Пирожные перед сном

Что может быть лучшим вариантом завершения долгой ночи, как не теплая ванна и книга перед сном? Только возможность почитать эту книгу хотя бы в относительной тишине. Так думал Акацуки Каин, уже двадцать минут с блаженством отмокающий в горячей воде. Его список добрых дел на сегодня был слишком длинным, а три с половиной часа шопинга с Люкой и генеральная уборка в их с кузеном комнате оказались самыми изматывающими пунктами в списке. Девушка как обычно накупила много вещей. Акацуки дотащил их до Академии с трудом не из-за того, что ему не хватило вампирской силы, а потому, что высокую стопку из всевозможных коробок и пакетов не очень-то удобно нести, ведь какой-нибудь элемент этой хлипкой конструкции решит обязательно упасть и утянет за собой все остальные. К счастью, среди приобретений Люки не было хрупких предметов, и, если даже коробки слегка и помялись, их содержимое вполне благополучно добралось до Академии. А Каина в его комнате поджидала метла с совком и записка от кузена, в которой тот торопливым почерком поведал, что у него срочное задание от Канаме-сама и он никак не может помочь Акацуки с уборкой. Каин предполагал такую подлость от любимого кузена, но проверять, насколько отговорка Ханабусы правдива, не стал — смысл терять время? — и сделал всю работу по хозяйству один. Когда Айдо явился через пару часов, он, безусловно, похвалил работу Акацуки, но натертое до блеска зеркало, перед которым блондин постоянно зависал в приступе безудержного восхищения собственной персоной, вызвало у него больше искренних вздохов и ахов. Сердце Каина грела мысль, что он «случайно забыл» вымести пыль из-под кровати кузена. Ханабуса ныне хранил там большую часть своей коллекции, и, конечно, когда обнаружит грязь на драгоценных трофеях, уровень эндорфинов в его крови существенно понизится, и исторгать восторгов он будет значительно меньше. Возможно, он даже обидится на Акацуки и перестанет с ним разговаривать, но Каина это не пугало: он любил тишину. Впрочем, подобная перспектива — это уже крайность, они с Айдо очень редко по-настоящему ссорились. Зато Ханабуса учтет на будущее, что не стоит нарушать свои же обещания, и, скорее всего, в следующий раз действительно поможет кузену с уборкой. Акацуки широко зевнул, махровым полотенцем вытирая волосы. Ванна частично сняла усталость с тела, однако спать все равно хотелось. Какая же утомительная была ночь! Хорошо, что завтра выходной и можно рано не вставать. Поспать часиков до семи вечера — его мечта. Ну а сейчас, раз голова немного соображает, он исполнит еще одну заветную мечту: почитает книгу — и тогда завалится на боковую. Вопреки его надеждам, что, возможно, Ханабусу благополучно сморил сон, пока он был в ванной, Айдо бодрствовал. Он лежал на животе, болтая в воздухе ногами. Прямо перед ним стояла тарелка любимых пирожных, и Ханабуса с мечтательной улыбкой смотрел на них. Услышав, что дверь ванной открылась, он обернулся к Каину. — С легким паром! — Угу, спасибо, — Акацуки кивнул, надолго задержав взгляд на пирожных. — Будешь? — оживился Айдо. — Я как раз тебя ждал, хотел с тобой поделиться. Каин в отличие от кузена был равнодушен к сладкому, а уж поедать пирожные перед сном вообще считал глупостью. Мало ли какой кошмар приснится от несварения желудка. Но его беспокоило не это, когда на приглашение Айдо разделить с ним лакомство он ответил отказом. — Где ты собрался их есть? — Здесь, а что? — блондин наивно взмахнул ресницами. — На кровати? — уточнил Акацуки. — Ну да. — Ханабуса, а ты ничего не забыл? Айдо задумался, огляделся по сторонам и покачал головой. — Нет, я взял две вилки, тебе и себе. Ты отказался, и одна теперь лишняя. Конечно, можно было еще чай принести, но кухню оккупировал вице-президент — он там что-то стряпает для Шики. Ты только представь: он же почти нацепил на меня фартук, заявил, будто