Скованный сном

      Окрепший ветер безжалостно трепал поскрипывающий каркас повреждённого планера, выгибая искусственные перья в разные стороны и норовя то и дело швырнуть обессиленного человека на ощерившиеся острыми краями утёсы. Серые, туманные пейзажи, проносились мимо одинаковыми массивами горных гряд, будто бы насмехающимися над невзгодами смельчака, посмевшего бросить вызов самой природе.       Могучие великаны стояли, стоят, и будут стоять здесь ещё не одно тысячелетие, равнодушно наблюдая за беспрестанно суетящимися людьми, которые зачем-то кладут свои жизни на алтарь никому ненужной жертвенности.       Шум в ушах сделался явственнее. Размеренное биение нарастало, перекрывая громогласное завывание бушующей стихии, что ещё сильнее дезориентировало и рассеивало концентрацию внимания, усложняя маневрирование. Итэр даже не был до конца уверен, бьётся ли это его собственное сердце, или же он слышит сердечный ритм самого Драконьего хребта.       Рана на животе напомнила о себе, обжигая продрогшее тело множеством раскалённых игл и заставляя его что есть силы стискивать зубы, сдерживая вырывающийся наружу стон боли. Это лишь позволит колючему морозу пробраться ещё глубже, поражая и без того разрывающиеся лёгкие своими смертоносными касаниями.       Пальцы рук и ног онемели, голова кружилась, смазывая картинку. Битва с гидро магом бездны стоила ему слишком многого, особенно в здешних условиях вечной мерзлоты. В другом состоянии он бы даже не обратил внимания на эту вылезшую непонятно откуда мразь, которая подло атаковала его со спины, заключив в удушающие объятия водного пузыря. Горло до сих пор саднило от надрывного кашля, с которым он выплёвывал попавшую куда не нужно воду.       Битва не заняла много времени — ладонь вихря легко расправилась с визжащим монстром, но это уже не могло отменить случившегося. Слишком вымотанный миссией по спасению отца Джоэля, он не успел среагировать вовремя, поэтому сейчас его мокрая одежда задубела на холоде, добавляя только новых проблем и неприятно ограничивая подвижность.       Ещё немного.       Приблизительно через два километра он достигнет пограничной зоны, за которой его ждёт долгожданное тепло и телепорт в Мондштадт.       Он обязательно справится.       Ради себя.       Ради малышки Паймон, ждущей его в гостинице.       Ради потерянной Люмин.       Ради них.       Срывающееся дыхание вырывалось изо рта белёсыми облачками, тут же превращающимися в снежную крошку, оседающую на щеках и носу опасной наледью. Итэр уже пару минут не чувствовал своего лица, но времени на то, чтобы хоть что-то с этим сделать, у него не было. Любое неловкое движение, и он превратиться в безжизненный тюк обезображенной плоти, которая навсегда останется в этих гористых ущельях, куда не решаются сделать шага даже прославленные искатели приключений. Его никто не найдёт. Никто не похоронит. Никто не узнает.       Только бы продержаться.       Треск.       Порыв ветра подхватил не выдержавшее крыло планера, игриво унося его куда-то в сторону. Итэр всё же закричал, когда оказался во власти свободного падения, яростно закрутившего маленькое тело вокруг собственной оси.       Перед лицом смерти жизнь не проносилась перед глазами, не всплывали в памяти никакие воспоминания, не было ни грусти, ни сожалений. Не было ничего, кроме всепоглощающего страха, заставляющего забыть обо всём на свете, кроме пугающе быстро приближающейся земли.       Итэр зажмурил слезящиеся глаза, приготовившись к удару…

