***
В Большом зале по-вечернему шумно. Ужин уже закончился, но студенты не спешат расходиться по гостиным: болтают, играют в шахматы, бродят между факультетскими столами, пьют чай и тыквенный сок. Гермиона сидит спиной к проходу, углубившись в чтение, и отмечает закладками полезные для будущего эссе факты. Рядом бурно обсуждают грядущий матч между Когтевраном и Пуффендуем, так что Гермиона быстро отключается, погрузившись в проблемы дисперсионного анализа. — Даже Гермиона придет, — слышит она свое имя откуда-то со стороны. — Грейнджер? О Мерлин и отпадная задница Клиодны, кажется, стоит поставить пару галлеонов на победу пуффендуйцев. Если уж сама героиня войны почтит своим присутствием нашу скромную обитель, то почему бы и желтым барсучкам не поймать наконец снитч первыми. За дальним концом гриффиндорского стола вольготно расположился Блейз Забини, окруженный восторженными пятикурсницами. Они с упоением ловят каждое его слово и с готовностью хихикают над всеми шутками. — Надеются, что их тоже позовут на вечеринку, — замечает Парвати, которая сидит рядом. — А ты правда пойдешь? — Пойду, — вздыхает Гермиона. — Остановить Джинни, если ей что-то втемяшилось в голову, не проще, чем Хогвартс-экспресс на полном ходу. Она убирает в сумку пергамент и перья и, сделав вид, что увлеченно читает учебник, украдкой оглядывает зал. Студенты потихоньку расходятся, так что все четыре стола отлично просматриваются. В том числе и слизеринский. Драко сидит на противоположной стороне зала, увлеченно беседуя с каким-то высоким семикурсником. Судя по активной жестикуляции, и у них речь идет про квиддич. Мерлин, неужели в этом мире закончились все темы для разговоров, кроме полетов на метлах и дурацких вечеринок? Она смотрит на него искоса, но не отрываясь. Грейнджер знает, что рискует, что кто-нибудь заметит, как она пялится на слизеринский стол. Наконец Малфой поворачивает голову в ее сторону и ловит взгляд Гермионы. Не прекращая говорить, он слегка поднимает бровь, на что девушка едва заметно кивает и снова утыкается в книгу. Через несколько минут Драко встает из-за стола и, хлопнув по плечу собеседника, направляется к выходу из Большого зала. Дождавшись, пока он скроется за высокими створками, Гермиона сует учебник в сумку и поднимается на ноги. — Ладно, мне пора. Боюсь, что мне понадобится некоторое время, чтобы найти наряд, который ты не сочтешь отвратительным, — едко говорит она, повернувшись к Джинни. Та только ухмыляется и посылает Гермионе воздушный поцелуй. — Не забудь, карета будет ждать тебя ровно в восемь! На это Гермиона не отвечает и, дробно стуча каблуками по каменному полу, выходит из Большого зала. В холле она осматривается по сторонам и, не заметив никого из знакомых, быстро направляется к лестницам. В коридоре третьего этажа прохладно и пусто. Ее шаги гулким эхом отражаются от стен, и Гермиона невольно старается ступать тише. Она почти доходит до монумента Варнавы Вздрюченного, когда чувствует горячие пальцы на запястье. От неожиданности она ойкает, и в следующее мгновение Гермиона оказывается в глубокой нише за статуей. — Тише, кисочка, — шепчут ей на ухо, мягко обнимая за талию и утягивая глубже в темноту. — Сейчас в нашей аудитории заседает клуб любителей плюй-камней. Ты же не хочешь, чтобы тебя услышали? От его голоса по всему телу волной распространяются мурашки, приподнимая тонкие волоски на руках и шее. Гермиона резко выдыхает, прижимаясь к Малфою, чувствуя его жар даже сквозь мантию. Его лицо еле различимо в свете факелов, отблески которых едва попадают в эту темную нишу и отражаются в его светлых глазах. — Я не услышал твоего ответа. Гермиона не видит, но чувствует, как он улыбается. Этой своей сладкой, порочной, кривоватой ухмылкой, которую ей всегда хочется обвести пальцем. — Нет, — бормочет она, запуская руки ему под рубашку и нежно поглаживая гладкую кожу живота и груди. От этого движения Малфой едва заметно вздрагивает и, глухо застонав, прижимает ее к каменной стене. Одной рукой