бы я должен ему помочь! Ага, прямо-таки и должен! Сдался мне его Шики сто лет... Я еле убежал от туда, захватив вилки. С чашками я бы не прорвался... Каин вздохнул. Ханабуса намеренно играет дурачка, или для такого гения, как он, сложно установить связь между понятиями еда и чистая комната? Точнее то, что этой связи не существует, и пирожные — лишний здесь элемент. На кухне — ешь себе на здоровье, но не в спальне. — Я про другое, — сухо пояснил Акацуки. — Я сегодня здесь убирался. Один. Помнишь? — Конечно помню, — энергично закивал Айдо. Его ничуть не смутил тон, которым Каин намеренно подчеркнул слово один. — Я аккуратненько поем. Честно-пречестно. Это ведь самые вкусные пирожные в городе, от них и крошки не останется, обещаю! Ну, не занудствуй, Акацуки, — юноша состроил жалобную мордочку. — Куда мне с ними идти? Не на кухню же. Я не хочу делиться с Ичидзе, ведь тогда и Шики придется часть отдать. — Ладно-ладно, — Акацуки выставил перед собой руки, признавая поражение. Болтливость кузена его порядком утомила. — Никто тебя никуда не гонит. Только смотри, чтобы потом все было чисто. — Угу, я съем все до последней крупинки, — на губах Айдо расцвела довольная улыбка. Он уселся на пятки и, облизнувшись, придвинул тарелку ближе к себе. — А ты вправду не хочешь? С тобой мне не жалко поделиться. — Единственное, что мне сейчас хочется, — это почитать в тишине. Давай договоримся: я читаю, а ты ешь здесь, но молча. Идет? — Хорошо, — без энтузиазма откликнулся Ханабуса. Когда Акацуки на минуту зашел в ванную, чтобы повесить на сушилку мокрое полотенце, до него донеслось невнятное бормотание кузена: «Неужели я так ему мешаю?..» По-видимому, Айдо приуныл из-за того, что его попросили не шуметь, но эклеры, чизкейки и шоколадные фланы быстро вернули ему хорошее настроение. Он расположился в изголовье кровати на подушках с тарелкой сладостей, а Каин, поблагодарив небо за воцарившийся покой, раскрыл книгу. Желания порой бывают очень изменчивы, или, может, мы сами не до конца понимаем, чего на самом деле хотим? Иначе как объяснить то странное душевное состояние, которое сейчас овладело Акацуки? Он читает книгу в тишине, кузен ведет себя смирно и не лезет к нему. Он хотел этого? Хотел. Тогда почему нет удовлетворения и радости от того, что все сложилось так, как он желал? Книга теперь не кажется настолько интересной, а безмолвие угнетает. И то, чем занимается Ханабуса, влечет его гораздо больше. Наверное, всему виной паранойя. Акацуки слишком хорошо знал характер кузена и привык к какому-нибудь подвоху с его стороны. Если Айдо долго молчит, значит, он либо расстроен, либо витает в облаках, или, что намного хуже, хотя случается чаще, вынашивает в голове задумку очередной пакости. Правда, судя по выражению его лица (а у Ханабусы оно было до неприличия блаженным), ни один из этих вариантов ему сейчас не подходит. По крайней мере подлость он точно не замышляет, и Каину можно расслабиться и читать себе преспокойно дальше, однако сосредоточиться на книге было не дано. Не сегодня. Против воли, словно под воздействием некого заклинания, его взгляд то и дело соскальзывал в сторону кузена. Акацуки хмурился, чуть ли не носом утыкался в книгу, отчаянно вчитываясь в мелкие строчки, но спустя секунду опять любовался Айдо. Да что за наваждение? Он что, никогда не видел, как Ханабуса ест пирожные? Да сотни раз, и хорошо помнил, что ничего соблазнительного в этом нет и быть не должно! Тогда почему его так и тянет подсмотреть за столь непримечательным занятием, проследить за движением тонких пальцев, элегантно сжимающих вилку, за чуть пухлыми, но, определенно, красивыми губами, на которых блестят остатки крема? Может, Акацуки сошел с ума, потому что сейчас он думает лишь о том, чтобы слизать крем с губ Ханабусы... Естественно, для Айдо взгляды кузена не остались тайной. Если за