Будем знакомы?

Он смотрел себе под ноги, застыв в немом удивлении. Бездыханное тело валялось перед ним неподвижно. Лужа крови окрашивала снег в красный. Каково это — не знать, что чувствуешь? Каково не знать, что тебе надо чувствовать в тот или иной момент? Стоит сожалеть, радоваться, плакать, раздражаться? Последнее, вероятно, меньше всего. Да, пусть ему и хотелось последние три дня рвать и метать, однако сейчас это чувство отпустило его, сменившись отрешённостью. Может ли он принять это? Определённо. Он уже это принял, как только ушёл. С таким строем долго не просуществовуешь. Все это знали. Все знали, что когда-то это наступит. Он любил их. Любил самой настоящей отцовской любовью. Он любил их и ненавидел это. Ненавидел себя за привязанность к собственным детям. И что за человек? Даже смешно. Признаться честно, он и сам перенял это. Он не принимал своих детей. По крайней мере, не считал их своими детьми. Вероятно, просто был слишком юн. Не уверен, примет ли сейчас и примут ли они его. Но они вступили в новую эпоху. Началась новая глава жизни. Его коричневое пальто, всё измятое и запачканное в грязи и снегу. На нём виднелось несколько заплаток. Он никогда не был готов расставаться со своим пальто, мол, долго ещё прослужит. Рукава его были, как и всегда, чуть подвёрнуты. Лицо его выражало какое-то умиротворение и вместе с тем боль, десятилетиями копившуюся в этом теле. Сзади послышались осторожные шаги. Он обернулся. — Ах, это вы. Рад видеть, товарищ, — хмыкнув, произнёс страна. Перед ним стоял он, бывший председатель Президиума Верховного Совета СССР, бывший Генеральный секретарь ЦК КПСС и единственный в истории президент Советского Союза — товарищ Михаил Сергеевич. — Я тоже рад, РСФСР, — сказал он преспокойно, вместе назвав его теперь "старое", "прошлое" имя. — Скучаешь по нему? — он кивнул головой в сторону мёртвого воплощения, как-то особенно грустно улыбнувшись. Нет, не просто грустно, — скорбно. — Наподобие того, я думаю.. — отвечал ему Россия. — Как-никак, он вырастил меня. — У вас были не самые лучшие отношения раньше. Я бы не назвал это "хорошей семьёй", — он выждал небольшую паузу. — Но ведь вы и не были, не правда ли? — Правда, товарищ, правда, — лишь кивал Россия. — И всё же он привязался к нам, как к детям. Любил нас, тщательно пытаясь скрыть это за холодной маской. — Да, он определённо в этом тот ещё мастер, хех. Но говорил он мне, как на самом деле сильно ему беспокойно за ваше будущее. И всё же, как ни крути, не умеет человек врать.. — прокряхтел Михаил Горбачёв, а через несколько минут, кашлянув, сказал. — Надо бы достойно похоронить его. Как ты думаешь? — Предлагаете поместить его в мавзолей? Или ещё что получше? Можем приобрести что-то эдакое у Штатов. Те ведь с удовольствием положат в свой бездонный карман стопку деньжат, — РФ прищурился и расплылся в насмешливой улыбке. — Хаха! Да, это точно тот РСФСР, которого я знал? Чёрт возьми! — хохотал бывший правитель, потирая свой затылок. — Нет, прошу извинить за путаницу, — он протянул ему свою руку. — Российская Федерация. Будем знакомы?