыл дверь и с размаху ударил Минхо в челюсть. Пока он улыбался, а кровь смешивалась со слюной и скатывалась по подбородку, мужчина поднял его голову и ударил еще раз. Он упал, на этот раз кашляя кровью. Он поднял взгляд на Джисона и прошептал ему: – Иди, я скоро приду, - держась за стенки позади, он поднялся, пытаясь отвлечь внимание полицейских, которые налетели на своего коллегу, обхватывая того за локти. Никто и не заметил пропажи Джисона. О нем быстро забыли, а через час и Минхо выпустили, перед этим даже извинившись. Он з гордой головой обтрясли свои штаны от пыли и вышел. Хотя, он не просто вышел. Словно в фильмах про парня, который открывает свой первый бизнес на Уолл-стрит, он отворил все двери, раскидывая руки в разные стороны. – Минхо! - Джисон все это время то сидел на краю лестницы, то рассматривал цветы, то заглядывал в комнаты. Он подбежал и широко улыбался. Все побои имели смысл, если сейчас есть такая редкая возможность смотреть на счастливое лицо только что сбежавшего из полицейской камеры вандала. – Пошли быстрее, пока они не вернулись за нами, - Минхо схватил Хана за руку и повел в объятия ночи, где уже не работают фонари. Теперь осталось лишь довериться случайному незнакомцу, вору и убийце. Он точно заслуживает доверия. Что может быть романтичней, чем оттирать кровь на ране на разбитой брови влажными салфетками под звуки бушующей реки за мостом. – Так ты себе представляешь свидание? – А почему бы и нет? Я тебя спас от злого дракона и вытащил из заточения. Я уже принцем и героем должен быть в твоих глазах, а тебе еще что-то не нравиться. – И все же я надеялся на что-то более захватывающее. – Например? – К примеру, перелезть через это ограждение. – Ты самоубийца? – Нет, просто хочу прочувствовать реку еще лучше. – Куда еще лучше? Ты тоже Хан, ты буквально брат реки. – Очень смешно и все же я хочу это сделать, - закидывая ногу за ограждение, Джисон держался за пластины с подбадривающими надписями. – Ты слишком хорошо умеешь убеждать, Хан Джисон, - Минхо, едва не падая, смог залезть, не без помощи Хана. Он был прав. Когда ты ощущаешь, что на самом краю пропасти, все вокруг становиться еще прекрасней. В разы, даже если это что-то самое жалкое и отвратительное. Свет высоких многоэтажек и кабинетов неутомимых рабочих отскакивал в волнах неспокойной реки. Течения уносили вместе с самыми грустными, наиболее счастливые моменты человеческой жизни. Чья-то душа уже улетела, а тело все еще где-то плывет и будет дальше рассекать воду, пока его не выбьет на песок и кто-то не закричит от ужаса. А может тело заточит в себе душу от обиды и будет медленно идти ко дню, растягивая мучения и без того уставшего мертвого сердца. А кто-то уже мертв, но просто тело еще живое и сидит на краю обрыва. Тогда что же лучше: умереть и остаться навсегда в заточении своего трупа или быть тем самым живым мертвецом? Как интересно, ведь в то же время по набережной люди рассказывают о своих чувствах, начинают встречаться, создают свою жизнь из маленьких кусочков пазла, проводят каждые секунды с близкими друзьями или просто наслаждаются тишиной в одиночестве. Так много противоречий и все это словно на ладони. Это место и вправду прекрасно, хоть в то же время и опасно. Как запретный плод, который убьет в одно мгновение, стоит только его попробовать. Словно любовь Ромео и Джульетты. Так манит, но одна неосторожность и тебя не станет, будто и вовсе никогда не было. – Как часто ты сюда приходишь? – Ну, когда хочется все бросить и опустить руки, я прихожу сюда. Что-то вроде проверки, правда ли я хочу со всем покончить. И если я отпущу руки, то значит так и надо. Значит, что именно тут мне пора уйти. – А ты когда-то задумывался над тем, чтобы отпустить руки? – Ага. Каждый раз я хочу так сделать и соединится с водой, но постоянно думаю, что пришел в этот мир не просто так. – Ты супер-герой или что? – Можешь