венок из незабудок

Маленькие пылинки кружатся в воздухе, в своем особом хороводе. Ренджун громко чихает, растирая до красноты нос, но упорно привязывает девясил к веревке. Тот долго высыхает, а старые запасы уже заканчивались. Сверху слышится топот — это Тэн вернулся домой. Он еще с самого утра ушел глубоко в лес, в поисках нужных ингредиентов, для сегодняшней ночи. Купальной ночи. Ренджун тоже готовился: несколько раз успел окунуться в реке, собирал целебные коренья и травы, протирал скляночки в подвале. Даже успел выучить несколько рецептов отваров, чтобы довольно рассказать их своему наставнику. Стать учеником местного травника, никогда не было его мечтой. Просто, так уж вышло, что родителей своих, Ренджун никогда не видел. Говорят, матушка его сильно болела и очень долго лечилась, от неизвестной хвори. За это ее и погнали с деревни местные. Тэн рассказывал, как вернувшись поздно с озера, нашел ослабленную женщину на пороге его дома. Та слёзно умоляла позаботиться о своем малыше, когда он появится на свет, уж было у нее чувство, что он особенный. И Тэну ничего не оставалось, кроме как дать ей слово, что он не бросит бедное дитя на произвол судьбы. Вообще-то, Тэн никогда не планировал заводить себе кого-то, кроме черного кота, а уж тем более если это дитя человеческое. Но, как он всегда говорил: слово ведьмы, есть слово ведьмы. И это непреложный обет. К счастью, Ренджун рос спокойным ребенком. На здоровье он был, слабоват, но зато с ранних годов проявлял интерес ко всему магическому. Копался в саду, разговаривая с цветочками, долго мог сидеть перед разноцветными баночками с отварами, перечитал всю домашнюю библиотеку, полную пыльных книг, которые уже давно не открывались. Мысль вырастить из малыша своего приемника пришла неожиданно. Тэн тогда долго копался в своем подвале, варил очередное лечебное пойло, но все никак не мог правильно подобрать пропорции. Баночки то взрывались, лопаясь разноцветными стекляшками, то непонятного цвета жижа густела и превращалась в камень. Он уже готов был опустить руки и сжечь к чертям старую бабкину книгу с рецептами. И если бы не Ренджун, он так бы и поступил. Мальчик, тихо наблюдавший все это время откуда-то из угла комнаты, протирая деревянные ступки, в миг оказался рядом с котлом. Ловким движением бледных рук, он снял с веревок засушенный чабрец и календулу, размял в ладонях и засыпал все в бурлящую жидкость. И на удивление, ничего не произошло. Никаких взрывов, пожаров и прочего. Наоборот, Ренджуну удалось создать свой самый первый в жизни отвар. Тэн начал с малого: утром походы в лес, за сбором трав и их изучением, в обед танцы около котелка, в попытке что-то сварить. Вечером ягодные чаи около камина, пока Ренджун вслух зачитывает его ведьменские книжки. И хоть мальчик не обладал ничем магическим и не было в нем чего-то нечеловеческого, Тэн всегда улыбался, понимая, что его мама была права. Ренджун был совершенно особенным. — Ты все сделал? Ренджун, выкарабкавшийся по скрипучей лестнице из подвала, активно кивает. И в подтверждение своих действий еще и громко чихает. Все таки пора заняться в этой берлоге уборкой — тонкий слой пыли, уже одиноко лежал на всех поверхностях. Тэн ерошит чужую макушку, вальяжно вплывая в небольшую кухню. В его руках корзина с лапчаткой, за которой он ушел еще на рассвете. — Сегодня важный день, — говорит Тэн, раскладывая желтые цветочки на столе, — Опять эти местные дураки по лесу шнырять будут. — Уже видел кого-то? — спрашивает Ренджун, тихо хихикая. Он знает, как старший ненавидит деревенских. Говорит, что те вечно своим шумом мешают ему концентрироваться, да еще и животных пугают. — Пока нет, иначе бы наслал на них порчи, — лукавит Тэн. На самом деле, он уже встретил кое-кого, по дороге домой. Мальчишку со светлой макушкой, в льняной рубахе, расшитой красными узорами. Он задумчиво кидал камни в ручей, запуская по воде «блинчики». Его звали ЯнЯн. Местный деревенский дурачок, каким его всегда считал