***
Солнце затмили облака и наступила одна из темнейших в жизни Шотландии ночей. Даже во дворцовом саду цветы начинают чахнуть, как и сам их хозяин. Видно, как одна из сотен роз печально согнулась, будто из-за её лепестков сейчас польются слёзы. Хотел бы быть на её месте шотландец, чтобы без осуждения с чей-то стороны выплакать своё горе, а не хранить его в груди. Тогда пусть эта несчастная роза зовётся Альбой… пока за ней наблюдает Скотт. Теперь у него нет иного имени, кроме того варианта, который ему дал Англия на свой лад. Шотландия, будучи женатым и имея сына, будущего правителя всего мира, предан своим первым «розовым» чувствам. Никто так не был любим им, как Королевство Франция, которого тот ласково называет Франциском, Францем, Любовью. Что же происходит с ним там, за морем? Его небесные глаза не сковывает страх? Нежные бледные губы не дрожат в попытке возразить своим грубым сыновьям? Мужественное, крепкое королевское тело сможет себя защитить от разъярённой толпы около дверей его Парижского дворца, что выглядит, как замок из давней сказки? Войдя туда, можно почувствовать себя бедной Золушкой, которую в свои объятия примет Принц. Помнится, как Шотландия, тогда вольный король своего королевства, впервые вступил на порог, начав свою сказку. Он сотворён из золота и алмазов, из фонтанов льются ручьи всех рек на свете, и цветы, чьи бутоны привезены с каждого яркого уголка мира, чаруют глаза шотландца, которые для француза — тёмный романтичный вечер. Этот Дворец — новый Эдем, по которому Шотландия горько проживает слёзы. Из уст Франциска он узнал множество красивых языков, которыми можно выразить всю ту любовь, которая пылает в их разведённых душах. Но даже зная столько ласковых слов, Франция говорил с ним на его языке, думал на нём. Он говорил на гэльском, на родном языке Шотландии, о котором никто из государств не знал. Из французских уст он казался более живым, чем был на самом деле, как-бы это прискорбно не звучало. Тогда он сам задавался вопросом, почему тот говорит с ним на его языке, если Шотландия знает французский. Ответ его поразил: — Tha gaol agam, mo ghràdh. Tha gaol agam air do chànan, do chultar, do dhaoine saor, do dhùthaich. Tha gaol agam air Alba, mo Alba. Eu-coltach ri mòran, cha dìochuimhnich mi gu bràth cò thu. Эти слова заставляют сердце его Альбы снова биться даже спустя столетия. Нет лучшего в мире комплимента, чем то, когда тебя признают таким, какой ты есть на самом деле. Уже многие позабыли о том, кто такой Шотландия, уже не говоря про его первое имя при рождении, и только эти искренние слова не дали ему сойти с ума в этом дворце. Каким Франциск был романтичным, не сосчитать уже сколько на день Шотландия получал в свою сторону похвалу. Даже то, как он дышал, восхищало француза — хотелось преподнести к нему чертополох, чтобы тот глубоко вдыхал их запах, который заполонит его груди. Он готов уколоться об его иголки, зная, что после этого его возлюбленный будет пахнуть таким же сладким ароматом. Вспоминая те дни, проведённые с настоящим любимым человеком, сердце расцветает, омывается огромными течениями крови, которая придаёт силы. Глаза сами по себе закрываются, представляя рядом свой идеал. Шотландец хочет отдаться фантазии, где он становится Альбой; где серые стены превращаются в золото, а вместо этой ненавистной кровати появляется огромное французское ложе, в которых он утопает, как ангел в облаках. И даже при всей горячей любви, они не выходили за грани дозволенного — у них не было ни одной ночи, причём это было по обоюдному решению. Они оба берегли себя до брака, ограничиваясь лишь поцелуями и чувственными утехами, и им этого было достаточно. Никто не желал «большего», поддаваясь животным прихотям своего внутреннего зверя. Эта была чистая любовь, полное взаимоуважение и понимание. Но… Всё закончилось тогда, когда вернулся Англия. Всё началось с короля Якова IV, который объединил государства в 1603 году. Поддерживая своего короля, что вскоре будет именоваться, как Яков I, он по-настоящему обезумел. Англичанин потерял рассудок ещё давно, и было видно это ещё при войнах за независимость и во множествах конфликтах с другими государствами Европы. Раньше он желал Скотту только смерти, постоянно заявляя, что этот архипелаг принадлежит только ему и то, что его будет ждать участь Ирландии (который, в свою очередь, по сей день не питает к Англии и его сыну какой-либо симпатии). Но вдруг в его голове что-то явно сломалось, даже не ойкнуло. Вместо того, чтобы стереть соседа с лица земли, он решил объединится с ним, поддержать гуманные идеи, пойти на уступки дипломатии. Но ему этого было мало… Он хотел не простого «союза» на бумаге, да и не хотел, чтобы наравне с ним стоял «какой-то подброшенный» ирландец. Он хотел властвовать только со Скоттом, которого считал равным себе, ибо Яков IV был изначально королём Шотландии. Неизвестно, говорил ли он так только чтобы получить от королей поддержку, но Шотландия видел в этом «союзе» временную выгоду для своего народа, который в XVII веке испытывал упадок во многих отраслях экономики и политики. Но шотландец узнал о том, что Англия совсем выжил из ума слишком поздно. При правлении наследника Якова, Карла I, англичанин полностью показал свою эгоистичную натуру. «I want to create a new state. Not a European dummy, but a great empire whose territories extend to the whole world. Empire who will own all the gold in the world. Empire who will control… kingdoms! Empire whose name will obscure all achievements of Roman Empire! The empire on which the sun never sets…» Чистейший деспот, который имеет совесть говорить это всё в лицо Шотландии. Тот хотел было посмеяться с его безумных желаний, но тот продолжил: «I want him to… have your eyes. They're like a dark poison delphinium — they can charm me with only one glance before they kill me… Scotty, they have color of your flag, the same color has your soft face, hair… your face won't fit future king, but color of your hair… it's perfect for him. Oh, and if we combine our flags. I have one sketch and it's great, trust me. Our son can become not only great sovereign, and eligible gentleman for any woman. Beauty and power is our key to omnipotence, Scotty». После этого «его Скотти» решил, что нужно как можно скорее поддержать восстание против Карла и ограничить общение с Англией, посылая к нему «послов». После свержения Карла и до реставрации Стюартов на замену монархии пришла «Английское Содружество» под протекторатом Оливера