***
У Кано залегли под глазами отчетливые темно-лиловые тени. А в уголках губ старшего кузена Финдекано вдруг с ужасом увидел складки, тянущиеся вниз, к подбородку. Совсем как у отца. −Куда вы собрались? – медленно переспросил Менестрель. Голубоватый свет лампы дрожал и дробился в россыпи бриллиантов, украшавших венец нолдорана – переплетенные ветви двух Древ. Венец был летящим, наверняка совершенно невесомым, и все же голова Макалаурэ с расплетенными черными волосами неуловимо клонилась к правому плечу, словно на него давила вся тяжесть Эред Ветрин. −В Ангамандо. – твердо повторил Финдекано. – За Нельо. −Вы обезумели. – глухо и страшно выговорил Макалаурэ. Финдекано невольно вздрогнул от этого голоса. Почудилось, что так говорить мог бы мертвец, у которого глотка забита грязью и свернувшейся кровью. Слышать этот голос от лучшего во всем Амане менестреля было чудовищно. −Нет, это вы обезумели! Голос Финдарато, напротив, зазвенел перетянутой струной, ударился в деревянные стены наскоро возведенного дома и едва не снес их, как порыв урагана. Финдекано невольно отшагнул в сторону, почти с ужасом глядя в лицо младшему кузену. У него жили только глаза. Огромные, полыхающие так отчаянно, словно в них зажгли по десятку ламп. Макалаурэ, отгородившийся от кузенов столом и опиравшийся о него кулаками, даже не вздрогнул. −Нельо в плену, а вы так ничего и не сделали! Ты ничего не сделал, Канафинвэ, хоть и носишь корону нолдорана! −Не смей на меня кричать, Арафинвион. – Макалаурэ говорил вроде бы и негромко, но от его голоса дрогнули закрывавшие окно деревянные ставни. – Я выполнял и продолжу выполнять последний приказ моего старшего брата и нолдорана. Майтимо велел в случае провала переговоров не предпринимать нового штурма и не пытаться его спасти. −Да как ты мог послушаться этого приказа?! – Финдарато птицей метнулся вперед, тоже опираясь кулаками о стол. Они стояли друг напротив друга, и Финдекано вдруг с отчетливой ясностью увидел – как же похожи между собой кузены. Резкими скульптурными чертами, разворотом плеч, даже в Незримом они пылали совершенно одинаково. −Это приказ моего старшего брата и нолдорана. – в голосе Макалаурэ зазвенела сталь. – Мы уже потеряли Нельо, и я не допущу, чтобы погиб кто-то еще. Я теперь несу ответственность за моих братьев и за мой Дом. Об этом говорил Майтимо, когда уезжал. Финдекано коснулся ладонью глаз, пытаясь хоть так заслониться от этого яростного слепящего урагана. На две столкнувшихся воли было невозможно смотреть. Казалось, еще мгновение, и между кузенами ударит молния. −Я не могу потерять еще кого-то из них. – уже тише закончил Макалаурэ, и голос его вдруг надломился. – Не могу, слышишь, Финдэ? По плечам Финдарато вдруг пробежала дрожь, и он опустил голову, глядя в стол, на собственные сжатые в кулаки руки. Макалаурэ тоже смотрел вниз, как-то странно ссутулившись. −Мы услышали тебя, Кано. – проговорил Финдекано, осторожно касаясь плеча по-прежнему не поднимавшего головы Финдарато. – Услышали и поняли. И все же нас ты не остановишь. Макалаурэ выпрямился, сверкнув серыми глазами. Легко вскинул увенчанную короной Верховного короля нолдор голову. Длинные тяжелые пряди драгоценным покрывалом стекали по алой ткани туники. −Почему вы это делаете? – негромко спросил второй сын Феанаро. – Мы ведь… Он замолчал, глядя на кузенов тревожными блестящими глазами. −Вы оставили нас. – безжалостно закончил за него Финдекано, потер висок и проговорил уже тише и мягче. – И все-таки Нельо мой друг, Кано. Мой лучший друг. Я его не оставлю. Финдарато, наконец, распрямился, смерил Макалаурэ долгим нечитаемым взглядом и молча повернулся к выходу. Финдекано кивнул старшему кузену и двинулся было за младшим. −Нельо не жег корабли. – стрелой прилетело в спину. – Он пытался остановить отца, но было поздно. Финдекано вздрогнул, прикусил губу, но не обернулся. Финдэ так яростно тряхнул головой, что взметнулась тяжелая золотая коса. И тоже не посмотрел назад. Макалаурэ дождался, когда шаги кузенов стихнут, и, как подкошенный, рухнул на стул. Вплел пальцы себе в волосы и яростно потянул. Потом с нажимом провел по ажурному плетению венца. На высоком бледном лбу выступили крохотные алые капли. Бескровные губы шевелились, словно второй сын Феанаро шептал молитву валар. Если бы хоть кто-то из нолдор Первого Дома еще мог это делать. −Прости меня, Нельо… Прости, брат…***
