Как в додзинси

— Король Обезьян, а ты спал с Мистером Макаком? Укун давится персиком. И не уверен даже, что больше возмущает — слова дорогого ученика или то, что персик выпадает из его рук, так и не съеденный. Господь, ну не перед его же едой! — Прости, что? — Переспрашивает Укун, надеясь, что ослышался. Возможно, МК перетрудился и ему требуется отдых… — Ты занимался «этим» с Мистером Макаком? Блядь. Похоже, отдых тут требуется явно не МК. Укун смотрит на того с облака. И хоть не видит сам, но может представить, какая феерия выражений сменяется на лице. Ему хочется знать многое и он даже не знает, с чего начать. — Я ценю то, что ты решаешь обсудить со мной подобное прямо и показываешь этим, как доверяешь мне, но, дорогой мой Манки Кид, можешь ли ты мне ответить, с чего твою юную и прекрасную голову посетила подобная, светлая мысль? Укун пытается быть как можно мягче. Заходит со стороны и приобнимает МК за плечо, подлетев поближе. Он почти идеально скрывает весь тот блядский пиздец, что творится внутри. Но затем МК невинно хлопая глазками, продолжает: — А разве нет? И Укуну хочется стать тем куском персика, что он выронил секунду назад. Чтобы валяться себе на дороге и перегнивать, не задумываясь о том, когда подростки этого времени свернули не туда. А ещё совсем немного хочется плакать. — Хорошо. Давай начнём сначала? С чего ты так решил? Укуну приходится убрать облако и это оказывается плохой идеей, ведь стоять крепко на своих двоих он оказывается не способен. И с каждым вылетающим изо рта его ученика словом желает всё больше прижаться земле от стыда и резонировать с червями. — Ну, я видел пару комиксов, — начинает наивно МК, — и даже не совсем пару. Впервые мне показала один Мэй, когда покупала мерч по тебе для меня. И туда случайно затесался странный комикс, где ты и Макак состояли, ну, в близких отношениях. И, порывшись немного в интернете, я выяснил, что такой комикс не один. Дорогой мой ненаглядный МК, хочется сказать Укуну сквозь кривую улыбку отчаяния, которая вот-вот треснет, подобно последним клеткам его адекватности, с чего ты, мой малыш, вообще стал такое гуглить и, о всевышний на небесах, кто вообще решил такое рисовать? Второе Укуна волнует больше. За свою жизнь он встречал немало странных в своей изощренности фантазий его фанатов. Находилось иногда то, что даже его привыкший за несколько столетий мозг не мог обработать. И Укун смотрел на это с пустым выражением лица, уверенный, что если бы не бессмертие, то его душа уже вознеслась бы от кринжа. Это слово он тоже узнал недавно. И сейчас то наидеальнейшим способом описывало его мироощущение. С каждым днём он чувствовал, как всё дальше отдаляется от небес. Впрочем, больше волновало, кто и как дошёл до того, что стал сочинять романтические истории с ним и Макаком. Тем более с явным извращённым содержанием. И тем более, почему Макак до сих пор не повторил всё, что было на страницах с самими авторами, но с помощью своего посоха. — На самом деле, нет. Мы не доходили до такого. Укун говорит быстрее, чем осознаёт, слишком предаваясь мыслями о ситуации. Поэтому, когда видит вытянувшееся лицо МК, то замирает в буквальной загрузке на пару секунд прежде, чем невинно похлопать глазами, растянув очаровательную кошачью мордочку невдуплёныша. — На сегодня тренировки окончены. — Погоди, Король Обезьян! Укуну всё больше кажется, что сегодня прекрасный день для того, чтобы переродиться персиком.

