***
– …поменять на зелёное, Сьюзан? – Конечно, доктор Дориан. Перри тут же проснулся, дёрнув ногами и чуть не опрокинув медсестру, которая в тот момент выходила из палаты. Она бросила на него сердитый взгляд, прежде чем исчезнуть в коридоре, и Перри потребовалось некоторое время, чтобы понять, что происходит. Почему он до сих пор в больнице – разве вчера вечером он не пошёл домой? Он вспомнил стакан скотча, выскользнувший на пол из его пальцев, груду осколков и глаза Джордан, холодные и пронзительные. Он почти сломался под натиском воспоминаний, которые нахлынули на него. Будто ведро ледяной воды опрокинулось ему на голову и вернуло к суровой реальности: в памяти всплыло, как скрутило живот, когда он увидел сюжет о стрельбе, как его руки мёртвой хваткой вцепились в руль, пока он ехал сюда. Вспомнилась какофония из безумных криков и писка мониторов сердечного ритма – истошного, оглушительного, когда один приступ сменялся другим. Как он летел по коридорам, спрашивая каждого человека в медицинской форме, где он может найти… Джей Ди. Он повернул голову обратно к кровати, на которой, прислонившись к изголовью, отдыхал Джей Ди. Его волосы были взъерошены со сна, а под глазами залегли тёмные круги. Мальчишка не мог отвести взгляда от своего предплечья: – Ого, наверное, ты действительно беспокоился за меня. Обычно там девчачьи имена. Перри проследил, как инициалы блекнут на коже парня, сменяясь яростно нацарапанным «ты тупой идиот». Джей Ди улыбнулся: – Вот это больше похоже на правду. – Ты тупой идиот, – прорычал Перри. – О чём ты только думал, чёрт тебя дери? Я не для того надрывал свою задницу последние восемь проклятых лет, пытаясь вылепить из тебя мало-мальски приличного врача, чтобы всё это пошло коту под хвост, когда ты вдруг решил, что можешь противостоять психованному стрелку с ненавистью к больницам, превосходящей даже мою собственную. Скажи мне, Новичок, что, бога ради, натолкнуло тебя на мысль поиграть в копов и грабителей? Потому что, если уж на то пошло-охо, ты можешь быть только девой в беде, которая в конце фильма виснет на хорошем парне! – Полегчало? Перри фыркнул: – Ага. – Ну и хорошо, – Джей Ди развернулся к двери, и Перри увидел, что медсестра вернулась в палату с чашкой зелёного желе в руке. – Спасибо, Сьюзан. – Пожалуйста, доктор Дориан. Дайте мне знать, если вам ещё что-нибудь понадобится. Джей Ди взял ложку со своего подноса с завтраком и протянул ему – вместе с зелёным желе. Для человека, который всего несколько часов назад получил пулю в грудь, он сиял слишком ярко. – Они дали мне красное, но я знаю, что тебе больше нравятся зелёные, – пояснил он и тут же, будто озвучивая запоздалую мысль, добавил: – но свой тост я тебе не отдам. Умираю с голоду. Перри медленно потянулся за предложенным угощением, изо всех сил стараясь не придавать значения теплу, разлившемуся в его груди от простой мысли, что Джей Ди – по какой-то причине – знал, какой вкус больничного желе у Перри любимый. Ох. «Это почти очаровательно», – пришла непрошеная мысль, и Перри с ужасом уставился на то, как слова сами собой отпечатались на руке мальчишки – громкие, оскорбительные, всем видимые. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько обнажённым, настолько уязвимым. Проклятье. Джей Ди, впрочем, обеспокоенным не казался. – Всё в порядке, – пробубнил он с набитым ртом, прежде чем запить тост яблочным соком. Заметив смущённый взгляд Перри, он кивнул на своё исписанное предплечье. – Знаешь, это не первый раз, когда ты думаешь обо мне что-то хорошее, – он пожал плечами, и движение вышло чуть скованным из-за бинтов, стягивавших его грудь. – Ну ладно, обычно это разглагольствования, которые занимают все мои руки. Или девчачьи имена. Ещё много хвастовства. «Получи, бог!», например, или «Я самый лучший». – Что ж, всё это не сильно отличается от той чуши, которую ты проецируешь на мою кожу. Ты говоришь мне, что я потрясающий врач, по крайней мере