***
Этот концерт был вызовом. Ты согласилась на него на сильных эмоциях в минуты самой тяжёлой неопределённости между вами. И ни разу не пожалела.***
Январь. Польша. — Тин, я точно публикую афишу? — переспрашивает в сто восьмой раз Паша, держа указательный палец на клавише enter. Он не верит в успех этой сумасшедшей идеи и видит оттенки нерешительности в твоихуставших от тревог глазах.
— Точно, — прячешь ладони в рукава шерстяного, но абсолютно не греющего свитера. Опускаешь глаза в чашку крепкого черного чая и непроизвольно улыбаешься — сегодня неожиданно для самой себя выбрала классику среди любимых экзотических вкусов. нелюбимое ранее пришло в твою жизнь вместе с новым чувством. — Прости, но я должен убедиться… не хочу, чтобы ты потом пожалела о своем решении, — Паша смотрит на тебя с отцовской заботой и решительным жестом накрывает твою ладонь своей. Поднимаешь растерянный взгляд — Паша не тактильный человек — это не минус — это просто факт. Поэтому от этого простого, но трогательного жеста приятно саднит в горле. Близкие люди — главная ценность твоей жизни. На ее пути не раз встречались люди, которые не ценили тебя, «играли», пользовались тобой… но и «свои» случались часто. Наверное, даже очень. Взять только Пашку — вредный, максимально закрытый, ворчливый — твоя полная противоположность. Вы с ним, как Том и Джерри. Делаете вид, что несовместимы, но не представляете свои жизни друг без друга. Только с возрастом понимаешь, какое счастье встретить человека, с которым тепло даже в ноябре. Когда-то тебе сказали эту фразу, и теперь она не выходит из твоей головы. Смотришь на кусочек лимона, одиноко плавающий к кружке, и медленно вздыхаешь. — Не пожалею. Как сложится этот концерт — я не знаю, но я обязательно выйду на сцену и спою, — стучишь кончиками ногтей по кружке, пытаешься убедить в этом не Пашу, себя. Ты давно хотела показать Дану, что в отличие от него, ничего не боишься, что можешь делать все, что захочет твое сердце. Даже сыграть большой сольный концерт в городе, где он национальная легенда. А ещё ты уже давно хотела спеть на его родине. Окунуться в магию. Ведь, это особенный концерт.***
Март. Лондон. Ты выходишь на балкон, чтобы вдохнуть свежего воздуха и помолчать, оставить споры и разногласия внутри. Даже на воздухе тебя преследует удушающее чувство. Тщетно пытаешься растянуть ворот водолазки. Когда не находят общего языка родные души — всегда тяжело. — Тина, зайди в дом, — Дан выходит за тобой через пару минут, — холодно! Перешагивает через порожек, задевает ногой торшер и громко хлопает дверью, разрушая остатки спасительной тишины. Морщишься, пытаешься подобрать убедительные и не обидные слова, чтобы попросить его уйти и дать тебе побыть одной. Разругаться — последнее, чего сейчас хочется. В очередной раз может просто не хватить сил помириться. Лечить раны, которые вы причиняете друг другу, с каждым разом становится все тяжелее. Свежие царапины уже просто не затягиваются на сердцах, полностью покрытых рубцами. А у вас у обоих уже не осталось живого места на органе, отвечающем за чувства. — Дан, нам нужно скинуть градус, пожалуйста, — дергаешься, боясь его прикосновения. Мужчина хотел тебя обнять, но сразу же отстранился, когда услышал твой отрешенный скрипящий голос. Его взгляд почернел, а из груди вырвался глубокий вздох. Разрушаете друг друга — Я согласен, но давай делать это дома, без побегов, ну простынешь же… Ухмыляешься, Дан до сих пор тебя не знает — целеустремленная Тина Кароль