Рассвет над Рассанной

Первый луч летнего солнца едва забрезжил из-за гряды Саграннских гор. Рокэ вышел из своей палатки, растирая шею, затёкшую после бессонной ночи в походном складном кресле. Сонный караульный, заметив Проэмперадора, коего в армии почитали больше любого божества, резко встрепенулся, вскочил со своего места и вытянулся в струнку. Рокэ лениво ему кивнул и с наигранно беспечным видом неспешно направился к границе лагеря в сторону Рассанны. Как только последние палатки оказались за спиной, его лицо приняло сосредоточенное выражение. Сейчас ему как никогда требовалось побыть в одиночестве и подумать. Не о припасах для армии, лошадях, пушках или военной стратегии — с этим было всё более-менее ясно. Рокэ беспокоило засевшее в груди пронзительное чувство, которого он не испытывал вот уже долгие годы и надеялся, что никогда в жизни более испытывать не будет. Но судьба распоряжалась по-своему, не обращая на желания Первого маршала никакого внимания. Рокэ даже не заметил, как увяз в её хитросплетениях. Ричард Окделл, юный герцог Надора, незаметно вошёл в его жизнь и основательно там закрепился, став для Ворона самым дорогим существом. Неразделённые чувства жгли изнутри раскалённым железом, изматывая душу и не давая сомкнуть глаз ночью. Всё началось с Фабианова дня. Зачем он произнёс на той злополучной площади имя герцога Окделла?! Имя Ричарда... Не иначе как Леворукий попутал. Показалось забавным взять под крыло мальчишку, ненавидящего его всем сердцем. Было любопытно наблюдать, как тот разрывается между ненавистью к убийце отца и необходимостью ему подчиняться, проклиная сквозь зубы себя за то, что поспешно дал клятву оруженосца. Рокэ ловил на себе его мрачные осуждающие взгляды и в душе усмехался. Да, какое-то время это развлекало. Но потом всё неуловимо изменилось. Однажды за колким взглядом оруженосца он с удивлением обнаружил вовсе не неприязнь к своей особе, как полагал до этого, а растерянность ещё очень юного существа в незнакомом для него мире. Под маской надменности и презрения Ричард неумело пытался скрыть глубокое одиночество и невысказанную горечь. Мальчик совсем не был виноват в том, что его семью и Надор постигла тяжёлая судьба, но страдал из-за неё. Вот тогда Рокэ и пропал окончательно. Холодность и отстраненность Дикона больше не веселили. Хотелось окружить его заботой, подарить всё то глубоко запрятанное тепло, на которое, как выяснилось, его сердце всё ещё было способно. Теперь Рокэ отдал бы всё на свете за мимолётную улыбку, за доверчивый взгляд серых глаз. Но юноша дичился кэналлийского Ворона, старался держаться от своего эра подальше и видеться с ним как можно реже. И Рокэ отступил. Больше не давил, не приказывал, не язвил. На его мальчика и так давили со всех сторон. Эрэа Мирабелла и Штанцлер не оставляли Ричарда в покое, годами внушая ему, что благородный потомок святого Алана обязан возродить обнищавший Надор, отомстить за смерть Эгмонта, свергнуть Олларов и вернуть призрачной Талигойе её былое величие. Разве что луну с неба не требовали — видимо, Людям Чести она была без надобности. Юноша изо всех сил старался соответствовать, а у Рокэ каждый раз сжималось сердце от беспросветной тоски, появлявшейся в глазах Ричарда в моменты, когда он думал, что на него никто не смотрит. Некоторое время спустя Рокэ начал замечать, что Ричард понемногу оттаял, осознав, что в особняке Алва никто не требует от него невозможного. Дик наконец позволил себе быть самим собой. Слуги приняли подопечного соберано с большим радушием, и вскоре Ричард уже весело болтал с Кончитой о различиях северной и южной кухни, бегал на конюшню, пытаясь убедить скептично настроенного Пако в преимуществах надорской породы лошадей, и даже несмело улыбался всегда строгому и молчаливому Хуану, лицо которого неизменно светлело в присутствии мальчишки. Когда в один из вечеров Ричард впервые по собственному почину переступил порог кабинета Ворона и тихонько, не произнеся ни слова, присел на пол у камина, привлечённый гитарным перебором, Рокэ даже задержал дыхание, не веря, что это на самом деле