Кромвеля, а также произошла очередная англо-шотландская война. Вроде бы всё вернулось на свои места, за исключением того, что Шотландия проиграл в этой войне, хотя не понёс особых последствий после. Англия был занят Кромвелем, что весьма облегчило муки Шотландии в этом «Содружестве». Во время протектората Кромвеля, когда все страны «Содружества» в то время управлялись не монархом, Шотландия познал плоды революции. Безработица, голод, бедность — вот, что принесла ему эта революция, когда на замену монархии пришла республика, прикрывающая за собой диктатуру и тиранию одного «праведного» человека во главе. Это произошло тогда, в XVII веке, когда по всей Европе царствовала одна монархия и никто не знал, что принесёт собой любая революция, а на британском архипелаге уже произошли те самые «исторические» события. Карл II, что до 1651 года был королём Шотландии, вернулся к власти и возобновил монархию. Затем к власти пришёл тот, кто больше всех напоминал нынешнего Людовика XIV. Он хотел укрепить свою власть, принести в государство абсолютизм, оправдываясь «божественным правом королей». Что народы одной короны сделали? Устроили революцию. Как сейчас и во Франции республиканцы устроили революцию. Но в Славной революции второй стороной противостояния были те же республиканцы, как при Кромвеле? Нет, монархи — Вильгельм Оранский, то бишь Вильгельм III, бывший правитель Голландии и Мэри II, наследница Англии и старшая дочь Якова II. Скотт считал это весьма предсказуемым и естественным событием в истории их королевств, когда меняется правящая семья, а не власть. Простым крестьянам не ведомо то, как правильно следует обращаться с властью, имея под рукой судьбу целой страны, включая послушных хлеборобов и капризных дворян. Человек — такое до жути жадное существо, которого не остановят собственные принципы, когда перед ногами будет целое море золота. Только человек, воспитанный в королевской семье, набравший опыта у своих родителей и получивший достойное воспитание, способный удержать в своих руках любую державу. Только такой человек может быть до конца верен своим принципам, способным достичь своей цели. Не крестьянин, который может быть физически сильнее самого государя. Только на силу они и полагаются, из-за чего и проливается кровь… И чтобы короля не соблазняла абсолютная власть, создан парламент из самых достойных людей, которые сохранят между королём и простым народом баланс. То, что творится во Франции — дисбаланс сил, но даже при таком раскладе Шотландия не смеет думать, что революция может закончиться в пользу монархии. Королевство Франция допустил ужаснейшую оплошность, не прислушавшись к тем, кто держит эту страну на ногах. Эх, Франциск… Ты не уберёг свою любовь от острых когтей своего злейшего врага, Англии, а теперь ты теряешь самое главное — своё государство… Ложась в холодную постель, будто окунаясь в сам снег, Скотт лёг на живот и, уткнувшись в подушку, позволил своим слезам увидеть этот тёмный мир. Скотт, если имел бы возможность, то бросил всё и побежал к своему возлюбленному сквозь пожары и баррикады, но теперь он навеки прикован к этому ложе. Сквозь облака пробирается яркий свет луны, что освещает плачущего шотландца. На руке, лежащей на подушке, засверкало обручальное кольцо, которое давит на него, словно ошейник на шее. Это кольцо — его вечная тюрьма. Его совесть не позволяет его снимать даже в такие невыносимо мучительные моменты, хотя совесть давно затмила кручина. От такого беспросветного отчаяния хочется разорвать подушку в клочья, но этой ночью скоро приедет Англия. Увидев, что его муж устроил с пустого места истерику, начнёт разбирательства. Даже здесь нужно держать себя в руках… очень жаль, что эти руки вскоре начнут душить самого хозяина, чтобы больше не было что держать. … Двери тихо распахнулись. Некогда плачущий Шотландия вмиг затих. Это не первый раз, когда ему приходится скрывать свои слёзы, за несколько десятилетий он смог научиться в один миг останавливать их. Ему необходимо создать имитацию сна, и для этого нужно размеренное дыхание. Но каждый раз все его попытки идут насмарку из-за того, что Англия не вчера родился. Даже сейчас он понимает, что его любимый муж не спит, но не спешит обвинять в неправильных мыслях о неправильном человеке. Может, он только что прилёг и почти что уснул, поэтому англичанин ведёт себя тихо. В принципе, как и в прошлые разы. Но на сей раз Англия знает, что произошло во Франции, и, как-бы он этого не хотел, его не покидают мысли о том, что его Скотт думает именно о Франциске. Это даже можно назвать очевидным, будто сам король сейчас не думает об этом. Но устраивать ненужный допрос, когда оба хотят отдохнуть после пресловутых новостей из Европы, не следует. Англия тихо переоделся в свою ночнушку, пока Скотт успел избавиться от слёз на глазах, потёршись об сухую ткань подушки. Очень жаль, что шотландец положил голову в сторону места, где будет спать его муж. Главное, чтобы лунный свет не был настолько ярким, чтобы тот заметил опухшие от слёз веки. Но Англия решил присесть, так ещё и рядом с самим Шотландией. На самом краю. Ему не хочется беспокоить «спящего», однако он не может оторвать от него свой взгляд. Взор карих глаз впился к эти прекрасные кудри, которые будто бы никогда в жизни не запутаются и даже во сне они будут соблюдать свою идеальную спиральную форму. Его рука не постеснялась войти в них и запутаться, словно она окунулась в завитые лепестки ядовитой живокости, что поразила каждую живую клетку на коже англичанина. Пальцы, словно им овладели сами волосы, мягко касались макушки головы Скотта и гладили её, часто путаясь в кудрях. Шотландия терпел, не подавал даже звука, чтобы мужу наконец надокучили бесполезные поглаживания. Но, кажись, Англию это забавляло. Что ему мешает приласкать своего любимого? Ничего, даже сам шотландец, если бы тот его хотя бы раз в жизни послушался. Все владения Британии принадлежат и Англии, и если Шотландия принадлежит его сыну, то значит и англичанину лично, не смотря на «формальности». Ему не только принадлежит территория, но и сам представитель, который разделяет с ним одни покои. Эти длинные кудрявые волосы — его, цветочные глаза — его, женственное тело — его, жизнь — его. Без него Шотландия оказалась бы на самом дне, беднее даже колонии в Африке. Только Англия, как принц на чёрном коне, «спас» его народ от угнетения собственной аристократией. И поэтому, по его мнению, он имеет полное право распоряжаться жизнью их страны. Как это было? То самое «спасение». Это было во время правления Вильгельма III и Мэри II, когда все три государства были во владении одного монарха (вернее, двух женатых). 