На крыльях серафима

С уст Цетры слетают проклятия. Исход боя был предрешен, как только Сефирот отрезал ее от команды. И чего она добивалась? Тактик и стратег из нее никудышный, да и силенок маловато: глупо мышонку прыгать на кота. Но звать Клауда на помощь не позволяла гордость. В конце концов, она ведь не принцесса, которую нужно спасать из лап Бахамута! Хотя… сейчас Бахамут казался ей домашним питомцем по сравнению с ЭТИМ драконом. Не буквально, конечно. Вальяжной походкой Сефирот приближается к ней, волоча свой длиннющий клинок острием по земле. Уж кто-кто, а этот ублюдок никуда не торопится и всем своим видом демонстрирует важность. Стиснув зубы, Айрис сжимает посох обеими руками, готовится к худшему, но не отступает. Откуда-то издалека доносятся приглушенные крики Тифы; Клауд тоже где-то там, среди руин… У Айрис даже не было времени, чтобы по достоинству оценить измерение, куда Сефирот переместил их для сражений. Возгласы становятся громче, очертания фигур уже видны сквозь туман… — Не сейчас, — заявляет Сефирот, и по мановению его руки пространство искажается. — Они нам не помешают. Адреналин выбрасывается в кровь, сердце лупит с удвоенной силой, не желая мириться со своей участью. — Ты не сможешь изменить судьбу, — будто прочтя мысли жертвы, мужчина оглашает приговор. — Да пошел ты, — цедит Айрис, сверля Сефирота глазами. — Мне тебя даже жаль. Человек, не знающий ни любви, ни тепла, ни ласки… Ты судишь обо всем по себе и раздражаешься, находя отличия. Поэтому ты причиняешь боль другим. Просто тебе самому больно, не так ли? — Противишься неизбежности? — вопросом на вопрос отвечает Сефирот. — Я видела свое будущее… Я для тебя как кость в горле, знаю! Это потому, что я — Цетра? Или потому, что хочу защитить Клауда? — Ты? Защитить? — Его губы кривятся в усмешке. — Ты даже себя защитить не сумеешь. — И все же! Согласись, будет справедливо, если сначала ты признаешься, за что конкретно собираешься убить. — Хм! — хмыкает Сефирот и продолжает медленно сокращать расстояние. — По-твоему, только смерть тебя усмирит? Девушка скептически выгибает бровь. Он всегда говорил загадками, и часто бывало трудно различить, когда он серьезен, а когда насмехается, но если есть хоть малейшая возможность спастись — Айрис ее не упустит. Ей вовсе не хочется умирать. — Что ты имеешь в виду? — Она почти пугается собственной любознательности. Ясно же, что ничего хорошего не произойдет. — Твоя смерть не входит в мои планы. Масамунэ исчезает из его руки, уступая место темной Материи. Айрис знает: все это ой как не к добру. — Вижу, тебе интересно. — Чужой и далекий, Сефирот делает паузу, изучая недоверчивое личико глупышки. — Сегодня я предлагаю выбор: жизнь в обмен на покорность. — Мне что, встать на колени и молить о пощаде? — фыркает Цетра с подчеркнутым пренебрежением. — Это успеется. Не стоит забегать вперед. Потоки мглы стремительно заполняют пространство, окутывая Сефирота со всех сторон, точно кокон. Слышно, как ломаются кости, хрустят суставы и лопается кожа. Три пары мощных пернатых крыльев разрывают одежду бывшего СОЛДАТа, а правая рука, срастаясь с Материей, формирует еще одно, но когтистое, несуразное, кожистое крыло. Айрис морщится от ужаса и отвращения. Ее посох брякает о бетонную плиту, стоит только лучам света выстроиться двойным ореолом позади Сефирота. Нет, уже не Сефирота, а Сейфера, серафима. Этот облик Цетра видела в пророческих снах. — Ты растеряна, — кичась своим превосходством, молвит серафим. — Подчинись мне. Моей воле. И я не обижу. — Еще не надоело, а? — Айрис рявкает в сердцах. — Строишь из себя божество, власть свою показываешь… Я, знаешь ли, тоже упрямая! — Однажды упрямство сгубило тебя, — ехидно подмечает мужчина. — Но не бойся, сегодня не меч, а мой член пронзит твою плоть. Цетра застывает в немом недоумении: может, у нее заложены уши? Ей послышалось? Или вид