просто не может заболеть. Ты запрещаешь такие вольности участникам Голоса, команде и, в первую очередь, себе. — Дан, я пытаюсь осознать твои слова, но я все равно не понимаю, почему ты не можешь прийти на этот концерт. хотя бы в качестве гостя. Поддержать «коллегу». Это же не просто концерт, ты знаешь, какая у меня миссия, — говоришь все громче и громче, почти переходишь на крик. Дан дёргается, чтобы попросить тебя быть тише, но позже понимает, что крик, наверное, уместен и даже нужен. — Не могу, — закрывает глаза, как будто с чем-то борется. Не понимаешь, что происходит у него внутри, и от этого осознания становится не по себе. неужели рвется та ниточка, что соединяет ваши души? То ли правда начинаешь замерзать, то ли холодно от того, что в первый раз настолько сильно не чувствуешь Дана. Острая боль пронизывает сердце, хочется застонать. — Почему? — шепчешь ты, просто хочешь услышать ответ. Дан больше не может смотреть, как из твоего рта вылетает пар. Прижимает твои напряженные от злости плечи к себе и кутает тебя под тканью собственной одежды. Чувствует, как под сердцем бьётся еще одно второе… взволнованное, обиженное, но родное. Его напряженные губы расползаются в улыбке. Дан прикрывает глаза и водит носом по твоей коже. Смыкаешь губы — он знает это движение «непокорной Кароль» как никто другой знает тебя Знает, что ты живешь наотмашь, без оглядки. Если ты решилась приехать с концертом в Кишинев, значит, на сцене должна произойти феерия… с громким появлением Дана Балана, дуэтом, сюрпризами, которые будут обговаривать все. Ты загорелась, представила, как это будет, нарисовала в голове картину, и не рассматриваешь другие варианты. — Я не смогу быть там. Но послушай меня, Тина, — вновь ловит твой взгляд, — Ты будешь не одна. Рядом с тобой будет моя мама. Мама Люда, — говорит тихо, прижимая твои сомкнутые ладони к своим губам. Рассматривает упавшие на твое лицо последствия челки и осторожно убирает эти пряди за уши. Смотрит на тебя, а в его глазах разливается мед. Тонешь, но вовремя возвращаешь себя на поверхность — реальность больно бьет по щекам. О чем он думает? Пропускаешь фразу про маму мимо ушей, тебе кажется, что он так умело пытается перевести тему. — Не важно, кто будет. Я хочу, чтобы ты был рядом. Точка, — снова предпринимаешь попытку вырваться — на этот раз получается. Дан отпускает тебя и уходит. Хватаешься рукой за подоконник и пытаешься продышать боль, заполнить холодным воздухом образовавшуюся пустоту. Выдыхаешь и комкаешь обиду в хаотичные строчки в заметках. В последнее время стихи рождаются активно, но болезненно. Тебе это не нравится, у тебя и так много репертуара о боли. А хочется петь о любви. Особенно, когда рядом мужчина, имя которого в твоей голове звучит синонимом самых светлых и сильных чувств. Мужчина, с которым твое сердце наконец-то оттаяло, мужчина, с которым чертовски сложно даже просто быть рядом. Дана несложно любить, но очень сложно понимать. Его взгляд на мир уникален. Разгадать Дана, каждый раз узнавать, что творится на его душе — это как пытаться обнять космос… крайне опасно и трудно. Когда начинает казаться, что ты начинаешь что-то понимать, впереди открывается новая бездна не изученных чувств и смыслов. Но ты не отпускаешь руки, и искренне веришь, что когда-то познаешь эту бесконечную, но до боли родную Вселенную… его мир, который ты так любишь. Дан возвращается через пять минут и ровно три строчки с пледом… накрывает плечи, не сразу отрывая руки от твоей холодной кожи. Обнимает так нежно и заботливо, что по всему телу пробегают несколько волн дрожи. Как ему удаётся иметь над тобой такую власть? Всовывает в твою ладонь конфету «Ириска» и, поцеловав в висок, уходит. — Ты поймёшь, почему я так поступаю и перестанешь обижаться. А пока дуйся, если хочешь, а я пойду пить чай с шоколадными пряниками.***