1689 год, жаркий июльский день. Шотландия направлялся к своим монархам, которые ждали его в Уэльсе. Он уже не вспомнит, что говорилось в пригласительном письме, да и не думает, что оно было написано от их руки. Печатью короля владеет, помимо монархов, сам Англия. Вступив на территорию другого королевства, на экипаж сопровождения Скотта напали английские солдаты, в итоге захватив государство в заложники и везя его по странному маршруту. Они шли прямо на юг, в сторону Лондона, а не на юго-восток, где Карнарвон. Солдаты остановились в королевском посаженном лесу, после чего сопроводили Шотландию в Королевский дворец. Не описать, какой гнев испытывал тогда шотландец. Он был злее самого Дьявола, хоть и не обладал его силой, чтобы противостоять нескольким солдатам. Какой позор со стороны Англии брать в плен своего же союзника, так ещё и грубо с ним обращаться, словно с каким-то отбросом! Скотт ожидал всё от англичанина: шантажа, угроз, издевательства, пытки, но только не то, что в действительности произошло… Англия словно белены объелся по самое не хочу, ибо кто мог подумать, что его разум настолько охватит идея о великой «британской» империи. Мало того, что он хотел сына, красивее за Венеру и могущественнее Зевса, так ещё и предотвратить ту возможность, что его Империю в будущем может поджидать закат. Королевство, что будет зваться Империей, должно состоять из Англии и Шотландии, ибо без друг друга славному государству не быть. Они — как две ягодки на одном стебельке, красиво украшая громадное дерево. Англия и Шотландия — Адам и Ева, и без друг друга они не могут сосуществовать в этом мире, и Земля без них не та. Они — мама и папа, без одного из которых ребёнок будет истошно рыдать; когда же они вместе — ребёнок, выросший в любви и заботе, счастлив, как никто другой. И ради этого Англия обесчестил Шотландию. В тот день стал смертью для последнего, лишив его сердце возможности вновь биться. С тех пор оно будто бьётся медленее, чем должно было. Оно разбито? Оно стёрто. Без той силы, что придавало это сердце, всегда наполненное любви к другому, тело его ослабло. Скотт не мог больше сопротивляться, его мускулы обрели мягкую, подобную женщине форму. Появились бёдра, его достоинство… лишил именной английский клинок. Помнится, как Шотландию, подозреваемого в беременности, отправили в комнату палача. Кастрация в то время считалась карой за тяжкие преступления, но среди стран — это священный обряд, переход из мужского тела в женское. Беременного держали целых шесть человек за руки и ноги, не давая ему и пошевелиться на столе. Комнату освещал лишь один свет тусклой свечи наверху. С того времени в глазах всегда мерещится картина железного зажима, который обвил его достоинство, а затем и тонкий блеск клинка в руках палача. Что только не пережил Шотландия с ним: кастрацию, беременность, брачную жизнь. И всё ради того, чтобы на свет появился Британия. Как же его Скотт любил: был с ним чаще, чем няни, кормил его сам, убаюкивал, преподавал вместо учителя, водил на охоту, впервые с ним взошёл на корабль и отправился в путешествие в колонии… лишь бы его сын уважал его и шотландский народ, название которого все позабыли, обзывая их «британцами». Всё детство юный Брит провёл вместе со своими родителями, где Англия выступал ему примером сильного правителя, а Шотландия — человеком, перед которым он может раскрыть все свои переживания и чувства. С «папой» связь намного крепче, и «отец» не сможет её разорвать. Но разве Англия пытается испортить отношения между папой и сыном? Никак нет, наоборот, он всегда был за то, чтобы Шотландия, не смотря на свой капризный и вызывающий характер, любил своего сына. Изначально англичанин готовился к тому, что тот возненавидит их сына из-за «обиды» на своего мужа. Однако у их истории был счастливый конец, где оба родителя стали левой и правой рукой своего сына. Скотт родил для него настоящее чудо. Он подарил ему семью, то самое человеческое счастье. Красавица жена, мудрый муж и сын-воин — вот, идеал Англии… Но сердце его думает именно о муже, которого грех назвать женщиной. Ни одна девушка не смогла бы пережить то, что стерпел Шотландия ради своей семьи. Даже после того, как Британия взошёл на престол, он не покинул Англию (хоть и не имел возможности), не устраивал скандалы и не искал повода для развода. Он продолжает сохранять спокойствие и свою честь, как супруг и папа одного из могущественных в мире государств. Шотландия поступил мудро… Но всегда ли мудрость правильна? — Scotty… I know you don't sleep, — промолвил Королевство, наклонившись к мужу. — You look so lovely when you try to pretend to be asleep. Тот молчал, что лишь улыбнуло англичанина. Хотелось поговорить, но он не знает, как лучше к нему подойти. Шотландия настолько уникальный, что каждый раз нужно придумывать новый способ его разговорить. Легче победить в войне против Франции, нежели разговорить Скотта… Франция… — Do you think about him, Scotty? You think about that french? Снова молчание… но слишком громкое. На мгновение шотландец перестал дышать, будто ему сдавила грудь тяжёлая наковальня. Его брови напряглись, сойдясь на переносице. — I know you think… Снова тот думает о Франциске… Прекрасно известно о том, какие между Королевством Францией и Англией отношения — на их фоне Иисус и Сатана казались бы лучшими друзьями. Когда Скотт думает о нём, львиное сердце англичанина наполняется полымем ненависти, а лицо не может скрыть гримасу отвращения. Этот гадкий извращенец вцепился своими звериными когтями в молодое сердце Скотта, наполнив его ядом. Тот словно стал живым мертвецом, всё время ища свою «любовь». Если раньше такое Королевство позволял, то сейчас, когда Шотландия принадлежит ему, он подобные мысли не хочет допускать в голове своего мужа. У него есть муж, сын, и тот не имеет права думать о другом человеке. Всё принадлежит Англии. — You will never see him again. He is not your destiny, — начал англичанин, отстав от его волос и оперевшись об спинку кровати, нависая прямо над ухом Скотта. — I gave you a life you have been always dreaming about. I made your people happy. I gave you a son. I gave everything to you, Scotland. It was me! Not France that will be killed by his own sons. Not this Welsh boy who track you down all over the place. But you don't want to get it… You don't want to understand how I