его обнаженного торса так повлиял на ход ее мыслей? Все же нельзя не признать, она никогда не видела настолько прекрасного тела. Странного, чудного, но прекрасного. Даже эти огромные крылья, заменившие серафиму ноги, уже не кажутся ей чем-то омерзительным. — Ты загнана в угол, Цетра. Выход — за моей спиной. Можешь попытаться сразить меня своей безделушкой или сбежать. Но ты далеко не дура, чтобы не понимать, какими это чревато последствиями. — Просто трахнешь и все? — Совершенно не смутившись, Айрис скрещивает руки на груди: наверняка он ее проверяет. Оставленный в одиночестве, заскучал, вот и развлекается. Что же, она примет вызов — подумаешь, дело! Она не скромница, которая боится потерять невинность до брака. Это всего лишь потребность, не более того, потребности есть у каждого существа. У такого, как он, видимо, тоже. — Отлично! Приступай! Меня не испугают твои причиндалы, если таковые имеются! — Рад, что ты правильно оцениваешь ситуацию. Возрождение пошло тебе на пользу. Айрис хмурится: не хочется думать о том, что их связало. Линии жизни стираются, время зацикливается, возрождая мир заново, однако память обычных людей не замечает альтернатив. Они живут, не помня дня своей смерти. Но Айрис помнит. И помнит Сефирот… — Подойди, — приказывает он, а Цетра будто и не слышит: стоит как вкопанная, игнорируя приказ. — Ты должна слушаться меня. — Кто ты такой, чтобы я тебя слушалась?! В этом времени ты мне никто! — Верно. Скоро мы это исправим. Его голос звучит слишком близко, и Айрис, вздрогнув, поднимает на мужчину глаза. Он прямо перед ней, только размах крыльев не позволяет приблизиться вплотную. Окруженный золотистыми лучами, Сейфер действительно подобен божеству. А вот черты его лица почти не изменились — все тот же Сефирот, лишь кожа смуглая, словно поцелована солнцем, и волосы отныне не подвластны гравитации — стремятся в высоту, а не к земле. Взгляд девушки падает чуть ниже, к черному кожистому крылу, массивным грудным мышцам и сложным узорам из вен — он красив, не поспоришь. Смотреть еще ниже она не решается, хотя вскользь замечает, что причинное место затянуто клубящейся дымкой. Значит, тут есть что скрывать. — Подойди ко мне. — Опустившись на каменную глыбу, серафим призывно манит рукой. Теперь она повинуется. Ей даже любопытно. — Задери это повыше. — Ты серьезно? Заманил в ловушку, чтобы меня поиметь? — слова ощущаются грязью во рту, но в глазах Цетры горят решимость и неукротимая твердость. — Не обольщайся. — Тогда не понимаю, зачем? Что и кому собираешься доказать? — От тебя требуется только в нужный момент раздвинуть ноги, остальное знать необязательно. Если справишься… Отпущу и тебя, и всех твоих «спасателей». — И я должна поверить? — Ты уже веришь. Нет смысла продолжать разговор. Делай то, что велю. Айрис резко и со злостью задирает подол платья. Немного стыдно за дешевое, слегка застиранное нижнее белье — без изысков, вышивки и кружев. А впрочем, какая разница? Она все равно не такой представляла себе первую близость. Сейфер отодвигает полоску хлопковой ткани, проводит пальцем по нежным складкам кожи и меж ними, однако вопреки ожиданиям, закрытый девичий бутон встречает его неприветливой сухостью. — Создаешь проблемы, — мрачно заключает он. — Ах, извините! — Айрис чувствует себя неловко от такого настойчивого или, скорее, навязчивого внимания. — Как видишь, я тебе не подхожу! Если считал меня шлюхой потому, что живу в трущобах… Не успевает она выплеснуть возмущение, как чьи-то сильные руки хватают ее сзади, зажав ладонью рот. — Стой и не дергайся, — шепчет кто-то прямо на ухо. Пряди серебристых волос колышутся перед глазами. Не может быть! Сефирот? Девушка пытается обернуться, посмотреть, не ошибается ли, но он держит ее крепко. Переместив одну руку на талию, второй слегка сжимает шею. Не душит, лишь предупреждает. Айрис не сомневается, что этот мужчина