Живой залог.

Широкой спиной он подпёр дверь. Немигающие голубые глаза сквозили по спинам и лицам чистокровной элиты. Фенриру не место здесь, он чувствует это каждой отчаянно сопротивляющейся клеточкой своего тела, но на приглашение Волдеморта не принято отвечать отказом. Ему бы хотелось сейчас оказаться в лесу, пропитаться целебным ночным воздухом, вкусить вид набирающей формы луны, загнать со стаей, нет, с семьей, добычу, вонзить зубы в её сладкую плоть, но вместо этого приходится пачкать одежды смрадом отвращения, неустанно следующим за ним всю жизнь и возвращать зазнавшим снобам полные ненависти взгляды. Благодаря чему они вообще заняли лидирующие позиции? Высокому самомнению, деревянной палке в руках и предкам, оказавшимся сообразительнее других ровно настолько, чтобы передавить шеи всех несогласных против их провозглашения своими бабскими каблуками? Тогда почему он ещё не принят в команду? Скольких сукиных существ следует истребить, чтобы на него, на его людей перестали смотреть как на ошибку природы? Грязнокровок они презирают, но трахают их без угрызения совести. Домашних эльфов пользуют как хотят. Оборотней, не подчинившихся влиянию, несломленных, просто выбросили за борт жизни. Они — ничто, просто пыль под их блестящими башмаками. Их не допускают в мир нормальных магов, но кто определяет эту степень нормальности? Почему, стоит заразиться ликантропией детёнышу знатного чинуши, блядские, ограничивающие в правах, рамки оказываются не такими уж и строгими и выясняется, что оборотни могут контактировать в социуме? О, если им будет угодно, он отметит собой каждого дитя, каждого несогласного — и будет продолжать это делать до тех пор, пока оборотней не признают равными волшебникам. Острым жёлтым ногтем он надавил на гладкую лакированную дверь, представляя на её месте шеи этих чванливых ублюдков, оставляя кривой след—шрам, что в будущем источит алую кровь. Посыл поняла только одна женщина, судя по тому, как стиснула она под столом ручонку своего трясущегося щенка. Леди Малфой хватит смелости закрыть сынка своей грудью — ей хватит чести и рухнуть оземь, когда когти встретятся с молочной бледной шеей, спустятся ниже, вырвут сердце, чтобы удостовериться в том, что и «Священные двадцати восьми» смертны. Фенрир исказил рот в оскале и обвёл взглядом всех собравшихся за столом, всех достойных… преждевременной кровавой гибели за свои брезгливые взгляды, непомерную гордость, глумления. Он запомнил имя каждого из них — отлично запомнил, разбуди его ночью — назовёт без заминки и имя, и местожительство. Не стоит недооценивать оборотней, а кто всё же рискнёт… Того ждёт расплата. Нотт. Льстиво поклоняющийся лорду, пятки ему, замызганные грязью, готовый облизывать, но при этом прошептавший однажды, что «отбросам здесь не место». Крэбб. О, он не сказал ни слова! Молчал, всегда молчал, потому что оборотни не стоили даже толики его внимания! Беллатриса. Мадам Лестрейндж. Её Фенрир оставит на закуску, повеселится как следует! Грубая, прямолинейная, вечно поджимающая в невысказанной претензии пухлые губы! Пытки от неё — почти