Апрель. Кишинев. Город встречает тебя ужасной погодой, будто он не ждал и не рад встрече. Но ты знаешь, что это не так. Он радуется твоему приезду, но по-своему. Как Дан. Они в этом схожи. Ты не злишься на дождь и промозглый ветер, радуешься мини-экскурсии от таксиста. С интересом слушаешь факты водителя и не перестаешь улыбаться, с удивлением смотря по сторонам. Улыбка не сходит с лица, представляешь, как по всем этим улочкам бегал маленький Дан, рос и становился таким, как он есть сейчас… невероятным. родным не по крови, по сердцу. Тебе определенно хочется подольше побыть в этом городе, возможно, даже пожить. Немного забываешь про зреющую обиду, расслабляешься, но она тотчас же возвращается, когда ты выходишь на сцену одна. В голову приходят импульсивные мысли, на языке вертятся фразы, хочется уколоть Дана прямо с родной сцены. Но разум и сердце успокаивают друг друга. Ты знаешь, что не сделаешь ничего плохого, не причинишь ему боли. Никогда. Даже в самом страшном сне. Выбираешь красную и, пряча растерянность за улыбкой, звучишь. насколько это получается.***
Стоишь на сцене и отчего-то дрожишь. Обычно за концерт сменяешь ни одно амплуа, но сегодня не выходит. Не ощущаешь себя ни боссом, ни любовницей, только дочкой. Милой маленькой девочкой, нуждающейся в объятиях и чае с мёдом. ты заболела. Не думала, что такое возможно. С тобой давно такого не случалось, чтобы накануне концерта на тебя нападал кашель и садился голос. Побеги на балкон не прошли даром. Или виной тому что-то другое. Тебя успели поругать все: родители, вечно беспокойный Паша, команда, даже твой сын недовольно вздыхал, когда сегодня утром ты желала ему хрипящим голосом удачного дня. Видимо, расслабилась. Приехав в Молдову, разрешила себе снять боевые оковы и побыть просто Тиной. Наверное, зря. Ты вышла на сцену обеззараженной с горячим открытым сердцем. Без тыла. Надежный тыл разрушился, когда услышала очередное «нет» на вопрос «может мы все-таки споем?» Присутствие Дана сейчас казалось чем-то невероятно правильным. Отсутствие убивало, хотелось прервать песню и, расплакавшись, убежать за кулисы. Как петь без голоса — тебя учили в музыкальной школе. Как петь без глаз, о которых все твои написанные и ненаписанные строки — не говорили ни на одной лекции. В первый раз ты задаешься вопросом: зачем? Сердце екает, когда звучат аккорды «Не дощ». В других городах ты пела эту песню спокойно, но на этот раз воспоминания поглощают. Хочется пропеть строчки шепотом и снова увидеть его кошачью улыбку, когда одна из фраз неожиданно прозвучит на знакомом ему языке. «открой навстречу мне двери» Сумбур. — Сегодня в зале три мамы… Закашливаешься. Нет, только не сейчас. Просишь команду принести тебе стаканчик с целебным «зельем». Взгляд скользит по залу. Замечаешь взволнованную маму… улыбаешься. Ее присутствие всегда делает концерты более домашними, но в то же время ответственными. Рядом с ней няня Вени, очень дорогой твоему сердцу человек. Напиток, который ты держишь сейчас в руках, ее рук дела. Пытаешься найти Людмилу, просматриваешь первые ряды — тщетно. Успеваешь уже занервничать, но на дальних рядах совершенно случайно