Нежелательный элемент

Цзян Фэнмянь глубоко вздыхает и вымученно улыбается, но это никак не помогает. С тех пор, как он принял решение взять под опеку Вэй Усяня, его родной ребёнок потерял покой. Мальчишки вздорили, ведь кровный сын ревновал горячо любимого отца, а новый ребёнок просто очень хотел любви. Жена Фэнмяня, влиятельная и властная Юй Цзыюань, не приняла мальчика, как бы маленький Вэй Ин ни пытался стать своим, и как бы ни приучал к нему домочадцев глава дома. Она устраивала ему выговор за выговором, за малейшую провинность, а их у Вэй Ина вполне естественным образом создавалось немало. Мадам Юй считала его чужаком, обузой, нежелательным элементом, что бы мальчик ни предпринимал. Благо, Цзян Фэнмянь мог рассчитывать на свою старшую дочь и её благоразумие. На сына, однако же, рассчитывать не приходилось. — Отец, я не буду с ним возиться! — А-Чен, я не прошу полюбить А-Сяня сегодняшним днём, но я ожидаю, что ты будешь относиться к нему уважительно. Молодой господин сложил руки на груди и обиженно буркнул: — Это нереально… Отец только снисходительно улыбнулся. — Тебе известно кредо нашего дома? Сын состроил мученический вид, закатил глаза, сложив руки на груди, и с наигранной скукой произнёс: — Всегда стремись достичь невозможного… Но сдружиться с Вэй Ином было больше, чем невозможно! Он выводил молодого господина Цзян тем, что не знал элементарных правил этикета банкетных залов, тем, что вместо уроков высокого искусства сбегал развлекаться, тем, что с годами начал постоянно флиртовать с девушками… Да всем своим существом! Вэй Ин словно был квинтэссенцией неуместного в высшем обществе, он был в доме Цзян словно тигр на айсберге. Неуместный. Не такой. Нежелательный. И Цзян Чена это ужасно раздражало. Однажды Вэй Ин поймал названного брата за руку. — А-Чен, давай сбежим с занятий вместе? Цзян Чен нахмурился: — Так нельзя! Матушка будет ругаться! — С одного раза ничего не станется. А-Чен, пойдём же! Вэй Ин, сирота родом из бедной семьи, хорошо ориентировался в городе, в отличие от Цзян Чена, домашнего аристократа. Он знал потайные ходы, помнил старые лазейки в рисунках улиц, морщинами пробегающих по лицу города, узнавал людей, живущих тут и там, и вспоминал, кому на глаза попадаться не страшно, а кого лучше избегать. При помощи смекалки Вэй Ина юноши выехали за город, не потратив на проезд ни копейки, и уже спустя час брели через луг, мирно болтая о прелестях юности. На губах Цзян Чена несмело затеплилась улыбка, постепенно окрепла, а спустя некоторое время и вовсе засияла полуденным солнцем. — Ну как, А-Чен? — задорно спросил Вэй Ин, оббежав названного брата, и остановился перед ним. Цзян Чен шагу не сбавил, и пришлось его шисюну шагать задом наперёд. — Что — как? — Цзян Чен недоумённо изогнул бровь. — Как тебе твой первый прогул? Готов спорить, ты сейчас с ума сходишь! Вэй Ин хохотнул беззаботно, а Цзян Чен фыркнул. Сходит ли он с ума? Применимо ли это выражение?.. Вэй Ин за годы сожительства немало раз уже становился его сообщником и самым верным союзником. Чем ближе Вэй Ин к нему становился, тем чаще выговоры за неподобающее поведение получал и затейник, и его шиди. Хотя, если подумать, на прогул его Усянь уговорил впервые… Даже зная, что мадам Юй не преминёт всыпать за непослушание, Вэй Ин умудрялся и вину Цзян Чена брать на себя. Сходил ли его шиди с ума? Определённо. Вэй Ин хорошел с годами, набирался воспитания в высших кругах, куда получил путёвку в момент подписания документов. Крепла его харизма, очарование становилось сильнее, словно Усянь был цветком жасмина, что, раскрываясь, заполняет своим ароматом всё вокруг. Мальчишка с улицы становился молодым господином Вэй из дома Цзян, но характер его несносный