Убивай себя сам

Мишу блевать тянет, руки трясутся, а горячие слезы разъедают свежие раны на лице. Всё тело болит и умирает. Сердце давно растоптано, тело держится из последних сил. Москва и рад бы убить себя сам, наложить руки, как последний слабак, но его народ шепчет, сквозь окровавленные губы, как он им нужен, как им плохо, как они горят в адском огне мучений, и у Миши не остается выбора. Весь народ прячет яростную ненависть в сердцах, затравленно смотрим и скалится, готовясь откусить не только руку, но и сожрать целиком недруга. А ему выбор не дан, он подчиняется слепой ненависти, вырывается из крепких веревок, воет, словно зверь. Он не может по-другому. Народ бунтует, он вторит их возгласам. И разум будто горит в огне тоже, не даёт расчетливости и изворотливости, данными от рождения, выйти наружу. Гнев и ненависть, приправленные отвращением ко всему в мире, давит здравый смысл, душит. И Москва уже не верит своим слезам, думает, что сам во всём виноват, жалеет себя, за это же и проклинает. Миша силится вспомнить, как выглядят его надежда и вера, но в мозгах только туман, а в сердце пустота и ужас. Ты не нужен никому, Мишенька. Все про тебя забыли. Москва пытается перекричать этот голос в своей голове, пытается выкинуть слова Есугея подальше. Да только сам верит, что правда это всё. Он всегда говорит правду, ни разу не солгал и не обманул. Остатками разума Миша думает, что врать ему не за чем. Москва и так в его руках, в его жестокой власти и мертвенно-холодных объятиях. Поэтому мальчик верит, верит каждому слову. И слова эти впиваются клещами в мысли, протискиваются на передний план, проглатывая другие. Вся твоя родня на коленях передо мной. Знаешь, это так жалко, что даже мерзко. Может мне перебить их всех? И Миша кричит "не надо", захлёбываясь слезами, кричит громко и пронзительно, теряет последние крупицы гордости, лёжа под врагом, телом вымаливает несчастные жизни родных. И о себе думает в последнюю очередь, потому что ниже падать ему уже некуда. Он только надеется, что скоро и тело его не выдержит, рассыпется. Просит прощения за мысли эти у народа своего и предков, умоляя Бога о смерти. Твой Бог тебе не поможет, мальчик. Где он сейчас? Москва тоже думает, понять не может, почему Бог оставил его, почему не придёт на помощь, почему не слушает его мольбы. Хотел бы разочароваться, но помнит, старается сохранить в памяти кусочки прежней жизни, лицо братца Киева, которое смотрит тепло, отдавая ему крестик из золота. Миша не оставляет молитв, а Бог его оставляет. *** Монгольская подстилка. Миша дышит тяжело, опирается о стены руками, ползает на коленях. Прошло время, он всё также здесь. Он научился не слышать оскорбления, не отвечать на издёвки и унижения. Научился выживать. Но слова, выплюнутые ему в лицо, заставляют снова пасть в глубину отчаяния. Народ хотел жить, правда, хотел, потому Москва смирился с участью, заглушил голос своего народа, заставил поверить в новую действительность. Ни дня не проживал спокойно, следил за всем, искал момент. Но два слова, всего два слова, от когда-то прекрасной Твери, погрузили его опять в закрытый в чулане подсознания кошмар. Серая, размеренная жизнь снова обрела краски, кровавые краски. И на плечи снова свалился груз–предательство. Москва упал ниже. Путешествие по девяти кругам ада, доселе остановленное, снова началось. Ты молодец, мой хороший. Ты всё сделал правильно. Лёжа рядом с ним, прикрытый тонким одеяльцем, Миша роняет слезы. Безмолвные, обжигающие. Запихивает обиду и жалость внутрь, снова защёлкивает замок. А народ воет разными голосами внутри, хочет войны. Миша шепчет в темноту "не время", прикрывая глаза. *** Просто лежи. Мише страшно, потому что со временем он перестал понимать Есугея. Однажды вечером тот