***
— Вы встречались?! — Не так громко! МК затыкает рот руками. Несколько глаз оборачиваются на них и Укун старается притвориться кустом, надеясь, что так про него точно забудут и не узнают в этой дешёвой маскировке из очков и капюшона. Один вопрос, нахрена за ним потащился МК. — Да, мы встречались, — наконец признаётся Укун. Да, хуже уже не будет, осталось только, чтобы сам Макак выложил их общие фотографии из прошлого на каком-нибудь сайте и распространил по всей сети интернет, а адвокат Укуна послал бы его нахер вместо помощи — надо было отвечать на мои имейлы, Сунь Укун! — и последняя крупица его чести была стёрта из истории. А на его могиле бы написали «умер за то, что предпочитал большие члены». Возможно, в следующей жизни он предпочтёт какую-нибудь более красивую самку червя и счастливо умрёт с ней в чьём-нибудь огороде. Вокруг душно. Людей слишком много и без того нервный Укун весь извёлся от ожидания. Благо, получив ответ, МК наконец замолкает, видимо, решив обработать такой неожиданный поток информации и тот факт, что его дорогой учитель предпочитает уродливых убийц-обезьян с манией мести сексуальным женщинам-обезьянкам. Да, Укун уже успел вдоволь наплакаться по этому поводу. Пока касался себя в молодости, думая об Макаке. И у них всё равно ничего не было. Это даже звучало… немного обидно. Учитывая, каким королём в постели его часто делали в рейтинговых медиа и как нередко на форумах обсуждался уровень его либидо. Именно поэтому Укун просто обязан был не только решить проблему с новоявленными (на самом деле нет, он просто сейчас о них узнал) медиа с ним и Макаком в главных ролях. И понять, насколько там всё плохо. По крайней мере, он надеется, что они имели уважение изобразить его сверху. Кажется, эта автограф-сессия длится уже три вечности. А ведь Укун не молодеет даже бессмертным. И неизвестно ещё, правильную ли очередь они выбрали, с учётом того, что единственное, что им известно — один из авторов тех додзинси сейчас должен находиться здесь. Наконец очередь чуть сдвигается. Им остаётся ещё одна-две пары, когда Укун осознанно округляет глаза и просит МК показать тот самый комикс, что тот получил от Мэй. На секунду Укуну кажется, что его жизнь — театр полного абсурда. А главный постановщик и сценарист — Макак. И он не знает — плакать или смеяться, но маска абсолютной истерики застывает на лице. Блядь, просто раздавите его прямо здесь. Но когда Укун опускает взгляд от страниц, они уже стоят напротив художника. Тот одной рукой расписывается на бумаге, а другой тянет руку для вещи для автографа. А затем поднимает глаза. И их взгляды встречаются по велению всех самых тупорылых клише. Укун чётко замечает, как наглый хвост другого пытается скрыться под столом. Наступает такая тишина, что каждый может расслышать внутреннюю панику обоих. И внутреннюю истерику Макака. О всевышний, Макак, какого хрена. — …Вы задерживаете очередь. Укун моргает под очками. Макак моргает тоже. Искра, буря, пиздец. — Это всё, что ты скажешь? МК на фоне окончательно теряет связь с реальностью.***
Итак, это всё очень тупо. Укуну до сих пор кажется нереальным абсолютно всё, что произошло. Ему нужно серьёзно это обработать и, возможно, вновь рассмотреть предложение МК о посещении психотерапевта. Но вот сейчас он и Макак сидят вместе в кафе и ситуация достигает своей крайней точки сумасшествия. Если вдруг окажется, что Король Демонов Быков в свободное время сочиняет фанфики о жизни Укуна, то тот уже не удивится. На самом деле, он бы даже почитал такое, если бы, ну, умел читать. Он складывает руки вместе. И делает хлюпающий глоток персикового коктейля из трубочки. Единственный звук, что нарушает тишину, делая ту ещё более неловкой. — Итак, — начинает через пару минут Укун, бросая взгляд вокруг. И даже стол перед ним вдруг становится каким-то дохрена интересным. — Как давно ты этим занимаешься? Макак даже не ведёт бровью: — С нашей первой встречи. Укун давится коктейлем. Щёки обоих краснеют подобно закату и это должно выглядеть как-то романтично или типа того, но Укун ощущает себя собакой в лихорадке, а Макак рассматривает перспективу смерти во второй раз. Двойное самоубийство кажется достаточно привлекательным сейчас. Они вновь молча изучают архитектуру кафе. А затем одновременно заглядываются на окно. Какое же оно охрененное всё-таки, невероятно, можно вечно смотреть и продолжать игнорировать друг друга. — Ещё так и манит спрыгнуть. На комментарий Макака Укун давится снова. Но на этот раз от смешка. Они смеются оба — в разной степени и перебарывая неловкость, что отступает, позволяя наконец взглянуть друг другу в глаза. И Укун уже — почти — не представляет перед глазами те самые страницы додзинси Макака. Возможно, он не отказался бы даже повторить что-нибудь. Тот поцелуй был нарисован достаточно неплохо, а держание за руки столь невинно... Тем более всё то звучит, как достойное окончание этого безумного вечера. И Макак, кажется, разделяет эту мысль. — И всё же, — Укун кладёт руку на стол и чувствует, как ладонь Макака обхватывает её. От этого улыбка только шире с позором раскатывается по лицу. Укун смеётся: — Кто сверху? И Макак глядит в его глаза. Солнце в золотом диске. На страницах совершенно не так, в жизни — куда больше чувств. — Место зрелого персика на земле. Последнее, что видит Макак: как свободная рука Укуна летит ему в лицо.