Ее решение
Время шло, а она всё никак не могла ощутить себя целостной. Те мысли, которые роились внутри ее головы, разорвали устоявшиеся принципы ровно напополам. Тоже самое Гермиона испытывала и внутри, словно ее растерзали, оставив наедине с нерешенными вопросами, когда она так сильно нуждалась в обратном. Она не понимала себя. Не понимала свои же желания и природу их происхождения. Ей хотелось вернуться в родной дом, ощутить тепло от объятий мальчишек, вдохнуть любимый запах домашнего растворимого кофе. Гермиона тосковала по всему этому до одурения, и ни одно слово не смогло бы в точности передать то, насколько она скучала. Она действительно мечтала оказаться в Лондоне, в его пригороде, в Норе. Но так же остро она испытывала и чуждость. Грейнджер больше не видела себя на мощеных улочках Косого переулка, больше не могла представить, как приступит к обучению в Аврорате. Не знала, как теперь смотреть на тот мир, давно отпустивший ее. Гермиона уже успела привыкнуть к обычаям фейри, их образу жизни, ко времени, которое здесь не ощущалось. Всё верно, она не чувствовала себя на своем месте, находясь в Фейриленде, она знала, что чужая для всего этого. Но чужой она считала себя и для магического мира Англии. Она словно застыла между двумя пространствами, в невесомости, и никто не мог ее подтолкнуть или вытянуть на одну из сторон. Продолжительное время она обманывала себя, думала, что как прежде ненавидит народец и всё, что связано с ними. Но когда она привычно села за длинный обеденный стол, занимая привычное место, разжевывая привычную её предпочтениям еду, Гермиона наконец осознала, как быстро свыклась с обстоятельствами. Именно в ту секунду она прокляла свою гибкую черту, способную ловко приструнить любые неудобства, превращая их в обыденность. Она не хотела так думать, не хотела принимать это. Фейриленд ей не дом. Не то место, где она сможет обосновать свою будущую жизнь. Гермиона чувствовала, как постепенно предаёт всё, что когда-то было дороже жизни. То, что крутилось у нее в голове, этот хаос, он не поддавался контролю, а лишь углублялся в ее внутренности. Если она выберет путь, при котором сможет заставить Малфоя ее освободить, то, определенно, сделает ошибку, не поддающуюся объяснениям. Если же останется и попытается заполучить свободу другим образом, то снова наступит на грабли, потеряв себя. Эта неопределённость и запутанность всё время возвращала мысли Гермионы в исходное русло, не отпуская ни под каким предлогом, как бы усердно она не старалась отречься от них. В такие моменты ее сердце пускалось в бешеный стук, выпуская наружу жар и нервозность, пальцы рук начинали дрожать, тут же холодея. Потерянная. Грейнджер не знала куда деть себя, когда противоречивый шквал достигал своего пика. Она всегда считала себя сильной и самостоятельной, способной решить любые проблемы, но сейчас ей как никогда хотелось получить помощь извне, чтобы кто-то озвучил ее состояние, подталкивая к правильным суждениям, хотя бы не к тем, что копились внутри нее. Из-за такой отрешенности от реального мира она плохо усваивала школьный материал, с трудом вслушивалась в обращения, пущенные к ней, постоянно напоминавшие ей о существенных вещей. Правда, единственное, что держало ее в тонусе — это тренировки по фехтованию. В те минуты, пока ее руки проворно отбивали атаки противника, она полностью сосредотачивалась на боевой технике и стратегии. А когда практические занятия подходили к завершению, она скорее бежала к излюбленному озеру, оставив уже на десятке деревьев короткие следы от нанесенных ударов клинком. Так она освобождалась. Вспоминая сейчас то ликование, которое испытала от слов, сказанных Лесиром несколько недель назад, она снова дала себе невидимую пощечину. Гермиона не должна была радоваться наличию у Малфоя слабостей, которые подвластны лишь ей одной. Ведь для плана, который тогда моментально созрел в ее голове, требовалось много лжи, жестокого эгоизма и коварного садизма. Она никогда не хотела причинять кому-то вред, пускай даже и во благо интересов, это не в её манере. Зло, совершенное ради добра, всё также остается злом. Она против пыток, в том числе и психологических, к которым обязательно пришлось бы прийти, если она собиралась воплотить тот план в реальность. — Сколько еще я должен ждать? — неожиданно раздалось над ее ухом, заставив подпрыгнуть на месте. — Локк, я не слышала, — рассеяно ответила Гермиона, собирая разбросанные по столу книги в стопку. — Повтори, что ты хотел? Он обошел Грейнджер по кругу, снова вставая за спинкой стула, опираясь на нее и нависая над Гермионой, мягко проговаривая с расстановкой: — Вино или ликер? — Что? — потеряв нить разговора, она обернулась. Чуть ли не столкнувшись с его носом, она смутилась, разворачиваясь обратно. — Ты не слушала, так ведь? В воздухе повисла неловкая тишина, из-за которой Гермиона начала ощущать себя пристыженной. Она заметила, как Локк