***
Наверное, месяц назад мужчины обещали собрать Гаечке самый пиздатый лук из всех, что она когда-либо носила. Она, конечно, отнекивалась, говоря, что они хуйни выберут, дабы посмеяться, но, когда Вова уверил еë, что парни подойдут к такому важному событию со всей своей душой и с удовольствием оплатят выбранные наряды, та согласилась. Вообще, мужчины тоже приодеться хотели, потому отправили Дашу выбирать то, что ей нравится, а после и свои образы предложат. Пока девушка крутилась у женского отдела в поисках стильных юбочек и кофточек, у Вовы на предплечье уже висело несколько вешалок. Представляя в голове, как будет смотреться чёрная рубашка и светло-голубые джинсы, он зашëл в единственную свободную кабинку, которая оказалась в самом конце коридора. Парень туго задвигает шторки, дабы и кусочка зеркала не было видно. Лёша же бродил между брюками, выбирая те, которые идеально будут ему по размеру, а учитывая его необычную худобу, найти реально подходящие вещи трудно. Он держит очередные чёрные брючки в руках, те очень даже ничего, но размер не тот, слишком маленькие, а тонкие, по его мнению страшные, щиколотки оголять не намерен. Но так жалко такое золото оставлять, тем более модель-то единственная, и рука просто не поднимается повесить ткань обратно. Может, на Вову налезут? Должны налезть, просто обязаны, если что, силой заставит обтянуть бёдра парня. Лёша уверенно шагает к зашторенным кабинкам, замечает Вову, который решил разглядеть себя в большом общем зеркале. Чёрная рубашка и джинсы на мужчине смотрелись, несомненно, восхитительно, но, думается, чёрные брючки, что держит Лёша, вовсе сведут с ума, потому он заводит Вову в примерочную. — Вов, я тебе ахуенные брюки нашёл, — парень остаётся за пределами маленькой комнатки и протягивает в небольшую щёлку брюки. — померь, я тебе ещё водолазку найду. Братишкин что-то возмущённо бубнит, но Хесус этого не слышит, ведь выгрузив ему свои вещи, дабы тот повесил на свободный крючок, отправился за водолазкой. Кажется, теперь он выбирает наряды не Даше, а своему парню. — Вот, надевай. — Леша, который быстренько отыскал нужную одежду, в ожидании протянул её Вове. Сейчас парень очень похож на маму, что одевает своего сына на первое сентября. Ему бы рубашечку в обтяжку, бабочку, пиджачок и остроносые лакированные туфли. — Блять, Лёш, эти ебучие брюки не застёгиваются. — Братишкин показательно пытается застегнуть пуговицу, втягивает живот, но та назло даже не пропихивается в отверстие. — Старайся лучше, размер твой. — он хмурится, сложив руки. Он ещё не готов расставаться с идеальными, по его мнению, брюками. — Принеси другие, пожалуйста. — Дальше размеры меньше, — Хес вздыхает, смотрит на отчаянные попытки Вовы застегнуть пуговицу с ширинкой. — Блять… — парень устало выдыхает, мигом заходит в примерочную и, хватаясь за ненавистную молнию, одним движением застёгивает её, чуть не защемив достоинство парня. — ну вот, в чем проблема? — Ебать, тесно пиздец. — Братишкин пингвинчиком поворачивается к зеркалу и с сомнением смотрит на брюки, что натянулись по швам в районе ляжек. Может, Хесу такие бы и пошли, ведь у него-то ноги красивые, модельные, но Вова в них похож на какую-то, извините, колбасу-вязанку. — Зато выглядит очень даже привлекательно, — Лёша обнимает парня за плечи, притирается щекой к виску и устремляет взгляд в зеркало, разглядывая отражение. А его, кажется, вообще не заботит тот факт, что, если Вова сделает хоть одно неверное движение, например, сядет на корточки, то его эти брюки разойдутся прямо на заднице. — обязательно