перебить нельзя было никакими уроками благонравия. О, его не брало даже пресловутое обучение по обмену в академии Гусу, что по исторически сложившейся репутации способна «и ослицу выучить манерам» — в академии, из которой, к слову, Усянь вскоре вылетел с волчьим билетом, позорно — победно, как бы сказал сам Вэй Усянь — вернувшись домой, дожидаться шиди. А шиди… что он? Вернулся следом — Цзян Чен совсем заскучал без вечных выходок Вэй Ина. — А-Чен, поспеши! Не то даже река пересохнет, пока юный господин Цзян будет мужаться подойти к ней! — Что ты сказал?! Вэй Ин был старше всего на пару лет, но частенько поддразнивал своего шиди, не упуская ни единого шанса — исключение составляли разве что минуты, когда вокруг собирались прекрасные девы: по негласной юношеской солидарности позорить близких в присутствии дев было непростительно. Цзян Чен, мгновенно вскипев, как это частенько с ним приключалось, сорвался с места в попытке догнать Усяня, заливающегося звонким смехом. Чем ближе становился уклонистый берег, тем больше тянуло прохладой от лениво ползущей воды, и тем легче было оступиться на влажной траве, но Цзян Чена заботило не это. Догнать шисюна, оттягать за щеки и заставить извиниться — вот какова была его основная задача на данный момент! У берега Усянь неожиданно развернулся и вытянул руки навстречу Цзян Чену, стремясь поймать того в объятия. Шиди сбросил сумку на землю, сбавляя скорость, но не рассчитал. Чересчур распалившись, Цзян Чен поскользнулся на влажной траве, с силой въехал в Вэй Ина и сбил того с ног. Усянь ойкнул, и юноши покатились кубарем по склону, сминая траву и покрываясь землёй на манер маскировки. Закончилось всё объятиями ледяной воды на мелководье, нещадно облизавшей жгучим холодом разгорячённые тела. Резинка с волос Усяня слетела где-то на склоне, и сейчас, пока юноша ёжился в речном потоке, волосы его колыхались в нём подобно водорослям. Цзян Чен, держащийся на локтях, отчаянно пытался отдышаться, глотая колючий влажный и холодный воздух. Резко выдохнув в сторону, он отвесил шисюну щелбан по носу и поднялся, демонстративно нехотя предлагая руку. — Боги, Вэй Ин, в следующем году поступать в университет, а ты всё никак не повзрослеешь! Ухмыляющийся шисюн принял руку молодого господина и отряхнулся, смахивая струйки воды с рукавов. — И что ж теперь? — Усянь со всей самоуверенностью уставил руки в бока. — Знаешь, человек стареет не когда у него волосы седеют, а когда перестаёт вести себя как ребёнок и радоваться мелочам! А-Чен, я погляжу, ты уже готов к пенсии? Думаю, тогда я могу прикупить тебе очки, журнал с кроссвордами и ручку пиши-стирай на день рождения? Тогда уж… Ещё одна безнадёжно бесячая черта Вэй Усяня — его никогда не устающий болтливый рот. Каждый раз, когда Вэй Ин открывает свой рот, Цзян Чен предчувствует катастрофу. Уверенный в себе и острый на язык, Вэй Ин не станет молчать ни перед сверстниками, ни перед лекторами, ни перед кем-то старше и влиятельнее. У Цзян Чена не было сомнений: будь в языке Вэй Ина хоть единая косточка, количество неприятностей в его жизни — и в жизни самого Цзян Чена, с шисюном неотрывно связанной — уменьшилось бы в геометрической прогрессии. Цзян Чен закатил глаза. Он совершенно не имел желания слушать невероятно смешные юмористические пируэты Вэй Усяня. Шаг вперёд, дёрнуть на себя за школьную жилетку, насквозь промокшую, и заткнуть, приложившись к его губам своими. К его мягким, горячим губам. Позволить его тёплому, как майский полдень, запаху наполнить всё вокруг… Вэй Ин поначалу растерялся, в недоумении что-то мыча. Цзян Чен отстраняться не захотел. Напротив, отпустил жилетку, с нажимом провёл по торсу вниз, останавливая ладони на талии, удерживая крепко и к себе