Авторучка

Бронз с шелестом страниц закрыл бухгалтерскую книгу.        — Что ж, друзья, — произнес он. — За месяц работы наша прибыль — четыре тысячи сто восемьдесят бит. В это число я внес заработок и всех нас, кроме Стила. Как легко подсчитать, это больше чем вдвое ниже того, на что мы рассчитывали.       Реми вздохнула. Задумчиво осмотрела царапину на верстаке, за которым сидела.       Мы расположились в той самой мастерской Бронза, где в свое время испытывали стержни и смешивали чернила. В тусклом огне светлячков отключенные станки выглядели какими-то древними динозаврами, спящими вдоль стен. Тускло поблескивали разложенные на столах детали, вздрагивала от сквозняка свисавшая со шкафа ветошь.       Я постучал ногтем по столу.        — Бронз, это с учетом продаж картин или без него?        — Без, конечно, — откликнулся пони. — Это заработок Альятары, я думаю, он ей и принадлежит. Или вы не согласны?        — Она-то не согласна и требует, чтобы выручку с картин засчитали в общий доход, — я усмехнулся. — Но я думаю, ты прав. Так честнее.       Пони уехала на встречу с родителями два часа назад. На поезде, при виде которого моя мужественность заскулила и поджала хвост. От вида этого ярко-розового (!) паровозика с окнами сердечком (!), от фиолетовых, желтых, розовых, зеленых крыш вагонов (!) с декором под пирожные с кремом (!) я прямо физически почувствовал, как у меня растет сахар в крови. Сдерживая ужас, я обнялся на прощание с единорожкой и, едва поезд тронулся — торопливо выскочил на городские улицы. В меру шумные, в меру грязные и в меру серые.       Самое то для равновесия после этого изрыгающего пар прянично-конфетного гламурного монстра.        — Тогда отложим вопрос до ее возвращения, — наклонил голову Бронз. — Что ж, вернемся к битам.       Я помедлил, прикидывая в уме.        — По крайней мере, мы не в нулях. Взнос по кредиту и аренда окупились, мы даже вышли в небольшой плюс.        — Так-то оно так, — согласился Бронз. — Но о расширении дела при таких раскладах нечего и думать.       Реми вскинула голову.        — Мы только начали работать! Рано говорить о расширении, тебе не кажется?        — Я пока просто констатирую факт. Что-то мы заработали, но с точки зрения хозяев дела, а не его работников — оно убыточно.        — Тут я согласен с Реми, — вмешался я. — Пока налаживаются каналы сбыта, пока о нас не узнали… Давайте подождем хотя бы месяца три, прежде чем делать выводы. Хотя, если ты хочешь свою долю в полном объеме — мы с Альятарой не станем возражать. Ты инвестор, ты вкладываешься оборудованием и запчастями.       Бронз повернул голову и оглядел себя.        — Здорово похоже, что у меня отросли клюв, перья и хвост с кисточкой? Делим по-честному, на четверых и поровну.        — Кстати, о каналах сбыта, — вмешалась Реми, прежде чем я уточнил, в чем соль шутки. — Может, поищем еще варианты? Кроме объявления в газете и раздачи визиток?       Я пожал плечами.        — Все остальное — дорогое удовольствие. В следующем месяце мы попробуем пробежаться по другим редакциям, предложим стиломехи с их символикой в обмен на скидку на рекламу. Хотя тут надо с осторожностью. Как я понял Альятару, конкуренция у них иго-го, узнают в «Мире Мэйнхэттена», что мы сотрудничаем с какими-нибудь «Мэйнхэттенскими Новостями», мы вмиг лишимся поставок и скидки.       Бронз скептически фыркнул.        — Еще идеи?       Мне оставалось развести руками.        — Мы пробивали цену на рекламу по радио. Пока совершенно точно не по карману. Один месячный ролик съест прибыль в ноль, даже если брать картины. Может, позже…        — Но твоя идея с символикой Дня Очага, кстати, хорошо сработала, жаль, мы поздно об этом подумали, — заметила Реми. — Может, попробуем провернуть ее ко Дню Сердец и Копыт?        — Дню Сердец и Копыт?        — Праздник влюбленных. В середине февраля, — просветил меня Бронз.       А, ну конечно. Очередное загадочное сходство между мирами. Интересно, что думают в КУДА по этому поводу?       Не то чтобы я горел желанием у них выяснять.        — До середины февраля нужно еще доработать, — пожал я плечами. — Но так-то, конечно, попробуем.        — Кстати, о каналах сбыта, — заметил Бронз. — Что вы говорили о контракте с погодной командой?       Я усмехнулся.        — Пока они заказали два десятка, на пробу. Но Майк просил передать, что идея с морозо- и водостойкими стиломехами его начальству по душе. Реми, что скажешь?       