возьми их. Вова ухмыляется, сощурившись, от щекотливых касаний сухих губ по чувствительной шее. Он медленно поворачивается, хватает Хеса за щëки и притягивает ближе, целуя чужие губы, затем кривится от неприятной сухости и смачивает их языком. Парни медленно целуются, посасывая «друг друга», и Братишкин улыбается неожиданной нежности Леши, которую настойчиво забирает, но долго у себя не держит, а запускает руки под кофту, скользя пальцами по животу, груди. — Вов, подожди, — кряхтит Хесус, пока шаловливые пальчики исследуют худющее тело, которое в правильных руках может делать то, что всеми любимая Ева постесняется выполнить. Правда, он — личное удовольствие Вовы. — мы всё ещё в примерочной. Думается, на простом поцелуе всё не закончится, и ненасытный Вова резко припирает его к стене так, что пару вешалок устремляются вниз. За пределами довольно просторной кабинки играет спокойная музыка, как раз заглушающая непрошенное чмоканье, мычание. Хес возмущенно стонет в поцелуе, чувствует напор парня, а конкретно то, что он разнял его ноги коленом и прижался бедром к чужому, лениво прокатываясь пахом по теплой конечности. Отчётливо чувствуя пыл Вовы, что не только заполнил голову, испепеляя последние капли здравого смысла, но и скопился внизу, где ткань настырно натянулась, Лёша отнимается от таких притягательных губ, тяжело дыша: — Думаю, стоит прерваться? — Хес умещает ладони на вовиной груди, вдыхает глубже. Каждый раз, когда парни притягиваются друг к другу за горячим поцелуем, воздух из лëшиных лёгких куда-то подозрительно исчезает, и нет, это не он сам задерживает дыхание, с целью уловить тихие хрипы со стороны, отчётливее прочувствовать беспощадные и одновременно сладкие касания чужих губ, совсем нет. — тут везде люди, один неверный звук и пиздец нам. — А это ли не самое интересное? — Вова склоняет голову на бок и гадко улыбается, по-хозяйски сжав хрупкие на вид бока. Вот в самом деле какой-то пëс, которого поманишь едой, в ладошке спрячешь, а тот вопросительно голову опустит и будет тыкаться мокрым носиком в кулак, пока кто-то не сжалится и не отдаст лакомство. То-то он и ждёт, когда «кулачок» разожмëтся под чередой ласковых поцелуев. — Это нихуя не смешно. — Хес боязливо отворачивает голову, боясь напороться на такие глубокие серые кристаллики, на которые посмотришь — сразу забудешь, что, вообще-то, был против, они заставляют поверить в положительный конец этих опасных игрищ. Лёша зацепился взглядом за упавшие вешалки, как его крепко цапают за подбородок и поворачивают снова на себя. Ему оставалось только рассматривать редкие волоски между бровями, дабы обмануть этого чертёнка, не поддавшись на соблазняющие провокации. Он правда старается не прогибаться под его настойчивыми касаниями, но Вова напористо давит на потаенное желание Хеса, которое ютится под кучей сомнений и принципов. Пальцы на подбородке переместились на щеку, гладя нежную кожу, а глаза при этом смотрят так невинно, будто это не Братишкин сейчас трётся о чужое бедро. Длинные ресницы пару раз хлопают, и на последнее движение Лёша сдаётся и опускает взгляд ниже, на чужие серые глаза, зрачки которых начинают будто закручиваться в завиток, как у гипнотического маятника, упрашивая полностью затоптать былую стойкость и самим податься ближе. То Хес и делает. Он обхватывает Вову за шею, прижимая максимально тесно, целует сам, требовательно разнимает губы, прикусывает, оттягивает. А Братишкин ликует в душе, улыбается сквозь весьма приятные касания кожи и вжимается сильнее, пытаясь унять жар в