просто пришёл, скинул верхнюю одежду и лёг рядом. Не трогал, не оставлял тяжёлый поцелуи, не произносил грязные слова. Просто повернулся спиной и заснул. Москва не понимает его, народ в смятении, повторяя его состояние. А потом Мишу охватил ужас, потому что от прикосновений, ранее мерзких и отвратительных, он не ощущает дискомфорт. Тело будто жаждет прикосновений мучителя. Мерзость. Почему ты перестал сопротивляться? Думал, что ты сильнее. Слова эти вызывают  желание молить о прощении. Он почти перестал обращать на него внимание, держит рядом с собой лишь как дорогой трофей. И от этот почему-то больно, неприятно, хочется рыдать. Сердце, разорванное на куски, кричит от радости, о незримой победе, а мысли снова возвращаются к нему. Сердце говорит быть и дальше сломанной куклой, притвориться сломанным, оказаться ненужным. А Миша начинает бороться, хочет снова услышать ненормальное поощрение из его уст. Москва думает, что это неведомая болезнь охватила его, потому что вскоре он чувствовует, как кровь его народа смешивается с монгольской, как рождаются дети от грязных союзов, и сам невольно становится ближе к Золотой Орде. Мысль эта заставляет приподнять уголки рта, а сердце до него достучаться пытается, напомнить кто он. Княжество Русского Царства, что негоже ему испытывать что-то теплое к истязателю, но разум будто закрывает перед носом растерзанной части его тела дверь, шепчет что-то о продолжение борьбы. Миша идёт по его указке в жерло страданий, ныряет с головой. *** Ты больной, Мишутка. Заверяет его Есугей, обвивая поперек живота, дыша на ухо тяжело, врываясь в него снова и снова. Москве хотелось бы заплакать, как он делал это раньше, но глаза предательски сухие, а стоны вырываются через крепко сжатые зубы. Кровь пачкает холодную землю под ним, растекаясь противным липким пятном. И Мише как никогда плохо, одновременно и хорошо. Что происходит с ним Москва не понимал, но в груди теплом растекалось чувство, что он снова думает о нём, что Миша снова ощущает его. *** Москва думает, что платить нужно за всё, этому он научился здесь почти сразу. Потому он фальшиво улыбается заморским гостям, Европейским городам и столицам, хохочет с мерзких шуток, хотя самому ни разу не смешно. Он знает, понимает, что превращает себя и свой народ в озлобленных, не пойми уже на кого, мстительных и лицемерных созданий, но убеждает себя что всё это ради жизни. А ночью кусает губы, понимая, ради чего он на самом деле борется. Наутро он снова убедит себя в другом, убивая всю светлость, что в нём ещё осталась. *** Ты стал сильнее? Когда он задал этот вопрос внутри Миши всё холодеет. Он слабо голову повернул, смотря исподлобья на Есугея. Тот сидел, как всегда, расслаблено и гордо, всматривался в него серыми холодными глазами. Зачем он задает этот вопрос Москва не знает, но в голове сразу мысли о том, что его раскрыли, что всё его вранье вскрылось и выплыло. Миша прикрывает глаза, не решаясь отвечать. Он не говорил с ним почти никогда. Разговоров у них как таковых не было. Да. Первое слово за столькие годы. Москва дергается, когда слышит свой голос, надломленный. Золотая Орда только усмехается, наблюдая за выпученными глазами. Ты растешь. Последнее, что он тогда сказал, перед тем, как подозвать Мишу к себе привычным жестом. А Москва слова его запомнил, навсегда, пригвоздил к стенкам мозга. Растёт, значит крепнет. Тогда почему же не слышит он в голосе врага опасения, только насмешливость. Уже тогда в голову закрадывается подозрение, что что-то происходит, что-то надвигается. *** Есугей плюют кровью в их предпоследнюю ночь вместе. Алый сгусток попадете прямо Мише на щёку. А потом он валится рядом на бок, прерывисто дышит и смотрим пустыми серыми глазами в небо. Москве не страшно, он вообще уже не