притягивая, не позволяя отстраниться. Вэй Ин положил тонкие руки на плечи Цзян Чена, чужие волосы распуская, пальцами перебрал смольные пряди, улыбнулся в поцелуй и глаза закрыл, старательно подыгрывая своему шиди. Цзян Чен хмыкнул про себя, удовлетворённый наступившей тишиной. Потянул на себя резко, грубо, грудью к чужой прижавшись, сжал талию с силой. Укусил Усяня, языком тому в рот скользнув. Усянь же тихонько постанывать начал, волосы шиди потягивая, прильнув к нему, ладонью на спину надавливая. Шаг вперёд в полузабытьи — Цзян Чен оступается и падает, за собой утягивая и промычав возмущённо. Усянь вдыхает коротко и вновь припадает к молодому господину Цзян. Целует жадно, садится сверху, разминая плечи и шею шиди. Цзян Чен чувствует, как бегущая по Вэй Ину вода просачивается уже в его форму. Ткань неприятно липнет к телу, холоднее становится стремительно… Ваньинь переворачивает их, на спину шисюна опрокидывая, и наконец вдыхает судорожно. Тяжело дышать, больно, ещё этот несносный Усянь в плечи вцепился… …больно, но как приятно!.. В груди какое-то медовое тепло разливается тягуче, в голове шумит и внизу живота жарко-жарко, тянет… Что это… значит… Почему? Почему он чувствует это с Вэй Усянем?! Не с прекрасной девой из знатного рода, коих матушка прочила в жёны, даже не с симпатичной однокурсницей — с Вэй Усянем, этим безродным раздолбаем! — А ты на удивление хорошо целуешься, А-Чен, — прохрипел Вэй Ин, усмехаясь довольно. — Только холодно теперь из-за того, что ты нас вымочил… А согреть сможешь? Цзян Чен хочет зарычать. Натурально по-звериному зарычать. Цзян Чен разгневанно смотрит на разлёгшегося под ним шисюна. ОН их вымочил?! «Будет тебе согрей нас, Вэй Ин!» Благовоспитанные юноши не смотрят неприличные фильмы, не читают неприличных историй. Цзян Чен был воспитанным юношей, нарвавшимся на плохую компанию — на Вэй Ина в частности. «Матушка будет недовольна». «Мадам Юй ни о чём не узнает! Да и нам уже по шестнадцать, А-Чен, чего ты боишься?» «Знаешь… может, ты и прав». А-Чен, чего ты боишься? А-Чен уже ничего не боялся. Благовоспитанные юноши не смотрят неприличные фильмы, не читают неприличных историй, но что-то Цзян Чену говорило о том, что «благовоспитанный» он теперь только на первый взгляд, и сегодня он собирается воспользоваться опытом созерцания неприличного как практическим руководством. Цзян Чен снова припал к губам шисюна, расстёгивая его рубашку, стаскивая жилет, срывая вместе с пиджаком, жадно проводя ладонями по его влажной коже. Вэй Ин проворнее, он уже давно оглаживает его нагие живот и бока, то сжимая, то ногтями царапая. Ремень, брюки — прочь, прочь… Вэй Ин, раскрасневшийся, словно морозный рассвет, лежит под ним, открытый, улыбающийся ярче летнего полудня. Он надсадно дышит, его худой живот движется в такт дыханию, плечи и уголки губ подрагивают. От этого вида сердце Ваньиня дрогнуло и на мгновение замерло, разливая под рёбрами приятный жар. Он не смел моргнуть до последнего, словно этот прекрасный образ — наваждение, и даже рельеф знакомого тела, которое Цзян Чен видел много раз, а теперь ощущал под напряжёнными пальцами — всего лишь грёза. Он склонился к шее Усяня, целуя тягуче, дразняще, щекоча жарким дыханием. Вэй Ин приложил ладонь к губам тыльной стороной, пряча улыбку, но был не в силах вытравить её из глаз. Спускаясь к ключицам, не упуская ни цуня¹ нецелованной кожи, Цзян Чен кладёт ладони на ремень — шисюн вздрагивает; тянет на себя, тягуче целуя за ушком — Усянь коротко мычит. Цзян Чен расстёгивает чужие брюки, накрывает ладонью пах — Вэй Ин почти всхлипывает. Он желал Цзян Чена не меньше. Ткань его белья казалась слишком натянутой, болезненно давила, окрепший член требовательно подрагивал, а сам