тугих брюках. Всë-таки «кулачок» с лакомством раскрылся, да ещё и сам ласку дарит, перекручивая между пальцами отросшие белые пряди. Лёша жалеет Вову, пропуская руку к его паху и потирая ладонь о выпуклость, но последний зажимает её между, не давая двигаться и перекладывает руки на плечи, давя вниз. — Знаешь, просто передёрнуть было бы не интересно, да? — шепчет в красное ухо Братишкин, облизывая челюсть, спускаясь к шее и щекоча её смазанными поцелуями и лёгкими укусами. — Ах, хочешь пошлятины, будет тебе, — Лёша резко дёрнулся, чуть не повалив Вову, что ожидал медлительных действий, усадил на стульчик рядом, а сам плюхнулся коленями на коврик. Да, блондин смог растопить любимую черту характера Лёши в постели. Она раскрепощённая, соблазнительная, до покалывания внизу живота очаровательная. И даже сейчас, когда лешино лицо в опасной близости к паху, спокойно смотреть на такое нельзя, потому Вова елозит на месте и облизывает пересохшие губы, которые так и хотели увлажниться немного другим способом. — Хомяка хотел? Да пожалуйста. — бубнит себе под нос Хес и пробирается к поясу брюк, мимолётно закусывает губу, спускает ткань до половины бёдра. Парень поглаживает волосатые ляжки, мельком щипает за кожу и, наконец, дотрагивается до бугорка пальцем, выводя круги, затем сжимает в ладони. Сверху слышатся тяжёлый выдох, а Лёша улыбается уголком губ, приподнимает бровки и, подмигнув, облизывает мокрое пятнышко на трусах, делая его больше за счёт вязкой слюны. Язык широкими мазками прокатывается по паху, заставляя Вову сгорать от нетерпения и подмахнуть бёдрами. Конечно же, намёк был понят, но Хес не спешил спускать бельё, потому, заметив, как чужие руки опустились на резинку трусов, норовясь высвободить член от неприятно давящей ткани, подцепил зубами бельё, чуть задев распалённую кожу, оттянул. Хоть парень и не прикусил плоть, но Вова отчётливо почувствовал прикосновение зубов, отчего с ужасом выпучил глаза, боясь за своё достоинство. Это он ещё дразнит, а как яйца за щеки уместит, так тот вообще ахуеет. Остаётся лишь гадать, откуда парень такого набрался, ведь раньше некое кокетство не было свойственно Лëше от слова совсем. Он самодовольно лыбится, трет пах и сжаливается, выпуская член из трусов. — Поторопись, хорошо? — Братишкин мягко улыбается, гладит чужую щеку и кладёт руку на затылок, дабы случайно не сломать укладку, что маловероятно, ведь личико снизу такое очаровательное, губы слегка приоткрыты, и длинные реснички лениво хлопают, ну невозможно не растрепать его волосы. Слова сказаны без какого-либо агрессивного приказного тона, скорее просьба, просто им правда стоит быть шустрее, ибо заставлять Дашу ждать, когда сами же взялись ей составлять наряды — нехорошо. Лёша сам знает, что нужно быстрее, но девушка же сможет подождать ещё каких-то пять минут? А пока он сразу сжимает член у основания, предварительно проведя кулаком вниз, дабы раскрыть головку и провести по ней слюнявым кончиком языка, скользя по уретре, задевая уздечку. Жаль только, что у него глаза закрыты — с головой погрузился в процесс, и сморщенное в удовольствии лицо Вовы он увидеть не сможет. Братишкин разглядывает родные черты лица, как дрожат длинные ресницы, как бледные щеки вскоре краснеют и становятся похожи на наливные сладенькие яблочки. Всё удивляется чрезмерной красоте Лёши во время непристойностей. Хес с каждой минутой вбирает всё больше, сначала только головку языком ласкал, затем пропустил её глубже, туго обхватив ртом и всасывая щеки. Руки же покоятся ниже: одна — сжимает у основания, другая — гладит яйца. Красные губы, растянутые по члену скользят, честно, как по маслу. Слюны и предэякулята скопилось слишком много, потому жидкость стекает по подбородку, но крупные капли Лёша не упускает, собирает с лица и уголков губ и распределяет по головке. Он уделяет внимание каждому сантиметру — целует, облизывает от снования до самой головки, загоняет за щëки будто зубы чистит, сладостно причмокивая и тихонько мыча. А были бы они дома, Лёша не мелочился бы, боясь о том, что они вот-вот попадутся, а с упоением мычал во всю глотку, резче насаживая на орган, не заботясь о больно громких стонах Вовы. Половина была успешно преодолена, дальше Лёша, вынимая член изо рта, переводит дыхание, отсаживается чутка, выпрямляет шею и наклоняет «Братишкина» на себя. Он не первый раз берёт до основания, для него это не составляет никакой сложной задачи, тем более достоинство не особо большое, но «вес» имеет. А из-за понимания, какое удовольствие приносит касание горячей головки и не менее горячего горла, Хес старается, работает в поте лица, всё хочет стать зависимостью Вовы, хотя является ею уже давно. Лёша головой крутит невпопад, насаживаясь ниже, будто гайка на болт закручивается, не иначе, когда носом утыкается в лобок, еле высовывает язык и ласкает яйца. Братишкин от таких действий туман в глазах ловит, хрипит, сжимая чужую руку, что покоится на его ляжке, смахивает капельки прозрачных слез с худых розовых щек и скулит от широкого мазка по тонкому шву. У него голова кругом идёт не только от влажного и умелого рта, но и от некого волнения, всë-таки каким бы извращенцем он не был, а своих и лешиных сливов в интернете видеть не хочется. Пока Братишкин сходит с ума, Лёша решает добить его в конец. Парень смотрит исподлобья, гладит напряжённое бедро, привлекая внимание, и постепенно раскрывает рот шире, насколько позволяет растяжка, и в считанные секунды мошонка оказывается в плену влажных бархатных языка и щек. Хес лаской не жадничает мотает головой в стороны, мычит протяжно, вылизывает внутри горячую кожу. Из-за раздутых щёк и правда на хомяка похож. Вова ошарашенно смотрит на лицо снизу, чьи щеки забавно надулись, хочет отодвинуться, ибо видит чрезмерное колличество слëз, что текут и текут, и, если честно, он тоже течёт. Как бы это странно не выглядело, но сейчас блондин ловит неописуемое удовольствие от влажности горла, от нежных касаний по мошонке, от чересчур соблазнительного мычания Хеса. Казалось бы, описывать его причины блаженства можно вечно, так что проще будет сказать: он наслаждается всем Хесом. Вове слишком хорошо даже не хорошо, а просто ахуенно, потому отчаянно хочет поделиться ласками и, снимая ботинок, опускает стопу на чужую промежность. Всё было прекрасно ровно до этого момента: в вовиных штанах вибрирует телефон. Лёша молится всем богам, дабы этот любитель острых ощущений не брал трубку, возмущённо мычит, но не отстраняется, ибо, почувствовав будоражащую вибрацию, обдающую член, Братишкин вдавил его в лобок. А этот нахал роется в карманах и достаёт ненавистный мобильник. — Дашенька звонит, — он добродушно улыбается, хихикая отчаянным попыткам остановить его, и носком давит на бугорок серых штанов, пальцами переходит на острый подбородок. Былую власть Лёша уже не ощущает. Неужели Вова просто решил уступить место, дабы тот почувствовал превосходство над ним, осознал то, что чужой оргазм зависит только от него. Но как бы эта роль не соблазняла Хеса всë-таки останется сторонником тех, кто беспрекословно прогибается под властными движениями и рычащими