История - это политическая философия. Тот просвет между неизбежностью и вечностью, который она создает, удерживает нас от дрейфа между ними и помогает разглядеть момент, когда можно что-то изменить.
Тимоти Снайдер
— К вам его превосходительство военный министр гросс-адмирал Пауль фон Оберштайн! — Просите, — Хильда кивнула замешкавшемуся секретарю и нетерпеливым жестом приказала ему удалиться. Немного жаль, но похоже, придется его сменить. Этот слишком восторженный, а верность, к несчастью, не гарантирует компетентности. Вот и вчера вышла неудобная заминка с аналитической запиской, которую она велела подготовить перед первым раундом переговоров с изерлонцами. Наблюдая, как Оберштайн в центре огромного кабинета сгибается в глубоком поклоне, Хильда внезапно подумала про анекдотическое сходство положения при ее особе всесильного военного министра и секретаря — сына захудалого дворянина, дальнего родственника из клана Мариендорф. В обоих случаях приходится выбирать между компетентностью и лояльностью. И именно этот выбор может определить, насколько долгим будет ее царствование. Ее — и, возможно, ее сына — будущего императора Великого Рейха. Оберштайн всегда симпатизировал императрице в ее бытность фройляйн Мариендорф. Как-то в разговоре с ней он заметил, что зло начинается там, где начинается личность, и Хильда это запомнила. «Он попробует убрать и меня, если посчитает, что я стою на пути построения Великого Рейха», — так однажды сказал император и при том вовсе не шутил. Сейчас у нее уже было достаточно косвенных улик и свидетельств, чтобы понимать — смерть ее мужа от странной болезни вряд ли была естественной. Этих улик хватит, чтобы отдать военного министра под суд — если не за заговор против короны и высочайшую измену, то за служебную халатность. Тот памятный налет терраистов был слишком хорошо подготовлен и почти успешен. То, что фанатики знали пароли, расположение и расписание постов, план здания и местонахождение императорской семьи, не было случайностью. «Считает ли он меня просто достаточно управляемой, по сравнению с Райнхардом? Кесслер уверяет, что целью нападения на резиденцию была не я и не малыш Алек, а принцесса Грюнвальд. Вторая потенциальная наследница. Альтернатива…» — Ваше императорское величество, по вашему повелению я подготовил первый пакет наших предложений для переговоров с мятежниками так называемой Изерлонской республики. Вот резюме по основным пунктам. Ей даже не надо было читать, чтобы знать, что там написано. Оберштайн был последовательным сторонником жесткой переговорной позиции. И пока был нужен ей. По крайней мере, до тех пор, пока она окончательно не прояснит позицию Миттермайера и большей части армейского крыла. Неужели Оберштайн не понимает, что она пойдет на все, чтобы не зависеть исключительно от поддержки спецслужб? Он сделал достаточно, чтобы подорвать доверие между покойным мужем и его армией, спровоцировав мятеж Ройенталя. «Его императорское величество Райнхард фон Лоэнграмм отличался известной сентиментальностью в отношении Двойной звезды. Но вы не хуже меня понимаете, моя кайзерин, насколько гросс-адмирал Ройенталь был бы опасен после смерти императора. Если бы он женился на принцессе, он мог бросить вам и наследнику вызов не только с позиции силы, но и с позиции легитимности. Не зря вы не доверяли ему еще тогда, во время операции при Вермиллионе. Ваша мудрость подсказала суть этого человека». Зло начинается там, где начинается личность. Хильда пролистала поданые Оберштайном документы. Фотографическая память позволяла быстро выхватывать основное. Никаких сюрпризов, как она и думала. — Вы категорически против того, чтобы подготовка к конституционной реформе даже обсуждалась на переговорах с Изерлоном. Между тем, желание его императорского величества было таково, чтобы мы согласовали с республиканцами этот вопрос. Аргументы главнокомандующего Минца показались моему супругу достаточно весомыми. Весомыми, как окровавленный розенриттеровский топор. Хильда слегка сдвинула брови. Манера управлять делами в последний год жизни его величества часто вводила в ступор. Но она ни секунды не забывала о том, что гений ее мужа заключался в потрясающем чутье. Он чуял людей, ситуации и тот единственный момент, в котором мир готов перевернуться. Пусть для Райнхарда во многом было важно не то, что говорят, но кто говорит — собеседников он действительно умел выбирать. Именно это умение в конечном итоге и привело и военного министра, и ее туда, где они сейчас находятся. — И что же убедило императора Лоэнграмма? Подарив Рейху наследника, ваши императорские величества окончательно закрепили династию и легитимность своей власти, — Оберштайн был как всегда серьезен и сдержан, но Хильде упорно слышались в его холодном тоне нотки иронии. — Главное, что волновало моего мужа на одре болезни — это насколько государство переживет его самого. Или его династию, если угодно, — мягко пояснила Хильда. Если Оберштайн действительно устранил кайзера, воцарению которого так успешно способствовал несколько лет назад, то только потому, что именно это и было основной заботой военного министра. — Командующий Минц говорил с его величеством о принципе правопреемства. Райхарду не нравилась мысль, что кто-то из его потомков окажется слишком слаб, чтобы вести Рейх дальше. Лейтенант же Минц просветил моего мужа, что их демократические