тобой все время наблюдают, это сложно не заметить, не так ли? Вот и Ханабуса, заулыбавшись до ушей, спрыгнул с кровати и через секунду оказался у постели Каина, на которую бесцеремонно залез с ногами. Акацуки сглотнул и отодвинулся подальше. Желание поцеловать Айдо только возросло, и он, чтобы избежать искушения, вцепился в книгу, как в спасательный круг. — А я знаю, что ты хочешь, — прошептал Ханабуса. В бирюзовых глазах играли смешинки, когда он наклонился к Каину, сократив разделявшее их расстояние до минимума. Акацуки прошиб пот. Он вжался в спинку кровати. Неужели кузен догадался? — Ханабуса, ты же обещал мне не мешать. Я читаю, — сдавленно прохрипел Каин и громко прокашлялся. Ну, еще не хватало голоса лишиться! Черт, и почему его кузен так сладко пахнет? Айдо хихикнул. — Читает он. Ага, так я и купился. Оправдываться бессмысленно, Акацуки. Я все понял. Я знаю о твоем желании и исполню его. Каин замер, не в силах вздохнуть. Он, конечно, не верил, что Ханабуса говорит серьезно, но в животе все заныло от предвкушения. Акацуки сам потянулся к юноше и уже чувствовал его дыхание возле своих губ, как вдруг услышал: — Ну же, открой рот и скажи: «А!». — А... что? Ммм... — во рту Каина оказался кусок шоколадного пирожного. От неожиданности он чуть не подавился. — Ну и как? Вкусно же, правда? — Ханабуса радостно улыбался, полагая, будто он самая настоящая фея-крестная из сказки. — А чего ты два раза отказывался? Все говорил: не хочу, не люблю. Нельзя быть таким скромным, Акацуки. Когда предлагают, надо брать. Юноша подцепил глазированную вишенку, Каину пришлось проглотить и ее. Было чересчур сладко, но он ел все, что ему давали. Если бы Айдо не занял его рот пирожным, Акацуки бы его обязательно поцеловал. А так, пока он жевал, мысленно содрогаясь от приторности навязанного угощения, Ханабуса был в безопасности. — Я ведь изначально хотел съесть их вместе с тобой, — немного смущаясь, признался Айдо. — Знаю, ты не любишь сладкое, но, когда я их выбирал, думал о тебе. Мне хотелось поделиться с тобой тем, что мне самому очень нравится... Как глупо, да?.. — Ханабуса опустил голову, и его челка упала на глаза. Почему ему так грустно, что его тревожит, размышлял Акацуки. Он протянул руку, приобнимая юношу за плечо, и склонился к его волосам, чтобы шепнуть на ухо: — Я так не считаю. Спасибо, что поделился. Айдо ощутимо вздрогнул, однако посмотрел на кузена и снова улыбнулся. — Тут еще немного осталось. Хочешь доесть? — предложил ему Акацуки, указывая на тарелку. — А ты не будешь? — Мне уже некуда. Я наелся. Но, согласись, нельзя, чтобы такие чудесные пирожные пропали. Натура рьяного сладкоежки охотно поддержала идею. Ханабуса кивнул. Его глаза с удивлением уставились на Каина, когда тот забрал у него из рук тарелку и вилку. — Ты меня кормил. Теперь моя очередь, — хмыкнул Акацуки. — Открой рот. Айдо чуть покраснел, но беспрекословно выполнил распоряжение. Он подхватил аппетитный кусочек с вилки и от блаженства зажмурился, смакуя десерт. Он не был аккуратным, поэтому его губы оказались вымазаны в креме. Акацуки рассматривал их, стараясь представить, каковы же они на вкус. Желание поцеловать Ханабусу вновь нахлынуло с прежней силой. Каин глубоко вздохнул, надеясь успокоить взыгравшую кровь. Но в этот момент Айдо приоткрыл рот в ожидании следующей порции, и Акацуки не утерпел. Он прижался к его испачканным в креме губам. Кажется, Ханабуса пытался оттолкнуть Каина, но тот настойчиво притянул его к себе, одной рукой удерживая за затылок, а другой оглаживая напряженную спину. Он даже не заметил, куда дел тарелку, зато помнил про вилку, которая явно лежала возле них. С трудом, не разрывая упоительного поцелуя, он нашел ее и кинул на ковер. Еще не хватало случайно напороться на острый предмет, или же Айдо решит воспользоваться вилкой для защиты. Впрочем, подобные размышления и