способен сломать ее одним коротким, отработанным движением. — Вот так, — хвалит он, когда она изображает смирение; елозит губами по ее виску. Они прохладные, жесткие… Интересно, как бы они ощущались на ее губах? — Вас двое? — На лице Айрис смесь удивления и тревоги. — Это возможно? — Мои возможности за гранью твоего понимания. Уже пора усвоить урок. — Но почему именно я? — Ты мне подходишь. Она клянется, что слышит, как он ухмыляется. Запомнил ведь! Хотя сразу было очевидно, что его цель выше плотских утех, иначе пристраивал бы член к более фигуристой даме. Тифе, например. Уж Айрис видела, как мужчины пялятся на роскошные задницы и бюсты. Да что там мужчины! Она и сама… иногда… А что? Перед таким даром природы трудно устоять. Сефирот методично избавляет ее от одежды, без оттенков страсти или безумия. Его действия точны и разумны, безболезненны, пока нет сопротивления. Он ставит Цетру на четвереньки, грубо сжимает ягодицы, щипает бедра, трет клитор, вынуждая ее вздрагивать и царапать землю под собой. Сейфер наблюдает за ними с возвышения, словно обезличенный зритель в театре. Он ждет первых стонов и напряжения, первой ответной реакции тела, а дождавшись, раздвигает передние крылья, приглашая к себе. Вопросов нет: призрачная дымка больше ничего не скрывает, его готовность очевидна как день. Что будет дальше — несложно догадаться. Щеки девушки опаляет предательский жар, но Сефирот сажает ее спиной к серафиму, ноги спускает пониже и заставляет широко развести. Айрис теряется. Крылья серафима мягко соприкасаются с ее кожей, и не одни только крылья — он весь прижимается к ней, большой и горячий (должно быть, температура тела монстра выше человеческой!). И пахнет приятно… Нет тошнотворного запаха крови. — Не бойся. Пока ты послушна — я для тебя безопасен. — Кхм, неужели? — хрипло спрашивает Цетра и сглатывает стоящий в горле ком. — Насиловать не стану. Разве можно назвать насилием то, что ты испытываешь ко мне? Это сродни мазохизму, но никак не насилию. Эти чувства пугают тебя и в то же время ты жаждешь продолжения. Ты слишком любопытна и, как сама говоришь, «упряма». Поправь меня, если я неправ. — Теперь его пальцы с легкостью скользят между ее бедер. Айрис кусает губу, пытаясь избавиться от неуместного, постыдного возбуждения. Лучше бы он насухую — так хоть капля гордости могла бы сохраниться. Однако он прав, любопытство и впрямь — страшная сила. И соблазн поддаться очень велик… А после? После что? Неужели отпустит? Она безотчетно трогает его крылья: перья широкие, развитые, гибкие; кое-где на боках серафима торчит мелкий пух. Это вызывает улыбку и Айрис ныряет пальцами поглубже, чтобы добраться до сокрытой кожи — когда еще представится такая возможность? В тот же миг Сефирот припадает губами к ее естеству. — Ой! — взвизгивает девушка, неловко ерзая в попытках сменить позу. — Что ты… нет! Прекрати! — Велено не дергаться, — в голосе серафима звучат хищные нотки. — Смотри на него. Смотри, что он будет делать с тобой. И она смотрит, краснея. Трепещет. Длинная челка Сефирота мешает обзору, но Айрис чувствует каждую ласку, каждое скольжение его языка. Сладость этого чувства не поддается сравнению. Своей единственной рукой серафим мнет и дразнит маленькую грудь Цетры, под его властными пальцами твердеют ее нежные соски. Что это? Слабость? Или отчаянная попытка урвать кусочек наслаждения? Желание быть с мужчиной или желание быть именно с ним? Айрис сомневается в верности всех вариантов. Она хнычет и выгибается, стонет и извивается, хватаясь за ангельские крылья, пока Сефирот раскрывает ее подобно цветку. Сладкий спазм скручивает молодое тело; ее душа будто приближается к звездам и распадается на миллиарды частиц, чтобы вновь собраться воедино. Куда-то пропадают и страх, и напряжение. Становится так хорошо, что Айрис одолевает дремота. Кажется, она могла бы уснуть прямо сейчас