…
они снова просидели до рассвета, и дальше их день пошёл по привычному расписанию: хайтам — умываться и на работу, а каве — в кровать. снилось ему что-то шумное и яркое, как птицы из джунглей, пахнущее вином и свободой. ничего подобного ему раньше не снилось, после отключения системы акаши он в принципе видел либо только кошмары, либо нескончаемую работу — то было либо воспоминания о реализации старых проектов, либо что-то новое, сгенерированное исключительно во сне. либо худшие из возможных концовок уже законченных проектов. ну, знаете, где какой-нибудь рабочий забывал одну деталь, и весь каркас рушился под ногами у сотни рабочих и каве в том числе. в общем, это был ещё один вариант кошмаров, только били всё равно не достаточно. не так, как… каве открыл глаза. настойчивый стук в дверь с, кажется, угрозами закопать на заднем дворе — каве забыл о встрече с тигнари. о чёрт.…
через три недели они встретились на кухне снова, и теперь каве сам подсел к хайтаму. трещал о каком-то старике из порт-ормоса, который четыре года назад не выплатил каве ни моры за готовый проект второго этажа его дома, потому что никого у него нет, зарабатывает он только рыбалкой, а рыбы в этом году мало, нужно ехать на заработки в лиюэ или мондштадт, а здоровье уже не позволяет… в общем, старая история новыми словами — каве наебали, а понял он это только сейчас. — не может быть! хайтам молча кивнул. — трое детей? хайтам снова кивнул. — со внуками? хайтам опять кивнул. — и все живут с ним? — ты же строил второй этаж, для чего ещё он понадобился бы старику? каве уронил голову на сложенные вместе ладони и застонал. хайтам хмыкнул — и, видимо, чуть громче, чем планировал, потому что каве сразу перевёл взгляд на него. — хайтам, — с нажимом произнёс он. хайтам в ответ пожал плечами, но каве был уверен — в душе он гадко смеялся. каве знал, как на самом деле мог смеяться хайтам, особенно — над ним. но сейчас он был уверен, смех хайтама был бы гадким. нет, ну четыре года! возможно, каве даже заслужил. мало рыбы, говорил он! в год, когда весь сумеру мог позволить себе есть рыбу на завтрак, обед и ужин и ещё поставлять сорок процентов пойманного фонтейну и лиюэ. второй этаж одинокому больному старику! господи, да он идиот. внезапно каве засмеялся сам — то ли за хайтама, то ли просто. хайтам посмотрел на него, как смотрел, в общем-то всегда. чуть теплее, пока каве жмурился от смеха и вытирал выступившие слёзы. с нахальным выражением ничего — когда каве просмеялся и поднял голову в его сторону. напоследок каве улыбнулся ему — хайтам не понял, что это должно было означать, но спросить не успел. дверь в комнату каве громко хлопнула и почему-то этот звук показался хайтаму абсолютно неуместным в тишине ночи. не то что смех каве.…
постепенно они привыкли к их новому постоянному. они рассказывали что-то друг другу всю ночь, смеялись (оба, представляете), каве закидывал ноги на колени хайтама, допивал его остывший гадкий кофе (стакан воды каве никто никогда не трогал. даже сам каве), а хайтам молча позволял. естественно, они никогда это не обсуждали. просто каждый раз, когда им обоим не спалось, они шли на кухню. иногда ошибались — сидели там в одиночестве, пока голова от мыслей не начинала кружиться, и уходили к себе. спать или ворочаться до рассвета. но чаще всего, конечно, попадали. каве в принципе спал плохо, а у хайтама выдалось отвратительное время — пост исполняющего обязанности великого мудрец тянул из него последние силы. не то, чтобы это происходило каждый день, но раз в неделю они однозначно встречались — в тишине кухни, разделяя друг с другом время. и эмоции. но как только вставало солнце, они превращались обратно в привычных (привычных?) друг другу каве и хайтаму — ругались из-за разбросанных хайтамом книг, из-за новых штор, притащенных пьяным каве, из-за пьяного каве в принципе; делали