Небо здесь было низким и темно-серым, почти черным. В воздухе висела мелкая отвратительная пыль и какой-то удушливый дым, как от исполинской кузни. Финдарато устало потер ладонями виски. Голову стянуло обручем боли, еще когда на горизонте только замаячил трехглавый пик. Но сейчас, у самого его подножия, боль стала почти нестерпимой. Только Песнь помогала на время ее облегчить. Песнь же скрывала их с Финьо следы. Финдекано опустился на колено в небольшой каменной нише, внимательно разглядывая бегло начерченную карту. −Врата Ангамандо должны быть восточнее. – проговорил он. – Между средним и восточным пиками. Финдарато запрокинул голову, пытаясь разглядеть вершину горы. Пики Тангородрим были странно ровными, похожими на перевернутые воронки, и сложенными из незнакомого черного камня. Финдарато никогда не видел такого в Амане. Камень был очень странным. Старший сын Арафинвэ всей сущностью чувствовал, материал не был природным. Он даже не был живым. Как если бы пики сложили из костей и гниющей плоти. Голова заболела сильнее. Во рту появился неприятный металлический привкус. Финдарато усилием воли загнал слабость подальше. Не до нее сейчас. −Значит, пройдем восточнее. Странно, что мы совсем не встретили ни орков, ни других тварей. Финдекано коротко коснулся ладонью рукояти меча. Обычай, сам собой зародившийся в Сирых Землях. Чтобы сказанное не стало явью. −Может, Моринготто так уповает на крепость своих ворот? – улыбнулся уголком рта кузен. – А я вот не верю, что там не найдется для нас самой маленькой щелочки. Финдарато покачал головой и невольно улыбнулся − тоже половиной рта. Финьо еще в Амане умел всех вокруг заражать своей уверенностью. Как же пригодилась эта его способность в Хелькараксэ. Как же пригодилась она сейчас. Боль с новой силой вгрызлась в виски, но Финдарато упрямо брел следом за кузеном, пытаясь не оскальзываться на кучах породы, больше похожей на отвалы шлака. Сил поддерживать чары уже почти не было. Хотя кругом по-прежнему было пустынно и тихо. Слышались только их шаги. Финдарато остановился, оглядываясь. Все здесь было каким-то будто ненастоящим. Каменистая равнина, изрезанная оврагами, упиралась в ровные и гладкие пики Тангородрима, словно те просто взяли и поставили, как фигурки на доску. −Финьо, подожди. – негромко окликнул Финдарато кузена. – Я больше не могу держать чары. Финдекано в мгновение ока очутился рядом. Сжал длинными цепкими пальцами плечо, обеспокоенно заглянул в лицо ярко-синими глазами. Финдарато каждый раз удивлял их цвет, безумно похожий на цвет глаз Феанаро и Атаринкэ. −Мы можем немного отдохнуть, Финдэ. – проговорил Астальдо, не убирая теплой и такой надежной ладони с плеча. Финдарато упрямо мотнул головой. −У нас нет на это времени. Я больше не могу держать чары Песней, но могу попробовать одной Музыкой. Не думаю, что нас кто-то услышит. Я не чувствую поблизости никого живого. −Это и странно. – нахмурил высокий лоб Финдекано, отбрасывая за плечи переползшую на грудь тугую черную косу. – Не знаю, как тебе, а мне чудится, что я оглох и лишился восприятия. Или этот проклятый дым все забивает. Хотелось бы мне знать, какая кузница может так дымить. Финдарато нервно передернул плечами под темным, сливающимся с местностью, плащом. −Мне почему-то кажется, что сам Ангамандо – одна большая кузница. Только в одной его части куют оружие, а в другой пытают огнем. Финьо промолчал, но Финдарато слишком