Манипуляция

Солнечные лучи падали на лицо улыбающегося и жмурящегося Филипа. Ветер лохматил его волосы и освежал лицо. Издалека раздавалось пение птиц, и маленький Уиттебейн мог по щебету определить их вид. В конце концов, он — будущий ученый, чье влияние должно распространиться на весь мир. Утро началось с легкости, фантазий и старшего брата, что махал Филипу, подзывая его к себе. Калеб выглядел счастливым, и от этого зрелища душа Филипа трепетала. Он сам, заражаясь оптимистичным настроем старшего брата, становился более радостным и воодушевленным. Когда Калеб был рядом, Филип расцветал и млел под его заботливым, полным любви и нежности взглядом. Они всегда будут вместе, что бы ни случилось. Они оба добьются славы и влияния, и больше ни один злой язык не посмеет пустить очередной очерняющий слух в их адрес. Филип верил, что они всегда будут вместе. — Привет, Пип, — голос Калеба подобен прекрасной мелодии, от которой по телу разливалось приятное тепло. — Греешься на солнышке? — Да! Погода отличная! — выкрикнул Филип и показал пальцем в сторону озера. — Мы ведь пойдем купаться? Пожалуйста, Калеб! — Конечно, но позже, — добродушно усмехнулся Калеб и погладил Филипа по голове, отчего тот прикрыл глаза и вытянулся, ластясь. — А сейчас у меня для тебя кое-что есть. Зайдем в дом, и я тебе покажу. Больше всего на свете Филип любил Калеба, а вторым в списке стояло купание в озере летом, когда вода была прохладной. Филип быстро привыкал и подолгу плавал, отказываясь выходить на берег, потому что там он замерзал, и его кожа покрывалась мурашками, зубы непроизвольно стучали, а губы синели. Обычно в воде братья проводили по часу или два, но в суматошном веселье время протекало незаметно, так что младшему Уиттебейну казалось, что прошло всего несколько минут. Они с Калебом резвились, ныряя на глубину, нося друг друга на руках и бросая со спины. В предвкушении славного похода на озеро, Филип даже не заметил, как они с Калебом вошли в дом. Иногда старший брат журил его за витание в облаках, но Филип не мог остановиться. Столько мыслей, которые нужно обдумать! Он нетерпеливо посмотрел на Калеба, и в его больших, трогательных, очаровательных глазах читалась безграничная привязанность. Он ждал. — А вот и сюрприз, Пип, — покопавшись в ящике с вещами, Калеб достал новый деревянный меч и протянул его Филипу. — Это тебе. Грозному воину нужно только самое лучшее оружие. — Я поймаю с ним всех ведьм в Грейвсфилде! — восторгу Филипа не было предела. Он ловко схватил меч и принялся размахивать им с непривычным остервенением. Если совсем недавно он грезил о работе ученого, то теперь ему хотелось стать инквизитором. Только Калеба такой настрой младшего брата напряг, и его переживания отразились в поджатых губах и поднятых бровях. Увлеченный Филип не заметил всей тоски брата и не прекратил развлекаться. — По поводу ведьм... Мы сегодня снова пойдем на Кипящие Острова. Ты ведь не против? — взгляд Калеба сделался просящим и любящим. — Нет! Я не хочу на Кипящие Острова! Там ведьмы и демоны! Там страшно, там все злые, там нас убьют! — запротестовал Филип и едва сдержал позыв ударить Калеба мечом по ноге или голове, чтобы наконец-то вразумить. Тяжело выдохнув, Калеб сделал шаг назад и потер глаза. В последние дни он уставал больше прежнего, так как много работал, копая грядки, ухаживая за животными, вышивая и делая масло, чтобы прокормить семью. Филип во всем ему помогал, видя все старания старшего брата, но этого было недостаточно. Единственной отдушиной для Калеба стало Королевство демонов, и они оба это понимали. Филип чувствовал себя преданным, словно деревянный меч — это не подарок, а попытка задобрить и