love you… Англия хочет, как лучше: он ему подарил свободу, власть над собственным парламентом, право вето, множество привилегий, о которых мечтает тот же Уэльс; из зарубежа приезжают сотни разных тканей, из которых сшиты его любимые наряды; золото, которое украшает его шею и запястья, добыты лично Англией, который, сквозь океаны и континенты, вручает ему прямо в руки. А Шотландия и дальше думает о Франции, который уже давно позабыл о нём и, наверное, развлекается со своими фаворитками! Почему король везде пытается сеять справедливость, когда с ним обращаются, как с паскудой? — Scotty… — томно произнёс Королевство, легонько прикоснувшись губами к виску шотландца. — My cherub… Началось. Бледные руки аккуратно обхватили тёмную голову Скотта, пока холодные уста в поиске тепла соприкасались с горячей кожей. Он словно целует ангельское крыло, к которому хочет всем телом прижаться, как маленький птенчик. Этот запах, любимый аромат его мужа зачаровывает, как хищный цветок глупую пчёлку. Да, англичанин становится маленьким, но любознательным мальчиком рядом с такой красотой. Хочется, как ребёнок, одарить его своей чистой любовью. Королевство, имея сильные руки, способен ими совладать, когда они касаются тела его супруга. Его любовь сладкая, как сахар: белые пальцы делают лёгкий массаж макушки его головы, прогоняя головную боль прочь, а затем, спускаясь к оголённым плечам, с лаской массируют горячую кожу. Им обоим не менее пяти веков, но даже при таком огромном возрасте тело Шотландии остаётся идеальным, словно он вечно молодой вампир. Такому человеку англичанин точно не поскупился на кровь, большую часть которой тот ежедневно высасывает короля (в основном он тратит его нервы). — Scotty-y-y, — игриво протянул Англия, запустив свою руку дальше под сорочку, поглаживая лопатку. — Scotty, will it be long before you say something? — Let me sleep, Angle, — устало буркнул шотландец, потянувшись, чтобы незаметно скрестить ноги. — Oh no, Scotty, no… You know I am always needed in your attention. Spend with me… at least few minutes. По телу Шотландии пробежался холодок, который проник через поднятое англичанином одеяло. Тот лёг на самый край кровати, пока Скотт даже не соизволил подвинуться, чтобы тот с грохотом не упал на пол. Он не против создать для мужа неудобства, чтобы «ласки» продлились как можно меньше. В шею впились пропитанные ядом уста, которые размазывали его по всей коже. Они словно парализовали шотландца, не давая ему даже сил на какое-либо сопротивление. Пока сверху его одаривали влажными поцелуями, под сорочку проникла ещё одна рука, но на сей раз снизу, проходя вверх по плоскому животу. Вся шея стала мокрой, и ощущение, что ядовитая слюна испарялась, создавая вокруг них жуткую духоту. Из-за неё Скотт томно вздыхал, пытаясь найти свежий воздух. Он перевернулся на бок, а вместе с ним и Англия, который и пальца не оторвал от любимого тела. Шотландии становится жарко, и король весь скользит по нему, как по горячему льду. Их тела полностью соприкасаются, шотландец слышит, как сильно бьётся чужая грудь об его спину после томных вздохов супруга. И он прекрасно понимает, что тот хочет, чтобы он забыл о Франциске, затмив его собой. Но Скотт, осознавая, что он обязан прислуживать этому психопату в постели, хочет плакать навзрыд. Его слёзы несколько раз заполнили бы озеро Лох-Ломонд, что на его родине. Но он не может сейчас плакать — его честь не позволяет это сделать, закрыв его чувства на замок и сломав от него ключ. Его тело утомляет чужой ему мужчина, а не любимый человек. Франция в своё время боялся даже коснуться его оголённого плеча, пока Англия смеет облизывать его, словно кошка свою убитую мышку. Хорошо, что королю не дано сейчас видеть лицо Скотта, полного отвращения, иначе бы давно прекратил свои «ласки». — Mi amor, — простонал тому в затылок Королевство, после чего немного приподнялся, чтобы запечатлеть личико своего возлюбленного. Вместо отвращения он увидел натужное выражение на супруге, но и сам король был взволнован. — I felt a sinful feeling. Do you feel it? Шотландия чувстовал. Сзади. Как что-то упирается в него. Он не глупый, чтобы не догадаться о том, что имеет ввиду Англия… Это заставило само сердце сжаться, не говоря уже о другом месте. Их последний раз был в том кошмарном июле, и после рождения Британии англичанин, как порядочный христианин, не сближался с мужем из религиозных принципов. А сейчас что произошло?.. — Do you feel it, Asmodeus? — повторил тот, сильнее прижавшись к Скотту и тягостно вздохнул. Даже в таком положении Англия обвиняет своего мужа в неком соблазне. Одним своим видом шотландец способен заставить того подумать о запрещённом. Если не брать в счёт Ватикана, что в Папской области, то Англия — второй набожный в Европе, который строго относится к религиозной теме. Он — открытый протестант, а вернее — англиканин, и женились они в его Церкви. Близость, что не основывается на идеи продолжения рода, является злейшим грехом под названием похоть. И сейчас он открыто признал, что хочет пойти на грех. Может, если в нём осталась хоть одна щепотка здравия, то он остановится? — I feel… — взволнованно произнёс Скотт, приподнявшись на локте. — But it's time to stop. — No, — возразил Англия, кинув того обратно на постель. — It's too late, I don't want it. Сердце в панике забилось. Шотландия упал животом на кровать, пока его супруг навис над ним сзади. Тот успел только приподняться на локтях, когда его талию обвили чужие руки и их тела вновь прижались к друг другу. Своим весом англичанин надавил на него, заставив того опустить свои руки и лечь на подушку. Англия вновь впился своим носом во влажную шею, вдыхая его цветочный запах. Скотт опустился лишь из-за того, что его руки сильно задрожали, и потому он не мог себя удержать. Его ноги всё ещё скрещенные, чувствуется ложная защита, которая не позволяет ему словить панику, от которой всего пара шагов со стороны Королевства. — How long you will provoke me, Scotty? — хищно улыбнулся Англия, как голодный лев, что поймал свою добычу. — With your behavior, look, body… You know I couldn't resist you. Even your glance can make me on fire. Руки, снова пробравшись под рубашку, достигли самой груди и задорно возились вокруг припухлых сосков. У Шотландии они крайне чувствительны, потому поглаживания походили на безудержное щекотание, от которого его тело задрожало, а руки попытались остановить чужие. И пока он беспокоился о своём лоно, Англия упёрся своим передом о зад супруга, и