Синяя земнопони взъерошила челку.        — Я могу увеличить пропорцию кристалфиолета в пигменте, — проговорила она. — Цвет слегка изменится, но чернила будут держаться лучше. По крайней мере, от случайного намокания строчки не поплывут. А вот что до морозостойкости…       Она извлекла свой блокнот. Зашуршала страницами.        — Я думала о том, чтобы вернуться к глицериновой основе, — произнесла она. — Но не исключено, придется по новой повторять весь цикл испытаний. Я не уверена, что новые чернила подойдут для заправки старых стержней, придется подбирать ширину каналов заново.       Мы с Бронзом покачали головами одновременно.        — Для постоянных поставок — имело бы смысл, — проронил земнопони. — Но ради нескольких десятков… Не знаю, не знаю.       Реми перелистнула страничку.        — Есть у меня еще одна идея. Лет пять или десять назад верфи Кантерлота работали над проектом высотного дирижабля. Они планировали использовать гликолевые добавки против замерзания хладагента в трубках. Но у них не получилось.        — Гликолевые? — переспросил Бронз. — Но ведь…        — Да, — подхватила Реми. — Смесь оказалась слишком токсичной и коррозийной. Но мы же не собираемся заправлять ей стержни в чистом виде. Небольшой добавки гликоля к растворителю хватит, чтобы опустить температуру замерзания на добрый десяток градусов, при этом не изменив сильно свойства раствора. При этом количество ее в одном стержне — раз в пятьдесят меньше опасной дозы.        — Я вижу в этом один нюанс, даже два — мрачно сказал Бронз.        — Какие? — спросил я.       Земнопони слегка стукнул по столу.        — Коррозийность, это раз. Сколько протянет наконечник с такой добавкой?       Реми махнула хвостом.        — Дольше, чем закончатся чернила. Даже с перезарядками, я полагаю.       Она снова откинула с глаз челку.        — Ну и нагревать стержень я бы не советовала. Может этерифицировать смазку и испортить чернила.       Бронз остановил ее жестом.        — В этом я уже не разбираюсь, мое дело — механика. Если ты говоришь, что должно работать — значит, давай попробуем и проверим. Но есть еще один минус.        — Я тоже его вижу, — кивнула земнопони. — Нам никто не позволит работать с этим в жилой зоне. Только отдельное здание, с вытяжкой, смывом и спецодеждой.       Я вздохнул.        — Тогда тоже не вариант. Расходы…       Бронз вскинул копыто, останавливая меня.        — А что, если обратиться к Торшен? — задумчиво произнес он. — У нее есть лаборатория для работы с ртутью. И если я обещаю ей скидку на следующий заказ, она пустит нас на пару вечеров попользоваться даже без оплаты. Ну а заправлять сами стержни можно и в нашей мастерской, это же не концентрированное вещество.       Я взял карандаш, приготовившись делать подсчеты.        — На сколько это скажется на цене реагентов?        — На бит где-то, — Реми наморщила лоб.       Рыжий земнопони задумался.        — Дай я сначала поболтаю с Торшен, потом скажу тебе точно, — наконец, произнес он.       Я кивнул.        — Ладно, тогда ждем прикидку по деньгам. Реми, тогда, как решится вопрос с лабораторией — займешься экспериментами? Как будем понимать, что образцы работают — свяжемся с погодниками и озвучим цену. А пока я передам Майку, что мы готовы сотрудничать, но нужны подготовительные работы.       Оба моих компаньона кивнули.       Я нахмурился, вспоминая, не упустил ли чего. Какая-то мысль вертелась в голове и не хотела уходить. Что-то, связанное с недавними событиями… Что-то, имевшее отношение к Альятаре…       Кофе.       Термос.       Вернее, фляга, зачарованная так, чтобы сохранять кофе в ней горячим.        — Бронз! А что насчет этих ваших магических кружек с холодильниками? Эту магию можно кастануть на стержень?       Земнопони вздохнул.        — Вряд ли. Слишком мелкий объект для нанесения рун. Даже если бы нашелся единорог с лупой и нужным навыком микрочеканки на кристаллах, заклятья начнут перекрывать друг друга и накладываться. Ты же не захочешь, чтобы чернила вразброс то закипали, то превращались в ледышку?        — Ты в этом разбираешься, я смотрю, не хуже единорога, — заметила Реми.       