Тэн. Казалось, он годится только на то, чтобы пить квас, да дрова колоть. Такие как он как раз громче всех кричат, быстрее всех лезут прыгать через костер, да голышом купаться, рыбу пугать. Только вот, Тэн знал, что тот в лесу не просто так ошивается. Знал, поэтому ничего и не сказал Ренджуну. Он все-таки, его растил с младенчества, а там хочешь не хочешь, а материнские инстинкты появляются. Прикипел он к нему очень. Вот и пытался всегда от всяких дураков огородить. Но ЯнЯн оказался из упорных. Половица скрипит под босыми ногами Ренджуна. Он неловко мнется на одном месте, вцепившись пальцами в смешной фартук с вышитыми ягодами клубники. — Ну давай, спрашивай уже, — не глядя отзывается Тэн. Он почти физически чувствует повисшую неловкость и неуверенность повисшую в комнате. — Ты все равно не разрешишь, — фыркает Ренджун, — И вообще, как ты понял? — Я тебя вырастил, на минутку, так что даже если ты захотел бы что-то скрыть, то у тебя бы не вышло. Ренджун по-детски дуется, складывая руки на груди. Но ему всего лишь шестнадцать, он только начинает пробиваться сквозь грубую почву, как цветок, только зацветает. И Тэн знает, что тот будет самым красивым из всех. Нежный, как темно синие лепестки полевого василька. Он шумно выдыхает, отвлекаясь от сортировки корений и бутонов, оглядывая своего любимого ученика. В волосах застряли сухоцветы, вперемешку с весенним цветением, а бледная кожа, видела так мало света, потому что тот проводил почти все время за книгами и за варкой целебный снадобий. Он был как не ограненный камушек, который в умелых руках мастера, мог заблистать ярче всего на свете. И, возможно, как бы Тэн того сам не хотел, но такой уже нашелся. Как бы он не старался перевязывать дикий полевой цветок, тому пришло время познать мир самому. — Ладно, но только не делай глупостей, — шикает Тэн, принимая серьезный вид, — И завтра ты идешь за марьиными кореньями вместо меня. Парень подскакивает на месте, в оказываясь рядом и утыкаясь влажным носом куда-то в область груди. — Я честно-честно не буду делать ничего плохого и буду осторожным, — щебечет Ренджун, радостно срывая фартук, оставаясь в одной сорочке. — Не за тебя боюсь, глупыш, — шепчет Тэн, но его ответ уже никто не слышит. Он так и растворяется в тишине комнаты, перемешиваясь с оставленным вихрем пылинок. В лесу свежо и прохладно. Ренджун отдергивает вниз простую белую рубаху, удобнее устраиваясь на трухлявом пне. Взгляд его прикован к маленькому пушистому комочку, прыгающему с ветки на ветку. Рыжая белка в поисках съедобного, шуршала листьями, перебираясь с одного места на другое. Ренджун любил наблюдать за всякой живностью, так ему казалось, он становиться чуть ближе к природе. — Вот ты и попался, — громкий смех раздается прямо над ухом, а после плечи сжимают теплые ладони. — Ты ее спугнул, — констатирует Ренджун, все же немного вздрагивая от неожиданности. — Обязательно быть таким громким? ЯнЯн лучезарно улыбается, настолько ярко, что даже небесное светило не могло с ним соревноваться. Он ловко вытягивает белый цветочек из-за уха, вкладывая в ренджуновы руки. — Сорвал по пути тебе ромашку, — кивает он, — Она такая же красивая. — Это не ромашка, дурила, это — нивяник. — закатывает глаза Ренджун, поднимаясь с места, — Он в отличие от ромашки цветет два раза в год, большими бутонами. Есть в народе фраза: «не говори при травнике о растениях, иначе он не замолчит», так вот, она правдива. Ренджун пускается в поток объяснений, чем же этот загадочный нивяник отличается от ромашки, где он растет и используется. А ЯнЯн слушает как завороженный. Два темных камушка-глаза блестят при одном только взгляде на парнишку. Он, конечно, ни слова не понимает, да ему и не то, чтобы было очень интересно знать где там этот нивяник растет. Но это было интересно Ренджуну. Он молча следует за ним вглубь леса, туда, где заросшая тропинка выводит к реке, около которой уже собирался народ. Молодые люди в разноцветных одеждах, девушки в ярких платьях, на