вид, что всё ещё не живут вместе (каве делал вид, хайтам же просто молча вздыхал и закатывал глаза). и практически не разговаривали друг с другом. как соседи — да. как друзья? каве поморщился. он не называл хайтама другом уже очень давно. практически забыл, каково это. но каждую их ночь его не покидало ощущение дежавю, чего-то призрачного, едва уловимого. пахнувшего вином и свободой — как во снах каве. в одинаково шумных и ярких, громких снах каве, не меняющихся практически никогда, если ему всё-таки удавалось заснуть настолько, чтобы увидеть сны. иногда мелькали образы — полупрозрачные блестящие ткани, щекочущие перья, связки бананов, загорелые руки. каве всё ещё не представлял, что это, но никогда не жаловался. было хорошо. хорошо, снова подумал он, прижавшись плечом к плечу хайтама. они снова на кухне и обсуждают, кажется, законы вселенной. может быть, простую физику. иногда уходили в философию — на самом деле их кругозор никогда не ограничивался исключительно их профессией. им всегда было интересно друг с другом — разговаривать, спорить, находиться. у каве почти закружилась голова, как будто пьяная. за окном лил дождь, вдалеке гремел гром, но им в тишине кухни спокойно и тепло. особенно каве, развалившемуся на хайтаме. в потолке он считал пятна — возможно, они и правда там были, а возможно он выдумал всё в темноте. хайтам не считал ничего — рассказывал о методах воспитания детей, и каве почти хотелось рассмеяться — им за тридцать, они одинокие и вероятно не заинтересованные в разнополых отношениях, какое им воспитание детей, — но в диалог всё равно влился, бросив сто семнадцатое пятнышко последним. а потом сверкнула молния — метрах в ста от них полыхнула белым росчерком и исчезла. хайтам не отреагировал на неё никак, но каве подорвался из кухни, а вернулся через минуту с фотокамерой в руках. прилип к окну позади хайтама — тот всё ещё не поменял позы, разве что рука, на которой до этого лежал каве, теперь находилась на столе — видимо, он разминал затёкшие мышцы. каве высматривал новую молнию, перебившую вопрос о рукоприкладстве в воспитании. — хайтам, иди сюда, сейчас появится. смотри как тучи выглядят, хайтам, ну же, — толкал его бедром в плечо, не смея оторвать руки от фотокамеры. хайтам хмыкнул. прогремел гром. — хайтам, сейчас! сейчас появится! ещё одного тычка хайтам предпочёл не дожидаться — развернулся, в прочем, медленно и нехотя. уставился на тёмное небо, потому что больше ничего разглядеть не удавалось. ещё одна белая вспышка — и хайтам смотрел только на каве. сиявшего, как ребёнок, прижимающего фотокамеру к себе, как самое ценное в жизни, хотя вряд ли фото вообще вышло удачным. улыбающегося не обычной улыбкой до ушей, а мягко, едва-едва. а потом всё прошло, комната снова погрузилась в темноту, дождь превратился в настоящий ливень, и каве потерял всякий интерес к происходящему за окном. но не потерял любовь к обсуждениям. — ты видел какая она была? такая интересная, мне кажется, это даже будет новым открытием. нужно отрисовать копию фотографии и пристать тигнари. для экспертизы. как думаешь, эту молнию назовут в честь меня? хайтам вздохнул. и улыбнулся. — нет конечно, болван, это была самая обычная молния. каве улыбнулся в ответ. оставил фотокамеру на подоконнике и вернулся на нагретое место — к хайтаму поближе. — а вот и нет, — пробормотал он, устраиваясь головой на плече поудобнее, и широко зевнул, — и я докажу. — докажешь, — повторил хайтам, прижимаясь щекой к голове каве и закрывая глаза. остаток ночи они провели в таком положении — хайтам, облокотившийся на подоконник, и каве, улёгшийся на хайтама. они не спали, но были на грани — каве снова виделись цветные пятна и перья, мелькали перед глазами, не давая ни окончательно уснуть, ни проснуться. вместо вина и свободы пахло дождём и хайтамом, но каве так понравилось даже больше.