Вэй Ин с трудом держался. — А-Чен, так в тихом омуте демоны водятся? — хрипло фыркает он, нарочито небрежно откидывая с глаз мокрые пряди в попытке сохранить беззаботный вид. Не скрывается, не прячется: он ХОЧЕТ, чтобы шиди его видел. Ему это НРАВИТСЯ. — Не знал, что благовоспитанный сын мадам Юй такой любитель эротических развлечений… — А-Сянь, заткнись, — беззлобно ухмыляется Ваньинь, мимолётно его целуя. — Заткнись и наслаждайся. Усянь хочет съязвить, бросить что-нибудь этакое, чтобы поддеть своего шиди, но захлёбывается воздухом, стоит только Цзян Чену легонько подуть на набухшую от прилившей крови головку. Цзян Чен на пробу касается её кончиком языка — Усянь откидывает голову назад, выгнув спину словно от пробежавшего вдоль хребта тока. Ваньинь довольно усмехается и уже смелее проводит языком по члену шисюна. Кладёт руки на его бёдра и крепко сдавливает, отстраняться не позволяя, а сам неспешно головку в рот вбирает. Языком вдоль ствола проходится, под нажимом вены набухшие змеями скользят, извиваются, и от каждого мазка Усянь вздрагивает, дёргается, в спине прогибаясь, скулит сдавленно, зубы сжав. Цзян Чен отстраняется, лениво лизнув напоследок, и негромко подначивает: — Ты обычно такой говорливый, что же с тобой случилось? Желаю слышать тебя. Усянь вздрогнул от этого повелительного тона. И когда его шиди стал таким?.. — А-Чен… — Будешь молчать — я остановлюсь. Вэй Ин хочет возразить, но Цзян Чен берёт его член сразу глубоко и именно так, как нужно; шисюну ничего не остаётся, кроме как сорваться в громкий полустон-полукрик. Цзян Чен доволен, он медленно-медленно стабилизирует темп, то до основания вбирая в рот, в кудрявые волосы утыкаясь, то останавливаясь на полпути, посасывая, языком ощупывая плоть Усяня, словно утоляя любопытство. Усянь стонет, стонет в голос, стонет так чертовски хорошо. Цзян Чен пытался взять глубже, но, нарвавшись на рвотный рефлекс, который с трудом подавил, решил помочь себе рукой, свободной выбивающиеся прядки за ухо заправив. Вэй Ин, забывшись, словно в бреду звал его по имени, задыхаясь, прижимая к себе скрещёнными за спиной шиди ногами. Он умудрился притянуть к себе голову Цзян Чена в тот момент, когда кончил с громким стоном. Ваньинь чудом не задохнулся и мгновенно сжал бёдра Вэй Ина изо всех сил, пытаясь вернуть его в реальность, требуя ослабить пыл, но Вэй Ин уже был не здесь. Наконец он обмяк, его обессиленные ноги соскользнули вниз, и он крупно вздрогнул, загнанно дыша. Цзян Чен откашлялся в сторону, сплёвывая остатки семени, и вытер рот рукой. — Доволен? — усмехнулся он. — Согрелся? Усянь бессистемно закивал, находясь уже в полуобморочном состоянии. — Отключаться сейчас не время, Вэй Ин, — Цзян Чен, облизнувшись, смял губы теперь уже любовника смазанно. — Кажется, ты кое-что упускаешь. Усянь кивнул куда-то в сторону, силясь приподняться хотя бы немного: — Мой пиджак… — он пытался привстать, но тут же рухнул обратно на свою испорченную одежду и лишь махнул в ту сторону рукой. — Левый… внутренний карман… Цзян Чен кивнул и потянулся в указанную сторону. На удивление, там действительно лежало два презерватива. — Ничего себе, какая подготовленность, — насмешливо фыркнул Ваньинь. — Рассчитывал на то, что у нас будет секс? Усянь даже сейчас нашёл в себе силы показать шиди язык. — Настоящий джентльмен всегда должен носить при себе презерватив, — его дыхание сбивчивое, голос хриплый, какой-то… надломленный, поцарапанный, — так говорит твой отец. Когда ты стал таким невнимательным, А-Чен? Цзян Чен фыркнул, вскрыл первую упаковку, вспоминая, что видел в тех эротических фильмах и книгах, что его подбил изучить Вэй Ин. Интересно, а с мужчиной прокатит то, о чём они узнали?.. — А-Чен… — М? Усянь, бессмысленно