и так считать. Но все равно приятно следить за тем, как ты стоишь на самом краю, а у кого-то только началась или успела закончиться жизнь. – Думаешь тогда о своей жизни? – Да. Не то, что хочется и дальше жить, просто интересно быть частичкой того мира возле реки. Я еще успею следить сверху за рекой и людьми возле нее, так что пока мне нравиться быть таким муравьишкой. – Так ты муравьишка? Трудолюбивый и преданный муравей? – Наверное, да. А ты кто? – Из жуков или из кого-то нормального? – Из того, что другие не замечают, но привносит неоценимый вклад где-то внутри, - и Минхо задумался, смотря куда-то вдаль, где заканчивается река. – Тогда я буду бабочкой. – Почему? – Когда я распускаю свои крылья, я про все забываю. Становлюсь один и живу только для себя. Разве что, в моей жизни может быть цветочек, который я буду заботливо опылять. В конце концов, солнце смениться на тучи и мои крылья намокнут от дождя. Я умру бесполезной смертью где-то на траве, пока остальные просто спрячутся, выйдут обратно и продолжат жить дальше. – А ты думаешь остальным будет легко житься дальше? – А почему нет? Бабочки радуются жизни пока могут и быстро умирают, когда приходит время жизнь самостоятельно. – А кто будет тогда приносить радость и надежду остальным? – Солнце, цветы, разве нет? – Конечно же нет! - Джисон отпустил одну руку, доверившись абсолютно и полностью левой руке и повернув ладонью его голову на себя. – Бабочки показывают, что нельзя терять смысл жизни. Муравьи работают так много и упорно, что постоянно забывают об этом. Но пока они переносят необходимые для их семьи вещи, они смотрят на бабочек, которые смеются и ни о чем не думают. Бабочки заставляют поверить в то, что рано или поздно настанет момент, когда можно будет вздохнуть с облегчением и отдаться своим желаниям и чувствам. – Ты точно вандал? Я думаю, что ты писатель. – Я создатель красоты. Какой именно не знаю, но где-то в этом мире есть частичка меня. – Ты хочешь каждое свидание проводить на пороге смерти или может где-то в более романтичном и безопасном месте? – Ты же понимаешь, что вместе со мной и пристегнутое кресло в самолете будет для тебя смертельно опасным. – Мне нравиться, - Минхо взял его руку в свою и сильно сжал пальцы, словно боялся отпустить. – Ты правда бабочка. Даже сейчас боишься остаться один. Так и начались отношения двух молодых людей. С проблемами с законом. Даже конфликтами. Друг с другом тоже. Если обычно парочки ходят в кафе за чашечкой кофе, смотрят хоррор фильмы вместе или просто гуляют парке, то они отличались от стандартов уж слишком сильно. Их шестое свидание прошло на главной улице Сеула, где стоят едва ли не все магазины мира. Там-то Джисон и увидел через витрину ювелирного магазина браслет с бабочками. – Минхо, не мог бы ты мне достать его? – А какая мне с того выгода? – Он будет напоминать о тебе и я буду чаще о тебе думать. – Ты еще и уговаривать умеешь. Дождавшись полной ночи, он прошел через черный ход и стащил браслет. Как ему повезло, что он понимает программирование и смог отключить систему сигнализации раньше, чем та успела завопить. Но о камерах он не подумал, ведь невозможно устоять перед широко улыбающимся Джисоном, который показывает всевозможные варианты сердечек. – Ты лучший! - одними губами сказал Джисон, когда Минхо достал из-под коробки долгожданный браслет за пару миллионов вон. – Все ради тебя, - Минхо послал воздушный поцелуй и сложил украшение в глубокий карман внутри его мешковатой джинсовки. – Вы что творите? - голос позади был достаточно грозным, чтобы Джисон понял всю опасность ситуации. Он посмотрел на удивленное лицо Хана и крикнул: – Бежим! - Минхо выбил ногой стеклянные двери, от чего те разбились в дребезги, и выбежал, хватая крепко за руку Джисона. Мужчины уже не было видно, горло давно пересохло, но эйфория от того, что они вместе бегут ночью, держась крепко-крепко