принятая мера предосторожности стали последним здравым действием Акацуки. Все, что он творил дальше, было из области бессознательного, чего-то на уровне инстинктов. Он чувствовал запах Ханабусы, дурманящий, сладкий, погружающий в абсолютное безумие. Айдо походил на дивный, экзотический цветок, аромат которого пленяет одиноких путников, и они готовы взобраться на самые опасные и высокие скалы, только бы сорвать его. Каин не стремился, да и не мог бы сейчас анализировать свой поступок. Почему ему так отчаянно, до судорог в пальцах, хочется насладиться телом кузена, его тоже не интересовало. Для него существовали лишь собственные ощущения и прекрасный Ханабуса, ставший в эти минуты центром вселенной. Акацуки без конца целовал юношу. Ему казалось, что он никогда не насытится этими мягкими, податливыми губами, робко приоткрывающимися навстречу. Он повалил Ханабусу на кровать, и тот что-то простонал ему в рот, когда ладонь Каина скользнула по изящному изгибу поясницы и проникла под резинку его пижамных штанов. Гладкая, нежная кожа. Акацуки мучительно хотелось попробовать ее не только на ощупь, но и на вкус. Избавить восхитительное тело от одежды не составило труда. Несколько пуговиц оторвались от рубашки и покатились на пол. Айдо не сопротивлялся, пока его раздевали. Он лежал мелко дрожа. Побелевшие от напряжения пальцы сжимали покрывало, глаза были закрыты, а дыхание — прерывистым. Из груди блондина вырвался громкий всхлип, когда Акацуки, целуя его живот и скользя языком ниже, обхватил губами его плоть. Можно ли так чарующе стонать и так провокационно выгибаться, если, конечно, не желаешь свести с ума того, кто тобой одержим, еще больше? А потом словно в награду за подаренное удовольствие самому развести колени и раскрыться, почти не стесняясь совершенной наготы и беззащитности. Каин, приподняв его бедра, ласкал и там. Медленно, правда, с толикой нетерпения вылизывал, а потом растягивал и языком, и пальцами. Айдо пятками упирался ему в плечи и иногда несильно, но ощутимо давил ими на ключицы, когда старался увернуться или, наоборот, ближе придвинуться к его лицу. Акацуки случайно вспомнил про остатки пирожного. Ему нужен какой-нибудь крем, а добраться до ванной и что-то искать там он бы сейчас не смог: он и так с трудом сдерживался. Подойдет все, лишь бы оно было под рукой. Тарелка нащупалась не сразу, а, когда он пальцами собирал с нее крем, не меньше половины размазал по покрывалу. Наплевать. Каин глубоко вздохнул, опять склоняясь к губам Ханабусы, и, крепко обхватывая чужие ягодицы, осторожно качнул бедрами. За первым, казавшимся бесконечным движением последовало второе, а потом еще одно, и еще... И Акацуки уже не останавливался, беспрерывно двигался, упиваясь приглушенными стонами, целуя мокрые щеки, путаясь пальцами в золотистых волосах. Даже если бы ему пригрозили смертью, он бы, наверное, не смог остановиться. Ему было слишком хорошо, а на пике наслаждения он вдруг осознал, что всегда хотел сделать Ханабусу своим и телом, и душой, и по крайней мере первое он наконец-то получил. Потом Каин задремал. Из полусна его вывел робкий поцелуй в плечо. Акацуки потер веки, широко зевнув. Машинально, еще не до конца проснувшись, он провел по узкой ладони, которая покоилась на его груди, и зарылся носом в растрепанную, вкусно пахнущую макушку, чей владелец уютно устроился рядом. Сначала вампир улыбнулся, вспоминая недавнее удовольствие и ощущая желанную расслабленность во всем теле. А когда встретился с глазами того, кто подарил ему это удовольствие, его сердце кольнул острый стыд — он же силой взял Ханабусу, он заставил его! — Прости меня, — с искренним раскаянием в голосе прошептал Акацуки. Он не знал, захочет ли теперь кузен говорить с ним. Айдо изменил позу: приподнял голову и, положив левую ладонь на его плечо, оперся на нее подбородком. — За что ты извиняешься? — спросил