замечаешь миниатюрную фигуру. Это она. Сердце начинает трепетать. Видишь, с каким вниманием и трепетом Людмила смотрит на тебя, переживает наравне с мамой, практически не дышит, пока твой голос не приходит в порядок. Присутствие мам — какая-то вселенская шутка, они будто специально собрались именно на этом концерте, чтобы ты не увидела разницу в их взглядах, чтобы ты осознала, что они обе смотрят на тебя, как на дочку. Дрожащим голосом представляешь залу маму и няню. Дальше очередь доходит до Людмилы. Концерт — результат смелости. Решаешь и дальше быть смелой. Запаса голоса остается все меньше, а сказать хочется много, взволнованно комкаешь чувства в короткие фразы. — Красень, Найкращий мужчина на свiтi, — добавляешь, опуская взгляд, голоса предательски дрожит. — Пiсля сина. Пропускаешь некоторые фразы, которые кажутся лишними, и расплываешься в нежном: — хлопцi моi, — краснеешь от смущения, но фраза сама слетает с твоих губ, когда ты думаешь о своих мальчиках, которые за этот год наконец-то подружились. Паша был бы в шоке, если выбрал тебя и твой концерт, а не личные дела. Ты сейчас абсолютно не хочешь думать о том, как звучат эта фраза. Ты говоришь искреннее, наверное, максимально искренне за последние годы. И тебе нравится «не скрывать». Быть открытой и смелой. Не боишься. Дана все равно нет в этом зале. Возможно, он даже не узнает о том, что здесь происходило. — Вы народили красеня благородного, честного… С надрывом хватаешь воздух. После твоих слов, Мама бежит к сцене, по-детски искреннее протягивая к тебе руки, держащие букет. Пульс учащается. Улыбаешься, хвалишь себя за то, что хватило сил быть смелой и сказать то, что думала и ощущала. Подходишь к краю сцены и без раздумий приземляешься на колени. Вам мешает букет. Но вы находите возможность обняться. С мамой. Кажется, вы не виделись вечность. В этом году все разлуки болезненнее. Переплетаете руки. Хочется держаться друг за друга. На уровне инстинктов, интуиции… чувствуешь в этой женщине что-то родное. Невидимая связь между тобой и Людмилой ощущалась всегда. Дан не раз говорил вашей магической схожести и всегда удивлялся, когда находил в вас очередную общую черту. Но ты даже не думала, насколько будешь рада увидеть ее сейчас… на своем концерте. Светлую, невероятно красивую, улыбающуюся. Ты не знаешь, какие слова подобрать, чтобы описать радость, звенящую в твоём сердце. Простую радость находиться в ее объятиях. Людмила обнимает тебя, что-то взволнованно говорит о твоем севшем голосе, потрясающем платье и о том, как гордится тобой. Закрываешь глаза…***
Январь. Лос-Анджелес — Малыш, не реви, — кажется, плакать в день рождения — твоя самая крепкая традиция. Ты не знаешь почему, но в этот день чувствуешь себя особенно уязвимой. Хорошо, что рядом он. — Если я малыш… Дан, ты что, Карлсон? — хлюпаешь носом, узнавая строчку из мультика. — Да, самый обаятельный и привлекательный мужчина в самом рассвете сил, — выпрямляется Балан, целуя в висок. — Знаешь, что я хочу… — Конечно, знаю, ты хочешь не один торт и тридцать восемь свечек, а тридцать восемь тортов и одну всего лишь одну свечку, поэтому плачешь. Я угадал? — смахивает с глаз соленую влагу и поочерёдно целует твои штормовые голубые. — Почти, — хихикаешь, ударяя его кулачком по плечу, — Хочу, чтобы ты был рядом. — Я всегда рядом с тобой. Не бывает по-другому, ты у меня вот здесь, — кладёт твою ладонь на свое сердце и наконец-то выдыхает, замечая на твоем лице робкую улыбку.***