через тонкую ткань обеих ночнушек оба прекрасно ощущали то, что находится за ними. Шотландец застыл, как и сам король, что тихо прорычал тому на ухо. Каждое касание своим пахом равно нескольким десяткам волн жаркого лета, распространяющегося по всему телу, которое охватывает приятная дрожь. Не смотря на то, как прекрасно себя чувствует англичанин, низший под ним ощущает, как под его горло подставили саму косу Смерти. Каждое лишнее движение может заставить верхнего вновь повторить свой толчок, и даже скрещённые ноги не спасут Скотта. Как же это противно… — It's been so long since I touched your body… It's so soft and exciting like a prune, Scotty. Опустив голову чуть пониже плеч, небольшие клыки впились в нежную кожу шотландца. Даже от такого лёгкого укуса из-под него выглянула маленькая капелька крови. Жжение отдавалось по всему телу, кровь бешено гуляла по мышцам, пока Скотт, уткнувшись в подушку, сдерживал крик. Не раз в боях он получал ранения, но даже боль от стрелы в груди не сравнима с той, которую причиняет его муж. Эта боль омерзительна, от неё хочется тошнить, орать, чтобы эти гадкие пытки прекратились. Изо рта донёсся протяжный мужской стон, который еле как глушила подушка. Но этого было достаточно, чтобы Англия отстал от бедной тонкой кожи. Он не знал, что за такое время она стала такой нежной, что даже неполноценный клык способен её разодрать. Даже жалко становиться, что англичанин поддался животным инстинктам. — Sorry, I don't want to bite you, so… let me take off this damn shirt. Удивительно, что Англия ждёт его согласия, чтобы в будущем Скотт винил во всём не супруга, а самого себя за то, что позволил этому случиться. Но даже при таком раскладе, что всё сделает англичанин, он не останется в плюсе. Трудно согласиться и невозможно возразить… Но больший позор Шотландия испытает тогда, если предстанет пред ним совершенно обнажённым. Нельзя ему позволить лицезреть это, иначе он обязательно себе возомнит, что имеет такую власть над ним, что в любом момент будет способен раздеть его. — Please, don't touch it… — тихо вымолвил Скотт голосом, который в любой момент может смениться на плач. — Do what you want, but don't make me nude. Разве у Шотландии был выбор? Естественно, что нет. — Thank you, mi amor. Как же приятно Англии от того, что его супруг готов «добровольно» исполнять его прихоти, как и он — его. И как же Шотландии мерзко от того, что с ним это делает такой гадкий человек. Телу англичанина нужно только то, чего хочет его часть снизу, но тот всё ещё может мыслить независимо от охвативших разум желаний. Если уж идти на грех, то нужно сделать его настолько красиво, что многие художники согласились бы изобразить его на своих полотнах. Англия отстал от слегка выпуклой груди шотландца и, придерживаясь его словам, опустил его сорочку. Это явно ненадолго, учитывая, что во время соития нижнему станет настолько жарко, что он одежда сама с него полетит во все стороны. Королевство лишь немного приспустит его штанцы. Шотландия знал, что тот опустил голову под одеяло, когда его руки схватились за края вместе взятой нижней одежды. Не хочется, чтобы он туда смотрел, но по-другому вряд ли что-то выйдет. Не шотландцу собственную судьбу решать, а Англии. Даже среди полной темени под покрывалом король наблюдает дивную картину, которая приковывает карие глаза к своему обличию. Столь сокровенное и скрытое от мира, но сейчас открыто перед его взором… Так вот, почему многих соблазняет похоть. Само дыхание останавливается при виде такой приторной сладости. Она такая большая и упругая, что одних рук мало, чтобы полностью обхватить её обе стороны. Кто же знал, что они окажутся больше, чем английские руки. Почему же только сейчас он это заметил? Или это на ощупь каждая из них кажется размером с его голову? Ох, да какая сейчас разница-то? Внизу Королевства всё трепещет, хочется всему выбраться из этой хлопковой тюрьмы. Англия не мог самого себя мучить, когда ради него Шотландия готов пожертвовать своим сном. Его орган мигом выскочил, когда англичанин всего лишь коснулся края штанцов. Своим резким движением он пронёс по заду Скотта лёгкий ветерок, который породил в его теле молнию, что поразила его душу. Удар распространился по всему телу, отразив боль в виде дрожи в коленках. Разум говорил ему, что пора прекращать этот ужас, пока не поздно, но тело бездействовало. Этого не избежать. Англии было страшно даже касаться своего органа, ибо даже простое прикосновение к нему отдавалось новой волной мурашек. Каждое движение заполняло его внутренне пламя, а изо рта его выходил тяжёлый пар. Не смотря на то, как он ведёт себя с мужем на публике, сейчас он боится и коснуться его. Недавно орган был совсем мягким, даже не чувствовался в штанах, а теперь он стоит словно булава, а из-под плоти выглядывает слегка розоватая головка. Его тело творит настоящие чудеса, и жаль, что в их первый раз он не обратил на это внимание. Хотелось большего, но Королевство не может позволить себе всё сразу. Пока что он лишь может легонько поводить собой между Шотландией. Низший от неожиданности сжался, обхватывая Англию своими упругостями. Сверху послышался тяжёлый стон, который распространил свой пар по всем покоям. Его веки сомкнулись, хоть глаза слегка выглядывали из-под них, чтобы не потерять из своего вида супруга. Его орган тёрся между ним, придавая своему господину новую силу, которая заполняла его грудь маленькими фейерверками. Вся кровь сверху быстрыми ручьями бежала вниз, укрепляя его торс и таз, которым он неспеша двигал. Он выделял секрет, который смазывал их тела и делал процесс более резвым. Шотландия чувстовал, как он одной медленной дорожкой стекал в его промежностях, пачкая собою простынь. Тот никогда в жизни не испытает ничего подобного, как Англия — тому есть, чем чувствовать усладу. Скотт заметил, что король специально начал останавливаться возле его входа, прикладывая к нему свою набухшую головку. Она слишком велика для су́женного прохода, Англия должен это понимать. Но это не значит, что он откажется от своих желаний. В следующий раз головка проникла полностью, заставив шотландца ненадолго забиться в лёгких конвульсиях. Ему больно, но он не хочет это показывать. Он точно не даст безумцу насладиться его болью. Намного легче показать мнимое спокойствие и безразличие, нежели раскрыть свою слабость. Ещё нигде он не уступился Англии, и сейчас уж точно не даст ему найти его слабое место. Да пусть часами долбиться в него, снося всем уши во дворце — Шотландия