принялся перебирать ее пряди в своих пальцах, пуская по ее телу табун мурашек. — Меня сейчас стошнит. Прекрати. — Никасия, Нордук и Горгор придут сегодня. Посидим в саду, развлечемся, ты тоже должна присутствовать. — Принц Драко явится? — несдержанно вырвалось у нее. Получив утвердительный ответ, она закачала головой, вставая из-за стола. — Я не хочу его видеть, так что сможешь обойтись без меня. — Мне плевать по каким причинам ты не хочешь видеть Принца, что весьма скверно, но я напомню, что твоя воля до сих пор в моих руках. Если не хочешь, чтобы я приволок тебя силком, то постарайся усмирить свою вседозволенность, к которой ты привыкла за последние время. Это будет важное мероприятие, как раз-таки Принцу ты и должна понравиться. Она бросила возмущенный взгляд, останавливаясь на полпути от выхода из библиотеки. Из-за резкого поворота головы, взметнувшиеся локоны ударили ее по щекам, превращая раздражение в некоторую комичность. Локк же выглядел так, будто его нисколько не тронуло ее недовольство, наоборот, всеобъемлющая серьезность его вида запустила в Грейнджер настороженные искорки. Локк подошел ближе, запуская кулаки в карманы и вытягивая шею, задрав подбородок. Он еще с минуту стоял, молча взирая на нее с высоты своего роста, лишь сильнее напрягая выражением своего лица, словно он готовился объявить о чём-то чрезвычайно важном. — Я хочу, чтобы ты сблизилась с Принцем. — Что?! — Чуть ли не прокричала она, не заметив, как потянулась в порыве к Локку, оказываясь почти вплотную с его нависающей фигурой. — С какой такой стати мне, смертной пленнице этого дома, сближаться с наследником королевского трона? Что за этим стоит? — Не забывай, что за стенами поместья ты моя сестра, и должна исполнять эту роль. Ты можешь чувствовать себя как угодно, и показывать что угодно, всем на это плевать, пока на тебе нет ярых признаков физического "недомогания", но всегда учитывай то, что тебе придется соответствовать поставленной цели. А на счет Драко, просто побудь с ним милой и попробуй очаровать его своим… В общем, придумай чем. Пора бы тебе сблизиться с ним. Он уже собрался покинуть библиотеку, но Гермиона остановила его, отталкивая ладонью, упершейся в его грудь. Выдержав отсутствующий взгляд, она наконец отпустила руку, скрещивая локти перед собой. Казалось, будто Локк в этот момент счел ее не более, чем назойливой мухой перед носом, которую он обязательно собирался размозжить в своих пальцах. — Будь добр, объясни причину. — Не могу рассказать, выполни просьбу и всё. Обещаю лишь то, что в будущем ты поймешь мои мотивы. И небольшое уточнение, будет достаточно, если ты всего лишь проявишь себя с милосердной стороны, можешь не втираться к нему в доверие. Стань той, кто начнет украшать его скуку своим присутствием. Не больше, ни меньше. Сказав это, он тут же поспешил ретироваться, не обращая внимания на ее пальцы, обратившиеся вокруг его запястья. Локк скинул ее хватку без особых усилий, отталкивая Гермиону плечом, и скрылся за дверьми, оставляя ее в одиночестве. Она продолжала ошарашено пялиться перед собой, пытаясь осмыслить услышанное. Всё это не к месту, не в то время. У Гермионы сейчас не было сил на подобные игры, как не было и выдержки, которая вскоре непременно потребовалась бы. Она изможденно побрела обратно к столу, собирая остатки книг и тетрадей, забирая их с собой, чтобы как следует изучить в комнате. Дорога к ней оказалась куда тяжелее, чем она предполагала, ведь теперь голову занимали не только противоречивые мысли о последующих решениях ее судьбы, но и нависшее гильотиной поручение Локка, ощущавшееся невыполнимым бременем. Наряжаться Гермиона не собиралась, желая показать таким способом насколько она не заинтересована в подобных развлечениях. Выбрав более красочное из ее домашних платьев, она еще раз взглянула в зеркало перед собой, уже не пугаясь отражения. Глубокие тени, залегшие под веками. Потускневшие глаза, выражающие лишь усталость и безысходность. Потрескавшиеся губы с кровавыми следами от содранной кожицы. Удручал не только внешний вид, но и внутренняя потерянность, среди которой отыскать путь оказалась куда сложнее, чем ожидалось. Взяв щетку с тумбочки, Гермиона принялась расчесывать волосы, без особого энтузиазма пытаясь преобразить их облик. Теперь даже ее вечно непослушная копна превратилась во что-то безжизненное, более не сопротивляющееся с хозяйкой. Откинув волосы за спину, она отрывисто выдохнула, и ступила в длинный коридор, успокаивая себя заверяющими наставлениями. Уже на первом этаже стал слышен звук, доносившийся с сада. Текучая музыка ласково встретила ее, как только Грейнджер вышла через задний выход, окутывая своей сказочной атмосферой. Возле кустарников и вишневых стволов уже расположились гости, растягиваясь на больших подушках. Когда она преодолела каменную тропинку, ведущую к опушке, удивление и смесь страха охватили ее тело. Локк не упоминал, что здесь