двадцать раз на дню. – Потому что я знаю, что тебе нравится это слышать. Его брови взлетели к линии роста волос: – Ты шлёшь мне сообщения просто для того… чтобы мне было хорошо? Джей Ди развёл руками: – Что тут сказать, я дающий. Как тогда, когда ты был завален работой и у тебя не было времени разбираться с симптомами мистера Брауна, а я перерыл все книги и в конце концов подсказал тебе правильный диагноз. Или когда ты стал главным врачом и вроде как пытался сам отслеживать график всех своих встреч, я всегда спрашивал, проверил ли ты расписание медсестёр, забрал ли вовремя Джека из садика. А ещё я обязательно рассказываю тебе, если Уборщик что-то замышляет, чтобы в такие дни ты лишний раз его не провоцировал. Перри потерял дар речи. Как получилось, что парень не умолкал, связывая одно слово с другим, и ещё с одним, и ещё с одним, и – ну, ещё с одним, – а он не мог выдавить из себя ни слога, чувствуя, что язык, будто налившийся свинцом, бесполезно прилип к нёбу? Когда именно они поменялись ролями? И вишенка на торте – откуда, чёрт возьми, эта проклятая боль в груди? Сердце сжалось, желудок ухнул вниз, и с каждым словом, вылетавшим из уст мальчишки, делалось хуже. Любая крошечная надежда на то, что всё ещё можно исправить, которую он втайне питал, теперь вылетела в окно, только её и видели. Как он вообще может смотреть на меня после всего, что я ему сделал? – Потому что ты моя родственная душа. Он сказал это так легко, так непринуждённо. Как будто по этому поводу не могло быть никаких сомнений, простая констатация факта. Потому что я моргаю, потому что я дышу. Потому что ты моя родственная душа. Виновато улыбнувшись, Джей Ди пожал плечами: – И мне нравится видеть тебя счастливым. Даже если не со мной. Перри показалось, что из него вышибли весь воздух. Неудивительно, что он был благодарен медсестре, вошедшей в палату, за то, что ему не пришлось ничего отвечать мальчишке – оказалось, тому было пора на компьютерную томографию. Джей Ди одарил девушку лучезарной улыбкой, когда она помогла ему перебраться из кровати в кресло-каталку. Они тут же принялись щебетать друг с другом, словно две болтливые подружки по общаге, и Перри почувствовал, как разрывается между гордостью за бывшего стажёра, так быстро нашедшего своё место в «Сэйнт-Винсенте», и чем-то более тёмным, почти похожим на ревность. – Лучше бы вам вернуть Луизу в целости и сохранности, – прорычал он, втайне упиваясь возмущением, которое читалось в ответном взгляде медсестры. – Не обращай на него внимания, – сказал Джей Ди. – Перри ворчит, потому что ещё не выпил свой кофе. Можешь попросить кого-нибудь принести ему чашечку? Один сахар, без сливок. Голос Джей Ди затих, когда его кресло скрылось за поворотом, и Перри застонал, падая обратно на стул и растирая лицо ладонями. Душ, решил он. Ему нужно было в душ.***
Из-за двери он услышал резкие нотки в голосе Джордан и коротко прикинул, не запереться ли ему в маленькой душевой до тех пор, пока она не уйдёт. Если бы дело приняло дурной оборот, он вполне смог бы протянуть несколько дней на воде из-под крана и кусках мыла. Но, опять же, это было бы нечестно по отношению к Джей Ди, который – судя по жирному «ПОМОГИ!» на тыльной стороне ладони Перри – принимал сейчас весь удар на себя. С тяжёлым вздохом Перри обернул полотенце вокруг талии и вышел из душевой. Джордан стояла в изножье кровати, скрестив руки на груди. На её лице застыло отсутствующее выражение, что могло означать одно из двух – либо она действительно пыталась вести себя корректно, либо заскочила по дороге к косметологу. Джей Ди, фальшиво улыбаясь, по-прежнему лежал в постели. В его взгляде мелькнуло облегчение, как только он заметил Перри – всего на мгновение, на самом деле, прежде чем парень полностью завис. Перри буквально мог видеть, как тот тщетно пытается отвести глаза от его обнажённой груди. – О, продолжай, Новичок. Взгляд мальчишки тут же снова упал на его грудь, и