Папин любовник

Мало кто помнит себя в седьмом классе. Это ещё детское время и детская пора, неокрепшие умы и только-только организм начинает формироваться в более взрослый. У Сигмы уже начинает ломаться голос и он решительно твердит, что хочет отращивать длинные волосы, что они совсем ему не мешают и это не доставляет неприятностей в школе, кроме косых взглядов учителей и одноклассников, которые так и порываются сказать, что похож он именно на бабу, и стыдно ему должно быть. А мальчишка, по приходу домой видел людей, которым абсолютно все равно на чужое мнение. У одного коса по пояс, выкрашенная в пепельный блонд, а другой…он просто был другим. Собственно, характер свой он тоже везде показывал, как и учили. За «кыс-кысканья» на улице посылал в пешее эротическое, только вот в школе так нельзя, поэтому и приходилось ему ограничиваться пассивно-агрессивными высказываниями, составляя их так ловко, что тут поможет лишь всем известное высказывание: «у кого что болит». Но Вы, мой дорогой наблюдатель за этим растущим организмом, не думайте, что всегда это сходило ему с рук. И отца в школу вызывали, и беседы проводили. Так и реагировали они почти одинаково: головой кивали, о домашнем разговоре обещали, а потом шли вместе к машине и начинали вместе обсуждать, что учителя сейчас никакие, сами ничего не знают, и вообще, будь воля Федора — оставил бы малого на домашнем обучении. Однако, тут влезал уже Николай со своим «Куда?! Ребенку нужна социализация в обществе, а то будет как ты» и желание это резко пропадало. Да и Сигма в большинстве своем не шибко-то жаловался. Отношения с некоторыми ребятами были крепкие, кроме пары моментиков никто его не обижает, да и в обиду он себя никому не даст, потому что он «Уже достаточно взрослый, что б решать свои проблемы самостоятельно». И была в этом своя правда, не забирать же у него право на такую вот суверенность. Когда ж он ещё успеет попробовать это все впервые? Дети… Неудивительно, что Достоевского снова вызвали в школу и на вопрос «Что опять?» ему ответили не привычными нотациями о правильном воспитании, а «Вам лучше узнать здесь.» И тогда у мужчины проснулся неподдельный интерес. Драка? Быть не может, Сигма скорее словесно изобьет, нежели втянет себя в перепалку на кулаках. Не в обиду малому, но это уже больше будет избиением, нежели справедливым борцовским турниром. Этот вариант сразу же отпал, потому что ему бы тогда из больницы звонили. Следующий вариант: имущество чье-то испортил. Ах, низко же Федор пал, что б обвинять создание, которое сам выходил и выкормил в подобном, но чем черт не шутит, правда ведь? Может таким образом он и попытался отомстить за очередной комментарий «за глаза». Зато не драка? Зато не драка. Правильно? Правильно? А какие тут ещё могут быть варианты, что ж он там натворить может такого необычного? Собрался с этими мыслями Достоевский, уже обдумал, как будет искренне просить прощения, говорить, что сын его не это имел ввиду и они ему дома такому точно не учат. Учат его навыкам отстаивания своих прав и свобод. Каким-то образом, как и любой любящий папка, вывернет он все так, что преподавателю краснеть и стыдиться придется, за то, что лезет не в свое дело. В прочем, какая бы то ни была ситуация — подход он найдет быстро и сориентируется по пути, человек умный. Да и чего он там не видел? По жизни он многое повидал, с Гоголем не один год дружбу крепкую дружит, все в этом мире ему уже предельно понятно и всю суть своего бренного существования он уловил. Осталось понять, за что его снова вызывают. Время за эти раздумья пролетело быстро, так что оглянуться Федор не успел, как уже стучится в дверь и скрипучий женский голос, похуже Агаты, докладывает о разрешении войти в кабинет. Перед глазами картина: Сигма сидит перед учительским столом на придвинутом поближе стуле, смотрит куда-то уверенно вперёд, отвлекаясь лишь один раз, когда папка пришел. Голову повернул и обратно, ручки скрестил на груди так уверенно. Вот тут правда совершенно ничего нового, хотя и классная руководительница их со временем совсем не молодеет. Женщина средних лет, с блондинистыми волосами собранными в неаккуратный пучок и ярко, — имеется ввиду очень ярко, — красной помадой на губах, которая, скорее всего, в эти тонкие губы за столько лет просто-напросто успела впитаться и стать природным оттенком. Никакого молодого энтузиазма, что ж тут ещё сказать? Как бы то ни было, подходит Федор и усаживается на соседний стул рядом с сыном. Смотрит на своего: молчит. Смотрит на преподавательницу: смотрит на его сына и тоже, как назло, молчит. Да что ж это такое, к чему этот фарс, если они просто пришли посидеть помолчать? Достоевский, неосознанно тоже скрестил руки на груди и приподнял одну бровь, ожидая, кто же начнет этот томительный разговор и когда они поедут домой. У него ведь тоже дела, работа, Коля может приедет неожиданно. Устав слушать тиканье часов, он вздыхает и прикрывает глаза, начиная массировать переносицу. Да черт уже с ним, начнет он первым! — И так, я даже предположить не могу, по какому поводу Вы вновь вызвали меня сюда, — начинает он и судорожно придумывает возможную причину, — у него какие-то проблемы с вашим предметом? — Да нет, Федор Михайлович, у Серёжи с математикой все просто замечательно, — едко говорит женщина с очевидным сарказмом. Да уж, и