Бронз фыркнул:        — А ты думаешь, никому из них не приходила в голову идея сделать часы на магии вместо механики? Получалось по-всякому, конечно. Но если ты не гений вроде принцессы или Старсвирла, механика куда надежнее. Пружины и шестеренки крутятся так, как ты их собрал, если собрал правильно. А заклинания работают так, как им охота, особенно если тебе нужно, чтобы они работали без присмотра единорога, который их наложил.       Он извлек чековую книжку товарищества.        — Ладно. Давайте перейдем к приятной части.       Заполнил и вырвал несколько векселей.        — Держите, — произнес он, протягивая нам расписки. — Евгений, передашь Альятаре сам или дождемся, пока она вернется?        — Какая разница? — пожал я плечами. Аккуратно убрал оба векселя, свой и единорожки, в кармашек портмоне.       Бронз улыбнулся.        — Ну что ж. Раз уж мы закончили с расчетами и планами… С Днем Согревающего Очага вас, друзья!       Он извлек из кармана три пары часов на тонких золотистых цепочках. Не наручных, в округлых металлических корпусах — я такие видел только в Интернете. На каждой крышке корпуса красовалась резная монограмма. На моем экземпляре — две скрещенных стилизованных авторучки, еще на одном, врученном мне Бронзом — кьютимарка Альятары.       Я расхохотался.       Бронз вопросительно повернул на меня уши.        — Мысли читаешь! — наконец, пояснил ему я. — Альятара не успевала закончить до сегодняшнего дня, поэтому попросила меня вручить вам подарки. Ну а уж я от себя… — не закончив фразу, я поднялся, забрал с вешалки небольшой холщовый мешочек.        — С праздником и вас обоих, от меня и нее!       В мешке находились два миниатюрных портрета в резных лакированных рамках. Альятара рисовала одними быстрыми штрихами стиломеха, но портретное сходство с Бронзом и Реми улавливалось безошибочно.       Следом показались на свет два стиломеха — такие же, как те, что мы каждый день разрисовывали в мастерской. Один светло-красный с крохотными часами, другой — синий с каплей чернил.       Реми покраснела так, что ее мордочка сама стала фиолетовой.        — Ох, кольты, простите, ради Сестер! — воскликнула она. — Я тоже кое-что для вас приготовила, но совершенно упустила из виду, что мы с тобой завтра, Бронз, вряд ли увидимся…       Земнопони улыбнулся.        — Да какая разница? Отдашь после праздников, или как тебе удобнее. А пока… Как вы смотрите на то, чтобы отправиться отметить День Очага в кафе у Лемон Кейк? Они закрываются только через час.        — Я не против, — откликнулась Реми.        — Я тоже, — присоединился я.        — Ну тогда в путь! — мы дружно поднялись с мест. Скрипнула входная дверь, открывая нашим глазам огни вечернего Мэйнхэттена. Бронз приостановился у входа, возясь с замком.              Я откинул щеколду. Ухватил оконные створки, потянув на себя.       Со скрипом те разошлись в стороны, и в квартиру ворвался свежий зимний воздух.       Я оперся о подоконник.       Красивое зрелище.       Весь город сверкает огнями. Мерцают в окнах новогодние (или лучше сказать «очажные»?) гирлянды, переливаясь многоцветным магическим светом. Некоторые дома уже полностью скрылись в облаках колдовского свечения. Кто-то в соседнем квартале уже запускает фейерверк. Если наклониться и вытянуть шею — становится видна верхушка ели, наряженной на соседней площади.       И толпа пони под окнами.       Я затворил окно и тщательно смахнул в ладонь те несколько снежинок, что успели осесть на рассохшийся подоконник. Налил чашку чая и опустился в кресло.       Как же приятно наконец вытянуть ноги и расслабиться.       Праздничный день выдался тяжелый.       Пони метались по магазинам в попытках в последний момент купить забытые подарки. Партия в двести стиломехов, раскрашенных снежинками и елочками, разлетелась мгновенно, как и пейзажи Альятары. На раскраску именных заказов у меня ушла вся прошлая ночь, несмотря на самоотверженную помощь Стил Джира и Реми — надо, кстати, сказать Бронзу, чтобы выписал парню премию. Я вообще-то собирался закрыть по случаю праздника лавку в полвосьмого…       Ага, как же. Рабочее место я покинул в десять часов вечера.       Еще было можно подорваться и явиться на вечеринку к Филу — тот приглашал «заходить, если передумаешь». И встретить праздник среди своего биологического вида. Вот только…       Не было желания.       Слишком я устал, чтобы веселиться.       А завтра мне предстоял небольшой квест — найти в городе, населенном растительноядными созданиями, вареную колбасу. Чтобы продемонстрировать Альятаре, что такое наш традиционный оливье.       