Перри почувствовал, как его захлестнула волна самодовольства. Чёрт побери, разве парень не творит чудеса для его эго? – Итак, Ди-Джей сказал мне, что будет жить. Ты, наверное, в восторге. Они замолчали, воспользовавшись моментом, чтобы пристально посмотреть друг на друга. Краем глаза Перри уловил, как на его руке проявились очередные каракули, сложившиеся в «как два могучих льва». Ему не нужно было поворачиваться, чтобы убедиться, что Джей Ди уже отбыл в свой маленький мир – склонив голову набок, с мечтательным выражением на лице. Это означало, что у них с Джордан есть около двух минут наедине, прежде чем мальчишка вынырнет из своей грёзы наяву, выдавая какую-нибудь редкостную чушь. – Прости, Джордан, – произнёс он, не вполне уверенный, что именно пытается сказать. Прости, что я втянул тебя в эту неразбериху? Прости, что думал, будто на этот раз у нас действительно может получиться? Прости, что скорее вырежу этот сморщенный кусок угля из своей груди, чем оставлю парня одного? Однако Джордан всегда понимала его, и Перри знал, что, может, они и не были по-настоящему родственными душами, но чертовски близко подобрались к этому. – Я съеду из твоей квартиры к концу недели. Но не думай, что перестанешь проводить время с детьми. Мамочке нужны выходные. Она развернулась на каблуках, и Перри не мог совладать со своим голосом – чуть хрипловатым, из-за чего он молился тому архидемону, которому поклонялась Джордан, чтобы она просто не заметила этот редкий момент слабости, подобные которому он позволял себе разве что в голубую луну – до тех пор, пока она не подошла к двери. – Спасибо, Джордан. – Как скажешь, Перри, – бросила она через плечо, прежде чем щёлкнуть пальцами проходившему мимо врачу. – Эй, ты! В подсобку, живо. – Нам пришлось бы раздобыть аэростат. Как раз вовремя. Перри развернулся к мальчишке, окидывая взглядом его взъерошенные волосы, оленьи глаза и пухлые губы. Вероятно, теперь он должен был чувствовать сразу много всего. Вину за то, что снова подвёл Джордан. Гнев на самого себя за то, что он такой мудак. Ненависть к себе, поскольку, полагал он, эта эмоция была своего рода настройкой по умолчанию. И всё же прямо сейчас он не мог найти в себе силы почувствовать что-то кроме всепоглощающего прилива нежности к парнишке в кровати, его невозможным фантазиям и всему прочему. Он совершенно нелепый, подумал Перри, но он мой. – Значит ли это, что ты тоже мой? – Заткнись, Глория. Мы не будем вести этот разговор, когда я голый. – Ну, не знаю… – Джей Ди криво усмехнулся ему. – Подумал, это могло бы всё упростить. Понимаешь… – Перри зарычал, и улыбка Джей Ди дрогнула. – Эм, я попросил Сьюзан принести мне сменную одежду из моего шкафчика. Не уверен, что она тебе подойдёт, но, эх… Двадцать минут спустя Перри снова сидел в кресле у постели Джей Ди, одетый в спортивные штаны и застиранную футболку с надписью «Обними меня» на груди. Желание придушить кого-нибудь – жестоко и с крайним предубеждением – росло с каждой минутой. – Знаешь, тебе необязательно тут торчать, – наконец заметил Джей Ди. – Тёрк обещал заглянуть на обед, а ты, наверное, должен вернуться на работу. Он хмыкнул, наблюдая, как пальцы Джей Ди нервно теребили подкладку одеяла. Перри допустил, что в этот момент реальность нагнала их, ворвавшись в комнату, как шумный родственник на рождественскую вечеринку, куда его не приглашали. Конечно, они оба до сих пор были на взводе. Стрельба, бестолковый разговор по душам, несвоевременный визит чёртовой ведьмы – короткий, но всё равно запомнившийся… Перри стало жутковато от того, что за последние 24 часа весь его мир перевернулся с ног на голову. Он променял свою изрядно потрёпанную жизнь – бывшую жену, двоих детей, хорошо хоть забора из штакетника не нажил, спаси-ихи-ибо тебе, господи, за маленькие радости – на большого ребёнка перед ним. Но сильнее всего потрясало то, что он не испытывал ни капли сожаления. Даже крошечной, едва заметной