завораживающим искусством были, потому он всегда ошивался поблизости, восторгаясь представлениями! Они могли бы подружиться, не будь она заносчивой сукой! Кэрроу. Сразу оба. Стая давно не ела свинины, подходящая ли это причина для того, чтобы разорвать их в клочья и отведать жирного мяска? Безусловно! Селвин. Тупоголовый, надменный Селвин… Родольфос. Его прилизанные каштановые волосы, губы-нитки, вечная обречённость в глазах пробуждали в Грейбеке уныние, а он терпеть не мог это чувство! Уолден Макнейр. Штатный палач. Предлагавший отнести род оборотней к опасным животным. Воняющий молоденькими мальчиками. Гойл. Тупой настолько, что при знакомстве назвал его комнатной собачкой. Трэверс. Общительный и дружелюбный со всеми, со всеми чистокровными магами. Долохов. Бледный, состоящий сплошь из острых углов и надменности Долохов… Долохов, отточивший однажды магическое мастерство на мальчишке Джоуи Хэккингсе, имевшем глупость поверить магу! Он погиб от его руки, не дотянув и до семнадцатого полнолуния. Роули. Импульсивный, голубоглазый маг, потехи ради морщущий нос при его виде. Люциус Малфой. Вынуждающий их каждый раз трангрессировать к воротам Мэнора и дожидаться приглашения. Нарцисса Малфой — его сладкая женушка, побрезговавшая пригласить к столу оборотней, но не преминувшая разделить бокал вина с хреновым вампиром. Драко Малфой — их милашка сын, который в определённых ситуациях мог бы сойти за горячую девчушку. Руквуд. Старина Руквуд, пожавший ему руку, но после вытеревший её о брюки. Корбан Яксли. Глава отдела магического правопорядка. Тот самый, который приказал оборотней живыми не брать. Снейп, от которого за версту несёт ложью; но кто он такой, чтобы предупреждать Волдеморта о возможных последствиях безграничного доверия к этому изворотливому травнику? Если тот унесёт с собой десяток чистокровных дружков ему же, Фенриру, будет лучше. Волдеморт, пообещавший равноправие магических видов и пищу. Тяжёлый как наковальня взгляд проехался по профилю мужчины, ради которого, очевидно, его сюда и пригласили. Капелька пота стекала по его виску, удушливый запах страха и отчаяния забивался в ноздри оборотню, свербел. Высоким голосом, срывающимся на ультразвук, неизвестный щебетал неубедительные оправдания, позвоночник вниз тянул его упитанное тело от осознания перспектив. Зрелище было таким забавным, что Грейбек несдержанно хмыкнул, привлекая к себе внимание. Тёмный лорд сопроводил его мерным взглядом. — У тебя есть два часа на то, чтобы выполнить своё обещание, — прошипел он светловолосому мужчине. — А до тех пор твоя дочь, Гринграсс, побудет под нашим чутким присмотром. — Н-но м-м-мой лорд, я… — Это ни в коем случае не угроза, — ласковым голосом проворковал Волдеморт, вот только глаза его оставались безучастно-пустыми. — Скорее поощрение. Я доверю ей оказать моему привилегированному отряду посильную помощь в их ночном рейде. Выбирай, кто из них окажет нам эту честь. — Но… — Выбирай, — отрезал он жёстким голосом. — Астория, — Гринграсс повесил голову, —пусть это будет… — Алекто, окажи нам честь, приведи сюда Дафну Гринграсс.