Ханабуса. Его пронзительные глаза не отпускали Каина — тот даже не смел отвернуться. Акацуки понимал, что должен хотя бы попытаться объяснить, почему все так случилось, не подыскивая себе оправдания. Главное — это быть предельно честным. А там пусть Айдо сам его судит. — Я не знаю, что на меня нашло. Мне до безумия захотелось тебя поцеловать, а потом... я уже плохо себя контролировал. Хотелось целовать тебя везде и не отпускать. Прости. Я не имел права тебя заставлять. Ханабуса выслушал его. Во взгляде кузена не было гнева или упрека, которые Акацуки, по мнению своей проснувшейся совести, заслуживал, хотя и боялся увидеть. Айдо смотрел на него с неожиданным пониманием, а на последние слова Каина улыбнулся. — Если бы я сам этого не хотел, то сразу бы не позволил к себе прикоснуться. Думаешь, меня так легко заставить? Я уступил только потому, что это был ты, Акацуки, — Ханабуса медленно скользнул ладонью по щеке рыжеволосого вампира. Тот перехватил его руку за запястье и прижал к своим губам. Взгляд Айдо потеплел, но улыбка стала печальной, как будто он вспомнил то, что его расстраивало. — Гораздо хуже, когда ты меня игнорируешь или насмехаешься надо мной, просишь замолчать и оставить тебя в покое, — вот от этого мне действительно больно и грустно. Ты отгораживаешься от меня высокой стеной, словно я для тебя совсем ничего не значу. Но... — юноша вздохнул. Внутри Каина все замерло. — Когда ты обнимал меня, я верил, что я все-таки тебе не безразличен. — Ты мне нравишься. Очень, — с облегченным сердцем отозвался Акацуки. Теперь, когда он разобрался в своих чувствах, он не мог об этом не сказать. — Просто раньше я не осознавал, насколько ты мне дорог. Пожалуйста, не грусти. Я не хочу, чтобы ты грустил. У тебя красивая улыбка. Ханабуса расцвел от комплимента, его щеки чуть зарделись. — Тогда не отталкивай меня. — А ты сам позволишь мне быть с тобой после... ну, после того, как я... был несдержан? — Каин подбирал слова с осторожностью. Вдруг упоминание об их недавней близости неприятно для Ханабусы? Акацуки отдавал себе отчет в том, что любовник из него получился неважный, и в тот момент он больше думал о собственном наслаждении, чем о состоянии партнера. — Конечно позволю, — заверил его Айдо. — Хотя твоя напористость сначала напугала меня, но потом ты стал нежным и так страстно целовался, что я сдался на твою милость, и не пожалел об этом, — он подтянулся на руках, придвигаясь к лицу Каина, и интимным шепотом добавил: — Скажу честно, я с детства тебя знаю, а вот не подозревал, что ты действительно Вайлд. Твои поклонницы угадали с прозвищем. Так на меня накинуться... Ханабуса выразительно подвигал бровями. Акацуки хмыкнул, сдерживая смешок, и покачал головой. Нет, все же его кузен неисправим: болтает много и не по делу. Впрочем, его это не напрягает. Раз после случившегося Айдо в хорошем расположении духа, можно вздохнуть спокойно — с ним все в полном порядке, и этим грех не воспользоваться... Каин подхватил кузена за талию и, перевернув на спину, навис над ним. — Похоже, сейчас мне придется оправдать это дурацкое прозвище еще раз, чтобы у тебя точно не осталось сил подкалывать других. — Ой-ой, нет! — хихикнул Ханабуса, уворачиваясь от быстрых поцелуев. — Сегодня я пас, а вот завтра... — Хм? — промычал Акацуки, проводя языком влажную дорожку вверх по его шеи до подбородка. Юноша томно выдохнул: — Завтра все, что ты захочешь... Каин куснул его за ухо и заглянул в глаза. — Я приму твое приглашение, — очень серьезно сказал он. — И даже не будешь дважды отказываться? — полюбопытствовал Ханабуса. — Теперь нет. Ведь когда предлагают, надо брать, верно? Если бы после этого Акацуки задали вопрос, что может быть лучшим вариантом завершения долгой ночи, он бы ответил не задумываясь: возможность заснуть в объятиях любимого. Он лишь надеялся, Айдо такого же мнения.