крупицы, которой хватило бы, чтобы заставить его не спать ночами, тянуться за первым, вторым, третьим стаканом скотча в отчаянной попытке избавиться от неё. Перри даже зашёл так далеко, чтобы признаться себе: он был… поразительно доволен. По крайней мере, настолько, насколько может быть доволен подобный ему эмоционально отсталый мудак высшего класса – без того, чтобы испытывать карму на прочность или погружать мир в небывалый хаос. Но даже если он мог бы – ключевая фраза «мог бы», приятель, в теории и только после нескольких дней мучительных пыток – признать, что уже не так несчастен, как был сутки назад, это никоим образом не облегчало предстоящий разговор между ними. Как и всегда, когда дело касалось чувств и дел сердечных, в этот раз Перри снова выбрал трусливый путь: пробормотав что-то о заседании правления, он убрался из палаты ко всем чертям.***
Он отменил заседание правления на полпути и заставил Барби отработать остаток его смены. Чёрт возьми, он знал, что не должен был оставлять мальчишку одного. Если с ним что-то случилось… Перри с трудом сглотнул, спеша по коридорам «Сэйнт-Винсента»; каждые пару шагов он бросал взгляд на свою руку, чтобы убедиться, что слова всё ещё там, что они не растворились в ничто. Он не был уверен, что выдержит ещё хотя бы мгновение тишины. Пожалуйста, не волнуйся, просто лихорадка. Он должен был догадаться. В течение дня надписи начали странно косить, самодельным браслетом обвившись вокруг его запястья, буквы сливались друг с другом, будто так же мало понимали в личном пространстве, как сам Новичок. Перри стиснул зубы. Не смей умирать, Лора. Да норм я. Он с облегчением выдохнул. Во всяком случае, парень был по-прежнему жив и в сознании – хотя определённо не в себе. Ускорив шаг, он повернул за угол и наконец оказался у двери в палату Джей Ди, застыв от зрелища, открывшегося ему. Джей Ди выглядел совершенно ужасно, его лоб покрылся капельками пота, чёрные пряди волос липли к коже. Дыхание казалось затруднённым, вырываясь из его груди короткими вздохами и мучительным кашлем, что заставило Перри тут же броситься к кровати. Руки сами собой зашарили в поисках чего-то, за что можно схватиться, во что можно вцепиться – будто единственным, что могло вырвать мальчишку из жадных лап смерти, была ладонь Перри в его ладони. Но пропади оно всё пропадом, если парень не выглядел таким маленьким и хрупким на огромной больничной койке. Джей Ди вздрогнул всем телом, когда Перри прижал руку к его лбу, мысленно проклиная температуру. Мальчишка быстро распалялся. От прикосновения глаза Джей Ди распахнулись, и он растерянно нахмурил брови: – Ты вернулся. – Ну конечно, – проворчал он грубым от волнения голосом. – И на пару часов тебя нельзя оставить, сразу сцены устраиваешь. Блин, Шейла, ты не могла обойтись без инфекции? – Извини, – выдавил он, заходясь кашлем. Сердце Перри болезненно сжалось, и он отчаянно захотел сделать хоть что-нибудь, чтобы парню стало лучше. В конце концов он остановился на том, что запустил руку в волосы Джей Ди, перебирая пальцами его пряди и надеясь, что это сойдёт за мягкий жест утешения. – Ты справишься, ясно, малыш? Не бросай меня, ты понял? Джей Ди застонал и поморщился. На секунду Перри испугался, что каким-то образом причинил боль мальчишке – вероятно, задел один из синяков у него на голове или случайно потянул за волосы. Но довольное выражение у того лице – короткий тихий вздох, застенчивая улыбка – и то, как он подался навстречу прикосновению, успокоили его. Девочка моя. – Ты останешься? Попробуй мне помешать. Слова материализовались на предплечье парня ещё до того, как Перри закончил мысль. – Идёт игра, – хрипло сказал он. – С тем же успехом её можно посмотреть на этом отвратительном экране. Врачи в этой дыре едва ли достойны своей работы, приходится отвлекать пациентов плоскими телеками. – Ха, ты считаешь, что я достойный врач, – сонно пробормотал Джей Ди, закрывая глаза. Через мгновение он задремал и вскоре уже спал как убитый. Перри усмехнулся, но устроился в кресле рядом с кроватью мальчишки, не сводя глаз с его лица.***
