donne ton cœur pour moi. Отдай своё сердце за меня.

Руки были окроплены багряной кровью, запах металла и гнили заполонил лёгкие и сознание Микасы — маленькой, беззащитной девчонки, что дрожала, как банный лист, в панике пряча окровавленный топор за пазуху. Нужно было бежать со всех ног, спасать свою жизнь, но каждый намеченный ей путь приводил отнюдь не к спасению, а вёл прямиком в лапы жестоких убийц, которые желали овладеть телом, разумом и вниманием малышки. Сердце бешено выскакивало из груди, ком встал поперёк горла, и дышать стало в разы труднее; запачканные пряди волос прилипли ко лбу, на котором уже выступили первые капельки ледяного пота. Пальцы впились в деревянную ручку двери — единственную преграду между девочкой и людьми, устроившими расправу над её родителями. Небо пылало ало-красными цветами, и Микасе казалось, будто даже лужа крови в прихожей меркнет на фоне чудесного представления, которое решило устроить солнце. «Мне страшно. Прошу, кто-нибудь», — эти тихие слова были последними, что успела прошептать Микаса, после чего была поймана в «мышеловку», в которую ее умело загнали смердящие туши бандитов. Утро. Мы часто робеем, зная, что скоро настанет момент, когда сам Морфей раскроет свои объятия, выпуская нас обратно из беззаботного чертога сновидений в жестокий мир, наполненный болезненными ощущениями и новыми уроками, такими же, к слову, беспощадными, как и сама жизнь. Но всегда же есть исключения, не так ли? Маленькая, хрупкого телосложения девочка с прекрасными чёрными, как смоль, волосами и миловидным детским личиком с бледно-розовыми губками безумно любила просыпаться в самую рань. Пока Господин и Госпожа Аккерманы мирно посапывали, она же дышала полной грудью. Каждый раз её рутина начиналась одинаково, но вот только это утро выдалось особенным. Стоило юной мисс открыть веки после беспокойного сна, как она, не заправляя постель, в спешке накинула на свои плечики льняную накидку белого цвета, подаренную любимой матерью на её восьмой день рождения, и тихими шажками покинула теплый кров. А всё ради того, чтобы увидеть рассветное небо. Его малышка могла сравнить лишь с тягучим медом, который случайно пролило некое божество и, само того не осознавая, создало целое произведение искусства, от которого волны мурашек пробегали по спине. Пока этот мир ещё не проснулся, можно было вдоволь насладиться прелестью жизни в горах. Микаса прихватила с собой лукошко, в которое обожала собирать кислую костянику и плоды боярышника. Она чувствовала принадлежность к природе, своей кожей ощущала лёгкое прикосновение колючих листков к тыльной стороне запястья, шипы растения словно приветствовали подругу сих мест. Было так тепло на душе. «Может мамочка сегодня побалует нас с папочкой своим ягодным пирогом?» Крик, наполненный ужасом. Кровь, много крови, что рекой растеклась прямо к чёрным девичьим туфелькам. Слёзы и мольбы о помощи. Зубы крошатся от того, насколько сильно Микаса сжала свои челюсти в жалких попытках очнуться от испытанного страха. Все воспоминания пулей проносятся, пока огромная мужская ладонь с силой зажимает ей рот и нос. Каждый вдох вызывает у девочки рвотные позывы, ведь существо позади никто не учил мыть руки, от которых несло самыми дешевыми сигаретами. Лошади мчались катастрофически быстро. Микаса каждой косточкой чувствовала неровности дороги. Бандиты долго не церемонились, просто затянув на её руках петлю веревкой и закинув в обоз лицом вниз. Гогот похитителей слишком сильно давит на психику. Хотелось взвыть раненным зверем, чтобы хотя бы одна душа услышала о боли Микасы и пришла на помощь, но реальность порой суровее, чем нам кажется. «Где же все? Почему я одна? Здесь так холодно». — Эй, Бенджамин, представляешь, сколько за эту ебливую азиаточку на чёрном рынке отвалят? Будем в век о голоде не знать! Уж с твоим-то брюхом особенно, — на последних