на груди серафима, укутавшись его теплыми крыльями, но кто-то лишает девушку заветного тепла и ее спина соприкасается с холодной поверхностью камня. Айрис не в силах сопротивляться. Она обнажена и расслаблена, совершенно уязвима перед хищником, который вот-вот сожрет ее с потрохами. Тишину нарушает шелест одежды и хлесткий звук застежек. То, что происходит потом — случается настолько быстро, что Айрис не успевает сообразить; не успевает подготовиться ни физически, ни морально. Резкая боль обжигает лоно, унося к бахамутам ее напускное смирение. Айрис вскрикивает, мечется, пытаясь отдалиться от источника боли, хватает Сефирота за пряди и пробует ударить ногой. Но слишком поздно: твердая плоть проталкивается глубже, растягивая тугие стенки под себя. К счастью, это не длится целую вечность. Погрузившись до упора, Сефирот почти замирает, слегка покачивая бедрами, позволяет ей привыкнуть и успокоиться — глоток воздуха перед прыжком в бездну. Сколько помнила себя Айрис, она хотела, чтобы ее любили, целовали, писали письма и читали стихи. Хотела, чтобы ради нее совершали всякие глупости, как это когда-то делал Зак, но при первых же толчках она понимает, что Сефирот может быть кем угодно, только не трепетным любовником. Он врезается настолько жестко, уверенно и хладнокровно, что не трахает, а прямо атакует, вонзая в тело жертвы свой естественный клинок. Таранит до исступления и… отстраняется. Не сказать, что это стало разочарованием, однако Айрис ощущает неприятную досаду, холод и пустоту внутри себя. Крайне странное чувство: еще секунду назад она мечтала выдрать клок волос из его головы, а сейчас обиженно вздыхает. Впрочем, Сефирот возвращает ее на прежнее место, теперь к серафиму лицом, и заставляет встать на колени — ой, зря она подала ему эту идею… — Дотронься, — тихий шепот Сейфера щекочет напряженные нервы, хотя Айрис не видит необходимости: его орган и без того возвышается обелиском. Она мешкает, не решаясь. Блуждает рассеянным взглядом по его мускулам, и наконец, цепляется за дорожку серебристых волос, бегущую вниз от пупка. Крылья взмахом меняют положение. — Ты должна попробовать меня, — он кладет руку ей на затылок, притягивая ближе. Сначала рукой, затем робким поцелуем Цетра касается твердой, горячей плоти, очерчивает языком набухшие вены. В целом, это не так уж и страшно. Главное, чтобы он не заставил как во всяких книжках… А то ведь самому будет хуже, если она от испуга сомкнет на нем зубки. Благо, никакой виртуозности он не требует. Сквозь шум в голове, Айрис снова слышит шорох, и прекрасно понимает, что за звуки раздаются за спиной. О, Гайя — по телу гуляет дрожь предвкушения. Айрис сильнее прогибается в пояснице и шумно выдыхает, ощутив грубую кожу перчаток на своих ягодицах, влажную твердость у входа, резкий толчок. Теперь Сефирот двигается медленно и плавно, намотав русую косу Цетры на кулак. Растягивает, массирует, будоража кровь и пробуждая чувствительность. Не экстаз, разумеется, но это терпимо. Даже почти хорошо. — Сядь и прими меня, — приказ серафима выдергивает девушку из забытья. Передние крылья он выдвигает перед собой и аккуратно сгибает для удобства. Она не протестует. Забирается на него довольно смело, утопив ноги в бесчисленных белых перьях. Чувствует жесткое прикосновение внизу и невольно оборачивается, чтобы взглянуть на Сефирота. Но вокруг — лишь груды камней вперемешку с обломками конструкций. — Он выполнил свою задачу, — поясняет Сейфер, рукой страхуя Цетру от случайного падения. — Опускайся. Мне нужно быть внутри тебя. Стараясь выглядеть как можно более расслабленной, Айрис на ощупь находит его и направляет, жмурясь от неспешного вторжения — жаркого и опять почему-то болезненного. Похоже, эта форма превосходит Сефирота не только уровнем магии. — Айрис, двигайся, — из уст серафима ее имя звучит по-особенному. Он впервые обращается к ней, а не