Не настоящий — тот, что с каперсами, ветчиной и понтами. А именно традиционный.       Ну и прочие атрибуты праздника в виде мандаринов и еловых веток. Благо, с этим в Мэйнхэттене было попроще.       А заниматься этим с похмелья желания не было.       Как и встречать на вокзале Альятару с мешками под глазами и перегаром.       Я поймал себя на том, что губы невольно расходятся в улыбке.       Черт… или какого сена, как говорят в Эквестрии. Мне и правда не хватает ее компании. Веселого звонкого голоса, легкого толчка плечом в бедро, перестука копыт по полу…       Твою мать, Женек. Да что с тобой творится?       Я снова подошел к окну и прижался к стеклу лбом.       Вообще-то, для твоего состояния есть очень четкое название…       Стоп. Отставить. Прекратить. Сброс. Прервать исполнение функции.       Не дури, Жень.       Это просто… просто реакция организма. Шок, страх, стресс, напряжение. Участие, помощь, эмпатия, благодарность. Древние психологические механизмы, выдавшие, как говорится, сбой распознавания…       И у этих механизмов есть всем известное имя, да?        — Все-все-все, — сказал я своему отражению в зеркале. — Все-все-все.       Надо просто не обращать на это внимание. Дать схлынуть волне гормонов. В конце концов, я давно уже не в переходном возрасте, когда на почве недотраха тянет творить дичь.       Завтра я встречу единорожку с поезда, мы вместе дойдем до дома, потом на следующий день отправимся на работу. Эмоции схлынут, и мы останемся просто добрыми друзьями, без всяких противоестественных задних мыслей. Главное, не творить ерунды, не ляпнуть по примеру Фила дурости, которая может обидеть Альятару… Не ляпнуть и не сделать… Даже не думать о том, чтобы наклониться к ее губам, когда она с улыбкой поднимает голову, чтобы посмотреть мне в лицо…       Я прижался лбом к холодному стеклу. И от души, до боли, ущипнул себя за руку.       Кажется, помогло — я стал замечать окружающий мир.       Топот тысяч копыт по брусчатке, музыку и пение, гомон голосов…       И раскатистый, гулкий звон колоколов, разлетавшийся над городом.       Откуда здесь колокола, в какой-то момент удивился я. Тут же вспомнил высокую колокольную башню на старой пожарной части в миле отсюда, колокольни над мэрией… Да мало ли где! На площади, должно быть, и вовсе стоял репродуктор, подключенный к радиоприемнику, судя по жестяным ноткам в звоне.       Фейерверки взлетали ввысь уже потоком. Искристые фонтаны римских свечей, хлопки петард, огненные росчерки ракет… Совсем как дома.       А потом — в какой-то момент городской шум будто притих. Даже фейерверки стали взлетать реже. Словно Мэйнхэттен замер в ожидании…       И яркие точки звезд в ночном небе сдвинулись с места.       Заскользили навстречу друг другу, складываясь в вязь эквестрийского письма.       «С ДНЕМ СОГРЕВАЮЩЕГО ОЧАГА, МОИ МАЛЕНЬКИЕ ПОНИ!»       Звездная надпись расплылась. Снова собралась, уже в силуэт новогодней елки. Со звездами вместо шариков и туманностями — вместо гирлянд.       Снова взорвалась искрами — и сложилась в плывущие над сверкающим городом огромные звездные снежинки.       Я понял, что забыл дышать. От восторга.       Нет.       Совсем не как дома.              Я скептически посмотрел на старинные кирпичные стены, потемневшие от копоти. Сейчас, впрочем, копоть еле виднелась под толстым слоем еловых ветвей, омелы, гирлянд и всего такого прочего.       Давай, Женек. Собери всю свою хрупкую мужественность и встреть испытание лицом к лицу.       Зазвонил станционный колокол, ему вторил паровозный гудок. Противоестественный, поражающий воображение, богохульный гибрид стимпанка с кондитерской приближался. Застучали по рельсам колеса.       И цепочка гигантских самоходных тортиков замерла у перрона.       Поток пони хлынул из вагонов. Мигом образовалось небольшое многоцветное столпотворение с элементами мурмурации. Я не знал номер вагона, поэтому стоял, заложив руки за спину, у самого начала перрона и провожал пони взглядом. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания (не то чтобы у меня получалось).        — Евгений!       И в следующую секунду мне стало наплевать на косящихся на меня пони.       Потому что у меня повисли на шее.       