он по-прежнему обнимает ее за талию, а другой хватает за волосы на затылке, запрокидывая ее голову и открывая себе доступ к шее. Гермиона опускает веки в предвкушении. Она почти чувствует, как его губы опускаются на ее горло, целуя, терзая, оставляя метки, которые она потом будет прятать под гламурными чарами, не желая их сводить. Метки, которые она будет внимательно разглядывать в душе наедине с собой — реальные доказательства того, что все это было на самом деле. С ними. Но Малфой обманывает ее ожидания. — Что «нет», Грейнджер? — тихо, обжигая горячим дыханием мочку ее уха, говорит он. Его правая рука неторопливо опускается вниз, проскальзывая под подол форменной юбки, и так же мучительно медленно поднимается вверх, сначала по колену, а потом по бедру. Гермиона чувствует, как пальцы касаются кромки ее белья. От этого легкого, почти невесомого движения из головы испаряются все мысли. Она тихо стонет, прижимаясь бедрами к его руке, желая большего, желая ощутить его внутри, но в этот момент он замирает, остановившись буквально в миллиметре от ее промежности. — Кисочка, это совсем не похоже на связную речь, — его слова отдаются глубокой вибрацией во всем теле. Он наклоняется ниже и неспешно проводит губами от ее виска к уголку рта. — Ты знаешь, как я люблю твой задыхающийся голос. — Нет, я не хочу, чтобы нас услышали, — говорит Гермиона, совершив беспрецедентное усилие над собой. Награда следует незамедлительно. Малфой целует жадно, требовательно, как будто она еще годы назад задолжала ему тысячи поцелуев — и он планирует в кратчайшие сроки вернуть все, что ему причитается. Он слегка прикусывает ее нижнюю губу — не до крови, просто чтобы обозначить присутствие — и скользит языком внутрь, проводит по зубам, вторгаясь глубже, заявляя свои права на ее рот и тело. Гермиона пылко отвечает, цепляясь за его плечи, потому что ноги отказываются твердо стоять на земле. Драко отпускает ее волосы и ведет руку ниже, обхватывая ее шею и слегка сдавливая. Завтра там, где касались его пальцы, останутся багровые следы. Если он случайно увидит их через пару дней, то уронит голову ей на плечо и станет просить прощения за то, что был так груб. А она, глядя в эти виноватые глаза, будет обнимать его и целовать, раз за разом повторяя, что все в порядке. — Знаешь, — низким, рокочущим голосом говорит он, сильнее смыкая пальцы на ее горле, — возможно, это я хочу, чтобы твои сладкие стоны кто-нибудь услышал. Зря они заняли нашу аудиторию, ты не находишь? Он по-хозяйски задирает ей юбку, теплой ладонью сжимает ягодицы и неспешно, как будто бы даже лениво, стягивает с нее трусики. Гермиона переступает с ноги на ногу, избавляясь от сковывающего кружева, и льнет к Драко всем телом, пытаясь сократить расстояние между ними до бесконечно малой величины. Она чувствует его возбуждение сквозь одежду, и больше всего на свете ей хочется избавиться от этой ненужной, бессмысленной ткани. Она тянется к поясу его брюк, но Драко отводит ее руки в сторону. — Я ведь задал тебе вопрос, — Малфой поднимает ее подбородок и вглядывается в лицо. На его скулах проступает румянец, заметный даже в густом полумраке ниши. От этого незамысловатого обстоятельства внутри что-то сжимается, и Гермиону захлестывает волна необъяснимой нежности. Не закрывая глаз — она хочет видеть его всегда, всегда, всегда, — она невесомо касается губами его под правым глазом, скользит ниже по скуле, отмечая поцелуями каждый сантиметр бледной кожи. — На самом деле, — она дышит поверхностно и часто, потому что его правая рука оказывается в опасной близости от ее влагалища, и Гермиона подается вперед, чтобы ускорить эту долгожданную встречу, — мне плевать, услышит нас кто-то или нет. Малфой неопределенно хмыкает и — четыреста любовников Морганы — наконец-то прикасается к ней там, где ей больше всего хочется. Его палец кружит вокруг клитора, размазывая влагу по половым губам, и Гермиона неосознанно подается бедрами вперед, пытаясь сделать так, чтобы ощутить его внутри. — Не