— Я всегда рядом, не бывает по-другому, ты в моем сердце, — Людмила точь-в-точь повторяет фразу сына, ты вздрагиваешь, теряя остаток самообладания прямо на сцене. От чувств, которые заставляют тебя испытывать люди с фамилией Балан, хочется расплакаться. Безумно не хочется отпускать ее руки, но приходится. Даже если у артиста за несколько минут разбился и восстановился мир, шоу должно продолжаться. Мама возвращается на место. Даешь отмашку музыкантам, звучат первые аккорды песни «Чорнобривцi», и только сейчас к тебе приходит осознание того, что только что произошло. «С тобой будет моя мама…» Понимаешь, что значила для Дана эта фраза… На твоем концерте в его родном городе с тобой самый главный человек в его жизни — мама. Ты абсолютно об этом не подумала. Злилась, требовала, чтобы он играл по твоим правилам. Но Дан сделал другой, но не менее важный шаг Смахиваешь невидимые слезы и вцепляешься в микрофон. Улыбаешься, светишься как лампочка. Тебя не узнают музыканты, команда, даже собственная мама, которая «совершенно случайно» оказалась именно на этом концерте. теперь точно не веришь в случайности Поешь. Хуже, чем обычно, путаешь сроки и ноты. Но чувствуешь себя живой. Видишь улыбки, слышишь, как голоса сливаются в унисон, сердцебиение зала. Но маленькая девочка внутри тебя все равно ждёт его.***
— Тина, вас ожидает фан-клуб, — организатор произносит слово, которое жутко тебе не нравится. — Пожалуйста, — хрипишь, прокаливаешься и продолжаешь. — Мне нужно поговорить с мамой… Людмилой прямо сейчас. — Но… — Прямо сейчас, — оглядываешь команду требовательным взглядом, еле сдерживаешься, чтобы самой не броситься на ее поиски. Ждёшь, пока Витя приведет маму Люду к тебе. Коленки трясутся, последние нервные клетки решают продолжить концерт. — Тиночка, — наконец-то слышишь голос мамы. — Людмила, — делаешь нерешительный шаг. — Ты такая молодец, ты такая светлая девушка. А какой концерт… с больным горлом, но ты справилась. Ничего не отвечаешь, раскрываешь руки для объятий. Мама обнимает тебе и добавляет уже на ушко. — Я горжусь тобой, моя девочка. — Болеть — не профессионально, — парируешь, обнимая ее крепче. В наслаждении закрываешь глаза, приятное тепло спокойствия разливается по венам. Ты так ждала этого момента, сильнее, чем аплодисментов, криков «браво» и «бис». Тебе нужны было оказаться в ее руках. — Ты живая, все может случиться, главное, как стойко ты преодолеваешь все трудности. — Я так благодарна вам за то, что вы здесь. Ваше присутствие дало мне сил, правда. — Как я могла не прийти? — удивляется женщина и поправляет твои волосы. Кладет ладонь на щеку и ласково щипает, — Когда выступают мои дети, я всегда в зале. Сердце замирает. — Почему вы сидели так далеко? — с трудом формулируешь вопрос, сдерживаясь, чтобы не заплакать от переизбытка чувств. — Дан приучил меня не садиться на первый ряд, он в детстве смотрел на меня и смущался. Ему было комфортно просто знать, что я зале, но не видеть меня. — А я смотрела на вас. Мне было важно, — опять тянешься в объятия. Тебе все еще мало тепла. Людмила улыбается, ты безумно похожа на ее сына сильнейшей потребностью в тепле рук. — Тиночка, ты же совсем устала, — чувствует, что у тебя подкашиваются ноги, но это не от усталости, это от нервов. — Я каждый концерт отыгрываю на максимум своих сил. Немного согреваешься и успокаиваешься в ее объятиях. Еще не один десяток раз благодаришь за концерт, за поддержку и тёплый прием, за подаренную любовь, за сына. Рассказываешь, как тепло тебя встретила