Увы, картинно подхватить единорожку у меня не получилось — я позорно пошатнулся и едва не свалился с ног. В основном из-за того, что, кроме легонькой Альятары, в меня врезались еще две седельных сумки почти с нее весом.        — Ой.        — Привет. Ой.        — Я тебя не ушибла?       Я засмеялся.        — Давай сюда.        — Оставь мне одну!        — Чтобы нас обоих перекашивало?        — Хм. Логично, — Альятара критически покосилась на свою поклажу. — Ладно, но полдороги несу я!       Пройдя очередную проверку с нанесением на руки (ноги) магической мази, мы вышли к переходу между вокзалом и станцией метро, проехали пару остановок и выбрались на эскалаторе наружу. Морозец был ощутимым — ну, по крайней мере, по эквестрийским меркам, и Альятара замоталась в теплый красно-зеленый шарф. Хотя по факту, наверно, градуса два-три, просто во влажном морском климате они ощущались, как все десять.       Над крышами и крылечками реяли флаги с распростершим крылья фиолетовым аликорном. Ледяные аликорны и просто пони украшали, кажется, каждый перекресток. Флажки и гирлянды тянулись от дома к дому, поднимались над проезжавшими каретами.        — Что у тебя там? — спросил я единорожку, взглядом указав на сумки.        — Секрет, — звонко засмеялась та.        — А, понятно. Кстати, я отдал Бронзу и Реми твои портреты, и они передавали большое спасибо. И еще вот, держи, — я выудил из кармана портмоне (с некоторым трудом — мешали висящие на плечах сумки) и отдал Альятаре вексель.       Та пробежала взглядом по строчкам.        — Хм… Я знала, что в канун праздника продажи вырастут, но не настолько же… Или… Евгений! — единорожка остановилась и смерила меня взглядом.       Я виновато улыбнулся.        — Что я говорила о прибыли с картин?        — Так, слушай! Мы-то здесь при чем? Это тебя приходилось отпаивать кофе!        — Я их продаю в лавке, которая оборудована общими усилиями! Куда пони приходят, потому что мы оплатили объявления из общих денег!        — В газете, с которой договаривалась ты, под вывеску, которую рисовала ты?        — Евгений! Это нечестно!       Я лишь развел руками. Дальше мы шли молча, пока Альятара дулась.       Хватило ее метров на пятьдесят.        — Евгений.        — Ау?        — Я заберу половину, вторую на общий счет.        — Технически говоря, они и так на общем счету. Ты можешь просто не обналичивать их, если не хочешь.       Единорожка фыркнула и слегка толкнула меня в бедро. Я хотел потрепать ее по холке, но не решился делать это прилюдно.              Раздобыть вареную колбасу было на самом деле не так уж сложно. В портовом районе Мэйнхэттена хватало грифонов и прочих хищных разумных, была там и парочка ларьков, специализирующихся на мясных продуктах. Как они добывали товар, я не выяснял, вряд ли держали где-то под городом свиней на забой, скорее, завозили туши в закрытых бочках под заклятьями, чтобы не шокировать пони. Так или иначе, а палка колбасы у них нашлась.       Не особо похожая на привычную мне, правда — более волокнистая, с мясными прожилками, еле уловимым лимонно-медовым привкусом. Но я решил, что салат от этого сильно хуже не станет.       Что до яиц, овощей и майонеза, их и вовсе было несложно раздобыть на городском рынке.       Нож застучал по доске. Альятара, замешивающая блинное тесто, сунулась через плечо любопытной мордочкой.        — Слушай, — спросил я ее. — А тебе можно такое количество мясного? — кивок на горку колбасной нарезки в миске.       Пони хмыкнула.        — Все нормально. Мы легко перевариваем мясную пищу, если в небольших количествах. В особенности пегасы, но и мне такая порция ничем особо не грозит, тем более один раз. Ты лучше сам следи за рационом!       Я кивнул. Совет Альятары был здравым.       Я как-то раз по неосторожности попробовал салат с какой-то из понячьих травяных заправок — то ли тимофеевкой, то ли люцерной. Эффект был… скажем так, дерьмовым во всех смыслах, в общем, повторять его мне не хотелось, тем более — вспоминать перед торжественным ужином. Но с тех пор я куда внимательнее перечитал брошюру КУДА, выданную мне при оформлении, особенно раздел «Пищевая совместимость».       Зашипело тесто на горячей сковороде. Я невольно залюбовался плавными движениями Альятары — подождать секунду, вспышка телекинеза — и блин взлетает в воздух, переворачивается и плюхается другой стороной. Да, удобно, наверное, переворачивать блинчики, не прикасаясь к ним.       