за руки, не могла дать ни одному из них покоя. Остановившись уже на набережной под едва работающей лампой, они оторвали руки и вцепились в губы друг друга. Изголодавшиеся по этому сладкому чувству, они не могли и шагу сделать, даже если ноги слишком сильно болели. Пальцы игрались с волосами, притягивая головы все ближе. Под глазами и над головами мерцали звезды. Сердца бешено бились в унисон, создавая одну единую музыку для двух соединившихся душ. – Ты же не потерял его? - оторвавшись с прерванным дыханием, спросил Джисон, все также с огнями в глазах смотря на искушенные красные губы напротив. – Конечно, ты правда мог так обо мне подумать? - Минхо провел большим пальцем по его подбородку, на секунду чмокнув губы, которые секунду назад был готов съесть без остатка. – Ты и правда лучший, - Джисон смеялся и пальцами медленно водил по шее Минхо, чувствуя его неугомонное сердце. – Слышишь? Это из-за тебя. – Ты же говорил, что я уже украл твое сердце. Так почему оно все еще у тебя? – Ты же мне его отдал, чтобы я мог все также тебя любить, забыл? – Точно, ты же любишь меня, - самодовольно улыбаясь, ответил Джисон. – Я люблю тебя, - удовлетворенно смотря прямо в искорки больших глаз, сказал Минхо. – Больше, чем что-либо на всем свете? – Больше, чем что-либо на всем свете. – Прыгнешь ради меня с моста на реке Хан? – Я же сказал, что все угодно для тебя сделаю, - упав головой на его плечо, Минхо закрыл глаза и обхватил худое тело своими руками. – Я тоже тебя люблю, - прошептал на ухо Джисон такие громкие слова. – Знаю, милый, знаю... Прошел год. Они еще не раз попадали в полицейские участки, но теперь сидеть на старом покрывале, полном большими пятнами, не казалось таким грустным занятием. Их даже в последнее время стали полицейские выгонять из участка, когда парочка узнала об их отвращении к однополым отношениям. Стоит только сказать пару ласковых слов на ушко, похихикать и поцеловаться, как уже их выводят на улицу. Это гораздо облегчило им задачу. На их первую годовщину, Джисон попросил Минхо пойти в ресторан. И не абы какой на переулке, а престижный в самом центре столицы возле семидесяти этажного отеля для VIP - персон. – Милый, что ты хочешь там увидеть? - перебирая каждый локон Джисона, аккуратно спрашивал Минхо, пока Хан лежал на его ногах. За этот год они успели перехитрить одного домовладельца и даже рассказали полиции о его незаконной продаже наркотиков в подвале. И так вышло, что квартира досталась им. Словно они ее владельцы. С разных домов богатых людей и просто с барахолок они приносили вещи, которые в первую очередь должны были понравиться Джисону. Как говорил Минхо, только он может чувствовать цвета и настроение их дома. Теперь на небрежно покрашеных стенах (как оказалось, если держать в руках и банку с краской, и сжимать талию Джисона, то стенка не сможет быть равномерна покрашена) с портретами Минхо и фотографиями с их общих поездок. Когда у Джисона был прилив любви, он незамедлительно искал какой-либо клочок бумаги и старался как можно детальней запечатлеть своего парня. Часто там были рисунки его улыбки, глаз и разбросанных волос. – Я просто хотел сделать этот день особенным, понимаешь? - Джисон положил руки под голову, стараясь даже не моргать, чтобы не пропустить ни одну частичку лица Минхо над ним. – Ты же понимаешь, что сам по себе особенный? – Конечно, какой еще в здравом уме человек будет вандалом и парнем одного вора-убийцы. – У тебя просто отменный вкус в людях. – И все же давай пойдем. Я тебе обещаю, что ты не пожалеешь об этом. Там точно будет очень весело и мы, наконец-то, не будем чувствовать себя плохими людьми. – А разве что-то не так? – Да, я не хочу портить другим людям жизнь. Я хочу пойти дальше учиться. На архитектора. И пойти потом на работу, где мне будут платить зарплату. А на первые деньги, я куплю тебе цветы и увезу куда-то очень далеко. – Так