Нужно любить жизнь больше, чем смысл жизни.
Фёдор Достоевский.
Каждый человек в детстве мечтает. По обыкновению, мечты детей нереализуемые, или тяжело исполнимые, и поэтому им ничего другого не остаётся, кроме как в потоке воображения приобретать всё желанное. Ох уж эти дети... Никаких забот, живут в свое удовольствие, да ещё негодуют! Мол, учёба и школа надоели, дескать, когда эта Преисподняя взорвётся и проч. и проч. И это даже не несло шуточный характер: дети настолько недовольны учебными заведениями, что буквально проклинают его вместе с учителями, которые сами, между прочим, отдохнуть желают. Уж когда-нибудь, верно, наступит время, когда мальчишки и девчонки будут ценить каждое мгновение своего детства, проведенного в школе. Ибо «детство кончится когда-то, ведь оно не навсегда; станут взрослыми ребята — разлетятся, кто куда...». Но не будем отходить от изначальной темы!Ведёт вас автор к этому совсем не просто так. Мальчик, лет восьми, потерявший зрение, в летний вечер «наблюдает» за огненным закатом. Пусть глазами он ничего не видит, но другими органами чувств он владеет безупречно, а потому и видит всё то, что не сможем увидеть мы. Мальчишка оборачивается к матери, которая возилась на кухне: то посуду мыла, то за тестом следила, то и вовсе вещи стирала... Её сын всегда удивлялся: «Мам, как ты со всем этим так быстро справляешься? Я чувствую, что ты почти не устаёшь... У тебя лишь пульс немного подскакивает — и всё!». На такие восхищённые и удивлённые слова своего сына женщина отвечала коротко и с улыбкою: «Сама не знаю». Нет, она знала, однако смела лишь догадываться, что она просто привыкла к физическому труду настолько, что уже уставать ей не приходится. Дитя поднимает голову, будто бы глядя на свою мать, которая едва держит свои слёзы. Ведь сынишка совсем недавно всё видел; его красивые, озорные глаза всегда улыбались ей, а сейчас... Сейчас мальчик понимает, что мама вот-вот заплачет, а потому целует ее в щеку и маленькими ручками за шею обнимает. — Мамочка, не плачь! Ты же взрослая! Взрослые не должны плакать! Женщина со временем успокаивается, держа сына в объятиях и поглаживая его по маленькой спинке дрожащими руками. Любой матери будет тяжело, если её ребёнок не будет здоровым полностью.***
Незрячий юноша невзначай уснул за столом, за которым собирался завтракать. Видно, нормальный сон ему никто не обеспечит... «Мама, роди меня обратно», — думает Дзёно, когда почему-то тревожно просыпается. Как никак, очень хочется спать с матерью в объятиях и чувствовать себя в безопасности, в комфорте, в тепле... Без её поддержки и заботы стало тяжелее жить. Сайгику это прекрасно понимает; он скучает, порой даже слёзно, ведь подойти к матери и обнять её он больше не сможет никогда. Отца он отродясь не знал, а братьев и сестёр у него не было. Были лишь он, мальчишка-сынишка, и она, женщина-матушка. Бабушки и дедушки не стало, когда незрячему было пять лет. Матери не стало в его шестнадцатилетие, но женщина успела поздравить своё дитя в последний раз. Дзёно замечает, что от грусти и тоски по его щекам струятся слёзы, только тогда, когда слышит звонок в дверь. Плохой знак... Рано утром к нему обычно никто не наведывался. Юноша встаёт со стула и протирает глаза и щёки, а затем открывает дверь... — О, приве... Сайгику, твою мать, — пришедшая Оокура хлопает незрячего по щекам, — я не поняла, ты тут вообще в депрессию вошёл? Да я к тебе Тэтте поселю, и командир это одобрит! Чего ревёшь хоть? Может, я нашего всеядного не просто так упомянула? Из-за него? Теруко не знает истории незрячего, а потому и даже не предполагает о возможной трагедии одного из Ищеек. Конечно, это произошло пять лет тому назад, но скорбь по родному человеку никогда не пройдет, и время не лечит. — Хм? Я немного не понимаю: вам что-то нужно? Или мне прямо сейчас закрыть дверь прямо перед вашим носом? — Дзёно щурится, опустив голову и как бы глядя на невозмутимого замкома. Что она там задумала? — Я прохожу по всем комнатам Ищеек. Остался, получается, лишь Тачихара.