Пронзительный звук прорезал тишину, вырывая его из сна. Годы работы в отделении интенсивной терапии «Сэйкред Харт» приучили его действовать при первых же признаках отказа кардиомонитора, поэтому он моментально вскочил и бросился к кровати, протягивая руки, прежде чем окончательно прийти в сознание и замереть от ужаса. Нет. Он не мог пошевелиться. Не мог сделать ничего, кроме как смотреть на тело перед собой, неподвижно лежавшее посреди кровати. Совершенно безжизненное. – Реанимационную тележку мне сюда! – закричал он, и вскоре в палате засуетились люди, врачи и медсёстры сменяли друг друга у постели Джей Ди, а Перри почувствовал, что его выталкивают в коридор. Медсестра усадила его в кресло, и Перри позволил ей, поскольку, видит бог, он ничем не смог бы помочь им, не тогда, когда у него так тряслись руки. Что-то холодное и влажное сунули ему в ладони, и он опустил взгляд, чтобы обнаружить стакан воды. – Доктор Дориан сильный, уверена, с ним всё будет в порядке, – сказала ему медсестра (Сьюзан, так её звал Джей Ди), и то, как явно надломился её голос, заставило Перри смягчиться. Точно, не одному ему было не всё равно. Судя по тому, что он видел до сих пор, весь «Сэйнт-Винсент» просто обожал парня. Он отставил стакан в сторону, опасаясь, что тот выскользнет из его дрожащих пальцев и разлетится на мелкие осколки. Вместо того чтобы пить, он сосредоточился на коже своих рук. Ничего. Желудок тут же свело. Вся эта ситуация напомнила ему о вчерашнем дне, когда он впервые услышал о стрельбе. К горлу подступила желчь, в глазах защипало от непролитых слёз. Тогда Перри тоже чувствовал себя беспомощным, и полное отсутствие надписей на его коже делало только хуже. Теперь всё в точности повторилось. Кстати, разве не должно быть какого-то правила для таких случаев? Разве нет никакого знака, каракулей, чего угодно, что дало бы ему понять: его родственная душа всё ещё жива? Вроде линии сердечного ритма. Ему нужно было нечто – всё равно что, – чтобы убедиться: Новичок жив, по-прежнему борется, дышит, с ним всё хорошо. Пожалуйста. Не оставляй меня. Я думаю, что люблю тебя. Казалось, прошли часы, прежде чем дверь в палату Джей Ди отворилась. Перри вскочил на ноги и поспешил внутрь. Медсёстры наводили порядок, складывали реанимационный набор и сновали вокруг, как пчёлы в улье. Один из врачей положил руку Перри на плечо, и его губы зашевелились в приступе белого шума, поскольку ничто – абсолютно ничто – из того, что он мог сказать, не прозвучало бы лучше, чем равномерный писк кардиомонитора в углу комнаты.***
– …и? Джей Ди вздохнул, явно расстроенный. – И никаких больше приступов. Сколько ещё раз я должен извиниться? В любом случае, не то чтобы я мог это контролировать. – Будешь извиняться до тех пор, пока я не решу, что ты усвоил урок. Рыбачь давай. Джей Ди сердито уставился на карты на кровати, будто они нанесли ему личную обиду, после чего вытащил из колоды очередную. Мальчишка совершенно не умеет делать непроницаемое лицо. – Ага, ну, я хотя бы не жульничаю. – Не моя проблема, что ты думаешь «о, круто, опять двойка» каждый раз, когда вытягиваешь карту. Джей Ди протяжно вздохнул – скорее для того, чтобы подчеркнуть свой насупившийся вид, чем для чего-то ещё. – Мы собираемся поговорить… о нас? – Отличная попытка выкрутиться из очередного проигрыша, Линда. Парень ничего не ответил, и мгновение спустя Перри поднял взгляд от своих карт, страдальчески вздохнув при виде удручённого выражения на лице Джей Ди. Вот и весь его грандиозный план отвлечь мальчишку игрой в карты. А ведь он столько усилий приложил для того, чтобы раздобыть эту колоду. Ему пришлось обегать три этажа, пока наконец рядом с кафетерием не обнаружился автомат, за пять баксов выдававший классические романы и карточные игры. Пришлось выбирать между