тщательно все спланировал. Почему раньше не рассказывал? – Боялся, что ты меня посчитаешь странным и станешь от меня что-то скрывать. – Глупости, - нежно прикасаясь ко лбу Джисона, прошептал Минхо. – Если это для тебя важно, то и для меня тоже. Ты же знаешь, что я хочу для тебя только лучшего, поэтому делай то, что считаешь нужным, хорошо? – Тогда можно для начала мы все таки пойдем в ресторан? – Ладно, давай, только нужно будет взять с прачечной костюм. – Нет, мы оденем то, что у нас есть. Не нужно забирать у других их вещи, хорошо, котик? – Хорошо, только потом не говори, что это я решил выглядеть так убого. Дождавшись Джисона, Минхо мечтательно часто хлопал глазами и когда смог вернуться в себя, подставил Хану локоть, как это обычно происходит в романтичных фильмах на кассетах, и тот его обхватил двумя руками. Уже был вечер и солнце только-только зашло за горизонт. По улицам все также ходят люди, а еще двое парней, которые прижимаются друг к другу и тихо рассказывают свои мысли. Только они могут услышать и понять друг друга. В мире столько людей, но вышло так, что именно им суждено было встретиться. Улица и вправду была роскошной. Начать стоит с того, что на деревьях были гирлянды, которые так любил Джисон. И красная бархатная дорожка вела их ко входу. – Подожди, - внезапно остановился Джисон. – Что-то не так, милый? – У нас же нет карточки пропуска для этого заведения... Я совсем забыл...И что же нам делать? Мы так долго сюда добирались. – Давай тогда зайдем через задний вход? Думаю, что где-то около него никто не будет сидеть. – Хорошо, может ты прав. Они обошли здание, за которым была маленькая лестница и большая, на вид толстая дверь. И даже без замка. Они уже собирались зайти, как вдруг кто-то из-за спины крикнул им: – Таким голубым, как вы, туда нельзя. Можно только адекватным людям. Минхо убрал руку от дверной ручки, выдохнул и повернулся на голос незнакомца. – Извините, Вас это вообще касается? – Конечно, хоть кто-то должен беспокоиться о нашей стране. И тут не должно быть такого мусора, как вы! – Мусора? Вы себя-то видели? Вы буквально только что из завалов помоев вылезли. – Чего ты ляпнул? Ааа, я понял. Ты просто хочешь показаться крутым парнем перед своим дружком, да? – Закройте свой рот. – Он ничего такой. Я бы тоже себе забрал такого миленького мальчишку. – Я же сказал закройте рот! - Минхо не выдержал, быстрым шагом подошел к нему и со всей силы ударил кулаком того по голове. Мужчина стал шататься на ногах и вскоре упал. Минхо поправил свой пиджак, повернулся назад лицом к Джисону, мило улыбнулся и пошел дальше за ним. Но вдруг на затылке что-то стало так тепло. Голова стала такой тяжелой и крики Джисона доносились слишком глухо. Он развернулся и увидел у мужчины бутылку в руках. Он была разбита, а ее осколки с кровью Минхо лежали прямо под ногами. Он положил руку за голову и как только поднес ладонь к глазам, увидел стекающие капли крови. Это был его конец терпения. – Ты меня только что ударил? - он подходил медленно и взгляд его становился все более грозным. – Ты чего... - мужчина явно не ожидал, что после удара Минхо сможет оставаться в сознании и пятился в страхе назад. – Ты меня ударил? - Минхо выхватил с его дрожащих рук разбитую бутылку и пырнул ее острой стороной его в живот. – Что ты... – Ты посмел меня ударить? Да ты кто такой, мразь, а? - он ударил еще, еще, еще и еще. Вся серая рубашка с пришитыми лоскутками ткани была залита кровью, но Минхо это не останавливало. Тот уже не придавал никаких признаков жизни. Он бил его так долго, как только мог, пока не почувствовал, что кто-то сзади сжимает его руки и одевает на кисти эти противные холодные наручники. – Ли Минхо, Вы задерживаетесь за умышленные серийные убийства, многократные кражи, насилие и попытки убийства. – Серийные убийства? Что за чушь? – Мы говорим о убийствах, что Вы совершили в