словах бандит не выдержал и захлебнулся собственным смехом, тыча пальцем в живот другого её похитителя, которого они все звали «Большой Бен» или просто Бенджамин. Микасе так и не было понятно, почему «Большой», ведь сам мужик был очень низкого роста и, как правильно подметил ухахатывающийся отброс, тот был толстяком. Может, они звали его так из-за более высокого положения в их иерархии, точно не ясно, но в этой отчаянной ситуации девочку смешил сей любопытный факт. — Если ты, придурок, свою пасть не захлопнешь, то я все Виктору передам, понял? И не забуду упомянуть, как ты ту бледную сучку завалил. Хотя за мамашу нам даже больше предложили бы, ублюдок чёртов! — выругался толстяк, но только теперь тот уже не смеялся, а молча сверлил дно повозки виноватым взглядом. — Симон, Бен, сейчас не время выяснять отношения. Мы почти на месте. Я заранее договорился с шайкой Лобова. Нас пропустят вниз по лестнице без лишних проблем и вопросов, — этот голос и слова принадлежали тому человеку, что так нагло заткнул ей рот. Сердце в этот момент пропустило удар, внутренности девочки сжались до размера горошины. То ли из-за шока, то ли из-за собственной глупости до неё до сих пор не доходило, что её не просто из родных краев увозят. Эти твари вторглись в их семейную идиллию неспроста, у них была цель, которой они так просто добились. Резкая боль пронзила затылок, когда убийца Госпожи Аккерман схватил Микасу за волосы, наматывая их на кулак и поднимая её таким образом, что их лица оказались на одном уровне. В этот момент обоз остановился у входа в какую-то бездонную, на первый взгляд, пещеру. — Слушай меня, девочка, — сильнее сжимая кулак, почти прошептал мужчина. — Слушай и запоминай. Надеюсь, что ты не тупая, потому что убежать тебе отсюда никоим образом не получится. За тебя нам щедро заплатят любители экзотики, например, или старые толстосумы, теряющие контроль над собой при виде зада маленькой девчонки. Понимаешь свое положение? Лично мне насрать, кто и как будет с тобой обращаться, но поверь мне на слово, что обитатели подземного города те ещё звери, — после этих ядовитых слов Симон хладнокровно ударил Микасу в лицо кулаком так, что она потеряла сознание. «Это смерть? Неужели я встречусь с мамочкой и папочкой?» — Темнота поглотила мое тело, — девочка резко вскочила, и первое, что она увидела перед собой, так это непонимающие и равнодушные глаза людей, уставившихся на неё. На мгновение в торговом зале, где пару секунд назад велись оживленные споры за ценник последней азиатки внутри стен, возникло молчание, но вскоре крики вновь возобновились. — Я НЕ СОБИРАЮСЬ ПЛАТИТЬ СТОЛЬКО ЗА ПОЕХАВШУЮ ДЕВЧОНКУ! — брюзжало заплывшее жиром создание в чёрном смокинге. «Интересно, как он вообще влез в этот костюм?» Всё, что оставалось Микасе — разглядывать и мысленно комментировать каждого, кто находился в столь грязном, душном и зловонном свинарнике, который они называли «местом сбыта». Как уже догадалась девочка, сюда привозили таких же несчастных с целью продажи самым грязным ублюдкам Парадиза. — ВЫ ЖЕ СЛЫШАЛИ, ЧТО ЭТА ЧОКНУТАЯ СЕЙЧАС СКАЗАЛА! ИДИОТУ ЯСНО — ОНА БРАКОВАННАЯ ИГРУШКА, ТРЕБУЮ СКИДКУ! — продолжало голосить создание, марая слюной стоящего напротив работорговца, в котором девочка узнала Симона. — Простите, лорд Кранч, но это конечная цена товара. Не купите вы, купит кто-то другой. Кому, как не вам знать о нашей политике. Скрипя зубами, жирдяй недовольно закатил глаза и сделал страдальческое выражение лица, но все его невзгоды по щелчку рассеялись, как только он заметил в самом дальнем углу зала молодого голубоглазого блондина, такого щупленького, что можно было посчитать все его ребра. Злобное выражение лица переменилось на хищное. Почесав свой второй подбородок, существо с жуткой ухмылкой двинулось в сторону мальчишки. Микаса жалела его, он выглядел таким напуганным, но сейчас нужно думать