происходит. Усилием воли он заставил себя не подать вида и остаться в своём кресле вместо того, чтобы порывисто встать и обнять Ричарда, как того отчаянно хотелось. В тот день он позволил робкой надежде просочиться в сердце. Рокэ чувствовал, что Ричард больше не испытывает к нему ненависти, а наоборот, всей душой тянется к своему эру. Рокэ тонул в любимых серых глазах, которые, казалось, смотрят на него с восторгом и восхищением. А может он просто обманывал сам себя, выдавая желаемое за действительное? Все надежды Рокэ разбились, когда, отправившись на войну, они прибыли в Тронко. Там Ричард познакомился с этим безголовым выскочкой, новоиспечённым генералом Оскаром Феншо-Тримэйном, который легко втёрся к Дику в доверие. Самовлюблённый Феншо распушил перед Ричардом хвост и без устали рассказывал о своих великих подвигах, не стесняясь их приукрасить. Увы, доверчивый юноша принимал эти рассказы за чистую монету. Вскоре он стал считать Оскара непревзойдённым стратегом и, что было значительно хуже, своим близким другом. Рокэ однозначно не нравились недвусмысленные взгляды, которые Феншо то и дело бросал на его оруженосца, но сам Ричард, похоже, ничего не замечал. Как же сильно Рокэ ошибался, полагая, что однажды Ричард сможет его полюбить. И как больно было осознавать, что запоздало вспыхнувшие чувства Рокэ Ричарду были вовсе без надобности. Рокэ подошёл к кромке небольшой лиственной рощи, служившей естественной защитой для их лагеря, и остановился у одинокого стоящего молодого ясеня. Дальше, насколько хватало взгляда, простиралось широкое поле. От Рассанны, что неторопливо несла жемчужные воды по левую руку, медленно поднимался белёсый туман, переливаясь в лучах рассвета. Он исподволь пробирался между колосьями прибрежного камыша и жадно тянулся к россыпям ярко-синих васильков, голубоглазых незабудок, нежно-розовых колокольчиков и множеству других полевых цветов, названий которых Рокэ не знал. Капельки росы искрились миниатюрными алмазами среди запутавшихся в траве паутинок. Рокэ вдохнул полной грудью прохладный воздух занимавшегося утра и подумал, что, вполне возможно, Рассветные сады могли бы выглядеть похожим образом. Впрочем, Первый маршал прекрасно знал, что ощущение покоя и гармонии природы — лишь иллюзия. Только выйди в это чудесное поле — окажешься у врагов как на ладони, а они уж не откажут себе в удовольствии отправить тебя из иллюзорного Рассвета прямиком в Закат. Рокэ прищурился и обвёл поле внимательным взглядом. Пока всё было спокойно. Вдруг в звенящей тишине раннего утра от берега Рассанны до его слуха донёсся еле слышный голос. Рокэ мгновенно отступил за ствол дерева и застыл, напряжённо всматриваясь в прибрежные заросли. Рука привычным жестом взялась за пистолет. Через секунду он заметил вихрастую русую макушку, а следом появилась и вся фигура его непутёвого оруженосца, взбирающегося среди кустов по крутому прибрежному склону. Ричард что-то негромко напевал на своём северном наречии, и от этой песни веяло пронизывающей, безысходной печалью. В руках он нёс большой букет белых и синих полевых цветов. Остановившись около алого мака с чёрной сердцевиной, Ричард немного помедлил, а после бережно сорвал его и добавил к остальным цветам. Рокэ стоял в своём укрытии и не мог отвести от Ричарда глаз. Страх сковал всё его существо. Глупый мальчишка не осознавал опасности, оставаясь на открытой местности, да ещё и обнаруживая своё местонахождение песней. И всё ради букета цветов? Не иначе как для проклятого Феншо! Одновременно сгорая от жгучей ревности и беспокойства за жизнь Ричарда, Рокэ обогнул дерево и резко выступил вперёд. Увидев эра, Дик в первый момент вздрогнул от неожиданности, а затем его лицо осветилось искренней счастливой улыбкой. Он поспешил Рокэ навстречу. — Монсеньор, — начал Ричард, но тут же замолчал, заметив гневный взгляд Ворона. — Кто вам позволил выйти за пределы лагеря? — в бешенстве прошипел Алва, безуспешно пытаясь взять себя в руки. — Рискуете жизнью ради букета цветов для любовника? Как романтично! — Рокэ прекрасно осознавал, что в нём говорит обида и ревность, но