юности, но избежали наказания, подставив тогда сына господина Хана. У Вас есть право на адвоката. Имейте в виду, что каждое Ваше слово может и будет использовано против Вас в суде. А теперь прошу пройдемте с нами, - Минхо подняли на ноги и повели в сторону машины. Он шел слепо и перестал думать, но как только вспомнил о Джисоне, то остановился и стал его искать, разглядывая все вокруг. – Ищете своего дружка? Это он нас вызвал, а до этого все о Вас рассказал. Думаю, он Вас предал, - последнее, что сказали полицейские, прежде чем закрыть за Минхо дверь. Предал? Джисон его предал? Как такое вообще возможно? Он же неоднократно клялся в своей любви. Он же не раз рассказывал о том, как жить без него не сможет. Они же так похожи, так почему? Он крутил фразу полицейского у себя в голове десятками, сотнями и тысячами раз, но все никак не мог найти ответа. Вскоре они приехали в участок, его завели в кабинет для допросов и тут начался кошмар. Ведь он не мог увильнут от вопросов. И если он отвечал не так, как от него ожидали другие люди за стеклянной стенкой позади, то его могли абсолютно спокойно прибить со всей силы головой к столу или просто ногой ударить в грудь. Прошло восемь часов мучений. Уже весь побитый, уставший, сонный, голодный и бледный Минхо сидел за столом и старался изо всех сил понимать, что происходит. – То есть, Вы признаете, что убили двоих людей в возрасте десяти лет, двоих людей в четырнадцать и в девятнадцать одного человека, верно? Не считая еще многочисленные покушения на убийство. – Все верно. – Вы признаете, что подставили невиновного человека в своих убийствах? – Признаю. – Тогда нам нужно передать все документы в главный офис, а пока к Вам пришел один человек. Поговорите с ним, это ваш последний разговор по душам без посторонних. Кто же это может быть? У него никого нет близкого, кроме... – Джисон? - спросил Минхо, когда увидел до боли знакомые очертания тела, а вскоре и лица. – Здравствуй, Минхо, - сухо ответил Хан. – Что произошло? Я тебя чем-то обидел? Почему ты так поступил? Все же было хорошо... – Минхо, сколько мы с тобой вместе? - не слушая вопросы, Джисон начал то, зачем сюда пришел. – Год и один день. – И как хорошо ты меня узнал за один год и один день? Ты можешь сказать кто я? – Ты Хан Джисон. Мой парень, которого я слишком сильно любил и люблю до сих пор. Ты очень любишь рисовать и дыневое мороженое. А еще тебе нравятся клетчатые синие рубашки и маленькие цыплята. – Нет. Ты знаешь ровно столько, сколько я тебе позволил. Ты ни грамма не знаешь о том, кто я, правда? Тогда давай я тебе расскажу. У меня было хорошее детство. Прекрасные родители, большой дом и много новомодных игрушек. Родители никогда не заставляли меня чувствовать одиночества или сильную в них потребность. И один раз я встретил на площадке маленького мальчика. Он плакал над кошками и что-то говорил их на ушко. Взгляд Минхо стал более серьезным. – Я подошел к нему и спросил, почему он плачет. Мальчик ответил, что дети из соседнего двора закидали его котов шариками. И я ему предложил отомстить ... – Засунуть в их горла шарики, - продолжил Минхо, пока Джсион уже более расслабленно уселся на стуле. – Ты кажется начал понимать, но я все же продолжу. Я привел этого маленького мальчика домой и родители приняли его, как своего родного сына. Мы так много играли вместе и все было очень весело, пока однажды я не пришел домой со школы и не увидел моих мертвых маму и папу. Они оба были в крови. С пробитыми головами и ребрами. И это мне пришлось видеть в десять лет. Знаешь почему? Потому что одного дня в мой дом пришел мальчик и представился как "Ли Минхо". И сердце остановилось. Оно больше не могло биться. Неужели тем самым мальчиком, которого Минхо подставил в убийстве оказалась любовь всей его жизни? Он заставил Джисона поверить в то, что именно он убил своих же родителей? Как же сильно Минхо сейчас