Поклонение — нечто большее чем поклон

По губам. Не видя глаз мы привыкли слушать внимательно и читать по твоим губам правду нашего Бога, считывать — сцеловывать, слизывать, скусывать — твои мысли в хороводе рифм метафор. По глазам. Не видя наших лиц из-за слоя черной ткани балаклав с рисунком руны Сна, ты научился читать нас лишь по глазам — расширение черных дыр зрачков, муть взгляда, морщинки улыбки в уголках глаз. Резонанс. Ты поешь и голос занижается в колебании, сквозит потустороннее присутствие. В тебе дремлет Бог, ты отдал ему тело и стал нашим пастором. Сейчас вновь начнется проповедь и мы начнем шоу для прихожан. Наша церковь — сцена. А мы служащие храма, собравшиеся чтобы рассказать вам о нашей вере в силу сновидений. Сквозь все миры и времена плетутся и тянутся корни великого древа, а его плоды это ваши иллюзии, сны, миражи, мечты, мрамор памяти, пламя фантазий. На колени. В руках может быть гитарный гриф или барабанный палочки, не так важно, когда все едины перед Богом, когда вы все его последователи, сосуды для резонанса его силы с миром. Это момент покорности и верности перед Богом, не иначе, не ищите здесь прелюбодеяния, не ищите пошлости и культа тела — это культ мысли. Мы бы отдали тебе жизни. И не только Богу с которым ты делишь тело и голос. Мы бы отдали жизни Тебе. Я пожелал быть похороненным под звуки твоего имени. Протянуть руки, провести, обжечься о магму твоей кожи, запачкав руки черной смоляной краской, что стекала по голой груди, мешаясь с потом, это грязно и невыносимо горячо. Особенно когда ты на моем торсе, особенно когда толпа за мной и перед тобой гудит, особенно когда мерцания прожекторов и вспышек слепят. Но мне плевать, как же похуй на мир вокруг, когда твои руки в этих чертовски красивых жестах зовут, тянут к себе, манят, дурманят. Но это только для того чтобы потом оттолкнуть, рукой давя на лоб и прижимая затылком к полу. В твоём голосе тянется улыбка строчками песни и я всегда был слаб перед этой твоей стороной — уверенность и величие, ты как будто возносишься над этим миром и я готов возносить тебе все почести. Но все твои вызовы и выпады всегда были приняты мной с равноценным твоему запалом, все эти игры всегда имели равный счёт, всегда была ничья. И позже я жестами пытаюсь объяснить свое желание и изъясняться в своих идеях, показываю на себя, от губ к шее с акцентом трясущихся рук. Ты думаешь что все понял и тянешься вперёд, а мне это и нужно. Отпрянуть, схватившись за свой бас и обвести вокруг пальца. Укажи. Укажи на меня, когда опять будешь петь о самом важном для тебя, скрытым за слоем иносказания. Смотри на меня, когда опять будешь петь о том, что на самом деле не является метафорой. Укажи на меня и я отвечу тем же, потому что знаю больше, чем позволено. Укажи на меня своей рукой, запачканной в черной краске и я повторю, отзеркалю твои движения потому что кажется я выучил тебя наизусть, как нотную грамоту. Месса подходит к концу и оглянувшись на нас всех ты улыбнёшься, довольный нашей работой. И когда опустится занавес ты подойдёшь и уведëшь меня, чтобы стереть с рук черную краску. Оказавшись наедине, поднимешь мою балаклаву до носа для жадного поцелуя, а твои губы — пот и смоль — будут на вкус как соленая горечь, но для меня они все равно будут как жидкий сахар.