В ночь на Купалу

Черная изба освещалась мягким светом тонких, благовонных свечей. Пахло ладаном и совсем слегка мертвячиной. Стоит незакрытый гроб - черный, позолоченый в некоторых местах, пугающий. В гробу лежит тело в белем савоне, со скрещеными на груди руками. Черты лица выражают спокойствие, умиротворение, они больше не искожены ни болью ни мукой, ни обидой, ни беспокойством. Ей хорошо. У бревенчатой стены стоит мальчик лет двенадцати в неподпоясаной рубахе, с венком на голове, он мнётся, сжимая в руках два маленьких сосуда. Страшно, опасно, ой как опасно с мертвецами водиться, с колдовством руками ненаученными играть. И горесно. Горесно без матери, без отца остаться. Хоть мать не шибко ласкова была, а батька вовсе жесток, ненавистен. Московия медленно подходит к материному гробу, сердце его бьётся всё чаще. На теле покойницы многочисленные рубцы, шрамы, увечья. Не хочется будить её, нарушать душевное спокойствие. Московия поднимает было руку дабы осинить себя крестным знаменем, но вовремя останавливается. Нельзя. Дрожащими губами, он сбивчиво лапочет слова закленания, окрапляет Русь сначала живой, за тем мёртвой водой. Секунды тянутся слишком долго, голова невыносимо трещит. Московия уже готов рухнуть на шатающийся под ногами пол, как вдруг чертовщина кончелась. Русь открыла глаза. Полностью белёсые, без радужки и зрачков. Внутри что-то тяжело ухает. На бледном, синеватом лике тянется жуткая улыбка. Покойница садится, длинные, спутаные волосы падают ей на лицо. Русь мудрая, она знает что от неё требуется. Стальные, цепкие руки мёртвой хваткой притягивают сына вплотную. Московия зажмурился - надо действовать быстро, чётко, безстрастно, а иначе - он в могиле. Один рывок - и их губы слились. Уста Руси склизкие, ледяные, горькие; губы Московии наоборот - горяченные, сухие, солоновато-сладкие от собственной крови. В избе становится светлее чем ясным днём. Неестественный, таинстаенный свет, который живым лучше не видеть. Московия корчится в судорогах и канвульсиях, всё тело невыносимо пылает, болит, мутит. Он захлёбывается душераздерающими воплями, которые, впрочем, все до единого безшумны и слышны как будто через вату в ушах. Их жадно глатает Русь, упиваясь ими яко великим счастьем. В какой-то момент их тела словно сливаются во едино, теперь вопит Русь, отдавая обсалютно все силы что имела родному сыну. Он вбирал новое жадно, внимательно, с напором, чувствуя прибывание неведомых доселе чувств и сил. Всё завершилось мгновенно. Московия ощущает себя будто в чужом ему теле. Крепко зажмуреные глаза раскрываются: Та же тёмная изба, только все свечи погасли. Тело как ни в чём не бывало лежало в гробу со скрещеными на груди руками. Только вот оно казалось иссохшимся, совсем уже страшным, тёмным, опустошённым. Мальчик дал волю чувствам, он рыдал как не в себя, крепко обнимая покойницу. А дальше темнота, ласковая и баюкающая - как маменька в детстве делала... Он очнулся на полу в разгар июньского полдня. Купальская ночь кончилась. Время разбирать камни, закапать гроб как можно глубже... ... А дальше-то что? Что делать, как дальше жить? Сознание было ясно как никогда. Выбираться из этой кромешной тёмной ямы, забыть ужасное прошлое и идти в опасное будущее. Неумелыми шагами, обретая друзей и врагов, только бы не обратно, не во тьму, не в безлюдное, страшное, закрытое ото всех, тяжёлое детство. Странно всё вышло после смерти Орды - как в русской сказке. Сначала Русь окрапили мёртвой водой, потом живой, и она воскресла, да стала сильнее прежнего. Уже другая Русь - Русь-Московия, слитая воедино. Ему предстояло нащупать свой, отдельный и от азии, и от Европы, промежуточный путь. Дальше будет хорошо.