И не спрашивай, зачем это нужно! Так попросил сам командир... Дверь закрывается. Сайгику не нашел причины продолжать диалог: как никак, Оокура осведомилась, что хозяин комнаты на своём месте. Пусть по состоянию он ушёл далеко и, возможно, надолго, зато физически он остаётся в своей уже родной комнатке. В ней, небольшой и уютной, всё стояло близко друг к другу: шкаф стоял против окна; слева от окна, в углу, стояла кровать; под ним стояли стул и письменный стол, который также являлся и обеденным; справа от того же окна стоял второй стул; в остальных свободных углах стояли тумбочки, кои должны были быть прикроватными, однако незрячий так не считал; стены были покрыты рисунками, похожие больше на те, которые в тетрадях от нечего делать рисуют школьники, но эти были покрупнее раз в десять; серый ковёр, мягкий и пушистый, лежал у кровати... Упавши на свою любимую постель, юноша проводит рукой по волосам, ожидая кого-нибудь, кто не оставит его наедине со своими мыслями. Никого нет. Ни звонка в дверь, ни стука. Ни шёпота, ни смеха. Эта тишина в коридоре была особенно слышна незрячему и даже не привычна: обычно все суетятся, носятся по всему зданию, бегая с одного этажа на другой, с одного края — к другому. В голову Сайгику лезут самые неприятные мысли... Например, в его ненамеренных размышлениях поднялась тема одиночества. И началась будто бы дискуссия, звучавшая разными голосами. Тишина плохо влияет на разум, который и без того просит отвлечь его от подобных рассуждений. И кто знает, сколько бы это продолжалось... ...Если бы в дверь всё-таки не раздался стук. Юноше даже не пришлось долго думать, дабы понять, кто стоит за дверью: только Тэттё будет стучать в дверь, а не звонить. Признаться честно, Дзёно зачастую желал, чтобы от всех мыслей его изгонял именно Суэхиро, на которого порой не хватает нервов. Не сошлись ребята характерами, что поделать. Быстро поднявшись с кровати и едва ли не подбегая к двери, Сайгику возвращает свой недовольный вид, едва только открывает дверь. И он чувствует этот аромат... Кофе. Кофе... «Опять с соевым, что ли?» — шепчет незрячий, поморщив нос. Тэттё в ответ протягивает кружку кофе, глазами неторопливо хлопая. — Будешь? — он не то забыл о разных предпочтениях, не то стебётся над бедным слепым, который бьёт себя по лбу после столь глупого предложения. — Суэхиро. Блять. Либо ты сам подавишься этой хуйней, либо я лично на тебя его вылью, — повышая голос, Дзёно скрещивает руки на груди, но в итоге отходит от двери, предварительно её раскрыв, тем самым дав понять, что пришедший гость может войти. — Брось. Ты даже не пробовал, — отвечал Тэттё, делая глоток своего напитка-фаворита. — Может, ты передумаешь и попробуешь? Вдруг понравится. — Да закрой рот, имбецил. Пей молча, пока содержимое кружки по твоему лицу не растеклось. А скоро, я тебя уверяю, это случится, — рявкает незрячий, только сейчас замечая, что он был прав: этот одноклеточный и впрямь способен повернуть его чувства в другую сторону, отгоняя от чего-то негативного... И подводя к другим негативно-агрессивным эмоциям, которые мы сейчас смеем наблюдать. — ...Как хочешь, — беззаботно произносит мечник, допивая необыкновенное кофе и оставляя кружку на столе. — Даже не спросишь, зачем я к тебе пожаловал? — Меня не волнует, — моментально отвечает незрячий, но потом, подумав, с невозмутимым видом решает спросить причину прихода. — ...что ты хотел? Суэхиро шумно вздыхает и только открывает рот, чтобы сказать причину, как Сайгику его перебивает своим ворчанием: «Ещё раз так сделаешь — и полетишь в окно, тварь». — ...