публика, и, как тебе понравилось здесь. Людмила слушает тебя внимательно, видя твое состояние, обращается с просьбой. — Поехали домой, Тин. Я ему позвоню и уже завтра вы поговорите. Я обещаю, — ты уверена, что Дан ничего ей не рассказал, что мама сама почувствовала ситуацию. И это очередное удивление за этот и так удивительный день. Так точно тебя чувствовала только мама, Дан и… мама Люда. — Нет, так не нужно. — Я люблю тебя… — произносит тепло и разглядывает тебя добрым растроганным взглядом. — Спасибо, я люблю вас, — вы давно перешли «ты», но это не ошибка. Ты сказала все правильно — «вас» Мама все поняла и смущённо улыбнулась. Она доверяла решениям сына. Но очень жалела, что сегодня приехала одна.***
Декабрь. Тур. — Тин, странно получается — мне понадобился лишь взгляд, чтобы полюбить тебя всем сердцем, но, кажется, не хватит и жизни, чтобы договориться со всеми тараканами в твоей голове. Они все в свою хозяйку невероятно упрямые. — Но мне очень нужно быть там, — надуваешь губы, надеясь, что он поворчит и все-таки разрешит тебе эту безумную поездку с тремя пересадками за одну ночь. — Тин, такие частые перелеты — огромная нагрузка. Почему бы тебе не побыть эти дни дома? — Я хочу петь, мне это очень нужно. А ты можешь не ехать со мной, я пойму. — Не могу. Я заложник. — Так ты отпустишь меня? — поднимаешь глаза и пытаешься разжалобить мужчину взглядом. — Я полечу с тобой. — Ты же хотел побыть дома? — Эх, Тина, — сажает тебя на колени и, зарываясь носом в твои волосы, закрывает глаза, — Ты причина, по которой я чувствую себя дома, где бы не находился. Мне важно быть рядом. А перелеты постараюсь выдержать, главное, вместе.***
Команда грузить в машину цветы и аппаратуру. Тебе строго наказали ждать в прогретой машине, но ты не послушалась и вышла, чтобы немного прогуляться. Фонарь, фасад концертного зала. Находишь небольшой островок спокойствия и уединения. В очередной раз ловишь себя на мысли, что тебе комфортно в его городе. Улетаешь в свои мысли… Все происходит за считанные мгновения — слышишь чьи-то шаги, успеваешь испугаться и осознать, что рядом нет никого, кто сможет тебя защитить. — Тина, не бойся, — слышишь шепот за спиной, но прежде, чем успеваешь узнать голос, вздрагиваешь от страха. — Тихо, это я, — Дан берет тебя за руку, пытаясь привести в чувства. Он предполагал, что ты можешь испугаться, но не представлял насколько. Растирает твои ладони, пытаясь вывести из оцепенения. — Ты до жути меня напугал, — отвечаешь сухо и даже не смотришь на него. Мало того, что не пришёл на концерт, так и еще до инфаркта чуть не довел. — Дуешься? — Дан знает, что в идеале ты представляла этот концерт другим. — Нет, все нормально, — отводишь глаза, боишься не сдержать эмоции. Ты обещала не показывать свои эмоции. — Малыш, посмотри на меня, — проговаривает спокойно и терпеливо ждет твоей реакции. — Знаешь, Дан, твоя мама смелее, чем ты. Она смогла публично признаться мне в любви, хотя я прекрасно знаю, как в вашей семье важны и оберегаемы эти слова, как вы храните их для самых близких, пытаясь не расплескать их смысл. — Я знаю, что мне очень повезло с двумя моими самыми дорогими женщинами, — тепло произносит Дан, а ты ёжишься от его взгляда, в карих сегодня космос. Что-то случилось? Неужели он был в зале. От этой мысли бегут мурашки, но ты боишься даже думать об этом. — Почему, Дан, почему… у тебя такая прекрасная мама? Она так поддержала меня, сказала такие слова, — пытаешься сделать шаг назад, но упираешься