Смертельный шторм.

Приехать сюда почти за неделю до концерта было очень плохой идей. Но разве я думаю о последствиях, прежде чем что-то сделать? Конечно, нет. Меня отговаривали все, включая Пашу, хотя он давно не имеет права вмешиваться туда, что касается моих сердечных струн. И вот я сижу в одноместном номере кишинёвской гостиницы и копаюсь в себе. Последнее время очень часто устраиваю своей душе такую встряску, и каждый раз заканчивается это истерикой. Почему номер одноместный, и почему гостиница? Да потому что в поместье семьи Балан меня не жалуют уже больше чем пол года. И виновата в этом только я. Почти пол года назад наступил наш конец. Мы потеряли все. Мы потеряли наше продолжение, нашего ребёнка. Только вот если физически потеря ровнялось к цифре один, то морально эта цифра превышала тройку. Тот день я помню очень хорошо, хотя моё состояние оставляло желать лучшего. Помню как слёзно просила Галю не звонить тебе, пока машина скорой помощи летела в больницу. Помню как обещала уволить ее, если увижу тебя сегодня в больнице. Помню как десяток врачей и ещё столько же медсестёр, суетливо везли каталку в операционную. А дальше пустота и твоё бледное лицо, что не свойственно для твоей природно смуглой кожи. Таким я тебя не видела никогда. Ты сидел возле моей кровати и дрожащими руками держал мою. Ты уже все знал. А я все поняла, как только увидела тебя и твои слёзы. Ты плакал. Я наблюдала за тобой и пыталась не шевелиться, давила в себе подкатывающую истерику. Но услышав твоё судорожное — Очнись, малышка…. — не выдержала и сжав твою руку что было силы выпустила крик. Этот крик я помню до сих пор, он преследует меня. Уверена, ты тоже помнишь. Я молчала три дня, ты три дня говорил. Господи, какой же ты сильный. Ты ни разу не сказал о нашей потере, просто поддерживал меня, хотя сам медленно умирал. Ты был заботлив как никогда, но, Дан….я не заслужила этого. Как и ты не заслужил быть настолько разбитым. И все из-за меня. Каждый раз, когда ты думал, что я сплю, ты шептал о том, что мы и с этим справимся, но в один день я не выдержала. — Ты больше не должен выдерживать. Уходи. Уходи подальше от меня. — мой шёпот был настолько громким, что казалось меня слышали все. Ты пытался мне что-то объяснить, успокоить, но я приняла решение, решение во благо тебе. Тебе нужно держаться от меня подальше, у тебя ещё есть шанс на жизнь. У меня больше нет. Но я сама виновата. Это я давала концерты каждый день, это я соглашалась на вечные встречи, это я не продумывала маршруты и летала по 18 часов, это я выжимала из себя последние силы и буквально падала на пол уходя со сцены. Это я ее убила. И тебя тоже. — Тань, мы с этим справимся. — Я не должна была так поступить с тобой. Уходи. Прошу…. И ты ушёл, но как всегда сказал, что это не конец. Ты ушёл, чтобы не нервировать меня. Господи, Дан, почему даже сейчас ты заботишься обо мне? После того как дверь за тобой закрылась, молчание длилось месяц. Ты не звонил и не писал мне, но ты всегда был на связи с моей командой. Я — уже через неделю не выдержала и позвонила тебе, но дальше одного гудка дело не шло. Сбрасывала. Слабая. Обозлённая на себя и только на себя. Однажды после таких извращённых игр, ты прислал смс: «Тань, я хочу тебя услышать. Пожалуйста.» Что? Ты просишь? Что с тобой не так? Да это я должна молить о том, чтобы взяв трубку услышать от тебя хотя бы «привет». Перезваниваю тебе, но молчу. Ты пытаешься поговорить, но я молчу. На этот раз ты понимающе выжидаешь, но так и не дождавшись от меня ни слова сбрасываешь сказав одно, — Всегда хочу слышать, даже твою тишину. — Я рыдала всю ночь. Потом такие мои звонки