лицах которых плясали яркие языки пламени от кострища. Ренджун знал, что через него, по традиции, надо прыгать. Но сам бы он этого никогда не сделал. Перспектива подпалить портки ему не льстила. Да и потом от Тэна прилетит, он же обещал быть благоразумным. Они устраиваются чуть поодаль, в тень плакучей ивы. Туда, где совсем еще молодые девушки плели венки, нараспев затягивая какую-то мелодию. Ренджун любил плести венки, он даже успел собрать по пути целую кучу листьев и цветов для этого: зверобой, тысячелистник, боярышник. Правда к этому всему прибавились еще и синие бутончики, которые ему успели пихнуть в руки. Тонкие пальцы умело переплетают зеленые стебли. ЯнЯн тихо бубнит под ухом, потому что у него ничего не получается, только растения портит. Ренджун на эти жалкие попытки только хихикает, но ничего не говорит. Молча доплетает свое творение и одевает на светлую макушку. — Тебе идет, — замечает он, скользя взглядом по чужому лицу, обжигаясь о мечтательный взгляд, пальцем тыкая во вплетенные цветы, — Это незабудки. — А что они означают? — спрашивает ЯнЯн, подвигаясь ближе, показывая всем видом готовность слушать дальше. Он бы слушал Ренджуна бесконечно. «Они любят влажные поляны, — рассказывает Тэн, собирая все необходимое в кожаную сумку, — Есть еще болотные, но болотные не рви, не неси всякую гадость в дом. Это очень хороший цветок. Он означает настоящую, бескорыстную и светлую любовь, Инджуни. Если ты подаришь ее кому-то, то это обещание, всегда помнить человека. И любить» Ренджун подвисает на пару долгих секунд, не находясь с ответом. Внутри все сжимается, колется, как будто он чертополоха наглотался. Они, ведь, знакомы так давно. Кажется, Ренджуну было шесть, когда он впервые пошел в деревню. Тогда то к нему и привязался этот неугомонный и шумный чудик. Как собачонка, следовал за ним до самого леса. А чуть позже начал провожать до крыльца дома, несмотря на то, что все еще боялся уходить глубоко в чащу. Если бы его матушка только знала, чем занимался сын, точно бы уши начистила. Незаметно пролетевшее время, слепило из ЯнЯна прекрасного юношу. Мягкие и светлые черты лица, сияли изнутри когда на губах играла улыбка. Крепкие руки, что рубят дрова, управляют повозкой с лошадьми и помогают матушке по дому. А однажды, он спугнул дикого кабана, не дававшего Ренджуну двинуться дальше. Тогда он сам немного пострадал, ободрав коленки и порвав любимый кафтан, но свою задачу он выполнил. Он защитил своего маленького лесного травника, которого всегда считал совсем не человеком. Чем-то волшебным, неземным. Про таких мамы рассказывают в сказках перед сном. Только у него он теперь совсем настоящий, человеческий и живой. — А вот сам и узнаешь, — увиливает Ренджун, вскакивая на ноги, — а потом мне расскажешь. По реке запускается «молчаливая вода», а вокруг костра заводиться хоровод. Скоро первые смельчаки начнут через него перескакивать. Ренджуну, если, честно, немного страшно. Настолько, что сковывающее чувство съедает легкие. Но вместе с тем, ему так хочется тоже быть таким свободным и беззаботным. — Пойдешь прыгать? — подает голос ЯнЯн, заметив интерес в ренджуновых глазах, — Слышал, там вроде что-то очищается, да? — Защищает от порчи и заговора, — кивает Ренджун, вглядываясь в яркие языки пламени, жадно облизывающие ночное небо, — Честно, я боюсь. Ладони нежно касаются, переплетая пальцы, а чувство такое, будто воздух весь разом выкачали. Или дали понюхать одно из неудачных творений Тэна. Мурашки пробегаются по телу, вместе с неизведанной ранее теплотой. Ощущение растекается внутри все больше, по мере того, как парни подходят к кострищу. Что-то совсем крохотное трепещет в сердце, как маленькая птичка, когда ЯнЯн крепче сжимает ренджунову ладошку. В его взгляде уверенность, но та отнюдь не из-за решения прыгать через огонь. Она родилась в деревенском мальчишке в тот день, когда он впервые встретил загадочного паренька, копавшегося в кустах. Потребность защищать и следовать