выборы — еще один вариант такого принципа. И что он оставляет право на ошибку, которая может быть исправлена во время следующих выборов. В записках Яна Вэнли, которые его величество читал незадолго до кончины, говорилось, что это обеспечивает движение истории. То есть, движение в будущее. И кажется, там было еще что-то про то, что харизма может основать политическую систему, но не гарантирует ее долговечности. — С удовольствием поспорил бы с адмиралом Яном, будь он жив, ваше величество. От конституции недалеко до парламента и всеобщих голосований. Командующий Минц исходит из того, что ошибаясь, народ будет выбирать все лучше и лучше. В реальности же это привело государство мятежников к ничтожному Трюнихту и гибели. А что до демократии, то ее принципом является безответственный человеческий атом, не более. Этот атом в массе своей глуп и слаб. Он раб своих чувств и страстей. Только лидер способен перенаправить эти чувства и слабости, переплавить их в великое единство. Как это сделал наш кайзер. В этом наше будущее. Будущее вашего сына, нашего императора. Хильда неторопливо развернулась к столу, аккуратно расположив стопку бывшей у нее в руках бумаги строго параллельно краю. Этот маневр удачно оставлял в тени ее лицо. Оберштайн всегда знал, куда бить. «Я смогу удержать молодую империю, меня поддерживает прогрессивная аристократия, часть военных, и спецслужбы — пока еще. Но смогут ли это сделать Алек и его дети, когда рано или поздно я уйду вслед за Райнхардом?» Минц уверял, что конституционное ограничение власти монарха парадоксальным образом защищает его. Утверждает верховенство права, очерчивает разрешенное поле и правила для всех политических игроков. Райнхард был тем, кто ломал и переписывал правила. И умер молодым, не успев довести до конца многие начатые реформы, быстро охладев к государственному строительству. Ирония в том, что, скорее всего, именно человек, рассуждающий сейчас в ее кабинете о исторической роли великого лидера, его и устранил. — Каковы же должны быть конкретные шаги, гросс-адмирал? В том будущем, которое, по вашему мнению, мне стоит последовательно притворять в жизнь на переговорах с Изерлоном и в дальнейшем. — Большая часть необходимого уже сделана его императорским величеством. Нам же надлежит повсеместно поддерживать и распространять его наследие. Мы, какими бы ни были, стоим на плечах гиганта. Даже мятежники не могут оспаривать масштаб его личности. Вы ознакомились с последними данными анонимных опросов в Нойе Рейхе, моя кайзерин. Люди проклинают империю, но император фон Лоэнграмм пользуется там уважением. Его фигура остается преисполненной величия в смерти, как и в жизни, и является объединяющей для Галактики. Военный министр сделал многозначительную паузу. — И таким образом, культ кайзера Райнхарда фон Лоэнграмма надлежит развивать и лелеять как путеводную звезду для потомков, — подхватила его мысль Хильда. — Наше прошлое и становится будущим. Миф и память, которые всегда пребудут с нами. Я правильно понимаю вас, гросс-адмирал? — Надежнее фундамента не существует, — с поклоном веско подтвердил Оберштайн. — Но что же в таком случае делать с несогласными, которые хотят свободы? Ведь именно это является сутью наших переговоров с Изерлонской республикой. Оберштайн сделал движение, которое у кого-то другого наверняка обозначило бы пожатие плечами. — Свобода не равна независимости. Они получат автономию в составе Нойе Рейха. Пусть славят великого кайзера и благодарят вас, ваше величество. Более чем щедро для жалкой горстки в полмиллиона человек и флотом в 3 тысячи боевых единиц. — Признаться, я полагала, что вас раздражает даже такая уступка мятежникам, — заметила Хильда. — Автономия будет полезна. Будущему императорскому величеству Александру-Зигфриду и его Рейху пригодятся враги. С ними он уподобится своему отцу. Миф и память, как вы и сказали, ваше величество. — Незначительные, умеренные и аккуратные враги? — усмехнулась Хильда. — Что ж, я услышала вашу точку зрения, господин военный министр, — она перебрала бумаги, лежащие на краю стола. — Я внимательно ознакомлюсь с вашим резюме и приму решение о том, что именно из этого войдет в первый пакет предложений на переговорах с Изерлоном. И Оберштайн удалился с глубоким поклоном. Огромные напольные часы звоном обозначили полночь. Одна в пустом кабинете, императрица-регент думала о том, что военный министр несколько переоценивает свою полезность. Конечно, он хотел бы ее конфронтации с армейским крылом, чтобы стать незаменимой опорой трону. В счастью, она уже заложила фундамент для расширения полномочий военной полиции. Досье и компромат Кесслер умеет собирать не хуже Фернера. С другой стороны, Миттермайер и Мюллер сочувствуют Изерлону, а адмирал Вален даже пригласил командующего Минца отобедать в неформальной обстановке… «Это всего лишь тактика, фройляйн Мариендорф, — прозвучал в ее голове голос Райнхарда, — а ведь вы неплохой стратег». Стратегия — это то, что она заложит здесь и сейчас в фундамент будущего Рейха и династии. Минц или Оберштайн? Конституция или эпический миф? Райнхард времен своего регентства выбрал бы первое. Райнхард к моменту второй битвы за Изерлонский коридор твердо предпочитал второе. Тут он не советчик, и на этом перепутье решать ей и только ей. Секундная стрелка старинных часов замедлила свой ход, а потом и вовсе остановилась.