остановиться уже не мог. — Потрудитесь контролировать ваши неуместные чувства. Мы на войне, Окделл. В следующий раз я сочту ваше отсутствие дезертирством. Увидев выражение лица юноши, Рокэ тут же пожалел о сказанном. Ему показалось, что он одними только словами выбил из Ричарда дух. Оруженосец смертельно побледнел. Его глаза распахнулись, наполнившись болью и отчаянием, а нижняя губа предательски задрожала. Дик резко опустил голову. Цветы выскользнули из дрогнувших рук и красивым полукругом рассыпались к ногам Рокэ. Ричард судорожно втянул ртом воздух, порывисто развернулся и, не произнеся ни слова, со всех ног бросился в сторону лагеря, чуть ли не сбив с ног подошедшего генерала Вейзеля. Курт с удивлением проследил за Ричардом взглядом, посмотрел на цветы у ног Первого маршала, потом на самого Ворона и неодобрительно покачал головой. — Рокэ, зачем ты так жесток с Ричардом? Разве он властен над своим сердцем? В глазах Алвы появился нехороший огонёк. — Я не позволю Оскару Феншо играть с чувствами моего оруженосца и подвергать его опасности, — процедил Рокэ сквозь зубы. Вейзель с участием посмотрел на Ворона как на тяжело больного человека, но ничего не сказал, а только многозначительно вздохнул. Невысказанная фраза так и застыла в воздухе: «Может, ты и умный, Рокэ, но временами ты такой дурак»! Поняв, что голова Первого маршала занята совсем не тем, чем должна, и обсуждать с ним перемещение артиллерии сейчас бесполезно, Курт махнул рукой и пошёл обратно в лагерь. Оставшись один, Алва подобрал с земли багряный цветок и некоторое время вертел его в руках. По воле случая букет, предназначенный сопернику, достался ему. Какая ирония! Рокэ привык смеяться над судьбой, а теперь не иначе как судьба взяла реванш и сама посмеялась над ним в ответ. Он прислонился спиной к стволу дерева и болезненно прикрыл глаза. В его жизни было всё, о чём мог бы мечтать любой человек: деньги, власть, всеобщее восхищение. Рокэ охотно обменял бы всё это на один-единственный благосклонный взгляд надорского герцога. Любовь толпы не была нужна ему, а он, увы, не был нужен тому, кого любил сам. «Как бы там ни было, я не могу оставить Ричарда, — принял решение Рокэ. — Для Оскара Феншо мой оруженосец — не больше чем очередная забава. Я должен быть рядом и защитить его». Рокэ выпустил из рук цветок, постарался придать лицу обычное безмятежное выражение и быстрой лёгкой походкой направился к палатке порученцев, где жил Ричард. Солнце поднялось над горизонтом, прогоняя предрассветную прохладу. Лагерь проснулся и готовился к предстоящему переходу, намеченному на следующий день. Солдаты начищали оружие, сушили и чинили одежду, проверяли снаряжение, передавали друг другу фляги, обмениваясь шутками и то и дело взрываясь хриплым хохотом. При появлении Первого маршала весёлая грубоватая речь стихала, а в их взглядах, устремлённых на начальника, он читал непреклонную решимость. Рокэ всегда старался запоминать имена и лица своих солдат, даже если разговаривал с ними только однажды, вне зависимости от чинов и званий. Армия была его семьёй, и солдаты безошибочно чувствовали это, возвращая сторицей оказанное доверие. Не все, конечно. Были и такие, как Феншо — завистники и выскочки. Рокэ не было бы до него никакого дела, если бы тот не нацелился увести его оруженосца. Ну уж нет! Без боя он Ричарда не отдаст. Палатка порученцев стояла немного в отдалении. Алва замедлил шаг. Полог был опущен. Изнутри не просачивалось ни звука. Он немного помедлил перед входом, потом осторожно откинул тяжелую серую ткань и вошёл. Две небольшие прорези напротив входа, служившие окнами и завешенные полупрозрачной тканью, пропускали неяркий рассеянный свет. По обеим сторонам располагались четыре аккуратно заправленные узкие лежанки. Ричард в одиночестве сидел на кровати в дальнем углу, понурив голову и обняв себя за плечи. Подвёрнутые штанины были всё ещё мокрыми от росы, а в растрёпанных волосах запутался сухой листик. Ричард поднял взгляд на вошедшего и невольно отпрянул, словно увидел привидение. Вовремя вспомнив про военный устав, он поспешно