Нарциссы

Сельма поняла это уже давно. С каждым днём её состояние всё стремительнее ухудшалось: синяки под глазами уже не получалось скрыть тональным кремом, кожа казалась слишком прозрачной, сильный кашель мучил её регулярно, актерская карьера пошла по наклонной и она всё реже снималась в сериалах, точнее, не снималась вообще, ведь каждый мог увидеть её состояние. Особенно Нур. Она не хотела никому говорить, о том, что она больна. Больна ханахаки. И это из-за недосягаемого для неё человека, её лучшей подруги — Айсие Нур Феттахоглу. Сельма волновалась не из-за того, что ей осталось совсем немного, а из-за того, как отреагирует Мерьем, Селин или ещё хуже Феттахоглу. Она не хотела их расстраивать. Она не хотела, чтобы за неё волновались. Женщина пыталась вести себя естественно, как будто она в порядке. Будто она как все. Но ведь не у всех в легких прорастают цветы, приходится вымывать раковину от крови, прятать окровавленные лепестки в чёрные пакеты и выбрасывать в мусорные баки, пока никто не видит. Не у всех внутри грудной клетки целый сад. У Нур Феттахоглу было много любимых цветов. Сельма любила нарциссы. Любила. Пока во время очередного приступа кашля не выплюнула маленький белый лепесток. Теперь у Эргеч нет любимых цветов. Теперь у Сельмы вообще ничего нет, кроме постоянной тяжести и жгучей боли в груди, беспокойного взгляда Мерьем и безответной любви к Нур Феттахоглу. Последняя же звонила ей пару раз, спрашивала, почему та не снимается в сериалах, почему перестала приходить к ней в гости и так резко затихла. Сельма всегда говорила, что хочет отдохнуть от рутин на съемках, да и в целом посмотреть мир и у неё насыщенные на это планы, что занятой Сельме действительно нужен спокойный отдых на раздумья. Уже как три месяца. Сельма не пишет и избегает Феттахоглу. Сельма на «отдыхе». Сельма врёт Нур, когда той удается достучаться к Эргеч. Сельма врёт себе. Сельма на грани. Её чутьё на протяжении этого времени безостановочно вопило, разрывало сознание Эргеч день ото дня, отдаваясь ноющей головной болью. Но однажды всё внезапно затихло. Это случилось в начале четвёртого месяца. Сельма сразу поняла — это её последний день. Она проснулась раньше будильника. Собралась, позавтракала, встретилась с Мерьем, поцеловала ту в щёку. Она сказала, что любит её и немка, немного удивившись поведению «отдыхавшей» актрисы, попросила Сельму позвонить ей после прогулки, чтобы она могла забрать её и они обязательно поехали поужинать куда-нибудь вместе. — Хорошо, пока, — Сельма знала, что сегодня они никуда не поедут. Они вообще больше никогда никуда не смогут поехать. Попрощавшись с собачкой Мерьем, Сельма ушла на прогулку по окраине города. Что-то в глубине сознания давало понять, что она не продержится слишком долго. Она сидела где-то в подворотне, оперившись спиной о мусорный бак. Она набрала её. — Дорогая? — боже, как давно Сельма не слышала этот бархатный голос. — Эй? — Здравствуй, госпожа Феттахоглу, — голос Сельмы был охрипшим из-за недавнего приступа. — Эй, красотка, что у тебя с голосом? Заболела? — такой беспокойный тон, Эргеч не любила, когда Нур волнуется. Кареглазая не заметила, что у её собеседницы тоже какой-то охрипший голос. Возможно, она простудилась. — Да, тобой. — Чего? — Сельма уже представила себе недоумение на лице Феттахоглу. — Шутка, госпожа, я просто немного простудилась, — она снова врёт. — Эй, красотка, не шути так, — на заднем фоне были слышны чужие голоса, видимо, Нур параллельно с кем-то разговаривала. — Моя дорогая Нур, — позвала её Эргеч. — А? — вернувшись к телефонному разговору спросила Нур. — Прости меня, — рыжеволосая резко затихла, — прости меня, пожалуйста, если сможешь. Слезы сами покатились из глаз Сельмы. Она, правда не хотела плакать. Так получилось. В груди снова неимоверно жжёт. Да что же такое. — Ты сейчас где? — требовательный тон, Феттахоглу резко напряглась. — Я всё равно не скажу тебе, — всхлип, — Нур. Прошу, помоги моей семье, они этого не заслужива- — Где ты, черт возьми? — перебила её Феттахоглу, она был в дикой ярости. — Что вообще происходит? Эргеч, я сейчас приеду, и если ты что-то натворила, то я тебе этого не прощу! Сельма слегка поежилась, ведь «подруга» зовёт ее по фамилии лишь тогда, когда она злая, или переживает. Эргеч думает, что это первый вариант. Второй попросту невозможен. — Хорошо, — она положила трубку. По её щекам текли слезы, водолазка, подаренная когда-то на её день рождение Нур, была вся в крови. Она сказала бы ещё что-нибудь ей, но сил уже не было, тело резко ослабло, а телефон выпал из её дрожащих рук. Нур звонила много раз, но Эргеч уже не могла ответить. Она никогда не призналась бы ей в своих чувствах, не смогла. Через час тело Сельмы Эргеч было найдено на окраине города Стамбул в тёмной подворотне. Нур сказала, что не простит её, если та что-то натворит. Но Феттахоглу всё простила, когда увидела на асфальте окровавленные лепестки её самых любимых цветов. Белые нарциссы. Чуть позже, они смешались с жёлтыми нарциссами. Любимыми цветами Сельмы Эргеч. Нур не успела ей всё сказать. Ей остается лишь прижимать к себе холодное тело и горько плакать, параллельно выплевывая эти ненавистные цветы. У Нур осталось очень мало времени.