***

Дождь с ветром хлестали по их лицам, прошибали тела членов отряда. Грейбек как провозглашённый силой, безжалостностью к врагам и быстрой реакцией альфа стаи прокладывал дорогу. Плавные прыгучие шаги абсолютно беззвучны были в ночной тишине, по-другому и быть не могло: иначе они бы не выжили, иначе бы их давно окружили, а шкуры… Шкуры повесили бы над камином. Какой-нибудь щеголеватый маг рассказывал бы на раутах как завалил несгибаемого Фенрира Грейбека, как скулил оборотень, моля о пощаде, но, как с тайным содроганием сердца и жалостью к юродивому, не дрогнула палочка в руках блюстителя света. «У меня не было выбора» — скажет он. А у Фенрира выбор был — убить или быть убитым, и он сделал его уже очень давно. И всё ещё жив, в отличие от… Он и его люди могли вечность месить грязь по колено и всё ещё оставаться бесшумными, они могли подкрасться сзади и вонзить клыки в шеи ничего не ожидающих созданий, мясо неиспуганной дичи намного вкуснее; они могли бы, если бы не эта хренова девица, едва ли поспевающая за их размеренным шагом, самодовольная вначале пути, но хныкающая от устали в середине. Они не прошли и пятнадцати миль, а она уже утомилась. Дафна. Дафна Гринграсс, одна из принцесс священных двадцати восьми, которую папочка отдал в залог. «Вернуть её живой» — единственный наказ от Тёмного лорда, не слишком ограничивающий в действиях, дающий простор воображению, верно? Но все развлечения потом, сперва дело. Но как же было сложно удержаться! Её туфельки чавкали грязью, нос шмыгал от соплей и дождя, волосы выбились из какой-то сложной высокой причёски, в них забилась прелая хвоя. Лес делает людей настоящими, лишает деланного лоска; и сейчас, здесь, Грейбек выглядел органичней и привлекательней девчонки. Он перепрыгнул поваленный ствол и скосил глаза на их сегодняшнюю спутницу. Члены стаи рассредоточились по сторонам, высматривая добычу: искомых единорогов, зарвавшихся подростков, грязных кровью сопляков. Блондиночка, поморщив нос, опустилась на ствол, касаясь икр ног. Они ныли с непривычки от долгой ходьбы, но вариант снять туфли на каблуке и продолжить путь налегке, кажется, даже не приходил в её глупую головушку. Фенрир готов быть любезным, не зверь же он в самом деле — нет, пока нет. У них времени отмерено до двух часов. — Туфли снимай, — прорычал он, ткнув ногтем в её сторону. — Что? — Туфли снимай и шевели ногами побыстрее. Ты нас задерживаешь. — Это такая шутка? — приподняв светлую бровь, она окинула поджарую фигуру оборотня брезгливым взглядом. А посмотреть там было на что: выцветшие рваные джинсы, замызганная грязью серая футболка, второй кожей обхватившая литые мышцы, массивные высокие ботинки, затянутые тугой шнуровкой. Подумав, она подняла глаза к его лицу: поросли проклюнувшейся бороды прикрывали острый подбородок с тянущимся на нём кривым шрамом, губы, кажется, никогда не знавшие улыбки, и теперь были поджаты. Но хуже всего оказались небесно-голубые глаза, взиравшие на неё с кровожадной яростью. — А похоже, что я шучу, детка? — он в мгновение ока подскочил вперёд и сжал шею каменными пальцами. Дафна захрипела, вцепившись в мужское запястье. Горячее, крепкое запястье. Грейбек ослабил хватку, провёл свободной рукой вниз по её телу, касаясь обнажённых икр, щиколотки… Правой туфли. Сдёрнув, он отшвырнул её прочь. — Ты охренел? — прорычала девушка. Она не боялась его, не боялась. Она не воняла страхом. Фенрир прищурил глаза в изумлении. — Эти туфли стоят дороже твоей жизни. Услышав ответ, предсказуемый от волшебницы ответ, мужчина улыбнулся, обнажив зубы. Терпения, ему просто нужно набраться терпения. Что там осталось-то до двух часов? А после она будет его. О, он заставит её уважать его, поставит на колени, трахнет грубый рот, её, заставит кричать и молить, а после, когда его братья в свою очередь насытятся, сжалится и лично переломит хрупкий позвоночник. Или укусит, если ему