отчетливо уловил, о чем подумал кузен. Торопливо потянул из висевшего на плече чехла лютню. Коснулся посеребренных, отозвавшихся тихим звоном струн. После Хелькараксэ он настраивал ее на слух, ничего толком не видя от слез. И первой Музыкой, что услышала от него Эндорэ, стал плач по Аракано, убитому так страшно и так нелепо. Финдарато не заметил, как опустился на колени, на все ту же россыпь шлака. Не почувствовал боли. Пальцы скользили по струнам на ощупь, а Песнь вдруг сложилась сама и горным ручьем хлынула на эту измученную мертвую землю. −Есть такие дороги – назад не ведут. На чужом берегу я прилив стерегу. Паруса обманув, ветер стих навсегда, Плоским зеркалом стала морская вода. В Незримом вспыхнуло и пропало недоумение Финдекано. Финдэ не обратил на него внимания. Песнь рвалась сама собой, будто тоже пыталась отыскать давно потерянное. Перед глазами вставало родное узкое лицо, чудесной рамкой обрамленное крупными огненными кудрями. Теплые тонкие пальцы скользили по его щекам, вытирая слезы. −Перед нами целый мир, Финдэ. Целый новый огромный мир. Где мы сможем жить без оглядки на валар. Свободными, Финдэ, ты можешь себе представить? Феа Майтимо пылала таким ярким и яростным белым пламенем, что ему не было силы противиться. И Финдарато улыбался, сжимая родные руки, прикасаясь к ним губами. Руки, обагренные в Альквалондэ кровью тэлэри. Руки, что, как он думал, сжимали факел на темном берегу Эндорэ, окрашивая ночь всеми оттенками алого. Руки, умевшие так сладко ласкать. И научившиеся так больно бить. −Сколько лет я зову – только эхо в ответ, Обманул меня ветер, запутал твой след. Только сталь твоих глаз не забыть никогда, А в груди ледяная морская вода. Maitimo, meldo… Где же ты, Майтимо?.. Неужели больше не выйдет взглянуть в твои глаза? Услышать твой голос? Пусть даже он скажет самые страшные и жестокие слова… Майтимо! −Финдэ… Струна лопнула, хлестнув вскинувшегося Финдарато по пальцам. Сердце кольнуло болью – неужели почудилось? Но рядом так же заполошно крутил головой Финдекано, тоже услышавший зов не то в реальности, не то в Незримом. Финдарато вздрогнул всем хроа и вскинул голову. Попятился, оскальзываясь на кучах шлака. Финьо тоже посмотрел наверх и глухо вскрикнул. Теперь он тоже видел.***
Сначала было темно. Только далекие колючие звезды светили как-то тускло и устало. Почти как Сильмариллы, закованные в уродливую черную корону. Было темно, холодно и больно. Боль вгрызалась в руку, в спину, сдавливала ошейником горло и стальными обручами грудь. Болела, кажется, даже сама феа, неспособная вырваться из оков искалеченного хроа. Зачарованная цепь не пускала. В ушах гремел чужой смех, сдавливая болью еще и голову. −Ты не умрешь, Нельяфинвэ, пока сам не попросишь меня об этом. Это будет моя последняя милость для тебя, упрямец. Ему показалось, что он, наконец, сошел с ума, а может быть, все-таки умер, когда небо вдруг сделалось серым. Потом окрасилось розовым и желтым. Откуда-то из-за зубчатого края гор медленно и величаво вставало что-то неистово золотое, раскаленное, как тысячи и тысячи кузниц. Так безумно похожее на Лаурелин. Он смотрел на это чудо слезящимися глазами. А оно выжигало ему их. И вместе с тем согревало нагое иссеченное болью хроа. А небо стремительно очищалось от дыма и делалось голубым. Пронзительно-голубым, совсем как глаза… Он не мог вспомнить, чьи глаза. Аквапахтиэ не давало. Он так боялся, что Моринготто вырвет у него последнее, что еще оставалось, и, кажется, позабыл все сам. Раскаленное золотое светило спряталось за горами, и небо постепенно угасло, вновь становясь темным. Только следом за золотом так же медленно и почти торжественно выплывало что-то серебряное. Не такое яркое и совсем не греющее. Но почему-то от серебряного светила было невозможно отвести взгляд. Они чередовались, и серебряное никак не могло догнать золотое. А потом дым стал еще плотнее, и он совсем