соберется по меньшей мере половина студентов из их класса. Если она сделает хотя бы малейшую ошибку, то тогда сможет забыть о каком-либо будущем в пределах Фейриленда, ведь окажется у всех на виду. Всё-таки здесь любили сплетни. От нервозности Гермиона снова начала заламывать пальцы и кусать губы, проходя мимо троицы нимф с серебристыми волосами, растекшимися до самых их щиколоток. Минуя скопления фейри, она старалась придать своему лицу безмятежный вид, но выходило худо. За виноградными лозами, недалеко от центра опушки, она рассмотрела Локка, который успел заметить ее, странствующую в поисках отдаленного местечка. Он поманил ее жестом, сияя фальшивой улыбкой. Поняв, что ей все равно не отделаться, она поспешила к нему, замечая в его компании Никасию с Нордуком. — Ты всё же присоединилась к нам, — объявил он громко, кладя свою ладонь на талию Гермионы и притягивая ближе к себе, а затем прошептал ей прямо в ухо, — умница, что решила не испытывать мое терпение. — Она такая тихая и необщительная, что я с трудом уговорил посетить сегодняшнюю пирушку. — Обратился Локк к двум фейри перед ними. — Мы должны отпраздновать приближение Кровавой луны как следует, и это станет отличной возможность, чтобы ты, Гермиона, наконец влилась в наш круг. — Если спросишь моего мнения, Локк, то я против, — высокомерно вставила Никасия, стреляя глазами, — понятия не имею, зачем ты вдруг о ней заговорил. Смертная не достойна нашего общества. — Раз тема зашла за обсуждение чужих скучных мнений, то посвяти нас и ты в них, Нордук? — спросил Локк в той же манере, не отводя холодного взгляда с раздраженной Никасии. — Мне плевать. Если дашь поразвлечься со своей сестрицей, то может и обзаведусь расположением к ней. Его смех и самодовольная ухмылка заставили внутренности Гермионы съежиться, вызывая легкую тошноту, начинающую подступать в горлу. Сдерживая себя от ядовитых высказываний в сторону обоих, Грейнджер не заметила, как непроизвольно прижалась к боку Локка, уложив руки на его пояс, спрятав так сжатые кулаки в складках мужского кафтана. Уловив этот порыв, он развернул к ней шею, одаривая снисходительной понимающей улыбкой, усиливая давление своей ладони. Как только она успела осознать то, что сделала, поспешила отодвинуться от брата, но Локк тут же увел ее за собой в глубину сада, бросая ответные уничижения, обращенные к друзьям. Оказавшись за пределами гомонящей полянки, он быстро переместил свою ладонь на пальцы Гермионы, укладывая их в замок, и разворачивая ее тело к себе. Она красноречиво растерялась, когда Локк поднял их сцепленные руки к своей груди, прижимая и взираясь на нее сквозь из-под полуопущенных век, словно хотел передать своим взглядом тепло и веру в нее. — Мне надоела твоя двойственность, — возобладав над собой, дернула она кистями, не выдержав. — То угрожаешь мне, то становишься до отвращения нежным. Омерзительно. Твои дружки хотя бы честны со мной и не играют в горячо-холодно. — Не обманывайся, это лишь вознаграждение за твою сговорчивость, — не дал он ей отдалиться, рывком притянув ее к себе. Гермиона не понимала, зачем ему понадобилось уводить ее от опушки. А если его целью было очередное тактильное терзание, то она намеревалась поскорее покончить с ним, в конец утратив терпение. Сейчас злость была единственным поддерживающим фактором, который мог позволить ей стоически вынести сегодняшнюю ночь. Заметив блуждающий по ее лицу взгляд Локка, она на секунду задумалась о том, не соберется ли он впиться в нее губами, а когда мысль начала плотнее заседать в ее мыслях, то ужаснувшись, Грейнджер с остервенением отшатнулась, возвращая себе власть над своим телом. В ушах раздался озорной смех брата, что моментально преградил путь. — Должен признаться, ты не такое страшилище, каким я тебя раньше считал, — сказал он, будто делая одолжение. — После пирушки приди наконец в себя. Начни высыпаться и прекрати свои метания, какими бы они не были. Слезы, которые ты вечерами проливаешь в своих покоях, мне порядком надоели. Ты стала слишком тихой. Уныние скоро распространиться и на меня, и поверь, ты не захочешь наблюдать меня в подобном расположении, поскольку уныние питает мою жажду, делая безжалостным, а с таким Локком ты даже близко не сталкивалась. — И снова угрозы. Как остроумно. Делай, что хочешь, но больше ты меня не запугаешь. — Уверенно ответила ему Гермиона, поднимая подбородок выше. — Что ж, если и не выйдет, то пойдем другими путями. То, как он произнес это, с какой нежностью и снисхождением, заставило Грейнджер напрячься. Локк двинулся к ней, останавливаясь лишь тогда, когда до ее носа оставалась пара дюймов. Она со всей решимостью задрала голову, не сводя глаза, и приготовилась к возможному удару. — Продолжай в том же духе, и не забудь о моей просьбе. Принц должен был уже прибыть к празднованию. Последняя фраза вернула Гермиону в реальность, словно отрезвляющая пощечина. Она почти ощутила