понравится. — Говорит девочка, которая скоро умрёт. — Я не умру, — ответила Гринграсс таким уверенным, манерным голосом, словно изобрела эликсир бессмертия. — Если хоть волос упадёт с моей головы, мой отец… Фенрир дёрнул её за волосы — достаточно слабо для того, чтобы свернуть её голову, но достаточно сильно для того, чтобы вырвать вскрик. — Твой отец продал тебя, деточка. Твой отец, не пройдёт и пары часов, подаст объявление в сраную газетёнку о твоей трагичной кончине. Твой отец купит себе другую шлюху, которая родит ему новую деточку, если старая — станет слишком много ныть над твоими колдографиями. — Мы оба знаем, что ты лжёшь. Не забывай, что я слышала приказ Тёмного лорда! — Но не обратила внимания на мелкий шрифт? — он и не думал отступать, не думал разжимать силок. — Ты в моей власти, я волен делать с тобой всё, что только захочу, и никто мне не указ. — Повторяй себе это почаще, когда будешь снова прыгать на задних лапках перед Волдемортом. Мы оба знаем, что ты не тронешь меня, — она говорила с той же надменностью, что и остальные. Она смотрела с тем же пренебрежением, что и остальные. Но она была тупее, чем остальные, потому что они-то его боялись, потому что они знали, когда заткнуться. — Моя семья входит в священные двадцать восемь. Тёмный лорд чтит древние чистокровные роды, он не допустит, чтобы какой-то вшивый… — Если даже допустить то, что ему не плевать на всю эту невъебенно тупую хрень, то ты — не продолжатель рода, ты никто, просто очередная маленькая глупая сучка, которой суждено молча раздвигать ноги перед своим господином, которого тебе опять же (вот сюрприз!) подберёт папаша, и рожать, рожать, рожать. Но если вдруг ты умрёшь прежде срока, — прорычал он ей на ухо, щетиной тревожа щёку, — никто этого и не заметит. Тебя просто заменит славная сестрица. Вот, кто ты для него. Вот твоё предназначение. Она дрогнула, кровь побежала по венам быстрее, сердечко взволновалось, и звуки эти, знание этого, сладостью наполнило нутро оборотня. Он вдыхал её животный запах и насытиться не мог. — А ты? Кто ты? — тихо спросила Дафна и так просто, словно не о её будущей смерти шёл разговор, а о ненастной погоде. — Свободный человек. — Нет, не человек. Переместив руки на её плечи, он толкнул девичье тело оземь и развернулся; она была лёгкой как пушинка. — Привал закончен. Шагай. Хриплые стоны не заставили его обернуться. Как и нецензурные восклицания. Ему плевать было, успевает она за ним или нет, лучше бы ей и вовсе потеряться. Но, к сожалению, Дафна оказалась чересчур настойчивой, и скоро вновь открыла рот. — За чем мы идём? — За кровью единорога. — Хм, — её тихий голос бил по ушным перепонкам. — Если ты рассчитываешь на мою помощь, то боюсь запоздал с этим на год-другой. Я не представляю для них интереса. Волчий оскал коснулся мужского лица. Он похлопал по внешнему карману джинсов и указал болтливой девчонке на рукоять кинжала. — Их расположение мне не потребуется. — Большой злой волк боится замарать коготки?

***

Горячая кровь хлынула фонтаном из шеи единорога на руки оборотня, его внутренний зверь ликовал. Глубокое грудное рычание сотрясало воздух. Фенриру зубы хотелось вонзить в податливую, всё ещё теплую плоть, но было нельзя. Нельзя. Даже такой магически неподкованный почти что волшебник как он знал правила волшебного мира, знал, чем обернётся это преступление — и судить его за него станут не смертные, а само естество магии. Потому он отскочил назад, обернулся человеком, чтобы уменьшить соблазн, но, Мерлин, как он был голоден, как ему хотелось крови, а в теле юной девушки её было так много, она бурлила в ней как солнечное вино и не была отравлена ядом страха. Она была эксклюзивным экземпляром или просто безумно глупой куколкой? Флягу, наполненную кровью единорога, он опустил в сумку к многим другим. Дафна заносчиво вздёрнула подбородок. — Уменьши их — тут делов всего на одно