***

      Бережные касания ласково массировали кожу, расслабляя мышцы и посылая по нервным окончаниям пощипывающие волны удовольствия. Кто-то усердно разминал его ноги. Итэр проснулся одним махом, вскинувшись всем телом и жадно хватая распахнутым ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.       — Тихо-тихо, спокойно, ложись обратно, — мягкое, но настойчивое давление на грудь, заставило юношу снова прилечь. Голову тут же прострелило резкой болью, и он непроизвольно поморщился, с шумом втянув воздух. — Я рядом.       Взгляд упёрся в тёмный свод пещеры, и пока вялый разум с трудом осознавал смысл сказанного, откуда-то со стороны раздался ещё один голос. Тоже знакомый.       — Вообще-то, я тоже тут.       Узнавание медленно пробиралось сквозь спутанные дебри бессознательного.       — Тебя никто не звал, — буркнули около импровизированного ложа, состоявшего из беспорядочного вороха сложенных друг на друга одеял. Ему что-то ответили, но Итэр уже ничего не слышал, замерев, словно испуганный кролик, когда большая, мозолистая ладонь, аккуратно коснулась его лба, проверяя, нет ли лихорадки. — Итэр, как ты себя чувствуешь? Что-то болит?       Он вспомнил.       — Господин Дилюк? Кэйа?       — Итэр, ну почему ты назвал его первым?!       — Закрой свой рот, это совершенно неважно, — в усталом голосе Дилюка зазвучали стальные нотки.       — Как вы меня нашли? Я думал, что умру.       Дилюк убрал руку и немного отодвинулся, деликатно закашлявшись. Кэйа беззаботно рассмеялся и спешно ответил вместо смутившегося хозяина винокурни:       — Наш «мистер-я-хочу-всё-контролировать», поставил на тебя элементальную метку, чтобы следить за тем, где и с кем ты находишься.       Дыхание перехватило. Это же значит, что…       — Прости, я не должен был этого делать, — Итэр наконец-то перевёл взгляд с рельефного потолка на Дилюка, чувствуя, как у него начинают полыхать скулы и надеясь, что в пещерном полумраке это будет не слишком заметно. Мужчина сидел около его постели, с почти что осязаемым негодованием прожигая взглядом нагло ухмыляющегося Кэйю.       — Ничего страшного. Ведь благодаря этому я спасён. А где мы?       Слева послышались шаги.       — В алхимическом логове Альбедо. Представляешь, этот жук устроил себе тут целую секретную лабораторию! — Кэйа тоже присел рядом, передавая Дилюку чашу с чем-то дымящимся, а до Итэра донёсся аромат, в котором отдалённо угадывались запахи шелковицы и глазурной лилии. — Это лечебный отвар. Рецепт мне как-то дала Лиза по просьбе Джинн. На вкус ещё то дерьмо, но на ноги поставит даже мёртвого. Первое средство от похмелья!       Итэра натурально передёрнуло. Если уж привычный ко всему Кэйа называет что-то дерьмовым на вкус, значит этим пойлом можно крио-папоротники травить.       — Пусть остынет, — видя сомнения на лице Итэра, Дилюк отставил чашу в сторону, ободряюще сжав его пальцы другой рукой.       От этого нехитрого движения отчего-то пересохло во рту, а ладони наоборот взмокли от волнения.       — Ничего не бойся, тебе не о чем переживать, понимаешь? — словно читая его мысли тихо произнёс Дилюк.       — Да.       — Ты мне доверяешь?       — Да.       — Сейчас я поцелую тебя, — едва слышно продолжает Дилюк, наклоняясь ближе и продолжая гипнотизировать Итэра своими невозможными глазами, в глубине которых будто бы искрились отблески лесного пожара.       — Да, — шепчет в ответ Итэр, и, прежде чем понимает, на что только что согласился, Дилюк нависает над ним сверху и накрывает его губы осторожным поцелуем. Путешественник замирает, напрягаясь, словно натянутая струна. Но это робкое касание оказывается настолько приятным, что он почти сразу же расслабляется, пока чужое дыхание смешивается с его собственным, а сердце колотится в груди, грозясь выпрыгнуть наружу.       Наконец, горячие губы отстранились, давая возможность сделать глоток воздуха, но тут же им на смену пришли другие, прохладные, но не менее приятные. От Кэйи пахло мятой и морем, а его поцелуй был гораздо более смелым и глубоким. Длинные пальцы капитана кавалерии Ордо Фавониус зарылись в золотистую копну, слегка царапая ногтями кожу головы, отчего Итэр несдержанно простонал в поцелуй.       Кэйа слишком быстро нашёл его слабое место. По спине пробежался табун торопливых мурашек, а низ живота свело томной судорогой, от которой и без того красное лицо заалело пуще прежнего, распространяя цветущий румянец даже на шею.       — Кэйа, угомонись, с него хватит. С сожалением разорвав поцелуй, рыцарь напоследок влажно чмокнул его в лоб.       — Пей.       Помогая Итэру приподняться, Дилюк поднёс к его припухшим губам шершавый край керамической чаши.       Несколько глотков дались с трудом. Лекарство действительно оказалось мерзким, оставляя на языке привкус болотной тины, вперемешку с кабаньим навозом. Вскоре у Путешественника начали слипаться глаза, как бы упрямо он ни пытался продлить трепетный момент бодрствования, опасаясь, что всё происходящее всего лишь сладкий сон.       Но отвар оказался сильнее.       Сквозь уютную дрёму он с облегчением почувствовал, как по бокам от него устраиваются два тёплых тела, обвивая руками и даря ощущение сумасшедшего счастья, охватывающего каждый уголок его души.       Итэр улыбнулся.       Он так давно об этом мечтал.       Их странные отношения были постоянным источником тревог. Кэйа и Дилюк так долго и не очевидно ходили вокруг да около, что Итэр уже было подумал, что его чувства навсегда останутся незамеченными. Он переживал, что сам себе надумал все эти взгляды и двусмысленные разговоры, (не) случайные касания и предлоги, за которыми скрывалось простое желание побыть в компании друг друга. Он был практически уверен, что на самом деле его чувства односторонние и невзаимные. До дрожи в коленях боялся, что названные братья сочтут его ненормальным, потому что он никак не мог решить, к кому из них его тянет сильнее.       Эгоистично хотелось обоих.       Лучше ничего не говорить, чем быть отвергнутым. Так он думал этим утром, но сейчас у него не осталось и грамма сомнений. Их действия донесли всё намного правильней, чем смогли бы донести все слова этого прекрасного мира.