так быстро, девочка, — его горячее тело вжимает ее в холодные камни стены, и от такого контраста кружится голова. Одна его рука выписывает узоры между ее ног, другая — привычным жестом расстегивает мелкие пуговички на блузке. Когда дело сделано, он слегка отстраняется, чтобы лучше разглядеть открывшиеся перед ним виды. — Ты же сказала, что не будешь это носить, — он слегка отгибает бежевое, почти незаметное на молочной коже кружево. От холодного воздуха (но в большей степени, от его голодного взгляда) соски мгновенно твердеют. Не прекращая творить поистине неприличные вещи с ее клитором, он сминает ее грудь и приникает ртом к ареоле, то всасывая, то покусывая нежную плоть. Гермиона выгибает спину и из последних сил цепляется за его плечи. Ноги окончательно отказываются держать, и она чувствует, как под пальцами каменеют его мышцы. Его язык оставляет влажную дорожку от одного соска к другому, и она выгибается еще сильнее, вжимается бедрами в тело Драко, животом осязая его стояк. Он отрывается от ее груди, и Гермиона тихонько хнычет, ощущая неправильную пустоту и холод в том месте, где только что был его рот. Долгим, непроницаемым взглядом он смотрит ей в глаза. Его губы (как наверняка и ее) припухли, раскраснелись и слегка блестят от слюны. Малфой слегка улыбается, разглядывая ее лицо, и, положив обе руки на ее талию, мягко поглаживает полоску кожи между поясом юбки и задравшейся блузкой. — Грейнджер, я жду ответа, — вкрадчиво говорит он, и Гермиона мысленно (но, скорее всего, вслух) стонет от необходимости внятно изъясняться. Она рвано выдыхает, пытаясь найти хоть какие-то слова, но в горячечной голове звенит пустота, отражаясь бесконечным «Драко, Драко, Драко». — Я передумала, мне понравился этот цвет, — она притягивает его к себе за ворот рубашки. Это алчный, жадный жест, потому что она хочет получить его полностью, без остатка. Она так долго ждала до этого, и ей столько придется ждать потом, ведь до восьми осталось минут сорок, не больше, а это значит, что у них совсем не остается времени, с каждой секундой его все меньше. Малфой закрывает глаза, растворяясь в ее неровном дыхании. Гермиона целует его губы, проводит языком по шее, оставляя широкий мокрый след, спускается к ключице, виднеющейся из расстегнутого воротника рубашки. Слегка прикусывает местечко, где соединяются шея и плечо, и одновременно расстегивает застежку на его брюках. Это трудно — ткань натянулась так, что наверняка доставляет ему сильный дискомфорт. Когда она касается его члена, он резко выдыхает сквозь зубы. Его руки путаются у нее в волосах, а она крепко обхватывает теплую, шелковистую плоть и проводит вверх и вниз. — Так чего ты хочешь, кисочка? — Драко дышит прерывисто, но голос его звучит твердо. — Ты можешь подержаться за мой ствол, но, пока я не услышу, что именно ты хочешь получить, я не смогу тебе помочь. Гермиона знает, что он не шутит. Одной рукой она по-прежнему ласкает его член, чувствуя, как красная, налитая кровью головка сочится предъэякулятом, а другой медленно сбрасывает с плеч блузку, оставаясь перед ним только в юбке. Она смотрит ему прямо в глаза. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — четко, как на экзамене по древним рунам, говорит она. — Я хочу кричать, срывая голос, твое имя, пока ты вбиваешься в меня по самые яйца, а потом кончить так, чтобы в глазах побелело. Я хочу, — она отпускает член, снова запускает руки ему под рубашку и, ощущая под пальцами следы от рубцов на груди, щиплет его за сосок, — запереться завтра в ванной на полчаса, потому что именно столько времени понадобится, чтобы тщательно скрыть все метки, которые ты на мне оставишь. Здесь, — она берет его руку и кладет ее на свою грудь, — здесь, — переносит ладонь на шею, — и здесь тоже, — касается бедра. Он внимательно слушает, и только по голодному блеску в его глазах Гермиона догадывается, каких усилий стоит ему эта каменная неподвижность. Драко почти полностью одет, расстегнуты только три верхние пуговицы его