к безликому наследию Древних. — Мне больно, — потупившись, признается она. — Боль — обратная сторона наслаждения. Окунись в нее. Впусти в себя. Кожистым крылом он накрывает спину Цетры (оно массивное и грубое — вероятно, служит серафиму обороной) и показательно толкается вверх. Ухватившись за его плечи и балансируя на грани удовольствия и муки, Айрис повторяет заданный ритм, раскачиваясь, словно на волнах, то вверх, то вниз. Его мышцы напрягаются, а крылья забавно подрагивают в древнем как мир танце. Серафим не стонет, не пыхтит и его лицо не искажает гримаса блаженства, однако веки постепенно наливаются тяжестью, губы приоткрываются, обнажая белую линию зубов. Не в силах удержаться, Айрис тянется к нему, желая узнать вкус его поцелуя. Их плотский контакт разрывается — Сейфер сразу открывает глаза. — Эй! Прояви уважение! — фыркает Айрис, смутившись от того, что попалась с поличным. — Разве я не заслужила поцелуя? — Ты этого хочешь? — Его лицо по-прежнему нечитаемо — ни единой эмоции. — А что, если «да»? Без лишних вопросов он подается вперед, откидываясь вместе с Айрис на плоскую поверхность, и приникает к губам девушки невесомым, воистину неземным поцелуем. Попутно, шурша крыльями, подминает ее под себя, чтобы одним сильным ударом восстановить связь — теперь уже окончательно. До тех пор, пока в измученное женское лоно не прольется его мужское семя.

***

— Хвала Гайе, ты проснулась! — Тифа улыбнулась ей мягкой доброй улыбкой. — Проспала почти сутки. Что у вас там произошло? — У нас? — опешила Айрис. Накопившаяся усталость и стресс затуманили ее воспоминания. Сейчас она могла вспомнить лишь смутные образы, размытые оттенками испытанных в тот момент ощущений. — Когда Сефирот разделил нас, мы с Клаудом бросились за тобой и блуждали в лабиринтах измерений невесть сколько времени. А потом нашли тебя без сознания. Но видимых повреждений нет, не переживай. Ни синяков, ни ран. Клауда вон постоянно приходится лечить, да и мне доставалось, а ты везучая! — Мда, везучая… Исцелил, значит, — пробормотала Айрис себе под нос и более громко добавила: — а я… На мне одежда была? Тифа моргнула раз, затем второй. — Какой странный вопрос… Конечно, была! — Это я так, — сконфуженно отмахнулась Цетра. — Кошмар приснился. — А-а! Ну, ничего! Дурные сны и мне иногда сняться. У тебя точно ничего не болит? — Нет. Наверно, я отключилась и он потерял интерес. Ему же нужны сражения, иначе он давно бы нас всех перерезал. — Я тоже задумывалась об этом. По факту это мы преследуем его, а не он нас. Ну, кроме вчерашнего дня. Вчера он словно появился из ниоткуда. Так что впредь нужно быть осторожнее. Неизвестно, что ему в голову взбредет. Кстати, тебе от Марлин привет. У Клауда какие-то дела, вряд ли сегодня заглянет. — Думаю, переживем… — Что-то на тебе лица нет. Идем, тебе нужно хорошенько поесть и восстановить силы. Скромная забота подруги искренне тронула Айрис. И вроде бы все стало нормально… Она снова смеялась, снова радовалась жизни и ухаживала за цветами в заброшенной церквушке. Увлекалась новыми знакомствами, путешествиями, как губка впитывала впечатления из окружающего мира. Вот только уставала слишком быстро… А еще нездоровые перекусы и непроверенная пища сказывались на организме не лучшим образом. Все чаще ее мутило по утрам, а среди дня накатывала дикая сонливость. Первым на эти изменения отреагировал Нанаки. Ввиду особенностей своего вида, он обладал превосходным нюхом и в один из дней тактично намекнул, но Айрис не понимала или не хотела понимать его намеков. А потом и Тифа (без задних мыслей) похвалила ее за преображение. Мол, кушать стала лучше. И ведь действительно: маленькая грудь Цетры уже не выглядела настолько маленькой, правда болела периодически, а если ко всему добавить и пропущенный цикл… От осознания Айрис едва не завыла. Дрожащими руками она абы как натянула свое платье, ботинки