перестал их видеть. И звезды тоже скрылись. Он остался наедине с болью. Он не знал, видит ли вообще хоть что-нибудь. Или это всего лишь сны? Золотое и серебряное светила, армия, что стояла перед вратами Ангбанда, кружащие в отдалении темные силуэты, похожие на огромных птиц. Он не знал. Он не знал даже, как его зовут. Нет, все-таки знал. Просто это больше не имело значения. Кто здесь, среди холода, пустоты и боли, мог звать его по имени? −Майтимо! – голос, высокий и чистый, как звук арфы, клинком взрезал кокон вокруг сознания. Он открыл глаза. Шевельнул головой, чувствуя, как тянет слипшиеся от крови, намертво сбившиеся в колтун волосы. Запекшиеся губы дрогнули, и вместе с ними задрожало что-то в Незримом, сложившись в самое родное на свете имя. −Финдэ… Нить осанвэ натянулась, как струна.***
−Мы не сможем его оттуда снять. – непослушными губами проговорил Финдекано. Налетевший порыв ветра наотмашь ударил его по щеке мелкой колючей каменной крошкой. Словно Моринготто прекрасно знал, что происходит у подножия среднего пика Тангородрим, и насмехался над двумя принцами нолдор, которые никак не могли помочь пленнику. Финдарато стоял рядом, молчаливый и застывший, будто статуя. Глаза у него были широко распахнуты, и заглянувший было в них Финдекано отшатнулся. В Незримом он чувствовал, как между разумами кузенов протянулась связь осанвэ. Финдэ прижал к груди правую руку и пальцами левой потер запястье, словно это ему давили кандалы. Финдекано бессильно выругался. Финдэ, может, и сумеет передать Нельо немного собственной Силы и слегка утишить боль, только это ничем не поможет. Скала слишком гладкая, будто специально отшлифованная. Когда Финдекано попытался вбить в толщу породы колышек предусмотрительно прихваченного горного снаряжения, тот со звоном отскочил. Даже с крюками и веревками подняться на нужную высоту не выйдет. Моринготто, проклятый ты выродок Сотворения, ошибка Эру, все предусмотрел. −Мы ничего не сможем сделать сейчас. – проговорил Финдекано, встав плечом к плечу с кузеном. – Ничего. Он тоже осторожно потянулся осанвэ, коснулся разума друга, неожиданно окруженного прочными не взломанными щитами. Что-то дрогнуло в Незримом, и в голове проговорили знакомым, почти таким, как он помнил, голосом: −Финьо. −Я здесь, Нельо! Здесь. −Финьо. − в голосе Майтимо послышалась улыбка. − Я чувствую тебя. Финдекано тоже чувствовал. И едва стоял на ногах, не в силах выносить эту боль. Эру, что же чувствовал тогда Финдарато? А сам Нельо? −Финьо. − продолжал у него в голове голос Майтимо. − Вы ничем не поможете. Об одном прошу, Финьо. Убей меня. Пожалуйста. Колени все-таки подкосились. Финдекано пошатнулся, потеряв связь осанвэ. Лицо Финдарато залила смертельная бледность. Глаза потемнели. Но он ничего не сказал. Беззвучно шевельнул губами, без слов напевая какую-то песню. Связь между ним и Майтимо натягивалась и звенела. Она больше не была тоненькой ниточкой и скорее напоминала прочный тэлэрийский канат. Два сознания сливались в одно. Так, как должно быть у заключивших брак. Поклявшихся быть вместе вечно. Вечно. У нолдор больше не было никакого вечно. Это Финдекано понял даже не во Льдах, а когда стоял на коленях на каменистом берегу, бережно поддерживая безвольную голову младшего брата. Глядя в застывшие серые глаза Аракано. Такие же неживые глаза были теперь и отца. −Финьо. – сдавленно проговорил Финдарато. – Прошу тебя, Финьо. Пожалуйста. Кузен по-прежнему не отрывал глаз от прикованного к скале нагого, будто высохшего, хроа. В котором по чудовищной воле все еще была заключена страдающая феа. И Финдекано не мог понять, говорит ли это Финдэ или Нельо его губами. Дрожащая рука скользнула за спину, в колчан. Вытянула белоперую стрелу.***