спиной в стену. Дан улыбается и отходит сам, чтобы ты успокоилась. — Это не удивительно. Моя мама относится к тебе, как к Санде и ко мне. Она полюбила тебя… как дочку. — Дочку? Что ты говоришь? — пугаешься, зрачки бегают по его лицу. Надеешься, что Дан отдает себе отчет в том, что говорит. — Именно дочку. Поверь мне, я очень хорошо чувствую свою маму. Проникнуть в ее сердце и так глубоко в нем поселиться — это не просто. Практически невозможно, но у тебя получилось, родная. Мама видит в тебе свет, видит, как стремительно ты меняешь мою жизнь, возвращая ей наивного Даника с горячим сердцем и верой в магию. А еще она чувствует, как я дорожу тобой. — Но, когда дорожат, идут на уступки. — Тин, я не мог спеть с тобой, правда. Есть части жизни, которые до последнего не хочется выносить на публику. Ты слишком дорога мне, чтобы так стремительно лишить нас секретного рая. Я хочу, чтобы у нас была частичка жизни, о которой не знает никто… где есть место только нам и нашим чувствам. Я был на концерте, видел твое выступление от начала до конца. Специально не хотел говорить тебе заранее, решил поддерживать тебя с безопасной дистанции, слать силы и любовь с восемнадцатого ряда. Я ведь знаю тебя. Ты бы не сдержалась, позвала на сцену. Это было бы красиво… но с этого момента все изменилось, на нас бы обрушивались волна обсуждений, а я чувствую, что мы к этому не готовы. «Мы» еще не достаточно крепкие. — Дан, — подходишь к нему и обнимаешь, — умеешь ты красиво говорить. Почему ты не объяснил мне все это раньше… дурачок, я же реально накрутила себя. обхватываешь ладонями его лицо и ласково целуешь в губы. — Я пытался, но ты так стремительно обиделась и закрылась от меня, что я не мог достучаться. — Я очень скучала, — опускаешь глаза и надуваешь губы. — Ну иди ко мне, — крепко прижимает тебя и кладет подбородок на твой затылок. Водит руками по спине, массируя напряженные мышцы. Прикрываешь глаза и ждешь, когда он поцелует в макушку. Дан медлит пару мгновений и все-таки касается губами волос. От переизбытка нежности вздрагиваешь, обнимая мужчину крепче. Стоите так, кажется, несколько минут, пока тебе в голову не приходит колкая фраза: — Еще… мне было абсолютно не страшно и не стыдно быть «приложением к тебе», не поверишь, на каждой съемке мне задавали вопрос про тебя, и я с удовольствием рассказывала, какой ты у меня магический. — Мне даже страшно смотреть материал, — смеётся Дан. — Не отшучивайся. — Тин, я многое делал и говорил не так. Прости. Ты — в моей жизни впервые, такие сильные чувства в моей жизни впервые. Я не всегда правильно реагирую. Встаешь на носочки и смотришь в его карие. Глубокие, теплые, полные нежности. Раньше ты сравнивала цвет его глаз с кофе и горьким шоколадом. Но сейчас в свете уличного фонаря они медовые. Не понимаешь, как тебе удается с каждым разом любить его сильнее, но сердце будто увеличивается в размерах и впускает в себя новую нежность. К нему. К родному, к самому «своему». — Дан, покажешь мне Кишинев? Я хочу кататься с тобой всю ночь! — Обязательно, но завтра, — ласково ударяет тебя по носику, — Сегодня я везу тебя домой, в семью… где тебя будут лечить и любить. — Можно меня только любить? — Нельзя, — целует в лоб, проверяя температуру, — Не переживай, в нашем с тобой доме лечат только медом, вареньем и чаем… — Звучит вкусно. — Ты будешь довольна, найкраща дівчина на світі… — Дан, не смущай. Я говорила искренне. — Я это почувствовал, малыш, это был особенный концерт,спасибо тебе,
draga mea