За окном потемнело. Мы сегодня сообща удрали с работы пораньше, упросив Стила и Реми подменить нас. Без особого вреда для торговли — стояло послепраздничное затишье, пони появлялись в лавке раз-другой за день.       На блюде росла стопка блинов, я закончил с салатом и убрал миску в холодильник, на пару к тортику и селедочке. Там же охлаждалось игристое вино, того же происхождения, что и колбаса.        — Кажется, все? — единорожка охватила блюдо магией, критически на него посмотрела и, вздохнув, перехватила копытом. Я, поднатужившись, переволок стол в комнату и накрыл скатертью.       Вскоре салаты и блины вместе с тарелками и ложками перекочевали на стол. На книжный столик мы водрузили несколько не праздничную банку с поставленными в нее еловыми ветвями, которую сообща украсили пятью шариками, светящимся многоцветным кристаллом и фигуркой Принцессы Дружбы. И плюхнулись на диван.        — Ну что? — единорожка потянулась к пакету, который она убрала пару дней назад в угол, сторого-настрого запретив мне в него заглядывать. — Открываем подарки?        — Так, подожди, — я опустился на колени, доставая свой пакет из-под кушетки. Развернул слой упаковочной бумаги поверх подарочной коробки.       Улыбнулся пони и протянул подарок.        — С Новым годом.       Единорожка надорвала зубами упаковку.        — Ты чудо!       Она распахнула крышку и уставилась на ряды стеклянных баночек. Подхватила одну телекинезом.        — Это же… Настоящий комоньский волкоскоит! И мистмэйнская драконья кровь! Евгений, где ты их достал?!       Я самодовольно ухмыльнулся.        — Места знать надо, — на самом деле заглянул по старой памяти за кулисы к труппе Агата и поболтал минут десять с декораторшей. Получив в итоге адрес лавки для художников, где та закупалась. Из которой меня направили в соседнюю, где и помогли определиться с подарком.        — Что ж, — пони поставила краски на столик и подняла свой пакет. — С Днем Согревающего Очага!       Я зашуршал бумагой. Похоже, внутри было что-то большое, но легкое, продолговатое…        — Вау, — я уставился на кирзовые утепленные сапоги в точности моего размера. Украшенные металлическими набойками, ремешками и шпорами, словно у ковбоя Мальборо.        — Как тебе?        — Супер! — я натянул один сапог на ногу и убедился, что он сидит как влитой. — А откуда ты знаешь мой размер?        — Секрет фирмы!       Я еще раз посмотрел на шпоры… Блин, готов поклясться, что их делал не пони!        — А где ты их вообще достала?       Альятара очаровательно потупилась.        — Ну… Потратила день, чтобы съездить в Кантерлот. Там есть небольшой магазинчик, который торгует товарами для людей, которые сложно достать в Эквестрии.       «Наверняка мясо», — подумал я, но решил не уточнять. Как и объяснять, для чего нужны эти звездчатые колесики на каблуках. Сапоги, так или иначе, классные.        — Я тебя обожаю. Мне реально надоело ходить в этих недоваленках.       Вместо ответа единорожка крепко меня обняла. Я осторожно провел рукой по шелковой гриве, дотронулся до ушек… так, Женек, стопэ…        — А я привезла из Кантерлота кое-что еще, — мурлыкнув, словно большая кошка, сообщила Альятара. Высвободилась из моих объятий, проскакала к шкафчику, вытянула большую картонную коробку.        — Пофофеф фофыф?       Вау.       Такие радиоприемники я последний раз видел… Да нигде я такие не видел.       Тяжелый лакированный деревянный корпус, массивные обтянутые тканью динамики, посередине — бронзовая картушка со стрелкой под выпуклым стеклом. На диск нанесены не особо понятные аббревиатуры и циферки. Несколько поворотных верньеров располагались чуть ниже диска.        — Сумеешь настроить? — с надеждой в глазах спросила Альятара. — Я имею в виду, это же человеческая технология.       Упс.       Кажется, теперь я понимаю, что чувствовала моя бабушка, когда ей показывали смартфон. Только, так сказать, в хроноинвертированном порядке.        — Как бы объяснить… В общем, на Земле такие штуки вышли из обихода лет за полсотни до нашего времени.       Ушки пони грустно опустились.        — Так что будем действовать методом проб и ошибок! — поторопился закончить я.       Как ни странно, совладать с археотехом оказалось не так уж сложно. Действуя по инструкции, я вставил тяжелые, словно свинцовые слитки, батареи в гнездо под задней крышкой, щелкнул выключателем. Дождался, пока лампочка на панели не разгорится зеленым, и колонки не зашуршат. Принялся крутить верньеры, заставляя стрелку вращаться.       