в его положении густо краснея, замялся. Его щёки, уши, даже кончик носа медленно разгорались румянцем. Ваньинь вновь засмотрелся, словно ощупывая лицо шисюна взглядом. — Только… будь аккуратнее, ладно? Цзян Чен усмехнулся. — А что, бесстрашный Вэй Усянь переживает? — он опустился к худому животу шисюна, целуя в самый низ. — Я заставлю тебя рыдать, но не от боли. Уши загорелись совсем неуместно. Щёки тоже стыдливо запылали, в голове поднялся шум. Цзян Чен скользнул пальцами во вскрытую упаковку и, насколько мог, щедро перемазал их в лубриканте. Стоило прикоснуться к колечку мышц, Усянь дёрнулся. Цзян Чен бросил взгляд на его лицо. Боится? Он погладил Усяня по бедру свободной рукой, припал губами к бледной коже, целуя тягуче вдоль пресса, по косым мышцам — вверх-вверх, пока пальцами подготавливал своего, теперь уже точно своего шисюна. Усянь встревоженно напрягал бёдра поначалу, но ласка шиди успокоила его, и Вэй Ин постепенно доверился, расслабляясь. Вводя первый палец, Цзян Чен прикусил шисюну бусинку соска, буквально вырвав очередной громкий стон. Он не торопился: спешить некуда, да и Усянь никуда не денется. Усянь, который плавился в его руках, под его губами, всхлипывая, роняя долгие стоны, просто не захочет куда-либо деться. Как долго нужно его готовить? Ваньинь не знал. Действовал по наитию, стараясь уловить то, как откликается на его действия шисюн. Со временем опасения оставили Вэй Ина, он перестал зажиматься, и двигаться начала не только рука Ваньиня, медленно, но верно подготавливающая Усяня — но и он, навстречу шиди, и Цзян Чен осмелился рискнуть. Разочарованный стон проводил его пальцы. Надолго Вэй Ина никто оставлять не собирался. Цзян Чен, подставив под тело любовника согнутые в коленях ноги, пристроился у входа. — Презерватив! — вдруг спохватился Усянь. — Надел? Цзян Чен терпеливо целует его в лоб и оглаживает худые бёдра. — Трусливый зайчонок… — шепчет он, касаясь губами ушка. — Конечно надел. Расслабься. Вэй Ин отклоняется назад, ложась на расстеленную под ним одежду, руками в траву вцепляясь. Цзян Чен входит в него осторожно, медленно-медленно, жалея, но всё равно непривычные ощущения кажутся неприятными, заставляя Усяня вырывать травинки с корнем и напрягаться, выгибаясь в спине. — Расслабься, кому говорят! — строго произнёс Ваньинь. — Не то хуже будет! — З-наю… — хрипит Усянь, дышать пытаясь. — Не… п-получается… Цзян Чен осыпает его поцелуями, гладит по бедру и всячески отвлекает, пока даёт привыкнуть к ощущению себя внутри. Усянь тянется за поцелуями, словно избалованный котёнок, эгоистично требующий любви и внимания, Цзян Чен гладит его по виску опорной рукой, волосы перебирая. Делает первое движение, и Вэй Ин коротко сдавленно мычит. Испугавшись, что ему больно, Ваньинь отстраняется и заглядывает ему в глаза: — Что? Плохо? Усянь отрицательно мотает головой. — Нормально, А-Чен… дальше… двигайся дальше… Медленно входя во всю длину, Цзян Чен втянул шисюна в очередной глубокий поцелуй, буквально вылизывая его рот изнутри. Вэй Ин теряется во всём этом, Цзян Чен повсюду, его ужасно много… Он ритмично то заполняет его собой, то почти полностью выходит. Этот неспешный темп сводит с ума, и постепенно Вэй Ин начинает звереть. Сам припадает к шее любовника, кусается и просит больше. Шепчет, выпрашивает, целует умоляюще, хнычет… Ваньинь поначалу не слушает его — не хочет навредить — но ускоряться начинает неосознанно. Меняет темп, приподнимается на коленях, меняя угол, и Вэй Ин вскрикивает, тут же зажав себе рот ладонью. — Всё хорошо? — беспокоится Цзян Чен. Усянь отчаянно кивает, прижимая к губам ладонь, жмурясь и выдавливая из глаз слёзы. Резче. Чаще. Хаотичнее. Цзян Чен пытается помнить, что Вэй