физическую боль, погружаясь мыслями в действия, к которым предстояло прибегнуть. С какое-то мгновение они продолжали сжигать друг друга глазами, пока Локк не сделал шаг назад, сдаваясь. Он махнул ладонью в сторону пиршества и медленно зашагал в его сторону, удаляясь. Следя за его уменьшающейся спиной, Грейнджер дала себе время, собираясь с духом. Ей совсем не хотелось льстить и любезничать перед Малфоем, поэтому она выбрала тактику холодного примирения, надеясь, что тот факт об их общем детстве поможет усмирить его подозрительность. Она думала, что еще не скоро сможет принять решение, которое спасло бы ее от оков. Рассчитывала, что подберется к нему неспешно и осторожно, разрабатывая каждую из стратегий, чтобы в итоге взвесить минусы каждой из сторон, но Локк не дал ей этой возможности, подбрасывая к тому выбору, который Гермиона желала оставить напоследок. Уже подходя к опушке, она остановилась, хватаясь за виноградные лозы, набирая полные легкие наэлектризованным воздухом, и уговаривая себя, что лишь попробует. Продолжит же лишь в том случае, если Малфой не станет яро сопротивляться. Так она создала иллюзию его собственного выбора перед тем, к чему она собиралась его подвести. Очевидно, наиболее надежным решением, по соображениям былых принципов Гермионы, было правильно попробовать пробиться в рыцари. Это честный путь, без обмана и ухищрений. Если бы она в конце концов достигла расположения королевской знати, то только усердным трудом и долгими тренировками. Упорство привело бы ее к должным навыкам, становясь достойной оплатой перед званием рыцаря армии. Однако другая дорога, которая могла привести к месту в королевском Дворе, знаменовала собой долгую и несправедливую борьбу не только с собственными принципами, но и с чужой свободой — с заточением воли Малфоя в ее руках. Постепенно она смогла бы заслужить его истинное доверие, давя на слабости, которыми владела. Ей было под силу подчинить себе Принца, Гермиона точно это знала, отчего и боялась самой себя и своих решений. Она верила в свою добродетель, и каким бы не был человек, верила в его лучшую сторону. Считала, что никто не достоин подобного отношения, даже ее школьный враг. Остановив поток борющихся мыслей, она коротко выдохнула, и сделала шаг в сторону компании, среди которой заметила маячащую белобрысую макушку. Подойдя ближе, она вдруг поняла, что будет неразумно вот так взять и встрять в беседу, поэтому резко сменила траекторию, усаживаясь на разложенные пуфы напротив, прямо перед лицом Малфоя, и принялась выжидать. Она провела так не меньше получаса, вжавшись в мягкую перину, стараясь казаться незаметной для остальных. Принц лишь изредка бросал на нее скучающие короткие взгляды, не дающие Гермионе даже мгновения, чтобы подать хоть какой-то сигнал. Он танцевал с крылатыми девушками, перебрасываясь шутками с Нордуком и Горгором, продолжая раздевать спутниц глазами. Они же были далеко не против, постоянно задевая своими бедрами его бока, а иногда и пах, отчего у Грейнджер начинало воротить в желудке. Тусклый свет, льющийся из фонариков, подвешенных к веткам деревьев, только усугублял ее состояние, делая атмосферу подобно той, что она видела в маггловских фильмах — дешевые тусовки дешевых подростков, движимые лишь переизбытком гормонов и верой в первый страстный секс, который они обязательно нашли бы на таких сборищах среди громкой музыки и заглушенного света. Гермионе становилось невыносимо. Впитывая раскручивающийся азарт, распыляющийся от каждого из здесь собравшихся, она потихоньку теряла самообладание, не замечая, как начала притопывать левой ногой в такт кружащей музыки. Разум продолжал сопротивляться, приговаривая об омерзительности, но тело не желало поддаваться уговорам, и Грейнджер, не выдержав внутреннего накала из желания броситься в пляс и отвращения к обстановке, резко ухватилась за ножку кубка, стоящего на столике рядом. В нос ударил запах яблочного алкоголя, такого манящего и сладкого, что Гермиона начала крутить бокал, заставляя ядовитую для смертных жидкость ударяться о края отполированного дерева. Она принюхалась сильнее, приближая выпивку ко рту, вбирая пьянящий аромат легкими. Когда рука дрогнула, капнув элем на вышивку платья, она наконец пришла в себя, очумело взирая на кубок в ладони и мокрый след, не веря, что почти поддалась искушению. Спешно отставив его, Гермиона не заметила, как Малфой приземлился рядом с ней, занимая соседний пуфик. Повернув голову, она слегка вздрогнула, застигнутая врасплох, а затем воззрилась на него рассерженным взглядом, давая понять, что он напугал ее. На это он лишь многозначительно скривил губы, следя за ее движениями. — Я должен приготовиться к сумасбродным пляскам твоего съехавшего сознания? — отрешенно спросил он, широко разводя локти и упираясь ими на перину сиденья. — Думаешь, я пила, зная, что это будет губительно? — То, как ты минуту назад смотрела на выпивку в своих