заклинание, или ты не умеешь? Помощь нужна? Грейбек, скрипнув зубами, одним шагом сократил меж ними расстояние и швырнул девичье тело к ближайшему буку, вжал собой. В голубых, совсем как у него, глазах крупицы страха стали отражаться. И это было хорошо. Он носом повёл по светлой коже, вдыхая её соблазнительный запах, пальцами собрал мурашки, гуляющие по сгибам локтей, шершавым языком лизнул налившийся от его прежних прикосновений синяк. — Прикуси язык, девочка, — прорычал он, — и включи свою славную головушку, а когда от тебя потребуется открыть рот — ты узнаешь первой, поверь, — кончиком ногтя он провёл по линии точёного надменного подбородка. — Кстати, у твоего папаши осталось ровно пятнадцать минут, чтобы вызволить тебя. И ему лучше бы поспешить. Кровь отхлынула от лица девицы Гринграсс, она вздрогнула в его руках, кажется, только теперь осознав всю фатальность своего положения. Сердце отбивало сумасшедший ритм в её груди где-то напротив него, и Грейбек не слышал прежде звука прекраснее этого. — Сколько ты хочешь? — она переборола страх, взглянула ему прямо в глаза. — Что? — Сколько ты хочешь? Отец заплатит любую сумму, если ты вернёшь меня целой и невредимой. — С недавних пор у меня наступила светлая полоса в жизни, — ухмыльнулся оборотень. — За каждого пойманного мной беглеца или беглянки я получаю золото, а их развелось так много, а я так… неутомим в своих трудах… что такими темпами скоро смогу посоревноваться в благосостоянии и с Малфоем. — Тебя зовут Грейбек, верно? Так вот, мой отец… — Твой отец тебе здесь не помощник, — он когтями провёл по её округлым бёдрам, оценивая преимущества добычи. Дыхание девушки сбилось, она отступила бы, но отступать было некуда. Позади — широкий ствол дерева, обхватом в три неё, впереди — мужчина выше неё на полторы головы, крепче неё в десяток раз, облизывающийся голодно, руки пустивший в ход, но не лапающий слишком уж непристойно. Он не делал ничего, чего не позволил бы себе пьяный зарвавшийся одногруппник. Дафна знала, как с такими справляться, но не могла применить свои способности против оборотня. Дафна могла перетерпеть, а после — забыть об этом. Нет ничего непоправимого, пока она жива. Отец не посмеет бросить её здесь, они семья. Главное, не показывать Фенриру страха, кажется, именно он возбуждал его сильнее всего. Грейбек тянул, тянул, несмотря на истёкшее время, он растягивал удовольствие, а ещё думал. Он не был чистокровным волшебником, он впервые палочку в руки взял всего несколько месяцев назад, большая часть заклинаний всё ещё была ему неизвестна, но… Ни один член его стаи никогда не отдавал своего дитя на съедение зверям, не предавал его, а зубами вгрызался в глотки врагов, покусившихся на святое. Ни один из них не становился на колени перед тираном, а бил его, забирал своё — или умирал, пытаясь. А этот чистокровный сноб согласился пожертвовать дочерью так легко, что вызывал лишь презрение, дикое, свербящее под кожей, презрение. А девчушка верит в отца, верит, верит, когда он, Фенрир, пребывая бы сегодня в более скверном расположении духа, мог освежевать её уже с десяток раз. Так кто из них — бракованный? Глухой треск трангрессии разбил воздух. Оборотень, не оборачиваясь, узнал, кто пришёл. Лжец. Предатель. А это могло означать только одно: лорд Гринграсс выполнил задание, пусть и чертовски неспешно, пусть потенциально и лишившись старшей дочери несколько минут назад. Не здороваясь (это было выше его достоинства), директор Снейп сопроводил Грейбека презрительным взглядом, выдернул девчонку из-под рук, оглядел её беглым взглядом на предмет смертоносных повреждений, удостоверяясь в том, что она цела, просто извозилась в грязи как свинья. Фенрир, растянув губы в улыбке, подгрёб девицу на прощание, шершавыми губами вжимаясь ей в ухо. — Я найду тебя, когда всё закончится. И ты расскажешь мне… и покажешь… На что ещё способен твой острый язычок.