партией в «Гоу фиш» и «Гордостью и предубеждением»; очевидно, что Перри не собирался читать ему Джейн Остин, как какой-то одурманенный школьник. Он сложил свои карты и скрестил руки на груди. – Ладно, тогда начинай. – Я подумал… – Джей Ди нахмурился. – Не знаю, наверное, я просто подумал, что ты захочешь поговорить о разных вещах. В смысле, мне кажется, я с самого начала ясно дал понять, как к тебе отношусь, так что… Для тебя что-нибудь изменилось после всего этого? Перри заметил, как на запястье парня промелькнуло короткое «да». Всё, что Джей Ди нужно было сделать, – это опустить взгляд на свою руку, и вот оно, подобно исповеди и признанию, сердце Перри всему миру на обозрение, с каждым его сокровенным желанием и отчаянным стремлением. И всё же взгляд молодого человека не дрогнул, поскольку тот в очередной раз решил дать Перри выход – на случай, если бы он вдруг захотел им воспользоваться. Но он поклялся себе, что не повторит своих ошибок. Прошлая ночь… Минуты, когда он не был уверен, выживет ли мальчишка, увидит ли он снова эти яркие глаза, смотревшие на него с обожанием… Это были самые длинные минуты в его жизни. Перри вздохнул. – Я не возьму твою фамилию, Мэри-Энн, так что можешь вырвать из своего дневничка страницу, где среди блёсток и сердечек выведено «мистер Перри Дориан». Знакомый наклон головы, остекленевший взгляд, и Перри покосился на свою руку – как раз вовремя, чтобы заметить, как на тыльной стороне его предплечья материализуются слова «Джон Кокс». Вопреки здравому смыслу (и его неприязни к одобренным церковью институтам, одним из которых была адская ловушка, больше известная как брак), увиденное заставило сердце Перри подпрыгнуть. А следующие слова – «звучит как имя для стриптизёра» – даже смогли вызвать у него улыбку. – Те уроки танцев на шесте наконец пригодились бы, – изрёк Джей Ди через мгновение, задумчиво поджав губы. От услышанного к паху Перри тут же прилила кровь. Парень только что признался, что умеет танцевать на пилоне? Чёрт возьми, когда уже можно будет вытащить его отсюда? – Ну, – сказал Джей Ди, и его щёки заалели, – не думаю, что это случится в ближайшие несколько недель… С самоуничижительным видом он указал на бинты, стягивавшие его грудь. Но вдруг снова оживился, лицо просветлело, а в глазах появился озорной огонёк: – Хотя мы можем делать кое-что другое! – Это что, например, Салли? – Например, целоваться, – взволнованно пояснил он, невероятно широко улыбаясь. – Ну, знаешь? Чмокаться, ласкаться, лизаться, сосаться, обжиматься, сталкиваться губами, сражаться лицом к лицу, танцевать танго языками, играть в ротовой хоккей, добираться до первой базы, вспоминать старый добрый Сан-Диего, вот спаси… Как и всё у этих двоих, первый поцелуй оказался исследованием контрастов. Похоже, для парня он стал неожиданностью (хотя он прямо о нём попросил), так что их губы столкнулись почти болезненно, зубы клацнули, а носы врезались друг в друга, и Перри пришлось быстро изменить угол. Казалось бы, из-за этого поцелуй должен был получиться слишком жёстким, грубым по краям – совсем как сам Кокс. И всё же Джей Ди каким-то образом удалось его уравновесить: мягкостью своих губ, прерывистым дыханием, слабым трепетом ресниц на скуле Перри. Поцелуй был жёстким и мягким одновременно, и Перри не мог найти лучшего способа описать его, чем сравнить с двумя пазлами, которые вместе образуют общую картинку – буйство красок, хор ангелов, вот это вот всё. Подумать только, он потешался над родственными душами всякий раз, когда те со слезами на глазах мололи ему всякий вздор об истинной любви и том, что значит быть созданными друг для друга. Теперь он понял. Перри засмеял бы Джей Ди за то, что он ведёт себя как грёбаная девчонка, за лёгкий трепет его пухлых губ и мечтательность в глазах – сейчас тёмно-синих, как море после сильного шторма, – если бы не слово, написанное на тыльной стороне руки мальчишки, едва заметное, на выдохе «вау».