Какое-то время мы слышали лишь помехи, то тише, то громче. Один раз сквозь них прорвался раздраженный голос «… Девятнадцатый — Второму, скопление карет на Сорок Восьмой и Кигер-стрит, прием! Девятнадцатый…». Потом опять пошумело — и вдруг с очередным поворотом ручки в квартиру ворвалось:        — … собираешься делать в новом году, Чиз?        — То же, что и всегда, Пинки — попробую рассмешить мир!        — Ой, а серьезно? Стоп-стоп-стоп, я сказала «серьезно»? Ой-ой-ой, это оки-доки-локи-неофикрутительно! Чиз, срочно проверь, не подменили ли меня инопланетяне этим утром, потому что если они меня подменили — то я не Пинки, а если я не Пинки, то наше вечернее шоу некому вести! А это значит, что Эквестрия войдет в новый год без последней в этом году РадиоВечеринки! Чиз… Чиз… Пообещай мне, что не допустишь этого! Ради наших детей, Чиз!        — Так, сейчас. Ты розовая — галочка. Ты в кудряшках — галочка. Ты прыгаешь — галочка. Ты определенно настоящая Пинки, а значит, Эквестрия может праздновать спокойно.        — Стоп, что это? Список? У тебя есть список и ты проставляешь в нем галочки? Твайлайт, сними иллюзию и скажи мне, своей подруге — что ты сделала с настоящим Чизом?       Альятара тихо хихикала в копытце. Я тоже улыбался, даже не потому, что шутка неведомой диджейки показалась смешной.       Просто подхватило праздничное настроение.        — Итак, в наших планах на будущий год — рассмешить всю Эквестрию, потому что теперь, с нашей РадиоВечеринкой, в наших вечеринках наконец-то действительно может поучаствовать вся Эквестрия! Ты согласен, Чиз?        — А как же те, у кого нет радио?        — У кого нет радио? Да брось! Помнишь, перед Днем Очага мы обратились в конце передаачи ко всемпони и попросили их написать нам, если они слушают радио? Так вот, ни в одном письме из тех, что нам прислали, не говорилось «у меня нет радио»!       На сей раз хихикнул и я. Интересно, сколько еще бородатых анекдотов каким-то магическим образом преодолели грань между мирами?        — А теперь, всепони, давайте послушаем композицию «К Луне» от знаменитой группы «Пони-на-Заре». Ну а мы с Пинки продолжим нашу новогоднюю Супер-Вечеринку после небольшого отдыха! Вечеринка на Радио Эверхуф — оставайтесь на нашей частоте!       Из динамика полились звуки скрипки и пианино. Я крякнул, поднимая радио и водружая его на верхнюю полку. На столик не рискнул, боясь, что тот не выдержит веса.       К тому моменту мы успели проголодаться. Салаты не успели разогреться, а вот блинчики — пришлось засунуть в духовку. Впрочем, заминка была недолгой, и через некоторое время они вновь вернулись на стол.        Альятара зачерпнула ложку сметаны и ложку черничного варенья, намазывая блинчик и сворачивая его в трубочку. Задумчиво посмотрела на результат.        — Вообще говоря, это уже не флаг-блинчик, — сообщила она. — По крайней мере, это устаревший флаг-блинчик. Но чтобы соблюсти традицию… Или создать новую? В общем, нам пришлось бы взять… Я даже не знаю. Варенье из аронии? Или солнечной ягоды?       Я поднял бровь. Молча — потому что косплеил гоголевского Пацюка. Только в рот мне влетел второй блинчик вместо вареника.        — М-м-м, — Альятара прожевала свой блин. — Слушай, я думаю, ее высочество не разгневается на нас, если я буду есть блинчики по старым обычаям! Слишком они вкусные! Кстати, как тебе мамино варенье?        — Отличное, — не кривя душой, сказал я.       Мы расправились с блинчиками и отдали должное салатам. Оливье Альятара оценила по достоинству, селедку под шубой тоже похвалила, хотя, боюсь, из вежливости — что-то я сделал не так, то ли недоварил свеклу, то ли неудачно выбрал рыбу. В общем, миску с недоеденным салатом мы убрали в холодильник. Достав мандарины.       Знакомая смесь запахов хвои и цитруса… Мерцание кристалла в еловой хвое… Тихая музыка из динамиков…       Вот теперь точно словно дома.       Из соседних квартир доносились приглушенные хлопки петард, смех и топот, хотя такого размаха, как в первую праздничную ночь, веселье не приобретало. Фейерверки взлетали над крышами изредка-изредка, зарево огней тоже приугасло.       