Традиция

      Киса ведет плечами от утренней прохлады, царившей на незастекленном балконе. Глаза уже слипаются, руки замерзли ужасно и от холодного воздуха, и от таких же холодных металлических прутьев. Он не помнит, сколько здесь уже торчит, в очередной раз шмыгает, затягиваясь, и пытается прикинуть, где мог оставить свою кофту. То, что на балкон он вышел в такой холод, и в одной лишь футболке, понимается тоже только сейчас.       Со стороны квартиры слышится шум, чей-то смех и голоса. Ваня не прислушивается, но все эти звуки долетают до него сами по себе. Он точно различает звонкий, по-хорошему девчачий смех Ритки, которая и собрала у себя на квартире всех, кто влез. На этот раз, удивительно, желания тусоваться у Вани не было: Гена хрен знает где, Мел совсем недавно выписался, а при виде Хэнка он подавлял в себе желание убить того нахуй. Каждый раз.       Разговаривать ни с кем и видеть никого совершенно не хочется.       Над ним как будто кто-то смеется — стоит этой мысли лишь мелькнуть в голове — и Ваня слышит скрип балконной двери. Не оборачивается, достаёт из пачки новую сигарету. Мало ли, какому бедолаге — прям, как он сам, — захотелось покурить в такой ебун.       — Вань, — Киса дергается, как от удара, пытается не подавать виду. Молчит. На плечах кто-то — Боря — устраивает кофту, даже немного поправляет, чтобы теплее было. Заботливый, козёл, вы посмотрите на него. — Долго стоишь тут? Дубак же.       Шмыгает теперь уже демонстративно, прикасаясь губами к фильтру, и не отвечает. Не смотрит. Боковым зрением видит руки, опирающиеся на металлические прутья — не с первого раза у него получается — сначала ледяной металл обжигает, но уходить Боря явно не собирается.       — Есть сигареты? — снова вопрос без ответа, но взглядом Ваня находит зажигалку и пачку, лежавшие рядом. Пустая.       Киса только слегка взмахивает рукой, в которой покоилась начатая сигарета — от этого маленького действия осыпается пепел — и бросает беззлобно:       — Последняя.       В тишине Боря забирает из рук сигарету, и Ваня чувствует, какие теплые у того руки. Свои же он почти не чувствует то ли от холода, то ли от количества никотина в организме.       Снова поднимается ветер, проникающий под одежду, кофта сползает с плеч, и Киса мелко дрожит, натягивая её обратно. Что-то дергает повернуть голову к Хэнку, когда он хочет забрать сигарету, и, как выясняется, тот стоит такой же голожопый, как и Ваня несколько минут назад, и, мелко подрагивая, смотрит куда-то вдаль.       Но не уходит.       Ване хочется хлопнуть по башке то ли себя, то ли Хэнка, когда он складывает два плюс два и понимает, что Боря отдал ему свою кофту. Собственно, почти это он и делает: прикладывает ладонь ко лбу и легким движением зачесывает волосы назад. Надолго это не помогает, волосы возвращаются на свое место от первого же дуновения ветра. Ваня опирается на прутья почти всем своим весом, наклоняется вперед, а голову кладет на руки, продолжая смотреть на трясущееся тело перед собой. Думает, надолго ли его хватит. Желание забрать сигарету забылось, а когда вспоминается, Ваня молча протягивает руку.       Хэнк будто бы зеркалит позу Кисы, пока тот затягивается, и они стоят так, в тишине, смотрят друг на друга. В гляделки играют. Всего несколько минут назад, наедине с собой, Киса жалел, что в тот раз, на базе, Мел оттащил его от Хэнка; что Киса не добил, а просто сбежал в итоге. Теперь в голове лишь белый шум, ни единой мысли. Пришел тут такой к нему, кофту свою отдал, стоит, дрожит, как собака послушная, ждёт чего-то. Даже бить его уже не хочется.       Киса выходит из транса собственных мыслей, только когда сигарету, зажатую между губ, у него забирает Хэнк, и затягивается. Киса понимает, что смотреть на это недоразумение больше не может, бросает что-то вроде «сюда иди», но вместо этого сам подходит ближе, накидывая часть кофты на плечи Боре. Не одеяло, конечно, поэтому сильно теплее не становится. Больше от того, как близко они стоят, соприкасаясь плечами. Забирая сигарету в очередной раз, Киса почему-то вспоминает все их такие ситуации: все их выкуренные на двоих сигареты, и не может сдержать непроизвольной улыбки. Прячет ее, почесывая нос, и затягивается сразу же.       Что-то в его голове щелкает, когда он снова смотрит на Борю, а тот вопросительно смотрит на него в ответ. Кудрявый, такой светлый-светлый, глаза такие, сука, и нимба над головой не хватает. Действительно напоминает Ване какую-то породу собак, но вспомнить не получается. Ему вообще всегда кошки больше нравились. Ваня уже не уверен, по какой логике одна мысль сменяет другую, в голове они все суетятся будто без начала и конца, слишком расплывчатые, неопределенные.       Ваня дым выпускает прямо Хэнку в лицо, а все, что происходит после, видит как-то замедленно, покадрово: дым, Боря кашляет и как-то даже осуждающе смотрит, что-то говорит, вроде как, а Ваня наклоняется вперед и касается чужих губ своими. Поцелуем это тяжело назвать в любом случае, поскольку Боря отстраняется почти сразу, не в состоянии сдержать кашель. Ване не обидно, но как-то не по себе, да и ситуация какая-то тупая складывается. Зачем он вообще это сделал? Он дергает свою часть кофты повыше, шмыгает по привычке и отворачивается, всматриваясь в еще спящий город и такие одинаковые здания, как его, не успевшего еще погрузиться в это состояние, с силой выдергивают из него, и он снова чувствует чужие губы.       Боря неловко тыкается, видимо, до этого ни разу не целовавший никого, но очень старается, что не может не вызвать улыбку. Кофта упала сразу же, поэтому Ваню, уже успевшего пригреться, передергивает. Он пытается не обращать на это внимание больше нескольких секунд, когда берет лицо Бори в ладони, и целует, целует, целует. Отпускать совсем не хочется, получается смазано и мокро, Боря не знает, куда ему деть руки, и успокаивается, оставляя их на кисиных лопатках. Внутри у Кисы такое странное чувство от всего этого разливается, что-то между невероятной нежностью и желанием сожрать Хенкина нахуй. Вот сжать со всей силы, как ту самую капитошку, продающуюся в любом ларьке, и сожрать. Как это называется? Агрессивное умиление?       Эта мысль вызывает у Кисы какое-то непроизвольный смех, поцелуй приходится разорвать, а бедный Боря смотрит как-то недоуменно. Ну щеняра, самый настоящий, честное слово.       Только сейчас до Кисы доходит, что и без того последней сигареты в его руке больше нет. Уронил.