Финдарато чудилось, что над его головой вознеслась огромная, выше Пелори, волна. Медленно, чудовищно медленно она готовилась обрушиться прямо на него. Уничтожить, сломать, стереть любое напоминание о нем. Волна была болью. И боль была этой волной. Нельо уже тонул в ней, слабо различая что реальность, а что бред измученного разума. Финдарато бережно потянул на себя эту боль, готовый утонуть вместо Майтимо. В глазах горячо вскипали слезы, и в этом пламени без остатка плавился весь намерзший в Хелькараксэ лед. Слишком больно было даже не видеть, чувствовать эту немыслимую, невозможную для эрухини муку. Измученное, но все еще живое сознание доверчиво раскрылось ему навстречу. Коротко полыхнуло знакомым белым пламенем. Финдарато изо всех сил потянулся к нему, почти не замечая, как его собственная феа словно отделяется от хроа, обнимает, окутывает собой другую, истерзанную и уставшую. Сливается воедино. Ему больше не было нужды мыслить словами или образами. Теперь они с Нельо были одним целым. Губы дрогнули, выговаривая слова последней просьбы. Нельо не боялся. Он больше ничего в целом свете не боялся. И Финдарато теперь тоже. Стало вдруг так спокойно, почти мирно, и Финдэ не мог понять, кто из них ощутил это первым. −Ступай, мой родной. Я пойду следом. Он ждал свиста стрелы, короткой быстрой боли и благословенной темноты. Но над головой шумно захлопали огромные крылья.***
Нельо закрыл глаза, уронив голову на грудь. Как же он устал. И даже умереть никак не выходит. Хотя умирать было уже не страшно. Не теперь, когда сознание так прочно переплелось с другим, настоящим, не бредом и не сном. Финдэ был здесь. Эру ведает, как, но он был. Самый родной на свете, ближе братьев, дороже всего, что только можно представить. И Финьо. Еще одна родная феа. Нет, с ними рядом все же было проще и спокойнее. Гулкий ритмичный шум не давал соскользнуть в блаженное забытье. Ветер беспокоил боль, заставлял ее вспыхивать снова короткими злыми искрами. Но по-настоящему ему уже не было больно. И, верно, больше не будет. Голоса доносились, как сквозь воду. −Я не могу ничего сделать. Она не поддается. −Цепь зачарована. Твои инструменты ее не возьмут. −А твоя Песнь? −Я пробую, не получается. По щеке скользнула теплая ладонь. Майтимо улыбнулся растрескавшимися губами и попытался к ней прижаться. Во сне ладонь всегда таяла. Но эта никуда не делась. Если бы только не было этого проклятого шума. И нового, похожего на птичий клекот. Ему так не хотелось открывать глаза. Он ведь почти уже уснул по-настоящему. Почти вырвался туда, где тихо, тепло и больше не больно. Правое запястье пронзило болью так резко и сильно, что он распахнул глаза и глухо задушено ахнул. Чьи-то сильные, но осторожные руки обхватили его за пояс. Перетянули чем-то пульсирующее болью запястье. Бережно уложили… Куда? Мир выплыл из тумана боли, и Майтимо разглядел под собой темно-коричневые перья. Увидел собственную правую руку, туго перетянутую тканью. Попробовал сжать пальцы и не сразу понял, почему не может этого сделать. Его крепко обнимали за пояс. Под спиной ходуном ходила теплая живая грудь. −Все закончилось, Майтимо. – проговорил над ухом голос Финдэ. – Ты свободен. Майтимо с усилием моргнул, не позволяя себе вновь уплыть в манящую темноту. Перед ним было ставшее, кажется, немного светлее небо. Левее вырисовывался силуэт огромного орла. Верхом на нем сидел Финьо, и ветер трепал его черные с вечными золотыми лентами косы. −Финдэ. – хриплым сорванным голосом позвал Майтимо. −Я здесь. – снова проговорили над ухом. Мягкие губы бережно коснулись поцелуем впалой щеки, совсем рядом с воспаленным гноящимся рубцом. −Я здесь, meldo. – повторил Финдарато. – И всегда буду. −Meldo. – с улыбкой проговорил Майтимо и все-таки закрыл глаза. Лицо обдувало холодным пахнущим свежестью ветром. Под веками вспыхивал огнем взгляд отца, сменяли друг друга лица братьев. Улыбался Финьо, и новое светило сверкало в его обожаемых лентах. Золотом пылали волосы Финдарато. И смотрела внимательными тревожными странно-темными глазами незнакомая серьезная дева.