Но огни были и у нас — и мы даже не очень долго их искали. Свет погас, зашипели, разлетаясь, искры. Единорожка, смеясь, попыталась выхватить бенгальский огонь у меня из руки, я поднял его повыше, тогда она схватила второй и поднесла вплотную к моему. В брызге искр, в полутьме я позволил себе откровенно залюбоваться ее радостной улыбкой, стремительными движениями, огромными глазами… стоп, стоп, стоп…       Стрелка часов уже почти достигла полуночи. Я с трудом отвел взгляд и извлек из холодильника бутылку. Размотал проволочки на горлышке. Альятара достала бокалы.        — Обычно в это время мы слушаем поздравление главы государства, — сказал я ей. — А у вас нет такой традиции?        — Принцесса обращается к народу в Ночь Очага, — качнула пони челкой. — Не думаю, что она повторит для нас обращение, даже если мы решили отпраздновать попозже.        — Ну и ладно, — мы оба смотрели на минутную стрелку. Боя курантов не ожидалось, колокольного звона тоже, но мы все равно застыли, прижавшись друг к другу и глядя на часы. Словно, как в детстве, ждали чего-то чудесного.       Стрелки коснулись полуночи.       Хлопнула пробка.       Зашипело игристое вино.        — У нас говорят «С Новым Годом, с новым счастьем», — шепнул я Альятаре.        — С Новым годом, — тихо повторила та. — С новым счастьем.       Аквамариновая головка прижалась к моему плечу. Я потянулся поставить бокал, полуобернулся, посмотрев на запрокинувшую на меня передние ноги единорожку, приобнял за плечи. Улыбнулся, и ее мордочка тоже озарилась улыбкой. Хотел что-то сказать, но вместо этого наклонился ближе.       Стоп.       Стоп.       Стоп.       Что же я делаю?       Что она делает?       Потому что…       Вкус вина на губах. Другое, инаковое ощущение под губами и языком. От губ подавшейся навстречу Альятары.       Что…       Кто из нас сошел с ума?       Какая разница?       У меня нашлись все же силы оторваться. Или кончился воздух в легких?       Я посмотрел на Альятару.        — Мы точно ничего не делаем неправильного?        — Понятия не имею, — выдохнула та. И, охватив копытом за шею, привлекла к себе.       Руки обрели собственную волю. Скользнули вдоль спины, чувствуя, как движется под ними гибкое сильное тело. Пальцы легко коснулись основания хвоста, скользнули на кьютимарку — Альятара явственно вздрогнула. Нырнули в нежный мех на животике, задержались…       Свет елочного фонарика отразился в ее глазах.        — Да, — очень тихо-тихо выдохнула она мне в ухо. — Да.       Нежные мягкие бугорки под ладонью… Влажное вздрагивающее тепло, иное, непохожее, где-то шире, где-то сильнее… Негромкий вскрик. Рубашка, которую с меня стягивают копытами. Мечущийся хвост, то и дело задевающий… Альятара изворачивается, неловко пытаясь одновременно дать мне место на диване и улечься на бок…       Когда я вошел в нее, она не вскрикнула — лишь дернулась всем телом, вцепившись зубами в подушку. Я замер, и почувствовал движение навстречу. Вот теперь был стон, короткий, резкий, еще, еще. Это было неловко, странно, прекрасно. Я зарылся лицом в синие пряди, двинул ладонью чуть вниз и вбок… Альятара выгнулась, ахнув, рог вспыхнул…        — Евгений!!!        — Аль…!!!              …              На подушке, угасая, тихо шипели сине-зеленые искры.              …              Я проснулся внезапно, рывком, словно вынырнул с большой глубины. Распахнул глаза.       Вокруг стояла темнота. Даже магический кристалл, должно быть, разрядился. Альятара тихо дышала у меня под рукой.       Медленно, стараясь не потревожить ее, я убрал руку. Отодвинулся, сел на диване.       Выпрямился и подошел к окну.       Прижался лбом к холодному стеклу.       Что я делаю?       Что я делаю здесь, в этом мире?       Среди чуждых созданий. Вдали от всего человечества, кроме горстки сумасшедших.       Безуспешно пытаюсь притвориться своим для его жителей?       Сжал зубы, пытаясь не застонать.       Шорох за спиной.       Тихий перестук по паркету.       Теплое прикосновение.        — Евгений? Все в порядке?       Я медленно обернулся и взглянул на Альятару.       Еще медленнее опустился на колени и прижал ее к груди.        — Ты чудо, — прошептал я во вздрогнувшее ушко. — Прости. Это… острый приступ тоски по дому. Ты замечательная. Сейчас это пройдет.       Альятара вместо ответа подалась вперед и крепко обняла меня. Вжавшись мне мордочкой в плечо.        — Пойдем спать, — тихо прошептала она в ответ. — Завтра будет новый год и новый день. Завтра… Все будет завтра.