хочет повернуть время назад и остановить маленького себя любым возможным способом. – Минхо, ты посмел считать, что заслуживаешь достойной жизни после того, что сделал. Мне все равно чем ты тогда думал. Ни одна мысль не может оправданием для убийства. Уж тем более убийства людей, что давали тебе то, чего тебе никто не мог дать. Начиная от карманных денег и заканчивая любовью, как к родному сыну. В уголку глаз Минхо стало сильно щипать и скапливаться слезы. Но Джисон сидел спокойно, а в его глазах не было ничего. Не было больше ни звездочек, ни счастья, ни предвкушения, ни наслаждения. Ничего. Пустота это ничего, так почему она приносит так много боли? – Мне жаль... Мне очень жаль, Джисон... - он шептал извинения, заглатывая слезы. – Мне они не надо. Просто знай, что именно я собирал на тебя информацию последние девять лет. Ты заставил меня жить по своим правилам, чтобы однажды сидеть вот так. Ты превратил мой мир в ад, когда совсем забыл о том, что сделал. И все же... – И все же что? – Как ты посмел влюбить меня в себя? Мало того, что я ни одной ночи не могу уснуть без кошмаров с убитыми родителями, так еще и ты ворвался вновь в мою жизнь. Как ты посмел стать смыслом и любовью всей моей жизни? У тебя вообще есть представление о слове "совесть"? Ты понимаешь, насколько больно ты мне делаешь? Ты убил мою семью и сам ею стал. Ты убийца не только физически, но и морально. Ты просто растоптал меня. Моего сердца и души больше нет. Ты их всех сжег до тла, понимаешь? – Джисон, мне так жаль... – Он еще и извиняется, - Джисон встал со стула, быстро подошел и поцеловал его в дрожащие губы с солоноватым привкусом слез. Джисон держал его голову, даже если и не хотел. Где-то в глубине души было желание забрать все заявления и вернуться домой в теплые объятия, но также есть голос, который диктует ему оставить все, как есть и забыть Ли как можно скорее. Он оторвался от губ, закрыв глаза, чтобы не передумать о своем решении. – Минхо, послушай. Я прийду на твой суд в качестве слушателя. Я больше ничего не скажу, просто буду следить за тем, как ты идешь ко дну. Поэтому, дождись меня. – Милый, я же тебе говорил, что сделай абсолютно все, что угодно для тебя. – Ты такой подлый. – И я тебя люблю, - тихо послышались слова, о которых они кричали в три часа ночи на причале, в какой-то тихой глубинке. Наступил день суда. Все кресла, кроме одного в самом углу на последнем ряду, были заняты. Джисон пришел за минуту до начала, не желая выслушивать сплетни пришедших слушателей. – Всем встать, суд идет! - Джисон поднял глаза и вместо толстого мужчины в черной мантии с бордовой лентой на груди, увидел его. Минхо стоял сгорбленный, с распатланными волосами и в бежевой мешковатой форме. Джисон переживал, что тот заболел, но быстро откинул любые мысли. Все сели на свои места и началось заседание. Минхо за все время ни слова не промолвил. На все вопросы он кивал головой, а где нужно было больше, чем просто "да или нет", за него отвечал адвокат. Джисон глаз не убирал с Минхо и прокурора. Он так боялся за него, хоть и желал тому как можно сильнейшего наказания. Настало время приговора. Ладони стали потеть, а все тело почему-то затряслось. Хотя, должна же быть эйфория от того, что существует справедливость, не так ли? – Суд постановил, что подсудимый Ли Минхо должен понести наказания за свои поступки в виде пожизненного заключения. На этом все, всем спасибо. Люди кричали благодарственные речи, свистели и аплодировали. А Джисон схватился за сердце. Неужели на этом все закончиться? Неужели его детская мечта наконец сбудется и его родители смогут уйти спокойно? Присутствующие уходили и Минхо уводили за локти в соседние двери в коридор, но он подняла глаза и остановился. Среди остальных людей, он видел только своего Хан Джисона. Все так же сверкающего и единственного. Это имя ему действительно идеально походит. Хан шел