только о судьбе собственной, а не чужой. Всё вокруг казалось таким искусственным и ненастоящим. Может, сейчас из-за угла высунется человек и объявит конец этого жуткого спектакля? Неужели всё происходящее реально? С момента смерти родителей и до сих пор на лице черноволосой малышки не было и намёка на слёзы, лишь опустошенный взгляд вкупе с нервной улыбкой. Всю свою жизнь Микаса слышала только об одной угрозе для человечества — титаны, которые желают сожрать их всех, но глупые взрослые никогда не упоминали об ином зле, находившемся прямо под носом у мирных граждан. — Эй, ты меня слушаешь вообще? У тебя покупатель, радуйся, свинья, живо поздоровайся с господином. Ээ, — замешкался толстяк, звавший себя Бенджамином. — Ковальски, — мужчина, облачённый во всё чёрное до такой степени, что с трудом можно было разглядеть его глаза, оказался довольно пугающим человеком. Микаса ещё не понимала, чего от него ожидать, но внутри всё кричало об опасности. Больше всего удручал взгляд, который не выражал ничего. Глаза, как два уголька, пялились на нее. Осмелившись взглянуть ему прямо в лоб, девочка почти умерла от разрывающего ее ужаса. Она пережила жестокую расправу над матерью и отцом, похищение, а сейчас Микаса стала предметом купли-продажи — вот потеха! — но тот страх, который внушал Ковальски, лидировал среди самых потаённых кошмаров девочки. Вокруг мужчины словно сгустилась зловещая аура. Перед ней стоит не просто убийца, а самый настоящий монстр. — Милая, у тебя такие тонкие пальчики. Можно мне поближе посмотреть? — его голос был заигрывающее ласковым, но девочке это все больше напоминало поведение хищника, играющего со своей добычей перед тем, как сожрать её. Лорд и не нуждался в ее согласии — это был риторический вопрос, и дураку понятно. Ковальски подошел почти вплотную, протянул свою руку в кожаной перчатке и практически невесомым касанием уместил детскую ладошку в своей. На лице потенциального хищника вновь всплыла жуткая улыбка. Он ликовал, ведь это всё равно, что урвать кусок золота среди черепков и грязи. Всего пары секунд хватило, чтобы смести наигранную дружелюбную маску. Мужчина свободной рукой сжал челюсть Микасы, заставляя девочку открыть рот как можно шире. Видимо, хотел убедиться, что никаких лишних забот она не доставит. — Красивые у тебя зубки, ты знала? — Ну что, нравится? Брать будете? — Да, это определённо то, что мне нужно. Не беспокойтесь, я говорил с Симоном, мне знаком ценник, и меня все устраивает, — лица обоих высказывали удовлетворение заключенной сделкой. Пять увесистых мешочков, до отвалу набитых монетами, оказались в руках злобного толстяка с неправдоподобным прозвищем, и одна куколка в лапах чудовища. Безвыходная ситуация. Всю поездку до поместья нового хозяина Микасы они провели в глубоком молчании. Никто не решался заговорить. Да и надо ли это вообще? Должно быть, очень тяжело девятилетнему ребёнку в один миг лишиться всего. У нее отобрали единственное, что делает людей людьми — свободу. Маленькой пташке отрезали крылья, но кто же решиться подлатать бедняжку? Жизнь при дворе Ковальски была адом, хотя девочка с самого начала знала исход: всё ещё с первых минут знакомства стало до ужаса предсказуемым. Он действительно хищник. Кроме Микасы, в его власти были слуги, которые ежедневно менялись по причине быстрой «расходуемости». Никто никогда не звал лорда по имени. все боялись своей очереди. Один только Бог знает, о чём думает охотник, когда выбирает свою следующую жертву. Само поместье было до невозможности светлым: светлые обои, отделка дома из специально перекрашенных кирпичей в блевотно-белый оттенок, даже пол и абсолютно всё постельное белье одного и того же цвета. Ковальски ценил порядок. Возможно, специально для своих злых умыслов все имело подобную цветовую гамму. Так, пятно от молотого кофе было лучше видно на белоснежной скатерти, а это