не отступится. Снова послышался над головой блаженный стон, после которого тихонько прозвучала непроизвольная ругань. Англия чувствует, как его тело обхватывают массивные цепи, приковывая его к Скотту, пока тот не может оторваться от подушки, которой вряд ли суждено уцелеть до утра. Англичанин хочет всё сильнее приковать себя к любимому, проходя всё дальше. Слишком сухо, а чай, между прочим, заливают кипятком. Вновь выходя из шотландца, Королевство продолжает водить между ним, собирая на себе весь секрет и толкая его во внутрь. Первый раз выдался очень болезненным для них двоих, и повторять свои ошибки Англия не собирается. Не зная ничего о сексе, он действует будто бы инстинктивно, хотя это обычная логика. Входя, он омывает ею каждую шершавую стенку. Но ему это даётся очень трудно — как тут собой совладать, когда твоё тело заполняет жгучие удары? Вокруг его сверкающего под лунным светом лице будто бы образовался небольшой туман, который больше не давал ему разглядывать то, что находится в тени. Он резко ослеп, видя перед собой только освещённого Скотта, который за всё время даже не пошевелился. Но Англию так просто не обдурить. Крайне очевидно, что тот всё чувствует, и ощущения намного красочнее, чем у самого англичанина. И эту «усладу» доставляет шотландцу именно он. Не Франция, никто иной, кроме Англии. И так будет не один раз, уж это Королевство обещает… Достаточно. Шотландия готов. Англия вновь проник в него, и на сей раз в его глазах что-то заискрилось. Снова фейерверки? Или тысячи, если не миллионы новых звёзд в его зрачках? Голова невольно закатывается назад, а из гортани вырывается непослушный стон. Его лёгкие стали пусты, и потому он бешено глотал воздух. Англия стал с ним одним целым: что-то потустороннее глубоко проникло в него, будто бы в его теле прорастают стебли шотландского чертополоха. Он может прорасти везде, как сорняк, и даже в теле короля. Его иголки вонзаются в каждую его мышцу, на миг парализуя его. Взамен Шотландию обхватывают знойные стебли английской розы, что впиваются иглами в его шею. Из него резко приподнятой головы вырывается глухой стон. Ночь в его глазах расширилась, люто ворочаясь во все стороны. Ногти стали шипами, рвя под собой ткани подушек. Голова Скотта опустилась вниз, и Англия последовал за ней. Схватившись за края одеяла, он натянул его аж по свои плечи и наклонился к супругу. Двигая телом — двигается и внутри, и шотландец, чувствуя каждый сантиметр внутри, вновь отдавался дрожи. Боль тянущая, порой острая, но терпима. На Шотландию вновь навалились всем телом, проникая в него полностью. Стиснув зубы, он вновь уткнулся подушку, чтобы незаметно пережить эти болезненные секунды. Над ухом донёсся горловой стон, а сзади белые бёдра нежно трутся об Скотта. Руки короля окружили талию шотландца с двух сторон, заключая их в свой крепкий замок. Теперь он чувствует, как дико бьётся его грудь, тяжело ища воздух в подушке. Всё, что происходит ниже их плеч, скрытно за одеялом — только сильно очерченные ним границы их тел видно. О, ну и, конечно, выглядывающие из-под одеяла их ноги. Но Англия смотрит не вниз, а вперёд — то, что находится прямо возле его жаждущих крови губ. Одной освободившейся рукой он убрал с лица мужа пряди кудрей, после чего тот поднял голову, глотая воздух. Тот прекрасно чувствует, что с ним творит Королевство. Это лишь сильнее будоражит Англию, что хищно облизнулся, заприметив на пути сладкую кожу. Нужно контролировать себя… и баловать. Одарив сухую кожу шеи грязным поцелуем, высунутый язык прошёлся вдоль неё, достигнув подбородка и следуя дальше по всей щеке. Скотту хотелось стошнить прямо на эту кровать, но кто знает, что помешало его рвотным рефлексам. Омерзительно. Зад Англии аккуратно поднялся под одеялом и снова опустился, издав тихий шлепок. За ним последовало резкое ойканье Шотландии, что дико смутился от собственных звуков. Слишком тесно внутри, будто муж хочет его разорвать, а тот словно ничего подобного чувствует. Ещё как чувствует, но не уделяет внимания. На его лице сверкает звериный оскал, без глаз видя то, что происходит снизу. Он видит супруга насквозь своим телом. Голова чудит такие картины, что хочется в нём заиграть, как на гитаре, но каждая игра струны отдаётся Англии молнией, и спустя несколько подобных подряд его сердце явно не выдержит. Приходиться делать медленно, плавными движениями исследуя лоно Скотта. Нижнему пришлось подставить под груди ещё одну подушку, иначе так долго простоять на локтях ему не судьба. Все свои силы он тратит на то, чтобы закрыть свой рот. Слишком далеко ему до приятных ощущений, которые его тело всячески отталкивает от себя. Он не может чувствовать наслаждение от секса с Англией. Прошло бы ещё пару веков — не захотел бы даже за миллионы фунтов. В сердце только один Франция… «— But he could be here, — говорило его разбитое сердце, — Francis could touch you as he wanted so many centuries; his children could be yours and they could be conceived like this by you. He could be inside you…». Такие мысли провоцируют лишь слёзы, которых очень трудно избежать, если не приложить усилия. И чтобы остановить их, он теряет силы на сдерживание своей глотки, из которой рвутся оборванные новой волной боли стоны. Его мышцы отдаются тонкими разрядами молнии вдоль спины, будто Англия начинает перебарщивать с силой трения внутри. А ведь тот хорошо ощущает, насколько горячо внутри, и что этот пожар создаёт Скотт из-за него. — Oh Scott, I feel so good, — бархатисто вымолвил король, положив голову тому на плечо. — You're so gentle. Его рука потянулась к одной большой подушке, чтобы подставить её под пояс Скотта. Англии намного легче, когда тот лежит с выше подставленным тазом. Твёрдость на лице шотландца потихоньку пропадает, заменяясь гримасой горя. Его муж доходит до того, что он качается вверх-вниз от его шлепков, которые звучат хуже истошных криков и звуков мушкетных пуль. Скотт словно вновь оказался в море, где он — корабль, а Англия — его капитан, что небрежно им управляет, удивительным образом избегая айсбергов. Хотелось бы реально утонуть, пойти на дно, лишь бы этот кошмар скорее прекратился. Но прошедшие секунды превращаются в десятки минут. Шотландия чувствует себя нечестивой девой, которую насильно выдали замуж за богатого мужчину, что обезумен желанием вожделения над кем-то. Англия самоутверждается за его счёт. Тому трудно признавать, что Скотт намного сильнее его характером, и потому он нападает на его слабое тело, чтобы показать, кто