черной рубашки, да стоящий колом член торчит из ширинки. Она же почти обнажена, и лишь смятая юбка хоть как-то прикрывает ее задницу и мокрые с внутренней стороны бедра. Его ладони спокойно поглаживают ее кожу, но по участившемуся дыханию Малфоя она понимает, что выдержке этого человека вот-вот наступит конец. И Гермиона собирается приложить максимум усилий, чтобы приблизить этот момент. Потому что на всем свете не существует более прекрасного зрелища, чем теряющий контроль Драко Малфой. Она отпускает его и, сделав полшага назад, к каменной стене, щиплет себя за губу и капризно спрашивает: — Ты же сможешь мне это дать, Драко? Это становится последней каплей. С глухим полустоном-полурыком он разворачивает Гермиону лицом к стене, коленом раздвигает ей ноги и резким движением входит на всю длину. Одной рукой Малфой удерживает ее за горло, и она знает, что, если он сожмет чуть сильнее, она начнет задыхаться. Но Гермиона уверена, что Драко никогда не сделает ничего, чтобы ей навредить. Второй рукой он накрывает ее грудь, ощутимо сжав сосок между пальцами. Боль, сладкая наполненность и холод стены, к которой она припечатана правой щекой, сливаются и сводят с ума. Тем временем Малфой начинает двигаться — мучительно, неторопливо, раз за разом почти полностью выходя из нее. — Такая порочная девочка, — он снова шепчет, касаясь губами мочки. — Отличница, охочая до членов, да, кисочка? Гермиона нетерпеливо стонет, пытаясь продлить мгновения, когда он внутри, но Драко только сильнее замедляется. Он отпускает ее грудь и кладет ладонь на клитор, легонько нажимая и извлекая из Гермионы жалобные всхлипы. — Да, — она подается назад, насаживаясь на его плоть, и он тихо хмыкает ей в волосы. — Да, кто? — Да, Драко. — Вот именно, сладкая, — он давит на чувствительную точку сильнее, одновременно с этим ускоряя движения. — А я люблю тебя трахать, занимался бы этим круглые сутки, удачное совпадение, верно? Она что-то неразборчиво отвечает. От низа живота поднимается неумолимая волна приближающегося оргазма, и Малфой ослабляет давление на клитор, продолжая равномерно вбиваться в ее тело. — Ты так прекрасно смотришься с моим членом внутри твоей горячей, мокрой пизды. Лучше ты выглядишь разве что на коленях, когда отсасываешь. Обожаю видеть, как ты заглатываешь мой хуй и слюна стекает по твоему хорошенькому личику, — звук его голоса теряет твердость, звучит дробно, будто он задыхается. Гермиона теряет ориентацию в пространстве, ей кажется, что весь мир состоит только из этого низкого голоса и раскаленных рук, сжимающих ее до боли в суставах. Малфой двигается все быстрее, и по хаотичному темпу она понимает, что он вот-вот кончит. Его слова тоже теряют связность, и до нее доносятся только отрывочные: «сладкая… такая сладкая… только моя… хорошая девочка». Но и эти слова растворяются в безумии, потому что ее наконец накрывает оглушительный оргазм, и она кончает с его именем, намертво прилипшим к губам. В следующее мгновение его сотрясает спазм, и с гортанным стоном Драко изливается внутрь ее тела. Сладкая истома делает мышцы мягкими и податливыми, но Гермиона собирается с силами и поворачивается лицом к Драко. Тот прижимается своим лбом к ее, и она гладит его по голове, путаясь в платиновых волосах. — Я люблю тебя, Гермиона. — Я знаю, Драко. Я тоже тебя люблю. — Может, ты все-таки не пойдешь на эту гребаную вечеринку? Я не хочу весь вечер тратить на эту глупость и наблюдать за тем, как на тебя пялятся всякие идиоты. Гермиона отстраняется и нежно смотрит ему в глаза. Она тоже не хочет идти, но с Джинни шутки плохи. — Я уже пообещала, милый. И никто на меня не пялится, только ты. — Неправда, — Малфой поднимает с пола блузку и бюстгальтер и, нежно проведя ладонями по плечам Гермионы, помогает одеться. — Я видел, как к тебе клеится этот уебок Корнер. — Майкл? Не выдумывай, я просто помогла ему с эссе по магловедению, — она подбирает валяющиеся на полу трусики и, лукаво улыбнувшись, кладет их в карман мантии. Малфой провожает