Ину может быть больно, но разум туманится скоро, и в реальности держат только ногти Вэй Усяня, которыми он вцепился в плечи любовника. Всё вокруг темнеет, даже при условии закрытых глаз, в этом мрачном пространстве вспыхивают цветные фейерверки, и всё существо Цзян Чена прошибает электрическим разрядом. Он крепко вжимается в шисюна и замирает так на несколько секунд, бурно кончив. Ваньинь укладывается на любовника, обессиленный, сгребая его в объятия, и утыкается носом в бледную шею. Вэй Ин непослушными руками обнимает и гладит его по голове и распущенным волосам. — А-Чен… — несмело шепчет он. Молодой господин Цзян даже не может поднять голову: — М?.. Вэй Ин повернулся к нему, целуя в висок легонько, и носом во влажные волосы зарылся. — Мадам Юй не должна узнать об этом… — Ты с ума сошёл? — одёрнул его шиди. — Разумеется, мы ничего не скажем матушке. Только… Цзян Чен с трудом открыл глаза, приподнимаясь на руках. — Если мы явимся в таком виде, боюсь, матушка сама всё поймёт… Вэй Ин отрицательно мотнул головой. — Мы не придём в таком виде. Цзян Чен нахмурился: — Что ты придумал? — За Хуайсаном должок, — с усмешкой ответил Усянь, горделиво приподняв голову. — Вот и завалимся к нему. Цзян Чен цокнул языком. Глаза закатились сами собой. — «Завалимся»… Вэй Усянь, где твои манеры? Вэй Ин негромко засмеялся, окрестил шиди занудой и потянулся к его губам. * * * Лицо Хуайсана, когда на пороге появились двое лучших учеников в таком виде, словно они пропали без вести десять лет назад, забыть невозможно. Бледный образ, широко раскрытые глаза и то, как нервно сглотнул младший господин Не, Ваньинь упустить из памяти сможет ещё очень нескоро. Отказал ли он? Разумеется, нет. Осознал ли с неприязнью, что всю эту грязь нужно будет отмыть? Конечно. С другой стороны… Ему-то что? Отмывать же пятна илистой земли и мокрые следы будет персонал, а не он. Вэй Усянь придумал идеальное алиби, наврав всем с три короба. Да так наврал, что даже у мадам Юй вопросов не возникло. Хуайсан известный незнайка, неудивительно, что её безумно одарённый мальчик решил помочь товарищу. В мире высшего общества связи решают всё. Странно только, что неуч Вэй Ин увязался за ним следом… С другой стороны, пусть. Мадам Юй была бы рада, если бы Усянь защищал её сына не щадя ничего. Поступив в высшую академию ЮньМэн, выпустившую не одно поколение рода Цзян, юноши преодолели ещё один барьер на пути к ясному будущему. Цзян Чен поставил родителям ультиматум: они с Вэй Ином идут в одно высшее учебное заведение, и точка. Цзян Фэнмянь согласился сразу, сказав, что его сын уже достаточно взрослый, чтобы принимать собственные взвешенные решения и нести за них ответственность. Мадам Юй же, подарившая потомку баранье упрямство, просто не смогла переспорить своё дитя, и ей пришлось смириться. Цзян Чен и Вэй Ин оставались неразлучны. Лекции, семинары, подготовка к сессии, первая комната в общежитии, первая съёмная квартирка… Как свет и тень, луна и солнце — едины, всегда идут в комплекте. Их отношения оставались между ними, сокрытые от лишних ушей и глаз. Мать была бы в бешенстве, узнав об этой связи, отца и шицзе волновать не хотелось, а остальные… остальные пусть своими делами занимаются. Был только один вездесущий Вэнь Нин, начавший хвостом следовать за Усянем, и это его партнёра ужасно раздражало. Однажды в библиотеке у Цзян Чена лопнуло терпение. — Отойдём? Мне нужно твоё присутствие. Усянь возражать не стал и попросил Вэнь Нина подождать. Тот, согласно кивнув, скромно остался сидеть за столом, где вместе с Вэй Ином искал материалы для курсовой. Цзян Чен шёл в ту унылую секцию с книгами по высшей математике, матанализу и тому подобному никому не интересному барахлу, зная, что туда