значило, что прачка плохо справляется со своей работой и должна понести наказание. — Умоляю, пожалуйста, у меня ведь семья, послушайте! — женщина в истерике пыталась вразумить чудовище, что хотело сварить её тело в огромном чане кипятка заживо. Ковальски не позволил ей больше сотрясать воздух, столкнув Хильду в огромную кастрюлю бурлящей жидкости. Могильную тишину сменили визги жертвы, бьющейся в агонии. Микаса всё время смотрела в щель между приоткрытой подвальной дверью. Рассудок покидал черепную коробочку малышки, но представление ещё не было закончено: кожа Хильды сначала покрылась огромными волдырями, налитыми кровью, а потом начала лопаться от слишком высокой температуры, обнажая голые кости женщины, которая уже смирилась со своей участью. Стало так тихо. — Неужели это всё, на что ты способна? — обращаясь к бывшей прачке, спокойно задал вопрос мучитель. Само собой, ему никто не ответил. Несчастная ещё пару минут назад испустила последний дух. — Жалкое зрелище, я разочарован. Ковальски поправил бордовый галстук и с улыбкой покосился в сторону дрожащего тельца. — Тебе понравилось, цветочек? Лицо Микасы выражало немой ужас. Ей просто хотелось домой, в место, где пахло не гнилью, смертью и хлоркой, а туда, где царил аромат душистых трав, мороза и маминой выпечки. Сегодня и вчера, позавчера, и позапозавчера она ничего не ела. Её просто не кормили, пытаясь, словно какую-то скотину, выдрессировать, дабы она чётко знала своё место и даже не смотрела в сторону варианта, подразумевающего под собой побег. Микаса никогда прежде не блистала силой духа и стальными нервами, но это не мешало ей твёрдо стоять на ногах. Спустя две недели удары розгами не пугали. Боль — это инструмент для подавления воли здешних заключённых. Человеческая жестокость порой не знает границ. Хлёсткие удары разносились по всему поместью, а вместе с ним и крики Микасы. Летнее флисовое платьице насквозь пропиталось горячей кровью, когда её мучитель, сообщник Ковальски, по совместительству его дворецкий, уже 10 минут без передышки рвал тонкую кожу девочки розгами за то, что она якобы не соблюдает свои обязанности, хотя это не так, просто кому-то нужен был предлог для наказания, но если посмотреть правде в глаза, то младшая Аккерман, несмотря на отвратительные условия, в которых ей предстоит находиться ближайшие лет 20, старалась поддерживать чистоту в поместье, смахивая с резных шкатулок и прочей мебели первые намёки на пыль. Как оказалось, труды Микасы были видны только ей одной. Сам Ковальски же приказал распорядиться дворецкому так, чтобы проучить малявку, указав той на её место. А всё лишь из-за безобидного случая, когда бедняжка умудрилась испортить чай из очень редкой коллекции. Такого сейчас больше не купить из-за неподходящего сезона. — Но вы ведь, — шмыгая сопливым носом и захлёбываясь слезами, пропищала из последних сил девочка, — вы ведь сами приказали мне сделать чай господину, хотя я сразу сказала, что никогда прежде не выполняла такую работу! Морщинистое лицо, покрытое жёсткой щетиной, с косыми глазами и полными губами, резко скривилось в яростной гримасе. Мужчина с презрением пнул черноволосую в солнечное сплетение. — То есть я виноват в том, что такая свинья, как ты, не может в равных пропорциях смешать кучку трав? Дрянь! — дворецкий брезгливо, буквально выплюнул из себя эти слова. — Ты хотя бы понимаешь, тупая подстилка, в каком месте находишься? Забудь о прежней жизни, о солнце, о тепле. Тобой отныне и навеки владеет лорд Ковальски. Я хоть и не верю в то, что твоё жалкое существование не прервётся в сию секунду, но если сможешь выжить, то мы всё равно разыщим тебя и вернём обратно. Микаса лежала без сил. Всё, на что она была способна в данный момент — слушать и запоминать. Хотя то, что ей сказал человек напротив, убило в обессиленном сосуде последнюю надежду на светлое будущее. Возможно, ей