везде, куда бы он не пошел. Потому-то, Тэн так боялся отпускать своего единственного и любимого ученика. Знал, что на одной странице, старинной и пыльной книги, хранились волшебные строчки: «Коли однажды отыщется тот, кто рожден был познать сердце ведьминское, цветком папоротника оно зацветет купальскою ночью, и одна больше никогда не останется. Суждено ему следовать за ней будет. От одной ночи, да вовеки». — Не бойся, я с тобой, — шепчет ЯнЯн, растягивая губы в улыбке, — Всегда. — Прям уж всегда? — фыркает Ренджун, скрывая вспыхнувшие румянцем щеки. — Куда бы ты не пошел, я последую, — кивает парень, подходя ближе, — От одной ночи, да вовеки. Листья на деревьях затрепетали, перешептываниями разнося по ветру старинные предания. Купальская ночь вступила в свои законные права, распуская свою магию всюду: каждое живое существо могло ее почувствовать. Ренджун мелко задрожал, вдыхая побольше воздуха. Разбег. И вот они уже летят через красно-оранжевые языки пламени, целующие голые ступни. Казалось, будто прошла вечность, но на деле всего одна секунда. ЯнЯн падает на мягкую траву, щекочущую неприкрытые руки, ловя Ренджуна в свои объятия, смягчая приземление. Смех вырывается глубоко из груди сам по себе. Ренджун недовольно бурчит, выпутываясь из чужих рук, чувствует как щеки и уши становились пунцовыми и вовсе не от прыжка через костер. Внутри горячо было от осознания — за ним и правда последуют везде, куда бы он не двинулся. Даже если через огонь. — Дурила, — поднимается на ноги Ренджун, поднимая слетевший с чужой макушки венок, задумчиво крутя его в руках. — Хочешь запустить? — как будто читая мысли, спрашивает ЯнЯн. — Не знаю почему, но девчонки обожают это делать. — Они гадают, — объясняет Ренджун, — Если венок утонет, значит, суженный разлюбил. А если долго проплывет, то скоро свадьба. ЯнЯн замолкает, вглядываясь в реку, по которой плавали горящие сплетения цветов со свечами, превращая все в звёздное небо на земле. — А если венок кто-то выловит? Под ухом стрекотали цикады, а комары с мошками уже начинали активно атаковать голые коленки. Ренджун усердно отмахивается от них сорванным лопухом. — Значит это и есть судьба, — пожимает плечами он. Вообще-то, запускание венка не было даже в планах. Ренджун что, зря старался делая его таким красивым? Но долгими уговорами, угрозами и шантажом о том, что ЯнЯн расскажет Тэну о подпаленных штанах, тот все-таки соглашается. Опускает свое творение на воду, легким толчком отправляя в плавание. Ренджун ни на что не надеется. Доплывет ли венок до устья реки, утонет или прибьется к берегу. Сейчас это было не важно. Потому что рука снова, словно примагниченная находит другую. Пальцы сплетаются как одуванчиковые корни, а вместе с ними и души. Солнце давно сожглось за горизонтом, а на небосводе сияют звезды. В лесной чаще становиться свежо. Легкий ветерок развивает подол рубахи, щекоча живот. Ренджун чувствует накатывающую усталость. Всю оставшуюся половину ночи, он водил хороводы, затягивал песни, пару раз даже успел окунуться. И как бы он сам не верил во всю правдивость священных обрядов, а сердце все равно трепещет. ЯнЯн провожает до самой калитки и хоть никто ничего больше не говорит, они долго стоят на крыльце, прислушиваясь к лесному шуму и собственным мыслям. Ренджун, погрязший в своих чертогах, даже не сразу понимает что его притягивают ближе, крепко сжимая в руках. — Спасибо, — шепот в самое ухо, — За сегодня. И вообще за все. А после на щеке расцветает солнечный клевок. ЯнЯн его поцеловал. — Я даю вам три секунды разойтись, — громко оповещает голос за дверью, — Иначе я насылаю порчу на все твое семейство. Ренджун так и остается стоять на пороге, смотря в спину убегающему мальчишке. Тому, который всю ночь будет бежать к устью реки, чтобы на утро принести венок из незабудок, повесив его на калитку. Тому, который будет следовать за своим травником, от одной ночи и вовеки. Но то будет уже совсем другой историей, хранящейся глубоко в чаще лестной.