На самом деле, я в последние дни замечал, что ты ходишь сам не свой. Неужели на тебя так влияет весна? Дзёно, ты влюбился? — когда он получает ударой подушкой в лицо, усмехается и продолжает. — Не бей. Как никак, явление нормальное. Сайгику сел на кровать и обнял подушку, пряча в ней свое лицо. Он никогда не видел своего напарника, поэтому мог лишь догадываться и строить его внешность, исходя из звуков, запахов, прикосновений его и к нему. Разок один незрячий даже понял, как лежат волосы у Тэтте. Наверное, благодаря его любопытству и спокойствию мечника Дзёно смог нарисовать в своей голове образ хотя бы его волос. Также Сайгику слышал, как Фукучи спрашивал у темноволосого, что у него за три какие-то родинки, как высказался сам командир, которые выглядят, как лепестки, перевёрнутые своим острым кончиком вверх. Это — всё. Больше Дзёно ни-че-го не знал о внешности напарника, но ему очень любопытно. Как бы он ни старался делать вид, будто «мне всё равно», первое, что хотел бы увидеть юноша, — Тэтте. Сам Сайгику порой задумывался о том, почему ему хочется узнать образ именно мечника. На то причин он не выявил, а потому решил, что это со временем пройдет. Прошло. Не чувство, а время — с этим временем, наоборот, желание выросло ещё больше. Тоска по родной матушке то спадала, то вновь нарастала, а тоска из-за слепоты всегда была сильна, и покоя ему она не давала. — Не влюбился я. Пошёл к чёрту, — но Суэхиро присел рядом с напарником и, похлопав глазками, ждал, когда вновь заговорит незрячий. — И что ты сделал? Здесь Тэтте делает, так называемый, «пат-пат» по макушке юноши, со смешком произнеся хрипловатое: «Чертёнок». Мечник часто использовал уменьшительно-ласкательные слова, когда понимал, что без подобного приёма изначально задуманное слово будет звучать грубовато, как в этом слове. Уж если Дзёно на него нападет, то он скорее живот со смеху надорвёт, чем покалеченный останется. А вот Сайгику, в свою очередь, хмурится, повернув голову к лицу напарника. Он ничего не говорит и лишь фыркает, демонстративно отворачивая голову и деловито её подняв. «Так обычно маленькие девочки делают, когда обижаются», — замечает Суэхиро, на что получает подарок, состоящий из всего матерного запаса слепого юноши. Время пролетает незаметно. Дзёно не хочет это признавать, но с Тэттё дни пролетают, как минуты, мгновенно. С чем это связано незрячий — пока что! — не знает, но настанет день, когда он всё поймёт. Это будет следующий, как раз-таки, день. Солнце уже садится за горизонт, разливая по небу краски тёплых цветов, затрагивающих пушистые и объемные облака. Всё окрашивается в оранжевые и малиновые цвета — любо дорого смотреть на сию красоту. Суэхиро осознаёт, что пора бы возвращаться в свою комнату. И Сайгику это понимает. Но что-то в нём начинает тоскливо сжиматься... Верно, слепой не хочет оставаться один в этой крохотной комнатке, которая хранит в себе столько мыслей юноши, сколько никто не видывал доселе. Когда Суэхиро встаёт с кровати и кладёт руку на дверную ручку, оборачивается к напарнику. — Мне приходить завтра? — спрашивает мечник, глядя на сидящего Дзёно, который сейчас кажется маленьким мальчиком, оставшимся без крова. Тэттё даже не захотел уходить, однако прекрасно понимал, что остаться здесь у него не выйдет. — Да пошёл ты, — любимым грубым тоном произносит Сайгику, голову отворачивая от Суэхиро. Они оба понимали, что это значит, и гость возвращается к себе. За два года совместной работы напарники выучили поведение и характер друг друга. Любое изменение будет им приметно — именно поэтому мечник и заметил тоску Дзёно. В самом деле, Суэхиро ещё долго думал над причиной его такого-то неформального поведения, но пришёл к выводу, что, возможно, ему одиноко и скучно. Кстати, вот незрячий-таки не мог понять лишь одно — вкус Тэттё. «Ты бы еще помои съел. Деликатес, наверное. Или ты не столь богат для таких изысканных, блять, блюд?», — однажды Сайгику почувствовал смешанный, противный запах: его напарник решил съесть клубнику с кетчупом. Дзёно называет это высшей степенью извращения — комбинировать еду одного цвета. Он снова