понимает что чувствует. Смотрит на него широкими глазами, выискивает ту былую силу и надменность в них, но примечает только затаённое смирение. Твоя травма сделала тебя сильнее? Вопрос снова ставит в тупик. Тяжелый кашель разрывает его лёгкие, когда он пытается дышать. Миша не может ответить. Он перебирает края рубахи, комкает пальцами, а в голове пересматривает все моменты жизни, плохие и хорошие. И понять не может, сделала травма его сильнее или нет, потому что помнит себя прошлого, маленького и напуганного мальчишку, цепляющегося за верёвку, повязанную вокруг шеи, пытающегося ухватить немного больше кислорода, и видит себя настоящего, лицемерного и изворотливого, выживающего, всеми силами цепляющегося за него. И Москва думает, что он не знает, когда он был сильнее. Тогда или сейчас. *** Москва воет в своих собственных родных краях в стену комнаты, слышит голоса народа, кричащего о победе, радующегося за себя и за него, а потом чувствует тысячи разбитых сердец женщин и детей, повязших в греху, соединенные узами грязной любви с недругами. И видит свое сердце, порванное и зашитое им же самим, в самой середине. Миша корит себя за слабость, за трусость, когда видит его в окружении побоища. Отворачивает голову, когда замечает тусклый взгляд серых глаз на себе и дергается, когда слышит его голос. Твоя травма сделала тебя сильнее, Москва? Он никогда не называл его так. Мише хотелось бы повернутся, посмотреть в последний раз на Есугея, но он отворачивается, слыша за спиной, как его народ пронзает Золотую Орду тысячью стрелами. Сердце ликует, а разум зажимается, перестаёт работать, в мыслях бьётся только его голос. Желание обернуться и посмотреть глаза в глаза сильное, но Москва запихивает его поглубже в себя, глотая слёзы, уходит дальше от кровавой резни, улыбается широко. И спиной ощущает тускнеющий взгляд пустых серых глаз, провожающих его. Кровь стекает с прикусанной губы, в дверь стучат. Ты в порядке, Мишенька? Голос брата заставляет зажмуриться, уже рвать губу зубами. Хочется крикнуть, что он не в порядке, что в смятении, он не знает что делать дальше, как жить без него. Он не умеет, разучился жить без Есугея. И от осознания этого страшно и мерзко на душе. Но Миша только улыбается и говорит, что всё в порядке, что он готовится спать. Ты стал отличным лжецом, Миша. И Москва готов согласиться с теми его словами. Золотая Орда произносит их в последнюю ночь, когда Миша вставляет нож в его спину. И тогда Миша чувствует, что хочет так много сказать ему, вытащить нож, извиняться, вставить его себе в руку в наказание и вернутся к привычным дням, лечь в одну кровать с монстром, но Миша молчит, слушает сердце, уходя со своим народом и Киевом домой. *** Москва стоит над его могилой, покорёженной и старой. Время не пощадило Есугея, забрало даже последнюю память о нём, почти стёрло с земли напоминание о нём. Миша плюнуть на груду камней хочет, наступить ногой в дорогом ботинке и рассмеяться, но разум снова покидает его, как тогда перед побоищем. И Москва, Великая Столица, чувствует постыдные слёзы. Все прошедшие годы Миша силился выкинуть ужасные годы из памяти, выкинуть его из мыслей, но ничего не менялось. Он всё так же каждую ночь кусает губы, против собственного сердца идет, вспоминая холодные объятия. Твоя травма сделала тебя сильнее? И Миша открывает рот, вырывается сиплое дыхание, отвечает. Нет. Разворачивается на носках, затем поворачивается, припадает на колени, достаёт из складок пальто нож, сохраненный с той ночи, бережно укладывает его на камни. Припадает лбом чуть выше и шепчет: Твоя вина. Он уже почти выходит с кладбища, когда в голове простреливает, а сердце болезненно сжимается, слёзы уже текут по лицу. Улыбка сама расползается, щёки начинают болеть. Моя вина.