медленно, растягивая момент, когда станет вплотную к Ли. – Номер 4562, Вам нужно уже идти. – Подождите, это мой парень, я его больше не увижу. Дайте минутку с ним попрощаться, - мужчины переглянулись, но отпустили его руки. – Как ты? – Никак. Уже думаю, чем буду заниматься в одиночной камере всю свою оставшуюся жизнь. Может, начну вязать или научусь рисовать такие же шедевры, как и ты. – Как ты можешь быть таким спокойным? Ты больше никогда не выйдешь, понимаешь? – А какой мне смысл выходить? С тобой я не смогу быть, да и места во всем мире мне уже нет. Я его потерял еще девять лет назад. Это достойное наказание за то, что я сразу не сдался, а прожил еще годы. – Ты будешь писать мне письма? – Конечно же. Ты устанешь их открывать и будешь слать мне гневные ответы с просьбой передать так расписывать свои чувства к тебе. – Поверь, никогда не перестану, - Джисон подошел к Минхо и обнял его, даже если и не поучил ответа. Руки его были связаны за спиной, но шеей он пытался обнять его плечо. В последний раз. – Джисон, не прощай меня. – И не буду. – Если ты простишь меня, то забудешь. Поэтому не прощай. – Я всегда буду хранить на тебя обиду, но не позволю своим чувствам взять над собой вверх, - Джисон взял его исхудалое лицо в свои руки. – Я тебя так сильно люблю. – И я тебя, - Джисон поцеловал его так нежно, как только мог. Они просто стояли, прижавшись друг другу, пока его не отцепили от Джисона. Больше они ничего не сказали и лишь провели друг друга взглядами, пока дверь перед Минхо глухо не закрыли. Прошла неделя. Как Минхо и обещал, он написал письмо. Джисон как только получил об этом известие, тут же побежал на почту и, не дождавшись прихода домой, читал его возле места, где было их первое свидание. "Джисон. Солнышко мое. Любовь моя. Я так сильно по тебе скучаю. Тут слишком грустно без тебя. Помнишь я говорил, что меня бесят твои насмешки надо мной? Я каждую из них прокручиваю у себя в голове и записываю на стене, чтобы не забыть. Я стал мутно вспоминать твое лицо, твой смех и твои привычки. Мне страшно, Джисон. Что если я тебя забуду до того, как умру? И знаешь что решил сегодня ночью? Я убью себя раньше, чем забуду тебя. Без тебя моя жизнь не будет иметь смысл. Без тебя не незачем будет продолжать здесь существовать, даже не жить. Сегодня после уборки в душевой, я хочу перерезать себе вены. Чтобы кровь хлыстала под сильным напором воды. Кто-то прийдет из моих напарников и доложит о моей смерти старшему, а может решит меня добить, ведь я та еще мразь, правда? Я говорю не для того, чтобы ты меня останавливал. Я не хочу, чтобы ты считал себя не важным для меня человеком. Так что знай, что ты первый и единственный кому я пишу письмо отсюда. Я так сильно тебя люблю. Надеюсь, что ты проживешь счастливую жизнь, я об этом позабочусь. Навеки только твой, Ли Минхо" Слезы капали одна за другой. Руки тряслись и мяли бумагу с последними словами его Минхо. И вот он стоит на месте, где все началось. "– Ну, когда хочется все бросить и опустить руки, я прихожу сюда. Что-то вроде проверки, правда ли я хочу со всем покончить. И если я отпущу руки, то значит так и надо. Значит, что именно тут мне пора уйти." Джисон сложил письмо и положил себе в карман. Сейчас он уверен как никогда в своих решениях. Он перелез через ограждение и схватился руками сзади за поручни, где говорил о том, что будет хотеть жить, пока в нем есть смысл. Но смысла уже нет. Хан поднял голову наверх, широко улыбнулся и прошептал: – Как ты мог улететь без меня, Ли Минхо? И отпустил руки. Его смерть была быстрой. Холодная вода заполнила его легкие, а его пылающее от любви сердце остановилось в 10:37 в четверг. Его тело теперь без чувств, без мыслей и души. Оно плывет по реке, поднимаясь куда-то вверх по течению. Никуда уже нельзя уйти. Это был конец для них обоих. Оба в воде и оба от любви. От одной большой, несчастной любви.