и суждено сдохнуть здесь, в сыром подвале, где лежали трупы крыс с насекомыми, где смердило отходами жизнедеятельности заключённых и было чертовски жарко. Однако каждый раз мы совершаем ошибку, полагаясь лишь на судьбу. Возможно, Микаса испытала неслыханную удачу, когда её раздумья прервали выстрелы на поверхности и крики служанок. Безымянный дворецкий тихо посмеялся, сжимая в ладони рукоятку окровавленных розг: — Жизнь тебя любит, но помни мои слова, Микаса, — повернувшись к девочке спиной, он закатал рукава белоснежной рубашки, провёл по идеально прилизанным седым локонам рукой и, насвистывая знакомую лишь ему одному мелодию, неспеша поднимался по лестнице, следуя к приоткрытой дверце. Вот звуки бьющегося фамильного сервиза, а спустя мгновение вновь раздаётся громкий выстрел и стон, кажется, дворецкого. «Это мой шанс». Титанические усилия приложила Микаса для того, чтобы поднять израненное тело. Сейчас. Другого подходящего для побега момента не будет: «если не сейчас, то они и меня скоро сварят заживо», — пришлось на цыпочках выбираться из подвала. Вход и выход был только один, поэтому осторожничать следовало максимально. Глотнув воздуха побольше, Микаса с силой толкнула деревянную дверь, заставив ту с громким стуком удариться о каменную стену. Глаза девочка в страхе закрыла, боясь увидеть нечто страшное и опасное, но, к её облегчению, в холле никого не было. Те, кто ворвались в поместье, явно что-то искали. Все вещи раскиданы, а пол усеян осколками. Робкими шажками она двигалась к арке, которая соединяла коридор и гостиную. Сначала Микаса шла просто по разбитому фарфору, но спустя несколько минут хруст под ногами смолк. Было довольно темно, но босая пятка ступила в какую-то гадкую жидкость, которой, на удивление, дальше не становилось меньше. В конце концов, она свернула за угол, резко остановилась и закрыла маленькими ладошками рот от увиденного. На дорогом полу из белого мрамора распласталась туша Ковальски. Лорд судорожно пытался зажать рану на горле, из которой фонтаном хлестала кровь. Сердце предательски ёкнуло в груди. Девочка перевела взгляд на стоявшего впереди мужчину в серой фетровой шляпе. Видимо, он виновник сего погрома. Загадочный человек с ухмылкой чистил от излишков красного лезвие ножа. — Это было не сложнее, чем отнять бутыль вина у гвардейца. — Дяденька, это правда вы убили господина? — раздался сиплый девичий голосок, на который незнакомец мгновенно обернулся. — Неужели у такого мерзкого червя, как Ковальски, была дочка. Дерьмо! — выругался он и тяжёлой поступью двинулся прямо к бледной от страха и боли Микасе. — Я не его дочь. — Неужели... Ясно. Ты одна из его зверушек, верно? — мужчина присел на корточки, сравнявшись с малышкой ростом. — Нет же! Не смейте так называть меня! Он виноват во всём! Моих родителей убили, а меня привезли сюда, чтобы продать кому побогаче. Я не хотела быть здесь! Я просто хочу домой, пожалуйста, отвезите меня обратно! Умоляю! — впадая в состояние истерики и рыдая навзрыд, девочка вцепилась своими ручонками в ногу человека, который на её глазах хладнокровно лишил жизни Ковальски. Пусть он и убийца, но в нём Микаса разглядела нечто особенное, чего не было ни у единого обитателя сих мест. Кто знал, что впервые она не ошиблась. — Назови своё имя, дитя. — Микаса Аккерман, а как вас зовут, дяденька? Серые глаза мужчины на секунду блеснули в темноте, он снял с себя чёрное пальто и накинул на плечи новоизбранной подопечной. — Кенни Аккерман. Зови меня просто Кенни. И перестань так горло надрывать. Не лей слёзы зря, — подняв холодное тело девочки на руки, мужчина увидел выражение лица, которое скривилось от болевых ощущений. — Со своими ранами разберёшься позже, терпи, солдат. Ты ведь Аккерман. В душе распустились лилии, сад внутри снова ожил. Прекрасный дивный мир вновь встречал своего ребёнка с распростёртыми объятиями.