тут имеет власть. Навряд ли он сейчас грешит из-за какой-то «любви». Её нет — есть только желания и мечты, которые один исполняет, а другой — представляет. Можно ли на одно мгновенье представить что вместо Англии в него на всех скоростях долбится Франция?.. Нет, нельзя. Француз никогда бы не позволил опуститься до грубостей к телу, за которым всё время ухаживал. Но пока Франция думает, как ему прятаться от разгневанной толпы революционеров, к телу его Скотта прикасается Англия, что снижает паузы между очередными шлепками. Над головой шотландца доносятся частые вздохи, словно огонь дракона. У нижнего совсем нет сил, из-за чего пришлось опустить даже голову на подушку, полуприкрытыми глазами печально глядя в сторону. Его лицо спрятали любимые кудряшки Франции, так и Англии. Он не может от них избавиться, зная, что его любимый из Парижа расстроится, и ради него он терпит то, как англичанин с ними обращается. Была бы воля, он бы вырвал их с корнями, чтобы они не закрывали лицо его супруга. Сейчас Англия как никогда зол, и неясно, откуда у него взялась такая ненависть. Внизу всё тяжелеет, его тело изрядно устало после нескольких минут сношения. Есть огромное желание закончить, но в том и проблема, что он не может сделать это в эту же секунду. Толчки становяться не просто быстрыми, но и сильными, что таз короля практически не отстаёт от тела Шотландии. Ему пришлось приподняться, чтобы заглянуть под одеяло. Луна слегка сдвинулась, освещая то, что находится под запретом. Шотландец от каждого толчка выдаёт только тихие вздохи, ибо тело настолько ослабло, что не способно выдать из себя хоть один громкий звук. Из-под его век выступают слёзы, которые смешиваются с ручьями пота. Он использованный… Левая рука Скотта безжизненно валялась на кучи подушек, пока её не схватил Англия. Сцепившись с ней, он придавил её к кровати. Это были те руки, на которых сверкали их обручальные кольца — из-за этого король схватил именно её. Шотландия принадлежит ему. Тот должен понимать, что это действует и в его сторону по отношению к Англии, но не пользуется этим. Шотландец не хочет отвечать ему взаимностью, обманывая не только англичанина, но и самого себя. Потерявшееся в чувствах сердце намного уязвимее, чем уже влюблённое. Голос Королевства всё громче и громче. Наступает его конец. В Шотландию, спустя множеств ножевых, вонзили в последний раз английский клинок. Англию в темени ослепила яркая вспышка в глазах, а его тело будто облили холоднейшей водой Темзы. Вся вода стекала вниз, достигая органа и выплёскиваясь во внутрь Скотта. Холодная волна стала горячей, как жерло вулкана, обволакивая все стенки. Англичанин чуть не закашлял, когда из него быстрым ручьём всё выходило. Это всё пережитые им чувства рядом с мужем, который до этого не принимал его ласку и любовь должным образом. Пусть хотя бы так он почувствует, хоть и случился явный передоз этой «любви». Подошёл конец. Англия наконец-то доволен. Из Шотландии вырывался желанный облегчённый вздох. Его глаза смогли полностью закрыться, не имея возможности в ближайшие секунды вновь увидеть бренный мир. Его уже не волнует то, что Англия испачкал своим семенем его зад, а затем, чтобы скрыть своё преступление, обратно натянул на него нижнюю одежду. Спрятав всё ещё стоячий орган, король аккуратно встал с кровати. Не то чтобы не беспокоить супруга, а чтобы не упасть из-за резких движений. Впервые ему так трудно устоять на ногах, когда все силы ушли на то, чтобы излиться в любимого. Англия не настолько плох, чтобы оставить Шотландию спать в таком беспорядке на кровати. Он расставил подушки по своим местам и полностью укрыл его, напоследок поцеловав в мокрую щёчку. Тот даже бровью не повёл, продолжая носом вдыхать горячий воздух. Не мешало бы ненадолго приоткрыть окно, что англичанин и сделал. Ему самому он нужен, чтобы не ходить, как умирающий инвалид. Стоя возле окна, он смотрел за горизонт. Где-то там, за морем, Франция, ведь так?.. — Hah, while his own sons are trying to kill him, I'm cuddling in bed with his paramour. Шотландия услышал это. Англия и дальше продолжает раскидываться словами, выводя шотландца на нервы. Но раз уж Скотт стерпел недавнее поведение, то сейчас вряд ли захочет промолчать. — Shut the hell up, Angle.Scotty
11 августа 2023 г. в 10:08
— Where is Scotland? I need to see Scotland!
В Королевский дворец на всех порах ворвался засуетившийся Уэльс, облачённый в свой излюбленный тёмно-зелёный плащ и в подобных оттенках фрак. Он поправлял на себе взъерошенные густые волосы, что значит лишь одно — он примчался сюда, чтобы сообщить британской семье важную весть. Но Уэльс знал, что сегодня Англия и Британия находятся в другом дворце на севере, а до оставшегося здесь Шотландии дорога намного короче. К англичанам поехал старый Лондон, что, как и Уэльс, тоже узнал о довольно нашумевшей новости. Раньше все думали, что это простой слушок или небольшая заворушка крестьян, пока последняя не обрела всеевропейский характер. Давно лицо валлийца не окрашивалось в краски ужаса, а тело его — не заполняла столь сильная тревога. Неизвестно, чего он боится больше: того, что «заворушка» распространится и на британский архипелаг, или то, как отреагирует Шотландия на новость.
Стража, встретив валлийца, немедля провела его в покои Шотландии, по совместительству с Англией. Прохладный летний вечер был на дворе, и шотландца освещал солнечный закат за горизонтом. В его руках была собственная рукопись, и он, вероятнее всего, до внезапного прихода гостя что-то записывал. Но как только двери в покои распахнулись, он под их шумок закрыл тетрадь. Из-за длинных кудрявых волос выглянули синие глаза, идеально похожие на тёмный оттенок его флага. Они в удивлении распахнулись, когда заметили персону Уэльса, который даже толком не снял с себя тёплый плащ. Как-никак, лето, а он оделся так, словно отправляется в сами Грампианские горы. Он выглядит, как самый настоящий низенький мальчик на побегушках, который вместо голубей доставляет новости. Если бы на валлийце была любимая шотландцем зелёная треуголка, то второй точно бы не удержал при себе улыбку.
— You're running like hell, Wales. It scares! — обеспокоенно сказал Шотландия, встав с ложе и идя в сторону пришедшего гостя. На нём, как всегда, красиво сидит сине-белый костюм, среди вещей которого особо выделяется камзол, что идеально подчеркивает его талию.
— Excuse me Your Majesty, I hurried to you for a reason, — извинился Уэльс, подойдя к своему господину. — Those times have come.