остаётся наедине со своими мыслями. Как ни странно, сейчас Сайгику чувствовал облегчение, или, как говорят, у него упал камень с души. Он думает о прошедшем дне. Незрячий успел и посмеяться с напарником, и обматерить его с ног до головы... Такое ему очень даже по душе. Решив, что день выдался удачный, Дзёно засыпает, думая о нём... А проснувшись, незрячий сразу ощущает сладкий запах. Приподнимаясь, он едва успевает ощутить чужое присутствие, как нежданный гость тихонько так усмехается. «О, доброго утра», — произносит Суэхиро, в которого мигом летит подушка вместе со сквернословием Сайгику. Это нужно было слышать... Правда, писать я этого не буду: уж слишком это плохо. — Успокойся, чертёнок, — не сдерживая смеха, негромко проговаривает Тэтте, на что Дзёно усаживается в кровати, скрещивает руки на груди и хмурится, — Кто бы тебе сделал кофе, если не я? Я уверен, что тебе даже с постели встать было бы лень. А тут вон как подскочил... — здесь Сайгику хватает ручку со стола и бросает её в напарника, в ответ услышав тихое: «ай...». — Я твою мать... — он успевает подумать и замолчать, агрессивно выдыхая. — Колись: что подсыпал? Что добавил? Если соевый соус, то ты этим кофе сегодня помоешься. — Я ничего не добавлял. Простой кофе с молоком, без сахара и соли, тем паче, — склоняет голову Суэхиро, осторожно севши рядом с хмурившимся незрячим, готовый вот-вот ощутить удар нежных рук юноши. Дзёно не верит. Он тянется к кружке, которую тут же берёт в руки, и преподносит её к носу. Неужели и впрямь чистый кофе с молоком? Если так подумать, то обычно только Сайгику пытался вывести мечника из себя. Получалось? Пф, конечно нет. Тэттё всегда оставался непоколебимым и спокойным. Притом он незрячего ни разу не пытался взбесить. Это у него выходит чисто случайно. Теперь он подносит кружку к губам и делает вовсе не большой глоток... Поразительно. На удивление, кофе достаточно неплохое. «В кофейнях готовят получше, конечно... — думал Сайгику, — Но мне и это нравится». И что сейчас говорить своему баристе? — Тебе повезло. Сегодня этим кофе ты не помоешься, — ничего лучше не придумав, юноша продолжает питие сего напитка, пока кружка не опустошается совершенно. Он чувствует на себе его взгляд... Блять, да его даже мёртвый ощутит. — Что ты... Вопрос Дзёно не звучит до конца, так как появляется препятствие голосу. Чужие сладкие губы накрывают собственные, и Сайгику на мгновение распахивает глаза, тут же их снова прикрывая. Не проходит и полминуты, как нежный и первый поцелуй заканчивается. Он узнал? Быть не может. А что, если... Перед тем, как Дзёно успевает открыть рот, Тэттё робко усмехается. «Ты разговаривал во сне», — произносит он, а Сайгику бьёт себя ладонью по лбу. «Боже, блять, верни мне зрение и забери голос, чтобы я больше никакой хуйни не сморозил...», — измученным тоном шепчет Сайгику, уткнувшись лицом в подушку. Не очень ему хочется, чтобы Суэхиро пялился на его румяное лицо. — Да брось. Я тебя тоже люблю, — поглаживая Дзёно по спине, произносит мечник. Сайгику в ступоре. Этих слов он не слышал с того самого дня. Со своего отвратительного, ужаснейшего шестнадцатилетия. Слёзы ненароком льются, но подушка сразу же впитывает их. Тэттё слышит лёгкий всхлип, поэтому склоняется над ухом юноши и, нежно его целуя, теперь принимается гладить его мягкие волосы. — Дзёно, чертёнок, спокойнее... Горечь утраты тяжела, я понимаю. Но ведь теперь ты со мной? И мы вместе? Незрячий не выдерживает. Он бросается в объятия мечника, сжимая ткань на его спине. Плечо напарника становится влажным... Никогда бы Сайгику не показал своих слёз. Никому. Но именно тёплые слова уже не дают ему держаться. Зная Суэхиро, Дзёно понимал, что лишь ему он может высказать всё, что лишь он сохранит это всё в секрете... И что теперь он будет дарить свою любовь незрячему, как и незрячий — ему. Это продолжается недолго. Дзёно успокаивается, а затем бьёт мечника по спине, лбом утыкаясь в его плечо. «Быстро забыл последние пять минут твоей жизни, пока я тебе не вырвал глотку», — произносит незрячий, а Тэттё в ответ слабо улыбается. Приятно осознавать, что в его объятиях Сайгику смог успокоиться и ему стало легче. Суэхиро прижимает к себе своего чертёнка, на что получает недовольное: «Придурок, ты меня сейчас к чёрту задушишь».***