***

— Вы встречались?! — Не так громко! МК затыкает рот руками. Несколько глаз оборачиваются на них и Укун старается притвориться кустом, надеясь, что так про него точно забудут и не узнают в этой дешёвой маскировке из очков и капюшона. Один вопрос, нахрена за ним потащился МК. — Да, мы встречались, — наконец признаётся Укун. Да, хуже уже не будет, осталось только, чтобы сам Макак выложил их общие фотографии из прошлого на каком-нибудь сайте и распространил по всей сети интернет, а адвокат Укуна послал бы его нахер вместо помощи — надо было отвечать на мои имейлы, Сунь Укун! — и последняя крупица его чести была стёрта из истории. А на его могиле бы написали «умер за то, что предпочитал большие члены». Возможно, в следующей жизни он предпочтёт какую-нибудь более красивую самку червя и счастливо умрёт с ней в чьём-нибудь огороде. Вокруг душно. Людей слишком много и без того нервный Укун весь извёлся от ожидания. Благо, получив ответ, МК наконец замолкает, видимо, решив обработать такой неожиданный поток информации и тот факт, что его дорогой учитель предпочитает уродливых убийц-обезьян с манией мести сексуальным женщинам-обезьянкам. Да, Укун уже успел вдоволь наплакаться по этому поводу. Пока касался себя в молодости, думая об Макаке. И у них всё равно ничего не было. Это даже звучало… немного обидно. Учитывая, каким королём в постели его часто делали в рейтинговых медиа и как нередко на форумах обсуждался уровень его либидо. Именно поэтому Укун просто обязан был не только решить проблему с новоявленными (на самом деле нет, он просто сейчас о них узнал) медиа с ним и Макаком в главных ролях. И понять, насколько там всё плохо. По крайней мере, он надеется, что они имели уважение изобразить его сверху. Кажется, эта автограф-сессия длится уже три вечности. А ведь Укун не молодеет даже бессмертным. И неизвестно ещё, правильную ли очередь они выбрали, с учётом того, что единственное, что им известно — один из авторов тех додзинси сейчас должен находиться здесь. Наконец очередь чуть сдвигается. Им остаётся ещё одна-две пары, когда Укун осознанно округляет глаза и просит МК показать тот самый комикс, что тот получил от Мэй. На секунду Укуну кажется, что его жизнь — театр полного абсурда. А главный постановщик и сценарист — Макак. И он не знает — плакать или смеяться, но маска абсолютной истерики застывает на лице. Блядь, просто раздавите его прямо здесь. Но когда Укун опускает взгляд от страниц, они уже стоят напротив художника. Тот одной рукой расписывается на бумаге, а другой тянет руку для вещи для автографа. А затем поднимает глаза. И их взгляды встречаются по велению всех самых тупорылых клише. Укун чётко замечает, как наглый хвост другого пытается скрыться под столом. Наступает такая тишина, что каждый может расслышать внутреннюю панику обоих. И внутреннюю истерику Макака. О всевышний, Макак, какого хрена. — …Вы задерживаете очередь. Укун моргает под очками. Макак моргает тоже. Искра, буря, пиздец. — Это всё, что ты скажешь? МК на фоне окончательно теряет связь с реальностью.

***

Итак, это всё очень тупо. Укуну до сих пор кажется нереальным абсолютно всё, что произошло. Ему нужно серьёзно это обработать и, возможно, вновь рассмотреть предложение МК о посещении психотерапевта. Но вот сейчас он и Макак сидят вместе в кафе и ситуация достигает своей крайней точки сумасшествия. Если вдруг окажется, что Король Демонов Быков в свободное время сочиняет фанфики о жизни Укуна, то тот уже не удивится. На самом деле, он бы даже почитал такое, если бы, ну, умел читать. Он складывает руки вместе. И делает хлюпающий глоток персикового коктейля из трубочки. Единственный звук, что нарушает тишину, делая ту ещё более неловкой. — Итак, — начинает через пару минут Укун, бросая взгляд вокруг. И даже стол перед ним вдруг становится каким-то дохрена интересным. — Как давно ты этим занимаешься? Макак даже не ведёт бровью: — С нашей первой встречи. Укун давится коктейлем. Щёки обоих краснеют подобно закату и это должно выглядеть как-то романтично или типа того, но Укун ощущает себя собакой в лихорадке, а Макак рассматривает перспективу смерти во второй раз. Двойное самоубийство кажется достаточно привлекательным сейчас. Они вновь молча изучают архитектуру кафе. А затем одновременно заглядываются на окно. Какое же оно охрененное всё-таки, невероятно, можно вечно смотреть и продолжать игнорировать друг друга. — Ещё так и манит спрыгнуть. На комментарий Макака Укун давится снова. Но на этот раз от смешка. Они смеются оба — в разной степени и перебарывая неловкость, что отступает, позволяя наконец взглянуть друг другу в глаза. И Укун уже — почти — не представляет перед глазами те самые страницы додзинси Макака. Возможно, он не отказался бы даже повторить что-нибудь. Тот поцелуй был нарисован достаточно неплохо, а держание за руки столь невинно... Тем более всё то звучит, как достойное окончание этого безумного вечера. И Макак, кажется, разделяет эту мысль. — И всё же, — Укун кладёт руку на стол и чувствует, как ладонь Макака обхватывает её. От этого улыбка только шире с позором раскатывается по лицу. Укун смеётся: — Кто сверху? И Макак глядит в его глаза. Солнце в золотом диске. На страницах совершенно не так, в жизни — куда больше чувств. — Место зрелого персика на земле. Последнее, что видит Макак: как свободная рука Укуна летит ему в лицо.