стали повторяться чаще. Только молчали уже оба. Хотя ты иногда нарушал эту тишину, но от меня ответа так и не было. Спустя месяц изощрённого «общения» ты не выдержал и послал меня. Заслужила. Два месяца тишины. И на мой телефон стали поступать твои смс. Ты ругал, если видел в соц. сетях мои фото, где сижу на полу, или одета не по погоде. Ты хвалил, если видел фото из ресторана, хвалил, что не забываю поесть. Я мысленно ругалась на тебя, ведь ты не должен этого делать. Ты должен ненавидеть меня. Но ты заботишься. И от этого мне хуже в сто раз. Я так виновата перед тобой. Вот такая вот у нас история. Вот такая «счастливая» совместная жизнь. Но однажды, все изменилось. Паша прислал список городов, где мы можем дать концерты, и как же я удивилась когда первым в списке оказался твой город. Ну конечно же. Глупо отрицать, что дальше первого, я не читала. Паша не удивился, никто не удивился, ведь знают какая я ненормальная, и как люблю играть на своих же ранах. И конечно же, уже после первой рекламы о концерте, ты ме написал: «Моя смелая.» А твоя ли? Давно нет. Но так думаю, видимо, только я. А ещё мне написала твоя мама. И сказала, что обязательно придёт на концерт. Я искренне была рада, и даже сама позвонила ей. Кстати говоря, с ней я говорила чаще, чем с тобой разделяла тишину. Она всегда была со мной на связи. И я искренне ей благодарна. Даже в нашем счастливом прошлом, она была в списке тех людей, которым я звонила каждый день, но тебе об этом знать необязательно. Время шло, концерт все ближе. Наше общение так и оставалось в телефонном режиме. И ты был очень рад, когда я начала поддерживать с тобой диалог. Ты просил о встрече, я боялась. Знала, что сделаю больно и тебе и себе, только в этом случае на себя было плевать. Я хотела чтобы мой конец наступил ещё тогда, в той чертовой палате. За неделю до концерта мне пришла в голову «замечательная» идея. И вот я здесь. В твоём городе. Хотела отдохнуть, напитаться этой энергетикой. Пройтись по тем местам, что ты мне когда-то показал. И если для того, чтобы сюда приехать, смелости у меня хватило, то для прогулок — нет. Слишком большой риск. Слишком боюсь встретить тебя. Слишком боюсь воспоминаний. Чокнутая трусиха. Так и просидела всю неделю не выходя из номера. И когда ты писал мне, так и не решилась сказать, что я уже здесь. Ты бы захотел встретиться, и мои отказы тебя бы не остановили. Ты имеешь здесь больше власти, ты имеешь власть и надо мной, но я не признаюсь в этом, хотя мне это определённо нравится. Но говорить про это сейчас уже не имеет смысла. Не имеет же? День концерта настал слишком быстро. Я была не готова, но здесь включился режим трудоголика. Собралась и вперёд. Репетиция как в тумане, я нервничаю и противная тошнота не отпускает. Моя команда понимающе помалкивает и обращается ко мне только когда это действительно нужно. И я им благодарна. И вот первые аккорды. Я на сцене. В зале почти две тысячи человек, но я отчаянно пытаюсь найти твоё лицо. И когда не нахожу, казалось бы нужно облегченно выдохнуть, но я чувствую нарастающую обиду и тревожность охватывает меня с головой. Кажется, меня сейчас вывернет от волнения, а виски пульсируют так, что ещё немного и я упаду прямо на сцене. Но песня за песней, вроде бы все хорошо. Песня «Не дощ», зачем я вообще включила ее в эту программу? Да потому что чертова эгоистка, люблю ковырять свои раны, но сейчас обнажаю не только свои. На первом же припеве весь зал укрывается фиолетовыми сердцами. И я теряю дар речи. Я забыла не только слова песни, которую пою уже больше 10 лет, я забыла как дышать. Прикрываю ладошкой лицо и молчу, а музыка продолжает играть. Слышу как весь зал в унисон поёт вместо меня….