руках, дало понять, что собиралась, — безапелляционно бросил он, наблюдая за танцующими девушками впереди. — Если решила развеселить нас, то пора приступить, пей же и ешь, а мы позабавимся с твоим бессвязным телом и разумом. Его уничтожающий косой взгляд, выбивающий всю спесь, оскорбил Гермиону. Она знала, что Малфой издевается, но не понимала, шутит ли он, или говорит всерьез, действительно веря в то, что могло бы произойти. Надеясь, что он не стал бы в этом участвовать, она скинула с себя невидимые пылинки и повернулась к нему в пол-оборота, складывая одну ногу на другой. — А ты решил приглядеть за мной, защищая честь подружки давнего врага? — задиристо ответила она, скрещивая пальцы между собой и опираясь на один локоть. — Грейнджер, ты нелепа, — произнес он так, чтобы только она расслышала его слова. Неверяще замотав головой, он хохотнул, протянув ладонь в ее сторону, прямо через нее. От этого движения Гермиона внутренне напряглась, готовясь отбиваться, но когда в его кулаке оказался кубок, который она недавно отставила, осекла себя, взывая логику вернуться на место. Забирая эль, Малфой задержался на мимолетное мгновение, разглядывая застывшее выражение лица, находящееся так близко от него. Она смотрела на Принца, затаив дыхание и впившись позвоночником в пуфик позади. Секунды растянулись в нескончаемую нить, позволяя Гермионе разглядеть насколько были длинны его темные ресницы. Она заметила, как облегченно выдохнула, когда Малфой вернулся на свое место, делая большой глоток и всё еще не спуская изучающих зрачков с нее. Вдруг ее сердце лихорадочно забилось под ребрами, заставив нервничать пуще прежнего. Что-то подсказало оглядеться, и она наткнулась на Горгора, с остервенением наблюдающего за ней. Его устрашающий вид напряг внутренности Гермионы, напоминая о том, что именно он обещал ей неделями ранее. Побоявшись его приближения, она резко отвела голову, возвращая внимание Малфою, который отлично распознал ее тревогу, прослеживая за взглядом. — Глупая, глупая Грейнджер, — в полголоса продолжил он отрешенным тоном, не спуская своих серых радужек с Горгора. — Очень глупая и самонадеянная. — Сейчас же заткнись, — она развернулась к нему всем туловищем, опуская к Принцу голову, чтобы ее злость мог расслышать только он. — Клянусь, Малфой, я… Но продолжить она не успела, так как тень, нависшая сверху, выбила всю уверенность. — Эй ты, смертная, не хочешь побеседовать со мной? — встрял, из ниоткуда взявшийся Горгор, кривя губы в ярости. По его тону она быстро сообразила, что не следует ждать ничего хорошего, поэтому поспешила убраться, поднимаясь на пятки. Поняв это, Горгор перехватил ее за локоть, крепко удерживая на месте и заставляя Гермиону повернуться к нему. — Немедленно отпусти меня, — злобно потребовала она, понизив голос. — А я не хочу. Что теперь станешь делать? Ты, грязь, которой следует подчиняться мне.. То, что произошло дальше, она и сама не сразу осмыслила. Всё было машинально, как рефлекс. Ее свободная рука широко размахнулась, и кулак жестко врезался в самодовольную физиономию Горгора, знаменуя столкновение мерзким хрустом хрящей. Он зашипел, привлекая к себе внимание и прикладывая ладонь к уязвленному месту, быстро окрасившемуся кровью. Гермиона не почувствовала боли в костяшкам, лишь ощущение отмщения и желание повторить только что проделанный трюк. Смелость заиграла в ней адреналином, мгновенно пустившимся по венам. — Я сказала отпустить меня, — злобно рявкнула она, вырываясь и спешно разворачиваясь, намереваясь сбежать от стычки, зная, что спрятаться от последующей расправы, которая непременно последует, она сможет лишь в стенах собственной комнаты. — У-у, — рассмеялся Малфой, — она и прежде не любила, когда ее называли грязью. Запомни теперь это, Горгор. Это было последнее, что она услышала, уносясь к замку. Неожиданно для нее улыбка растянулась на губах. Нет, вовсе не победоносная и сияющая от обрушившейся отплаты. Слова, которые Принц произнес… Малфой всё еще помнил. И это тронуло ее сердце, задевая потаенные в сознании воспоминания. За долгое время обзывательств и нареканий за ее магглорожденное происхождение она впервые решила ответить физическим ударом — кулаком, встретившимся с носом Малфоя в тот поворотный день, возможно один из последних, когда он был в Хогвартсе, когда оставался под куполом магического мира. Но несмотря на отягощённость теми последними днями недосягаемого прошлого, Малфой ухватился за этот момент, и отозвался, давая понять и Гермионе о своих воспоминаниях. Это была надежда. Ее надежда на не созревший и такой несправедливый план. Ее одновременная погибель, отравляющая все былые убеждения своим ядом. В эту секунду Грейнджер пришлось смириться с предначертанной судьбой, вытесняя жестокой правдой улыбку с ее лица. Затворяя за собой входную дверь покоев, она провернула ключ в скважине, оставляя его внутри. Взирая на недосягаемые потолки, большую