никто не пойдёт в здравом уме. Подойдя к окну, Цзян Чен наконец повернулся к любовнику, сложив руки на груди, зная, что за книжными шкафами-стенами их никто не увидит. — Что происходит? — больше утверждал, чем спрашивал Ваньинь. Лицо Вэй Ина приобрело растерянный вид: — Ты о чём? — Этот Вэнь Нин крутится вокруг да около. Я уже забыл, когда мы в последний раз были вдвоём, без посторонних ушей и глаз. Усянь поводил кончиком языка по нёбу, словно пытаясь распробовать слова на вкус, усмехнулся весело, хохотнул и наконец засмеялся, заставив Цзян Чена оглянуться и шикнуть. — А-Чен, ты что, ревнуешь? — Вэй Ин намеренно поправил свой лиловый галстук с золотым зажимом — подарок Ваньиня. — Глупость какая, мы ведь уже не дети! — Дети мы или нет, я хочу видеть тебя рядом с собой, — Цзян Чен в пару шагов оказался близко-близко, ещё за несколько заставил отступить к полкам и прижаться к ним спиной, и негромко хлопнул ладонями по книгам, по обе стороны от плеч любовника. — Ты и я, как всегда было. Два восходящих светила академии ЮньМэн, Вэй Усянь и Цзян Ваньинь, помнишь? Усянь поправил броши с кроваво-красными камнями на воротнике чужой рубашки, смахнул с плеч шиди несуществующую пыль с лёгкой улыбкой. — Начало успеха — единство, и у нас нет шанса на неудачу, А-Чен, — вкрадчиво говорит шисюн вполголоса, заглядывая в глубину родных глаз. — Вэнь Нин мой товарищ. Он симпатичный юноша, это правда, но мой взгляд остановился на одном душниле из дома Цзян, и больше он никого не видит. На лице Цзян Чена расцвела довольная улыбка, но он осуждающе покачал головой: — Вэй Усянь, ты хоть когда-нибудь начнёшь контролировать, что ты вообще несёшь? Твой болтливый рот — наша главная проблема. — Но это правда, А-Чен. Ты ужасный зануда, и к тому же ревнивый и жадный, прямо как избалованный домашний кот. Молодой господин Цзян улыбался, но в глазах его сверкало предупреждение. Сигнал о том, что Вэй Ин напрашивается на урок благонравия прямо здесь, в общей библиотеке академии ЮнМэнь. Здесь уединённо и тихо… Цзян Чен мог бы заткнуть его поцелуем, прижать к стене между большими окнами и медленно сводить с ума — за годы практики он хорошо изучил тело Вэй Усяня. Он мог бы заставить любовника дрожать и извиваться в его руках, заставить задыхаться, мог бы кусать и вылизывать его шею, прямо здесь, крепко зажав его рот ладонью, зная, что бесстыжий Усянь не преминёт простонать в голос, привлекая внимание… Цзян Чен уже перебирал варианты. — Не стоит говорить, если не меняешь тишину к лучшему, так что замолчи уже, глупый зайчонок, — он скалится хищно, обдав горячим дыханием изгиб шеи Вэй Ина, заставляя его вздрогнуть. — Заставь меня. Цзян Чен положил ладонь на шею Усяня, чуть сдавливая, поглаживая большим пальцем, и терпеливо смял его губы — знакомые, родные, не пухлые и не тонкие. Те, которые он узнал бы из тысячи и те, которые он бы не променял даже на все сокровища легендарной знати. Вэй Ин подстраивался под него, вжимался в его грудь, к себе притягивал, поцелуй углубляя. Лёгкие со временем начало распирать, в глазах темнело, а Усянь всё никак не хотел отпускать своего шиди. Ваньинь сам отстранился, тяжело дыша: — Остановись… Ещё немного, и я трахну тебя прямо здесь… — Не вижу проблемы в этом, — ухмыльнулся Вэй Усянь, крадя ещё один поцелуй. Если и был в их отношениях нежелательный элемент, то уж точно не Вэй Ин, как считала мадам Юй. И не его длинный язык, не знающий остановок, стыда и усталости. Нежелательным элементом были тормоза. Тормоза благовоспитанного Цзян Чена, которые безжалостно выломал Вэй Ин, размолотил в труху и развеял по ветру на все стороны света, чтобы даже при всём желании мадам Юй восстановлению они не подлежали. Им не нужны тормоза. Им нужны они.