Собираю всю волю в кулак и поднимаю глаза в зал. И кого я первым делом вижу? Тебя? Нет! Твоя мама…сидит во втором ряду и улыбается мне самой тёплой из всех своих улыбок. Как я не заметила ее раньше? Слишком была увлечена мыслями о возможной встрече с тобой. Дарю ей ответную улыбку и продолжаю петь. Фиолетовые сердца, подсвечены фонариками и раскачиваются в так песне, убаюкивая моих демонов. — «Спасибо, ДанТина». — в слух не решаюсь, но мысленно всегда. Песня заканчивается и девочка из первого ряда идёт ко мне с огромным букетом фиолетовых тюльпанов. Они такие же тяжёлые, как и мои мысли, но я искренне улыбаюсь и благодарю. Всегда. Концерт подходит к концу. Песня на бис. И вот я уже иду в гримерку. Кстати, гримерка здесь одна из лучших, что были у меня за последний год. Знала бы про это ДанТина, непременно бы пошутили, что это ты постарался. Всю дорогу к своему укрытию моя тревожность нарастает. И виновник этому ты. Но понимая абсурдность своих мыслей пару раз шумно выдыхаю. Ну не придёшь же ты вот так, в мою гримерку, без договоренности со мной! Не придешь ведь? Два поворота ключом против часовой стрелки. Странный замок, но не страннее меня. Поэтому считаю это символичным. Открываю дверь, там кромешная тьма, но я ведь не выключала свет. Рукой нащупываю включатель, слишком громкий щелчок. Но в следующую секунду в моих ушах шум, который не сравнить ни с чем. Разве что, с криком в палате в тот день. Развернувшись к пространству гримерки, я вижу тебя. Тебя, черт возьми! Сидишь на диване и смотришь на меня. И если на моем лице страх, а в голове строится план побега, то ты излучаешь спокойствие и глаза твои наполнены… Боюсь даже думать об этом. Заметив мои намерения сбежать, ты резко сокращаешь расстояние между нами. Твой аромат заполняет каждую мою клеточку и я начинаю дрожать. Прижимаешь всю меня к себе так крепко, что завтра на рёбрах останутся синяки. Но я готова терпеть любую боль, лишь бы ты не отпускал. Утыкаюсь носом в твою шею, губы находят своё пристанище и в этот момент, я самая счастливая, самая живая, но все ещё дура. — Набегалась, Тань? — твой бас прорезает эту тишину где-то у меня в волосах, и миллионы мурашек бегут по моей коже. — Так и будешь молчать, или мне выйти и позвонить тебе? — чувствую твой смешок. — Ты ненормальный, знаешь об этом? — все ещё не решаюсь посмотреть на тебя. — Знаю. Но ещё знаю, что не могу без тебя. — отстраняешься от меня, берёшь пальцами за подбородок и поднимаешь мой взгляд на себя. Слез я уже не сдерживаю. И из-за них я почти не вижу тебя. Мысленно прошу их покинуть своё начало, потому что…. — Я так скучала. И я так тебя люблю. — в следующую секунду ты накрываешь мои губы своими и я складываю все свои оружия тебе под ноги. Проиграла? Нет! Определённо нет! — Я очень-очень тебя люблю, Дан. — Знаю… — ты вставляешь ответ между поцелуем и накрываешь мои губы снова. А твои крепкие руки успокаивающе поглаживают лопатки. — За что ты мне такой? — мой вопрос остаётся без ответа, ты лишь миллионный раз целуешь. — Тань, ты согрела меня, когда я замёрз почти до смерти. Ты стала спасательным костром, который появился из ниоткуда, но так вовремя. — заглядываешь прямо в душу. — Как я могу от тебя отказаться? — заглядываешь в глаза, но достаёшь намного глубже. И только от одно твоего такого взгляда, я готова мурчать и ластится как бездомная крошка, которая только что обрела своего хозяина. — Мой. — Моя. И сейчас нет ничего правильнее, чем мы. И мы действительно переживем все. И бегать от тебя я больше не хочу, чтобы не случилось. Да и ты уже не отпустишь. Никогда не отпускал.