кровать, непомерно огромную для нее одной, на пугающие темные пологи, такие плотные и холодные, что ей вдруг стало невыносимо тоскливо. Одиноко и устрашающе сокрушенно в этом месте. Гермионе нравилась ее прошлая спальня, крохотная и уютная, пусть и пустая, но такая подходящая для нее. Эта же, слишком великолепная и грациозная, настолько несоизмеримая, что теперь она казалась ей роскошной клеткой канарейки со множеством безликих украшений. Грейнджер медленно осела на пол, сползая по холодной стене. Скрестив локти на коленях, она спрятала голову. Словно свист, в ней в конце концов лопнул сдерживающий эмоции пузырь. Укол горести и отчаяния пронесся по нервным окончаниям, вынудив Гермиону съёжиться от ощущений. Она действительно верила в то, что ее сердце могло разорваться в сию же секунду от испытываемых эмоций. Сдерживая слезы у самого края век, она задрала голову к потолку, отвлекая себя тусклым свечением искусственных светлячков. Не хотелось принимать никаких решений. Не хотелось брать ответственность за то, что она собиралась сотворить с Малфоем. Та ненависть, что в ней жила, взращенная его маленькой копией, сейчас меркла, ведь Грейнджер знала, что ничего подобного он никогда бы с ней не сделал. Он был мальчишкой, желавшим оказаться в центре внимания, который готов был ради этого пойти на унижения чужого достоинства и разбои, но он никогда не осмелился бы добровольно подчинить ее Империусу или Круциатусу. Гермиона знала, что его, хоть и гнилая местами, душа не способна вместить в себя такую злобу и страсть к жестокости. Беллатриса Лестрейндж была его теткой, но Малфой никогда не мог стать ее воплощением. И она верила в это, прекрасно осознавая, что ради ее свободы ей придется подвергнуть Принца куда более худшему, чем Империус. Он будет в здравом уме, но связанным по самые локти. Чистый разум станет его неосязаемой решеткой, и это одно из самых ужаснейших мучений — знать, что в твоих силах многое, но при этом ничего из возможного. Гермиона превратиться в личного Темного Лорда, нависающим эшафотом над волей Малфоя. Ото всех этих метающихся мыслей ее выдержка окончательно треснула, заливая щеки обжигающими дорожками соли. Она рыдала навзрыд, снова и снова утирая следы с лица дрожащими руками. Боль не жалела ее, растерзая своими зубчатыми лезвиями разум, оставляя только воспоминания из прошлой жизни, что угнетали еще сильнее, сливаясь с реальным осознанием положения. Она и не догадывалась, что ее доброта и вера в людей может приносить такой ущерб, убивающий и проклинающий. Когда ее тело перестало содрогаться от волн стенаний, превращаясь в короткие всхлипывания, Гермиона смогла подняться с ледяного камня, перемещаясь на пустую кровать. Она не стала умываться или переодеваться, попросту не видела сейчас в этом смысла, лишь задернула балдахин, пытаясь воссоздать укромный уголок. Закрывая глаза, она представила, будто лежит на своей кровати в спальне для девочек, украшенной бордово-золотыми красками, прячась от очередной насмешки со стороны слизеринцев. Так было привычнее, и именно это помогло погрузиться в успокоительный сон.•••
Ее глаза внезапно раскрылись. Она поняла, что рассвет только начал вступать в свою силу, что насторожило Гермиону. Мозг часто играл с ней в злую шутку, регулярно прерывая сон из-за кошмаров. Но сейчас было что-то не так. Ее лоб, покрытый испариной захолодило от легкого дуновения ветра, значит дверь на этаж распахнулась, принося к ее комнате сквозняк через дверные щели. Со стороны коридора донеслись медленные еле различимые шаги. Локк не стал бы красться по пути к своей комнате, даже если бы хотел как-либо навредить Гермионе, сделал бы это в открытую. Дремоту моментально сняло, заставляя задуматься о защите. Кто-то посторонний внезапно остановился перед входом в ее комнату, заставив пульс в венах Грейнджер подскочить до оглушающего ритма. Она резко подорвалась с кровати, подхватывая кочергу с каминной полки, уносясь в ванную как раз в тот момент, когда ключ, отпирающий ее комнату, с щелчком провернулся, звеняще ударяясь о пол. Спрятавшись за дверь ванной комнаты, она притаилась, ожидая нападения. Сквозь тоненькую щель между оловянными петлями она смогла различить коренастую фигуру в кожаной накидке с мехом. Его черные волосы, торчащие во все стороны, Гермиона разглядела даже в царящей темноте, ведь они выделялись куда сильнее, образуя собой пустеющее пятно консистенции тьмы. Горгор. Узнав его, по телу прошлась тошнотворная волна ужаса. Она помнила слова Лесира и его замечания на этот счет. Смерть. Он пришел, чтобы забрать ее. Вот ее расплата за несдержанность. За разбитое лицо. За слова, задевшие его эго. Хотела бы она назвать его самодовольным трусом и вызвать на поединок, будь в ее ладони родная волшебная палочка, а не кочерга для помешивания угля. Уши заполнились звуком собственного сердцебиения и дыхания, заставив Гермиону уверовать в то, что она уже давно выдала