и пулей выскочила из дома; неслась по узким дорожкам сколько могла, легкомысленно полагая, что станет легче. А выбившись из сил, присела у обочины и горестно уставилась на темнеющие силуэты зданий. — Я знаю, что ты здесь. — Ее мысли путались, образцовое самообладание покидало девушку по крупицам. — Если в тебе есть хоть капля мужества — покажись. Или костьми лягу, но доберусь до тебя, вытряхну твою паскудную душонку и развею в Потоке! Он появился почти сразу. Мелкие камни и мусор смачно захрустели под подошвами сапог. — Зачем искала меня? — И он еще спрашивает! — Айрис чуть не набросилась на него с кулаками, послав к ифритам благоразумие. — Ты хоть понимаешь, что случилось?! Понимаешь?! — Понимаю, — ответил Сефирот отрешенно, но и с некоторой готовностью внести ясность в разговор. — Ты… Так это и был… — ее голос задрожал, по щекам покатились слезы. Пришлось глубоко втянуть воздух, чтобы не впасть в истерику. — Но зачем… Зачем тебе ребенок, если ты все равно хочешь уничтожить Планету? — Твои выводы далеки от истины. — Он встал рядом с Цетрой и терпеливо ждал, когда она устанет реветь, после чего приступил к просвещению. — Часть меня принадлежит виду, чуждому Гайе — это неоспоримо. Дженова отлична от людей. Кто-то называет «ее» монстром, кто-то — божеством, а по факту «она» — ни то и ни другое. Несмотря на пернатые крылья, жизненный цикл «ее» носителей разделен на стадии, больше схожие с метаморфозом насекомых. Поскольку во мне преобладают человеческие гены, эти стадии неточны, а инстинкты смешаны. — Зачем мне это знать? — Я думал, что избран Планетой, но мои знания тоже не были верны. Эта форма — лишь начало метаморфозы. Ее цель — накапливать силу, развиваться и совершенствоваться. Затем Бизарро — стадия дозревания и покоя. Как Бизарро, я малоподвижен и существую в основном за счет ранее накопленной энергии. Черная Материя позволяет пропустить эту стадию, принудительно стимулируя созревание. И, собственно, Сейфер — последняя и совершенная форма. Его основная миссия — это расселение и размножение. Только тогда мое семя способно оплодотворять… И только тогда я смогу покинуть Планету, чтобы искать другое пригодное место для жизни. Не здесь. Гайя — не то, что мне нужно. — Сефирот окинул взглядом притихшую Цетру: она сидела без малейшего проблеска интереса, однако не перебивала. — Но прежде чем делать следующий шаг, я предпочитаю сначала прощупать почву. Повисла тишина, гнетущая и неуютная. Айрис молча переваривала информацию, отвернувшись и вытирая соленые дорожки на щеках. — Из всего населения Гайи почему именно я? Это так… Мерзко. — Желудок чуть не вывернуло наизнанку. — Хочешь убедиться, что твой род продолжится? Логично, понимаю. Но у тебя были толпы поклонниц, они бы с радостью… хоть сотню детей… — Ты сама ответила на свой вопрос. Мы похожи. Не люди, но потеряны среди людей, на нас все заканчивается. Одного ребенка будет достаточно. Для начала. — Я могу избавиться от него. — Тот, кто ценит жизнь, не сможет ее отнять. — Это нечестно. Я мечтала о простой и мирной жизни. Мне нравилось то, как я жила, пока не появился ты! Иногда мне так хочется тебя ненавидеть, что я даже завидую Клауду… — Напрасно изводишь себя. Не надо бояться. — Тебе легко говорить! Не ты будешь носить его под сердцем! Не тебя он будет разрывать изнутри! Так что я имею полное право бояться! Айрис опять умолкла, теперь зачем-то разглядывая сапоги Сефирота. Не ноги ведь, а лапища — раза в два больше ее маленькой ступни. Услужливая память шустро напомнила, как этот двухметровый сукин сын ее трахал: сначала дарил блаженство, а потом отнимал, отнимал, отнимал! И наверняка отнимет снова — ему не привыкать. — Что будет со мной, когда все закончится? — Она не осмелилась посмотреть Сефироту в глаза, боясь увидеть в них подтверждение своих опасений. — А разве ты не знаешь, Цетра? Всякому ребенку нужна мать.