— Times? What times? You're burning with excitement, Wales. Don't leave me hanging, told me what you want!
— Your Majesty… French people have smashed Bastille. This is not a revolt… it's revolution.
Биение сердец стало для них словно барабаном, что раздавался эхом в их ушах. Даже тишина испугалась такой новости, и всё вокруг заполнилось звуками барабана, и каждый удар — словно выстрел, который прозвучал в Бастилии.
— Revolution?.. — вполслуха произнёс Шотландия, словно произнёс само имя Сатаны.
— Revolution, Your Majesty, — тихо подтвердил валлиец.
— Oh, no… So terrible!
Бастилия является символом французской королевской власти, его лицом. Прошлые беспорядки, устраиваемые низшими классами Королевства, — ничто, когда республиканцы на весь мир унизили своего короля и Королевство. Но мало того, что народ восстал против своих правителей, — эта революция может пройтись по всей Европе, как неизлечимая чума. Это будет трагедией для всей Британской Империи, которую в поте лица строил не только сам Англия, но и Шотландия, принеся в жертву судьбы независимость собственного народа.
— We received information that the self-proclaimed National Guard of France is led not only by the Marquis de La Fayette, — продолжил Уэльс. — It, as in the Constituent Assembly, is governed by two persons.
— How dare these rats encroached on France and Louis's royality?!
Шотландия был ярым сторонником монархии, и вполне естественно, что подобная новость введёт его в неконтролируемый гнев. Он видел ошибки французской короны. Они привели к всенародному безумию, где голодные злые крестьяне готовы верить всяким буржуям, которые лишь хотят нажиться, как аристократы на тех же хлеборобах. Шотландия видит республиканские силы, как самозванцев, именуемых «спасителями» и «карателями несправедливости». Революция — это кровь, моря и океаны крови по всей стране, которая приведёт к полному уничтожению какой-либо власти, созданию неконтролируемого хаоса; это тирания и полное безумие, которое охватит головы недалёких политиков, которые хотят пустить корни в свои парламентские стулья, а при любой конкуренции рядом — готовы начать новую революцию на «врагов народа». Но французский абсолютизм, который при угрозе восстания созывает смехотворные Генеральные штаты, не сравним с британской конституционной монархией, что стоит на ногах даже после страшной для Империи Американской войны.
— They are… Kingdom's tweens: Francois and Francis.
— What?..
Шотландия не мог поверить своим ушам, надеясь, что Уэльс просто решил над ним поиздеваться. Сыновья пошли против собственного отца, унизив его перед всем миром… Даже шотландец в ужасе дрожит от подобного отношения, хотя это и не его дети. В его голове не может уложиться мысль о том, что Британия имеет возможность восстать против собственного отца, не смотря на всё презрение Шотландии к своему мужу. Это удар не ниже пояса, а в само сердце, поражая душу. Откуда у близнецов такая ненависть к своему создателю? Что тот им сделал такого, что те готовы свергнуть его ради власти? И чего же они хотят: неведомой сегодняшнему миру свободы и демократии или тирании, выступая ангелами смерти? Где Королевство допустил ошибку?
Уэльс прав: начался хаос.
— Francis personally manages guards, when Francois speaks from the podium. They say these two are ready to have his father head cut off because all this pain, that his people had felt.
— How dare they?.. They regard their king as a nightmare, although they're no better! Brats!..
— Your Majesty, the whole Europe think the same. Even in this situation we must hope for the best.
— I know, but France! Francis!.. — тяжко воскликнул Шотландия перед тем, как сильно прикусить губу и отвернуться в сторону.
Он не мог подобрать слова, чтобы сказать валлийцу, какая кошмарная буря разразилась у него в груди. Сердце болит за Королевство, которого хоть завтра могут насадить на штык. Страшный сон шотландца происходит наяву, хоть и далеко, чтобы его сердце точно не схватил инфаркт. Шотландия отошёл от Уэльса, подойдя к окну. Где-то вдали, через Британское море, разразилось пламя революции. Огонь его — разгневанный люд, пепел — захват Бастилии, а скоро придёт из-за горизонта чёрный дым, и бог знает, что он будет знаменовать. Одна мысль о том, что с Франциском что-то случится, будто выстрел пушки, чей снаряд разорвёт шотландца на куски. Его руки прижимаются к сердцу, что по сей день несёт в себе скрытые чувства к своей истинной любви.
Этих ошибок можно было избежать, но Франция и его король вкусили ядовитые плоды абсолютизма. Был ведь прекрасный пример на самой Англии, но он посчитал, что это его не будет касаться. Как же так? Где же той Франциск, который всегда прислушивался к Шотландии, что всегда выступал против абсолютной власти? Почему он бездействовал?
Сжав кулак, Шотландия со всей силы ударил тыльной стороной по стене. Не смотря на его «женственную» форму, от его удара даже стекло ближайшего окна дрогнуло. Да что там стекло — сам Уэльс содрогнулся. Неизвестно, что тот сейчас испытывает: гнев, раздражение, печаль или отчаяние. Ощущение, что все эти эмоции смешались воедино, создав на его лице кислую гримасу. Даже его брови дрожали непонятно из-за чего, уже не говоря про его зрачки. А может, это наступают слёзы, которые создают ложную картину для наблюдающего валлийца рядом. Он всё-таки смог подойти к Шотландии, но оставался немного дальше, прекрасно зная, что тот не любит близкого контакта с собой.
— Why he carried out reforms?! Why he made parliament like other countries? I told him that absolutism would kill him! The people will lose their heads and desire his blood! Why he didn't listen to me?!
У Шотландии сердце разрывается от того, что он не может ничего сделать. Даже если попытается вмешаться, то все посчитают, что он действует от лица Британии, а потому король отвергнет его помощь. Революцию не остановить. Монархия падёт. Начнётся анархия. Снова кровь…
— We must hope for the best, but first of all we need to think about consequences, that will appear by this revolution in our state. Even hating England with all our hearts… we mustn't prevent the second Cromwell.
— Don't even think about it, Wales. It can't repeat with us in theory! We have already outlived Republic, tried everything before these republicans had grandads! I'm sure Britain won't deal with it.
— I can't contradict your words… I understand reasons of your sadness. I feel sorry for Mr. Francis… but you needn't to feel shame and pain for his mistakes. Oh God, if England see you in this state, I doubt he won't suspect anything.
— It's not your problem… You may go, anyway we will hear everything tomorrow. It's not for you to decide the fate of France today.
Поклонившись, валлиец попрощался с Шотландией и покинул дворец.