себя. — Ты здесь. Я слышу тебя, смертная. — «Черт!». — Выйдешь добровольно, и я пощажу тебя, подарив быструю безболезненную кончину, совсем как подобает грязи. Просто и незаметно. Она напряглась всем телом, уговаривая себя не поддаваться словам Горгора. Если он войдет ванную, то ей на руку сыграет эффект неожиданности, и у Гермионы появится шанс отделаться. Положившись на это, она продолжила молчать, укрепляя хватку на импровизированном орудии защиты. — Твоя невежественность начинает выводить меня из себя. Считаю до трех, мелкая дикарка! — выплюнул он в пространство, вкладывая всю одичалость и ярость в свой тон. Гермиона боялась. Однако, не так, чтобы струсить. Это как перед битвой. Адреналин, бушующий в крови. Ты бесстрашно ступаешь перед противником, лоб в лоб, точно зная, что одержишь победу любым способом, как бы трудно не было. Бесстрашная уверенность, пугающая своей верой и отрешенностью перед предстоящей схваткой. — Один. В ее голове заиграла музыка, которую она услышала из паба, когда ей было двенадцать. Атмосфера, кружившая вокруг нее в тот момент, глубоко засела в голове, вдалбливая ей эту мелодию. Абсолютное спокойствие и наслаждение, граничащее с умиротворением, не шедшее ни в какой смысл с исполняемым текстом. «Strumming my pain with her fingers Режет словами мне душу, Singing my life with her words Жизнь мою в песне поет.» —Два. «Killing me softy with her song Нежно меня убивает, Telling my whole life with her words Режет мне душу словами.» Не досчитав до трех, Горгор вошел в ванную комнату, аккуратно отталкивая дверь. Он застыл на какое-то время, не попадая в обзор Гермионы, пока она приготовилась нанести удар. Держа кочергу высоко над своей головой, ее руки успели задеревенеть, пугая этим Грейнджер. Секунды растянулись в бесконечное ожидание, заостряя зрение и ощущения. Она наблюдала как в замедленной съемке. Горгор сделал осторожный шаг, сначала показывая мысок, медленно опуская его на пол, затем плавно перенося вес на всю ступню. Втянув воздух сквозь зубы, она приготовилась к удару, напрягая каждую мышцу своего тела. Его лицо слишком быстро выглянуло из-за двери, с хлопком задвинув ее. Именно в этот момент Гермиона обрушила кочергу на лоб Горгора, снося его с ног. И тут началась какофония из резких движений тел и взмахов. Он не потерял сознание, только кожа пострадала, проявляя струйку крови, слишком быстро преобразующуюся в поток, стекающий на глаза. Гермиона попыталась перепрыгнуть через упавшую фигуру Горгора, но он успел ухватить ее за лодыжку, заставив грубо столкнуться с плиткой. Слабый удар пришелся на нижнюю скулу, так как Гермиона успела подставить согнутый локоть, принимая на себя весь вес. Она коротко вскрикнула, слабо задев острием орудия живот юноши, совсем не протыкая, вызывая лишь искажение в выражении лица. Он быстро перекатился, усаживаясь на нее сверху и пнув кочергу пяткой. Молниеносно в его ладони оказался короткий кинжал, сверкнув красными рубинами прежде, чем упасть на горло Гермионы, ловя сопротивление. Горгор навалился всем весом на рукоять, другой рукой прижимая голову Грейнджер за лоб. — Сдохни, смертная тварь, — кричал, брызнув слюной. Его лицо, испещренное ненавистью и яростью, на секунду смогло вселить страх в нее. Но тут лезвие задело первые слои кожи, пуская теплые капли крови по ее шее, вынудив Гермиону возобладать над ужасом. Вобрав все силы, она пустила их по жилам, перенося в ладонь, удерживающую так кинжал. Она попыталась двинуть головой, ища взглядом кочергу, однако Горгор не дал этого сделать, сильнее надавливая на лоб. Ее затылок впивался в швы между плитками, но боли она не чувствовала, находясь в захватившем ее моменте. Начав наугад шарить по полу свободной рукой, она поняла, что силы оказываются не на ее стороне. Вовремя переместив вспотевшую ладонь, она закрыла доступ к своей коже указательным и средним пальцем, вскрикивая от ощущений. Лезвие впилось в ее пальцы, такие мягкие и нежные, не способные противостоять металлу. Мысли лихорадочно проносились в голове, одна за другой, словно прощаясь с ней. Не желая умирать, ее мозг активно задвигал шестеренками, пробегаясь по способам спасения со скоростью света, но не находя ни одну действенную. В последний момент ее глаза уткнулись на кровоточащий лоб Горгора, где вокруг раны вздулась кожа, словно обожженная. Догадка внезапно осенила ее, внушая непоколебимую решительность. На этот маневр у нее будет всего доля секунды, и если не удастся, Горгор пронзит ее. Она резко дернула тазом, поднимая над собой парня, но из-за этого вес, приходящий на клинок, усилился во сто крат, почти смешивая ее в единое целое с плиткой. Несмотря на пронзившую боль, она дернула ногой, толкнув ботинком кочергу в свою сторону, и обрушила ее на Горгора, попадая прямо на обнаженную часть шеи. Она зашипел, выпрямляясь и корчась от боли, ведь сегодняшнее оружие Гермионы сделано из железа — металла, что опасен