хрипами на ухо с просьбой втянуть щеки. — Не стоит заставлять её волноваться, правда? — и в мгновение послышался тревожный, запинающийся голос. — Вов, ты где? — Даша явно волнуется, ведь обыскав пол магазина, так и не нашла знакомых парней. — и Хесуса нигде нет. — знала бы что сейчас делает этот самый Хес — ахуела бы. — Я в примерочной. — кряхтит Братишкин щурит глаза, выискивает на лице Лëши капли страха и заботливо гладит линию челюсти, затылок, пока тот медленно выпускает изо рта мошонку, затем член и подставляется под бережные ласковые касания, притираясь щекой к твёрдо стоящему органу. Кажется, Хес смирился с возможным поражением и возобновил прерванные действия. — О, я сейчас подойду. — весело проговорила Даша и сбросила звонок. — Хес, давай скорее. Я кое-что придумал. — Вова снова опустил руку на затылок и дождавшись Лёшу, что снова опустился ртом на член, толкнул на себя. Именно сейчас важна даже секунда, потому Хес не церемонится, сразу загоняет пенис за щëки, как любит Вова, облизывает, а руками переминает яйца. Снова насаживается до основания, просовывает язык, ласкает мошонку и мычит, пока чужая ладонь стирает слезы. Вова хрипит, старается сдержать громкие выдохи всё давит на затылок другой рукой, не даёт отстраниться по понятным причинам, ведь пенис во рту начинает дрожать не только от вибрации, но и от подходящего оргазма. Один широкий слюнявый мазок языком по яйцам заканчивает все эти игрища. Лёша чувствует, как в глотку изливается сперма, заставляя сразу проглотить, и он давится, хочет отстраниться, но рука на затылке держится крепко. — Вов? — слышатся за шторкой девичий голос. А этот самый Вова молчит, дышит через раз и держится за рубашку в районе сердца. Его тело полностью расслабилось и ладонь медленно скатилась с головы, гладя шею, плечи. Лёша облегченно выдохнул, выпустил изо рта член, предварительно вылизав остатки семя, отодвинув край ковра, который успел сбиться, приоткрыл рот и языком вытолкнул жидкость, пряча её под тканью. Он как заботливый мужчина натягивает вовины трусы с брюками на бёдра, тискает того за щеку, дабы Братишкин наконец ответил бедной Дашеньке, что рыскала глазами по примерочной в поисках свободной кабинки, ибо нести с собой кучу вешалок с одеждой стало тяжело. — Даша, — зовёт Вова и хватает с пола какие-то чёрные джинсы, а когда девушка подходит к самой шторке, сует их в получившуюся щёлку. — Можешь на размер больше попросить? Пожалуйста. — Конечно. — Гаечка хватает штаны и уходит, в этом убеждается Братишкин, после того, как высунув голову, не обнаруживает низкий силуэт поблизости. — На, пиздуй в соседнюю примерочную, — Вова загребает упавшую одежду Леши в охапку и пихает тому в руки, целует в приоткрытые губы, выгоняет из кабинки. — а с твоим топорщащимся стояком мы разберёмся дома.***
Парни с девушкой стоят возле кассы, в ожидании своей очереди. Даша сияет радостной улыбкой, бесконечно благодарит мужчин, обнимая каждого, только не кружится от счастья. — Все-таки взял их? — Лёша сбивает мысли Вовы, выдëргивая из кучи одежды на предплечье чёрные брючки и косится на него ехидной улыбкой. — Не, похожие, но чуть большего размера. — он закусывает губу, незаметно щипает худое бедро и смеётся, когда парень мгновенно хмурит брови и дёргается. — У меня из-за тебя челюсть всё ещё ноет, а ты щипаешься. — шепчет Братишкину на ухо Хес, дует щеки, на что тот гладит «покалеченное» местечко. — Ну хомяк в самом деле. — Вова тычет пальцем в чужую скулу и хихикает незамысловатой отсылке на произошедшее в примерочной. — Да иди ты нахуй.