Проходит год. Тэттё и Дзёно теперь живут в одной комнате — в комнате мечника. Как никак, родная каморка незрячего будет слишком мала для них двоих. Ночами, на протяжении всего года, они уходили на ночные прогулки. Суэхиро изредка видел нежного возлюбленного, но зачастую — недовольного и злющего чёрта. Нет-нет! «Чертёнка». Так будет ближе. Но мечник часто замечал подавленность Сайгику. Как бы ни язвил незрячий, возлюбленный всё равно знает, как он на самом деле ведёт себя. С каждым последующим месяцем (после прошествия года) моральное состояние юноши ухудшалось. «Странно, — думал он, — все спокойно живут после потери родного человека, а я всё ещё не отпускаю её. Душно уже...». В один солнечный день Тэттё возвращается с задания. Оно затянулось на весь день: с шести утра до восьми вечера. Первое, что ему особенно хотелось, — увидеть любимого, ведь даже простое расставание на один денёчек оставляло тоску на душе. Но вперемешку с тоской сейчас мечник чувствовал ещё и тревожность: что-то в нём говорило, что этот день будет самым отвратительным в его жизни. Суэхиро шагает по коридору. Стук каблуков об пол отдаётся эхом на весь второй этаж, и это сейчас придаёт ещё более жуткую атмосферу. Вот и дверь в его комнату, но... она немного приоткрыта. Сайгику обычно захлопывал дверь и закрывался, а сейчас — совсем на него не похоже. Тэттё кладёт ладонь на дверную ручку... Стук сердца ощущается так, как никогда ранее. В животе неприятно трепещет. Он открывает дверь. Висящее тело, упавший стул и лежащий под ногами листок бумаги, на котором явно виднелись капли слёз. Собственные ноги перестают держать и слушаться хозяина: Суэхиро падает на колени прямо перед бездыханным телом. Слёзы льются так, как никогда не лились. Его хрустальное сердце только что получило пулю — и разбилось на миллионы маленьких частиц, которые теперь осели в животе, больно его сдавливая. Из-за влажности юноша не в силах прочесть записку. Он больше не сдерживается: пронзительный крик вырывается из его уст, а слёзы текут ещё быстрее, капая на ковёр, точно капли частого дождя. Суэхиро держит лист бумаги ужасно дрожащими руками, пытаясь разобрать текст:«Прости меня за то, что я это написал. Прости за то, что я это сделал. Я уже не мог терпеть... Знаю, ты видел моё состояние в последние несколько месяцев. Моя мать меня преследовала и во сне, и в мыслях. Она не давала мне ни минуты покоя. Как бы я ни старался отпустить её и даже как-то забыть, находясь рядом с тобой... Нет, рядом с тобой было лучше всего. Я любил, люблю и буду любить тебя, Суэхиро, даже в мире, где вряд ли мы теперь свидемся. Не повторяй моих ошибок, ни за что. Если ты того пожелаешь, я буду являться в твоих снах... Но я не хочу, чтобы ты чувствовал боль. Очень не хочу... До последней секунды своей жизни я винил себя в содеянном... Прости меня. Умоляю... Я безмерно люблю тебя. Ты — лучшее, что случилось со мною.
твой Сайгику Дзёно».
Не в силах больше находиться в этом месте, что раздирает изнутри и душит, Тэттё встаёт с колен. Его ноги дрожат. Подойдя к телу, он берёт в последний раз его за руки и целует в ледяные, синие губы. Слёзы до сих пор льются, не прекращаясь ни на секунду. Суэхиро выходит, опираясь на стены, которые помогают ему всё ещё стоять на ногах...***
Он не пришёл на похороны. Слишком больно. Мечник всё ещё не может смириться с его смертью. Он не винит его и не злится; сейчас Тэттё чувствует лишь одиночество, сломленность... Каждую ночь Суэхиро приходит на его могилу и разговаривает с ним, со своим чертёнком.