подкупить. Он не знал, что Калеб ложился спать позже, чтобы сделать игрушку для младшего брата. Он грозно топнул ногой и зло сверкнул чистыми голубыми глазами, в которых плясали черти. Филип, как и Калеб, был охотником на ведьм, так что ему не пристало дружить с чудовищами и жить по их проклятым, нечестивым обычаям. — Эвелин должна прийти вечером. Мне нравится на Кипящих Островах, я хочу туда, там я буду счастлив. Мы оба будем! Нас там примут, — принялся подбадривать младшего брата Калеб. — Я смогу наконец-то отдохнуть и пожить в свое удовольствие. Ты ведь хочешь, чтобы мне было лучше? Нам обоим будет лучше там. — А мы пойдем купаться перед этим? — шмыгнув носом, спросил Филип. Он поддавался, и Калеб, замечая это, засиял. — Ну конечно! Вода немного прогреется, и мы обязательно искупаемся! — Калеб активно закивал и взял Филипа за руки. — Спасибо, Пип. Я не сомневался, что ты поймешь меня. Разве был у Филипа иной путь? Он дорожил братом, любил его и видел в нем весь свой мир. Он был готов спуститься за Калебом даже в Ад, лишь бы не потерять своего самого близкого человека. Калеб ставил Филипа в заведомо удобный для себя выбор, не осознавая этого. Филип же готов был смириться даже с ведьмами, только бы всегда быть рядом со старшим братом и делать его жизнь легче и счастливее. Он не просто привязан, но зависим, и, чтобы не быть одиноким и покинутым, он поступался собственными мечтами и комфортом. Калеб не замечал всей жертвы, на которую шел его младший брат в столь юном возрасте. Они вновь и вновь будут приходить на Кипящие Острова, а ненависть в сердце Филипа к этому миру и его жителям будет лишь укрепляться с каждым новым визитом. *** В этот вечер было непривычно темно из-за туч, что обволокли все небо. Моросил кипящий дождь, из-за чего наступила мучительная жара. Тишина, воцарившаяся в замке в преддверии сна, успокаивала и давала долгожданную передышку от сумбурной жизни с ведьмами. Белос развлекал себя оракульной магией, и вместе с тем чувство одиночества постепенно угасало. Он был уверен, что его племянник всегда придет к нему и выполнит любое поручение, потому что любовь и преданность Хантера не знали границ. Тем более он совсем недавно получил в подарок свой посох, благодаря которому мог колдовать. Он сиял, глядя на новое оружие, считая, что наконец-то стал достойным защищать императора и охотиться на диких ведьм. Слежка за замком при помощи магии порою открывала много увлекательных историй, но иногда Белос присматривал за всеми ради собственного удовольствия или от скуки. Сейчас объектом наблюдений стал маленький гримуокер Хантер, что, гордо вздернув нос, уверенно шагал по длинным коридорам, украшенным картинами с императором. Хантер выглядел более довольным, чем обычно, чувствуя свое превосходство. Лишенный способности творить заклинания, он добился успеха и превзошел других ведьм-соперников. Он был идеальным. Когда Хантер впервые посягнул своему императору, Белос был окрылен. Он отбрасывал всякие мысли о будущем предательстве, понимая, что сейчас гримуокер зависел от него и был бесконечно предан. Хантер бы сделал что угодно ради дорогого дяди, на которого смотрел прирученным волчонком. Однако проверка все же требовалась, и Белос, проникая в голову племянника, тихо и ласково произнес: «Хантер, зайди ко мне. Срочно» Было забавно смотреть, как Хантер, еще не успев привыкнуть к резким появлениям дяди, вздрогнул и пискнул от страха, но тут же вернул себе серьезное выражение лица и немедля отправился в сторону императорских покоев, минуя стражников, большинство из которых были выше его на две головы. Хантер не мешкал и не отвлекался ни на что. При приближении к покоям он ускорил