их долгим взглядом и прикусывает губу. — Все будет в порядке. Я посижу с Джинни час или полтора, а потом уйду. И ты тоже будешь там, так что сможешь убедиться, что никто на самом деле ко мне не пристает. Встретимся после отбоя в ванной старост? Все как раз будут на вечеринке. Драко кивает и бережно целует ее, слегка обнимая за плечи. Гермиону всегда поражает, как в нем уживаются все эти ипостаси: жесткий контроль и уязвимая нежность, грязные словечки во время секса и аристократическая вежливость, граничащая с ледяным сарказмом в обычной жизни. Малфой берет ее за руку и выглядывает в коридор, чтобы убедиться, что там пусто. Из соседней аудитории, где они обычно и встречаются, доносятся приглушенные голоса. Гермиона делает мысленную заметку уточнить у МакГонагалл, какие классы сейчас пустуют по вечерам. — Увидимся? — он не хочет отпускать ее кисть, но гриффиндорская башня находится в другой стороне от слизеринских подземелий. — Да, — Гермиона осматривается по сторонам, быстро целует его в уголок рта и торопливо уходит к лестнице. Джинни будет ждать ее через пятнадцать минут, а Гермионе еще нужно найти свое старое длинное платье и проверить, насколько комфортно она будет чувствовать себя в нем без белья. Главное, улучить момент и сообщить Драко, что она забыла надеть новые трусики, в самом начале вечеринки. Возможно, это небольшое обстоятельство сделает следующие полтора часа гораздо интереснее. Гермиона хмыкает и ускоряет шаг.Глава первая, она же последняя
13 апреля 2023 г. в 00:04
— Я не пойду, — отрезает Гермиона. — От плохого алкоголя у меня болит желудок, а от плохих шуток Нотта и Забини — голова. К тому же во вторник сдавать эссе по нумерологии, а я еще даже не начинала.
— О нет, Гермиона Грейнджер, ты пойдешь как миленькая и скажешь мне спасибо, что я наконец вытащила тебя из пещеры, которую ты по какой-то причине называешь своей комнатой, — говорит Джинни, усаживаясь на подлокотник кресла и заглядывая в учебник, который читает подруга. — «Высшая нумерология: полное руководство». И ты хочешь сказать, что это не имеет никакого отношения к домашнему заданию, которое ты, по твоим словам, еще даже не начинала?
— Я только села, — с достоинством отвечает Гермиона. — Но даже если бы не эссе, на вечеринку я бы все равно не пошла. У меня нет ни малейшего желания разглядывать распаренные пьяные лица и слушать визгливый смех Паркинсон и Вейн.
— Это просто ты сама не пьешь, — со знанием дела тянет Джинни. — Вот и цепляешься к ни в чем не повинным однокурсникам. Кстати, Блейз сказал, что привез с каникул ящик вина с мамулиных виноградников, так что аргумент насчет плохой выпивки вычеркиваем.
— Хорошо, — соглашается Гермиона, выписывая что-то из книги на длиннющий свиток пергамента. — Тогда вот тебе еще один: я не хочу.
— Ну пойдем, — ноет Джинни. — Будет весело!
— В прошлый раз ты говорила то же самое, а из веселого был только цвет блевотины Эрни Макмиллана. Чистый лавандовый, будто идеально приготовленный Умиротворяющий бальзам. Что же он такое пил?
— Вот и спросишь у него, — фыркает Джинни, соскакивая с кресла и направляясь в сторону портрета Полной дамы. — Отказ не принимается, и не заставляй меня идти на крайние меры.
Гермиона поднимает глаза на Джинни. Та стоит, скрестив руки на груди и сурово глядя на подругу, до того похожая на Молли, что становится немного страшно.
— Это какие же, интересно?
— Я напишу Гарри, что ты замкнулась в себе и ни с кем не общаешься, а маме — что ты плохо кушаешь! Ты правда хочешь, чтобы Гарри все бросил и примчался в Хогвартс спасать тебя от депрессии, а мама — закормила до смерти на пасхальных каникулах?
— Ты этого не сделаешь, — в притворном ужасе округляет глаза Гермиона.
— Хочешь проверить? — прищуривается Джинни.
— Пожалуй, не хочу.
— Вот и договорились. Я зайду за тобой в восемь, и только попробуй напялить тот ужасный горчичный свитер.
Гермиона закатывает глаза. Все-таки наличие шести старших братьев непоправимо деформирует любую, даже самую милую девочку.