для фейри. Она различила лопающийся звук, и тут же нанесла новый удар, сталкивая с себя юношу и перекатываясь на корточки. Успев садануть по кулаку, в котором он зажимал кинжал, моментально выскочивший из его хватки, Гермиона снова замахнулась, теперь давя всем своим телом и падая на Горгора. Он оказался зажатым между полом и обжигающим металлом. Кочерга накалилась в том месте, где соприкасалась с кожей его шеи. На какое-то мимолетное мгновение Грейнджер ослабила хватку, чтобы взять в пальцы упавший кинжал. Не давая Горгору времени на раздумья, она неистово закричала, опаленная безумием, вонзая лезвие в рану на лбу, пронзив по самую рукоять и разнося тошнотворный хруст, отскочивший от стен ванной. Прямо в цель. Его глаза закатились, показывая уродливые белки с лопнувшими сосудами. Еще с минуту его тело содрогалось, напряженно выдерживая вес Гермионы, пока она продолжала давить железом на его дымящуюся шею, другой ладонью удерживая рукоять, чтобы Горгор не смог ее вытащить. Она не верила, что могла убить фейри, ведь они превосходили человека по силе, поэтому не отставала от Горгора. Лишь когда с его губ спустился последний выдох, она наконец перестала давить на оружие, отскакивая от обмякшего тела, словно ошпаренная. Опершись о стенки белоснежной ванны, она вытянула ноги, раскинув руки по бокам в бессилии, чувствуя бешеную дрожь в них. Мозг еще не осознал содеянное. Всё, что Гермиона понимала — она спаслась, вырвав свою жизнь собственными зубами из пасти смерти. В ушах до сих пор звенело, а внутри продолжало содрогаться от спазмов покидающего кровь адреналина. Она уставилась немигающим и одичалым взглядом перед собой, вслушиваясь в стук своего сердца, всё еще прокручивая сцену кровавой расправы. В мыслях до сих пор играла музыка, которую она услышала из открытой двери маггловского паба. «Нежно меня убивая, ты разрезаешь мою душу словами…» «Наверное, я не в себе», — подумала она, когда снова услышала звук шагов, доносящийся из коридора, теперь уже быстрых и твердых. Она моментально вооружилась окровавленной кочергой, присаживаясь на корточки и занося железо для удара, готовая размахнуться в любой момент. Громкая поступить прекратилась после короткого бега и перед ее лицом возник новый фейри. Она ошарашено воззрилась на него безумными глазами. Воздух рассекся тихим свистом. Незнакомец успел отскочить, уходя от удара. — Грейнджер! — пронеслось испуганно, отрезвляя Гермиону. Ее зрачки сузились, позволяя привычному цвету радужек взять вверх. Она застыла с раскрытыми губами, быстро сменяя враждебное выражение на пораженное. Лишь спустя долгие минуты молчания до нее дошло, кто перед ней стоял. — Малфой, — облегченно выдохнула она, разжимая кулаки, отчего кочерга со звоном упала на пол, прокатившись к ногам Принца. Он предостерегающе вытянул ладонь вперед, шаркая ногой, и наконец отодвигая железо в зону недосягаемости. Его вид дал понять Гермионе, что выглядит она ужасно и устрашающе, заставив окончательно прийти в себя. Осознание и эмоции внезапно упали на нее, обрушиваясь лавиной реальности. Слезы навернулись на глаза, и она, не выдержав, бросилась к Малфою, не заметив, как сильно напугала этим порывом. — Малфой, это ты, — шептала она, падая на его грудь и сцепляя ладони за его спиной. — Не чужой фейриец, а ты… Продолжая шептать, она выдыхала облегчающе, опадая в его руках, успевших поймать ее ослабшее тело. Он ничего не говорил, всё еще пребывая в шоке от общей картины и откровенности, брошенный ему в лицо. Кровь начала окрашивать его черный камзол, согревая кожу. Он непонимающе отвел тело Гермионы от себя, ища причину. — Мерлин, твоя шея, Грейнджер, — она вслушивалась, не улавливая слов. Голова сильно кружилась, начиная крениться в сторону. Веки вдруг потяжелели и она поняла, как смертельно устала, мечтая лишь о мягкой постели и крепком сне. Бессвязно ответив ему, она зацепилась пальцами за зазубренный воротник, начиная падать, утягивая за собой горсть перьев. Малфой, вовремя поймавший Гермиону, подхватил ее на руки, замечая как голова болтнулась из стороны в сторону. — Не засыпай, Грейнджер, — испуганно произнес он, наблюдая за ее безжизненным состоянием сквозь расширенные от ужаса глаза. Уложив ее на кровать, он взмахнул ладонью, не понимая, почему волшебные искры разбивались, как только соприкасались с кожей Гермионы. — Моя магия не работает на тебе. Я сейчас приведу Локка, а ты не смей засыпать, Грейнджер! Слышишь? Ты возьмешь с меня любое желание, как только очухаешься, и я его выполню, клянусь. Думай об этом! Она слышала его слова, разобрав лишь часть слов. Ей понравился обеспокоенный тон, которым он обращался к ней. Даже в такой момент она возрадовалась, понимая, что хоть и губительным способом, но всё-таки расположила его к себе. Последнее, о чем подумала Гермиона перед отключкой — растворяющиеся в сознании звуки шагов Малфоя и её выбор, вступающий в это мгновение в полную силу.