шаг и, едва не влетев в дверь, все же остановился и исступленно постучал. Белос усмехнулся. Даже если бы он в данный момент не следил за племянником, он бы точно узнал этот агрессивный стук из тысячи. Хантер был так похож на Калеба и на него самого в детстве. — Здравствуйте, мой император. Вы меня звали? — войдя в комнату, Хантер склонил голову и даже не осмотрелся. Белос воспитал его достойным. Мальчишка не должен был лезть не в свои дела. У императора получилось вытравить из гримуокера лишнее любопытство, свойственное предыдущим. — Да, Хантер. Ты прав, — Белос нежно улыбнулся, а взгляд его сделался трогательно добрым. — Я не очень хорошо себя чувствую. Мне нужна твоя помощь, мой мальчик. — Что от меня требуется? — тут же спросил Хантер и выпрямился. В планах Белоса было съедение палисмана, хотя он предполагал, что гримуокер в первую очередь подумал о зелье, позволяющем ослабить симптомы проклятия. — Принеси мне палисман со склада. Не задерживайся, Хантер, эти страдания невыносимы... — процедил сквозь зубы Белос и немного согнулся, но зафиксировал взгляд Хантера, полный сочувствия и боли. Не смея перечить своему императору, Хантер покинул покои, чтобы вернуться с маленьким черным кроликом, который, предчувствуя опасность и скорую кончину, сжимался и испуганно терся носом о руку гримуокера. Зрелище было практически очаровательным, если бы не факт того, что для Белоса палисман являлся всего лишь способом продлить существование. Император посмотрел на Хантера сверху вниз и протянул ладонь. Гримуокер отчего-то медлил. — Хантер, быстрее, дай его мне, — прошептал Белос, и проклятие болотной тиной распространилось по его лицу. — Я... Я не хочу, — Хантер опустил взгляд на кролика, что смотрел на него с мольбой. Гримуокер всегда тянулся к запретным знаниям и был слишком добрым, но на этот раз за возражением не последовало наказание. Белос согнулся и измученно выдохнул, прикрыв глаза. Он намеренно поставил Хантера перед выбором, которого на самом деле нет — коварная дикая магия или родной дядя. Однако право решать оставалось за Хантером, который затравленно смотрел то на палисмана, то на императора, абсолютно растерянный и подавленный. Гримуокер никогда не отличался нежностью, а в стрессовой ситуации его хватка стала лишь сильнее, так что кролик пискнул. — Хантер... Разве ты не хочешь облегчить мои страдания? Ты не хочешь сделать меня счастливым? Эта хитрая тварь одурачит тебя, как одурачила твоих родителей. Только мы есть друг у друга, и ты это понимаешь. Ты осознаешь, что, помогая мне, и сам будешь становиться счастливее, — Белос даже не прибегнул к пресловутой воле Титана, которую не стеснялся упоминать при любом удачно подвернувшемся случае. — Ты ведь любишь своего императора, мой мальчик? Ответ был очевиден. Хантер больше не терзался. Он протянул палисман Белосу. Император остался доволен. Он сломал кролика и впитал его внутреннюю магию. Он сразу же почувствовал бодрость и прилив сил, а улыбка вновь сделалась доброй и заботливой. Белос не заставил Хантера долго ждать награду и невесомо погладил его по голове, после чего аккуратно обнял. Нужно было закрепить желательное поведение. Неважно, насколько Хантеру будет тяжело в его дальнейшем пути, Белос знал, что мальчишка не оступится, что он, ослепленный бесконечной любовью, будет верной марионеткой и пойдет на все ради дяди. Таковым когда-то являлся сам Белос — наивным ребенком, которым было так легко манипулировать. На собственном примере император убедился, что привязанность — это страшная сила, способная разрушить хрупкий детский мир и вогнать в пучины самопожертвования и отчаяния. Белос стал взрослым, а взрослые ломают детей.