поднялся на ноги, поправил помятую рубаху и тихо замер, не смея поднять на эра глаза. — Монсеньор, — глухо произнёс он. От взгляда Рокэ не укрылись чуть припухшие покрасневшие веки и влажные кончики ресниц. Ричард определённо плакал. С того момента, когда Дикон стал его оруженосцем, Рокэ видел его разным: настороженным, возмущённым, обиженным, рассерженным, но в слезах — никогда. Злость и ревность вмиг испарились, оставляя только чувство безграничной нежности и беспокойства за Ричарда. Рокэ подошёл вплотную и бережно обхватил его лицо ладонями, стирая большими пальцами остатки влаги на щеках. Ричард вздрогнул от прикосновения и поднял на Алву удивлённые глаза. — Ричард, — мягко проговорил Рокэ, — послушай, эти чувства только ранят тебя. Они не принесут тебе счастья. Ричард покраснел и отвёл взгляд. — Простите, эр Рокэ. Клянусь вам, что ни на что не надеялся и не хотел оскорбить, — его голос дрогнул. — Я знаю, что недостоин ответных чувств. — Это он недостоин тебя, Дикон! — резко возразил Алва. — Виконт Феншо не тот человек, которому можно довериться. Он просто играет с тобой и в конечном итоге разобьёт тебе сердце. — Оскар? — Ричард выглядел совершенно растерянно. — Но при чём тут он? Как это понимать? Неужели Ричард пытается ему солгать, чтобы скрыть личность возлюбленного и защитить его от гнева Первого маршала? Рокэ пристально вгляделся в лицо юноши, но не нашёл там и намёка на ложь. — Разве не для него ты собирал цветы сегодня утром? — Рокэ сам не ожидал, как горько прозвучит его вопрос. Ричард отрицательно замотал головой. — Я собирал их для вас, монсеньор, — тихо проговорил он, покраснев ещё сильнее. Алва выдохнул и с силой сжал его плечи, боясь поверить в услышанное. — Дик, что ты такое говоришь… Это правда? Ричард поднял на Ворона взгляд и робко улыбнулся. — Эр Рокэ, я знаю, на каких условиях вы стали Проэмперадором Варасты. Вы отвечаете жизнью за всех нас. Я хотел, чтобы вопреки несправедливости, опасностям и смертельному риску на этой войне у вас было что-то светлое и прекрасное. Потом увидел синие цветы на берегу Рассанны и подумал о вас. Рокэ стремительно прижал Ричарда к своей груди и с облегчением почувствовал, как руки Дика обвили его спину, а голова опустилась на плечо. — Теперь я действительно обрёл самое светлое и прекрасное, — ответил Рокэ, касаясь губами виска Ричарда. — И не намерен более никогда от себя отпускать. Курт Вейзель стоял под навесом, укрывшись от жарких солнечных лучей. Он улыбнулся, когда увидел, как Рокэ направился в палатку оруженосца. Курт был уверен, что у этих двоих всё наладится, стоит им только поговорить и объясниться. Юный Ричард ему нравился. Он был искренне рад за друга. В том, что оруженосец без памяти влюблён в своего эра, Курт нисколько не сомневался. Такие вещи он подмечал сразу. Вскоре он заметил и само «яблоко раздора» — Оскар Феншо спешил к той же палатке, куда недавно зашёл Ворон. Вейзель выступил вперёд и решительно перекрыл ему путь. — Генерал Феншо, — официальным тоном произнёс он. — Первый маршал приказал вам и вашим людям помочь моему подразделению подготовить и перевезти артиллерийские орудия. У нас мало людей. Прошу пройти со мной. Ничего подобного Первый маршал не приказывал, но Курт не сомневался, что Рокэ не станет возражать против его небольшого самоуправства. — Сожалею, но мне срочно нужно увидеться с герцогом Окделлом, — холодно ответил Феншо. «Ничего, обойдёшься», — не слишком дружелюбно подумал Вейзель, не меняя вежливо-отстранённого выражения лица. — Герцог Окделл с Первым маршалом уже выехали в авангард. Вы не сможете с ним увидеться, — спокойно произнёс он, не оставляя Феншо выбора. — Мы с вами поедем в арьергарде. Это приказ Проэмперадора. Следуйте за мной. С этими словами Курт направился в сторону дорогих его сердцу пушек, уводя за собой нахмурившегося Оскара. Проблема перемещения артиллерии, с которой он безуспешно пытался сегодня обратиться к Рокэ, благополучно разрешилась. Генерал Вейзель был вполне доволен собой. Более того, он мог бы поклясться, что из палатки до него донесся едва слышный одобрительный смешок.