вправду возмущена до предела, — больше скажу! У него и с процентами проблем нет, и подсчётом! Даже не знаю, что тут и сказать! Парой движений она достала из своего ящика колоду карт. Хорошую такую, не дешёвую из ларька какого нибудь. Настоящие игральные карты, на вид пластиковые. Федор смотрит на сына, который сидит так, будто не его обсуждают, а он пришел посидеть здесь чисто юмора ради, даже не при делах. Что ж, карты и карты, что тут не так? Кто в детстве не грешил картишками в школе побаловаться, что ж тут криминального? Точно, азартные игры запрещены. — Подождите, Федор Михайлович, я вам не все рассказала, — резко прерывает женщина попытку сказать отцовское «это все?» — ваш любимый сын, решил у нас в крупье заделаться, вы представляете? Он начал регулярно собирать детей на заднем дворе школы. Я правда не знаю как, но он научил их играть в покер. И ладно бы они просто играли, так нет же! Они на деньги играли, понимаете, на деньги! И ваш Серёжа ещё и сам умудрялся себе процент отстёгивать с каждого, за проведение, вы вообще понимаете о чем я говорю?! Я со слов не поверила, но стоило мне увидеть, как он карты раздает и деньги считает… я думала меня удар хватит, честное слово! И, черт возьми, Достоевский солжет, если скажет, что это его тоже удивило. Подумать только, пока они в детстве только мир познавали, этот шкет открыл свое собственное казино в чертовой школе и умудрился сам с этого получить выгоду. Тут встаёт вопрос, чем они занимались с Гоголем, когда Достоевскому нужно было отъехать. Карты небось гоголевские, только он может себе такие позволить, да и научить тоже только он может. Опять же, напоминание, что с ребенком ему сидеть нельзя категорически, иначе кого-то точно посадят в конце концов. — Я никого не принуждал! — Все же вставляет свое слово Сигма. Он-то сам был возмущен больше всех в этой комнате. — Я следил, что б все было честно, а деньги они сами ставить начали! И мне за работу тоже должно что-то доставаться, я прочитал, тридцать процентов от выигрыша мои и это правильно! Я все правила знаю. В отличие от вас. — Вы послушайте, послушайте! — Чуть ли не кричит разгневанная преподавательница, указывая на невозмутимого ребенка ладонью. — Что дальше, Федор Михайлович? Что дальше? Бордель, прости Господи, откроет здесь? Вы понимаете, что в школу так милиция прийти может, а тут — игорный дом! Вы понимаете, какие проблемы могут быть? А родители?! Родители жалуются, что дети деньги спускают на черти что! Вы правда считаете это нормальным? Достоевский молчал, все ещё пытаясь осознать, что вообще происходит и почему он сейчас не дома. С одной стороны, конечно, это ненормально. Может вызывать огромные проблемы для всех и прочее-прочее-прочее. Но с другой: у кого ещё ребенок до такого додумается вообще? Что ж в башке должно происходить, что б притащить в школу карты и предложить играть в покер (как он вообще так быстро освоил эту игру?) на настоящие деньги. Тем более, по его словам, он действительно был настоящим наблюдателем, зная Сигму, четко следил за всеми правилами и не давал ни шанса на шулерство. О Господи, за что это все Федору? Где ж он согрешил? — Нет. — Мужчина в лице совершенно не изменился, будто в голове его не пронеслись картинки с детским казино. В любом случае, ругать Сигму при учителе он не станет. Он не собирается показывать, что ставит мнение учителя выше, чем свое и своего сына. — Если это действительно всё, то я обещаю проговорить с ним всю опасность игромании дома. На этом хочу закончить. У меня есть работа. В отличие от вас. С этими словами, он без лишних слов встаёт, а за ним и малой, который цепляет на спину рюкзак и идёт как отец. Чуть ли не в унисон они бросили «Всего доброго», и дверь захлопнулась с звонким стуком.До машины идут они запредельно тихо. Мальчик уже не источал эту пассивно-агрессивную ауру, будто немного подуспокоился. Теперь он выглядел так, будто даже частично принял свою вину, но в головушке его точно вина была не только на нем. Все ведь сами соглашались играть, а потом уже и деньги ставили сами, там даже грозные старшеклассники были вынуждены слушаться его и соблюдать правила. Так он и до авторитета поднялся, а тут, резко ему это оборвали, золотую жилку надрезали и выставили из него самого виноватого. Обидно? Обидно. — Слушай, тебе как это вообще в голову пришло? — Спрашивает Федор, уже вставляя ключи в машину и пристегиваясь. Тихо вздохнув, он собрал мысли в кучу, пытаясь подобрать нужный вопрос. Но все же, он не сдерживается и ударив голову о руль начинает хрипло посмеиваться. — Правда, я представить не могу, что б шкет твоего возраста смог организовать игорный дом. Тебя Николай в покер играть надоумил? — Коля… — Тихо вздыхает Сигма. Сам ведь обещал не сдавать мужчину, говорил, отцу не скажет, все в тайне сохранит. Так себе партизан из него конечно, но что есть, то есть. Что ему ещё ответить, раз папа спросил так прямо? Тут соврать тяжело, да и мужчина сам все распознает, нет тут смысла прятать, все на поверхности. — Пап, ты только на него не ругайся, я ж сам решил играть в школе, он только научил и про казино рассказал. — Моешь посуду и полы месяц. — Коротко отвечает Достоевский, следя за дорогой.Снова мигрень разыгралась, кошмар-то какой. Что за день вообще? — С Колей я сам поговорю, ты за себя бойся. У Гоголя зачесалось левое ухо.