Июльский рассвет, встречающий слёзы

В комнату через приоткрытое окно в деревянной раме, выкрашенной в белый цвет, кое-где с облупившейся краской, проникает холодный лунный свет. Он падает прямиком на постель одного из мальчиков. На постель Валеры Лагунова. Лунный свет красиво отражается от белёсой простыни-домика, такой же бледной, мягкой, как и кожа мальчонки. Простыня упала и скомкалась в ногах у Валерки, обнажая его тоненькое мальчишечье тело с мягкими изгибами, и при этом делая Лагунова беззащитным. Казалось бы, подходи и кусай, вербуй в свои отряды, но Лёва не может, он никогда этого не сделает. Хлопов лежит на своей кровати, положив обе ладошки себе под голову, и бессовестно разглядывает Валеру. Взгляд проницательных, чаще всего спокойных глаз, изучает каждый миллиметр Валеркиного тела. В комнате душно, воздух спёртый, он больно давит на голову, в основном на виски. Изредка, через приоткрытое окно в комнату проникают порывы прохладного летнего ветра. За окном размеренно стрекочут цикады и кузнечики, их шум приятно убаюкивает. Светло серые облака быстро летят по тёмному, сажевому ночному небу, ненадолго закрывая луну своей полупрозрачной пеленой. В воздухе резко начинает пахнуть какими-то полевыми цветами. Так же пахнет от Валеркиного тонкого как игла тела, иногда в нос ударял мыльный аромат, но это только после того, как Лагунов выходил из душа. Тогда Лёва тихонько наблюдал за его тонкими запястьями, выпирающими ключицами и впалому животу. Ах, как же Лёва хотел прикоснуться к ним руками, губами и остальными частями тела. Недавно Хлопову снился сон, где он и Валерка плавали ночью в реке неподалёку от корпуса лагеря. *** Была тёмная, но звёздная ночь, месяц ласково освещал двум полураздетым мальчикам, мчащимся к реке, путь. Добежав до реки оба подростка спешно скинули с себя остатки одежды, а затем живо окунулись в воду. Они отплыли довольно далеко, вода была им по две трети груди. Валерка был наконец-то без этих своих дурацких очков, он ласково и весело улыбался Лёве, стоящему напротив. Лагунов тогда напоминал маленького взъерошенного воробушка. Хлопов не мог на него наглядеться, он осматривал каждый миллиметр Валеркиного тела, не скрытого под водой, и голову сносило лишь от одной мысли о том, что они оба голые стоят так близко к друг другу. Валерка рассекал воду обоими руками, стоя при этом на месте. И Лёва не выдержал, он сократил и без того маленькое расстояние между ними, вовлекая Валерку в поцелуй, обнимая того руками за тонкую талию. Лагунов тихо посапывал и неумело отвечал, положив свои руки на Лёвкины плечи. Когда Хлопов оторвался от своего товарища, он начал целовать щёки, нос, лоб, шею, скулы, всё Валеркино лицо, в перерывах шепча тому какие-то ласковые слова и комплименты. Валерка вцепился в Лёвины плечи сильнее, и аж закатывал глаза от удовольствия, а самое главное стоял рядышком и любил, не терпел, а именно любил. А Лёвка стоял и захлебывался в нежности по отношению к своему товарищу. *** Из воспоминаний Лёву вытащили недовольные бормотания Лагунова во сне. Хлопов тяжело вздохнул. очень грустно было осознавать, что это был всего лишь недавний сон, которому не суждено воплатиться в жизнь. Мальчик сел на своей кровати, та слегка скрипнула, и спустил свои босые пятки на ледяной пол. По коже от контраста температуры пробежали мурашки табуном. Хлопов тихо, переступая с пятки на носок, ибо так беззвучнее, добрался до Валериной кровати. Её обладатель тихо посапывал, видя, наверное, уже десятый сон. Лёва тихо опустился на пол, не спуская глаз с Валеры, прижавшись головой к твёрдому матрасу, лежащему на кровати Лагунова. Во сне Валерка выглядел очень милым, хотелось прижать его к себе и целовать до потери пульса, хотя, его итак нет. Тонкая голая нога Валеры медленно упала с постели. От неё пахло детским мылом и самим Валерой. Лёва медленно прикоснулся к костяшке своими ледяными губами, не сводя глаз с Лагунова. Мальчик не проснулся, даже не шевельнулся и судя по его лицу, ничего не почувствовал. Лёве это на руку. Обхватив своей ладонью низ ноги Лагунова, где сама нога переходит в стопу, Хлопов прижался к его икре щекой, тихонько целуя ногу и с выливающейся из каждой части тела нежностью, смотрел на своего спящего товарища. Он был красив. Нет, он был прекрасен. Лёва был Голиафом, Валера – Давидом. Сам Лагунов, разумеется, не знал об этом, да ему и не надо знать. Последний раз поцеловав тонкое тело Валеры, Лёва тихонько встал, негромко вздохнув из-за резкой боли в спине. По полу гулял могильный холод, хотя на улице было довольно тепло. Слегка пошатываясь и вытирая слезы тыльной стороной ладони Лёва выходит в душный коридор, где царит полумрак, и выходит на улицу, где над верхушками тёмного леса потихоньку загорается яркое солнце, озаряя своими ранними лучами сетчатку глаза. Хлопов садится на дощатое крыльцо, что прогнило в нескольких местах, достаёт из пижамных шорт сигареты. Самые дешёвые, которые он украл у деда прошлым летом. Вытягивает тонкую папиросу, поджигает её спичкой из соседнего кармана и медленно закуривает. Он смотрит на лес, с на глаза вновь накатывают слёзы. Не в силах больше справляться с ними, он опирается виском о балку крыльца, и с сигаретой в левой руке захлёбывается в рыданиях, встречая июльский рассвет.