Поощрение от начальника

Неспешно ступая по белоснежному, выложенному, несомненно, безумно дорогой мраморной плиткой полу, Эрухабен не мог не испытывать некоторого рода раздражение. Благо, что коридор сейчас пустовал, а потому некому было судить о его чувствах и мыслях. Хотя, вероятно, уже большая часть сотрудников давно отправилась домой – рабочий день закончился пару часов назад. Будь проклят его начальник. Будь проклят Кейл, чтоб его, Хенитьюз. Будь проклят этот ужасный, просто отвратительно-прекрасный и сексуальный парень, из-за которого Эрухабен не может сосредоточиться на работе, которую сам же Кейл и выдал ему! Мужчина громко вздыхает, уже стоя около большой двери с подписью «Генеральный директор. Кейл Хенитьюз». Кончики пальцев едва заметно подрагивают, сердце учащает ритм и, боги, как же ему хочется послать все к чертовой матери и уйти домой, а потом, когда вернется его дрожащий парень, выпороть того хорошенько. Так, чтобы на следующий день тот с кровати без помощи встать не мог, чтобы стыдливо прикрывал алеющие метки на шее и ключицах, а выходил лишь в закрытой одежде, давая повод грязным сплетникам посудачить о личной жизни самого Кейла Хенитьюза – одного из самых молодых, могущественных и богатых представителей экономической (и не только) системы мира. Но что-то подсказывает, что Кейл скорее назовет того нерадивого выскочку Кроссмана «хёном», нежели вернется домой с работы хотя бы к часу ночи. Чертов трудоголизм, чтоб ему неладно. Вдохнув поглубже и натянув на лицо привычную «рабочую» физиономию, Эрухабен несколько раз стучит в двери. По ту сторону доносится приглушенное «Войдите». Кабинет встречает его желтовато-розовым светом, льющимся из панорамного окна, легким ветерком и едва уловимым ароматом кофе. Мужчине приходится прищурить глаза с непривычки, но, как только зрение восстанавливается, взгляд тут же цепляется за сидящую в кресле фигуру. Кейл Хенитьюз – олицетворение истинного аристократизма, ленивой грации, абсолютного бесстыдства и порока. На него невозможно смотреть без содрогания и трепета. Даже спустя несколько лет Эрухабен так и не научился этому. Сердце, как и при первой встрече, делает тройной кульбит и застревает где-то в районе горла, не давая возможности и звука издать. Мужчина в кресле всем своим видом демонстрирует равнодушие и леность, его поза – совершенная непринужденность и максимум комфорта. Нога на ногу, брюки обтягивают худые бедра (по которым так хочется провести ладонью, чуть сжать, подняться еще немного, огладить внутреннюю сторону), наполовину расстегнутая белоснежная рубашка, ничуть не скрывающая стройного белоснежного стана (ох, Эрухабен точно знает, в каких именно местах эта белоснежность переходит в красноватые пятна, оставленные им самим), острых ключиц (Кейл очень попросил не «раскрашивать» его шею, ведь недавно должно было пройти какое-то важное собрание), алые волосы, переливающиеся языками пламени в свете солнца (шелк, что Эрухабен с удовольствием вплетает в собственные пальцы, иногда ласково перебирая, заплетая и расчесывая, а иногда натягивая с деликатной, но вполне ощутимой силой, вынуждая прогнуться сильнее). В длинных тонких пальцах сейчас находится очередной документ (однако мужчине не составляет труда представить, как эти самые пальчики могли бы держать его член). Кейл нарочито медленно отводит глаза от бумажки, поворачивается к Эрухабену и откладывает пресловутый документ. Уголок его рта чуть заметно приподнимается.       – Добрый вечер, Эрухабен-ним, – сладко протягивает Хенитьюз, слегка склоняя голову.       – Добрый вечер, Кейл-ним. – сухо отзывается Эрухабен, не утруждая себя и намеком на улыбку. Настроение никак не располагает, а играть на публику смысла нет. Красновато-карие глаза начальника хитро поблескивают, и мужчина усилием воли давит желание съязвить. – Зачем вы меня вызвали? В тоне ясно прослеживается раздражение, которое Эрухабен не видит смысла скрывать. Даже хочется, чтобы этот чертов (соблазнительный) ублюдок видел это. Того глядишь, и совесть проснется (нет). Губы мужчины напротив едва заметно дергаются.       – Ох, Эрухабен-ним, прошу, простите меня за то, что так неожиданно завалил вас работой, – Кейл придвигается ближе к столу, сцепляет руки в замок и ставит на них подбородок. Выражение его лица становится жалостливо-извиняющимся. Хах, будто ему действительно есть до этого дело… Эрухабен стоически выдерживает паузу, даже взглядом не удостоив начальника. Тот продолжает:       – Но, кроме вас, мне было некому поручить ее: Розалин в командировке, Лок и Мэри в отпуске, а я сам никак не успевал разобраться со всеми делами в срок. «Да ты же просто-напросто откладывал все до последнего момента!» – возмущается про себя мужчина, внешне не выдавая совершенно никаких эмоций. Тут Кейл неожиданно встает со своего места, изящным движением поправляет почти расстегнутую рубашку, убирает отросшие алые пряди за спину и неспешно подходит к Эрухабену. Прожигает взглядом лукавым, похотливым, пробуждающим желание взять и… просто взять. Эрухабен уже не в силах не смотреть на своего ужасно-прекрасного возлюбленного. Не когда тот сокращает дистанцию до минимальной, еще вписывающейся в отношения работник-начальник. Не когда так зазывно виляет бедрами, вышагивая плавно, грациозно (будто загоняя в ловушку). И мужчина без сопротивления делает шаг в капкан. Задерживает дыхание, стоит Хенитьюзу подойти совсем близко, почти плотную прижавшись к нему.       – И я очень благодарен вам, Эрухабен-ним, – тонкий пальчик проводит по форменному пиджаку. Кейл глядит снизу-вверх, чуть задрав подбородок и скривив губы в манящей ухмылке. – Возможно, мне стоит как-то по-особому наградить вас? Это становится последней каплей для и без того взбудораженного Эрухабена. В мгновение перехватив тонкое запястье одной рукой, другой он прижимает послушное тело к себе. В красноватых омутах вспыхивают огоньки довольства и азарта.       – С огнем играешь, Кейл, – шепчет в покрасневшее ушко мужчина, проводя носом линию до самой шеи и вдыхая такой родной запах – дорогой одеколон, подаренный когда-то самим Эрухабеном, кофе и тонкий аромат алкоголя, сопровождающий Хенитьюза на каждом шагу. Кадык на шее дергается, и мужчина огромным усилием давит желание прикусить чувствительную кожу.       – Мы ведь все еще на рабочем месте, – будто-то бы стараясь самого себя переубедить, бормочет Эрухабен. Вопреки своим же словам он плавно проводит языком по тонкой коже, совсем легонько прикусывая, заставляя Кейла в его руках сдержанно промычать.       – Будто нас это когда-нибудь останавливало, – с издевкой парирует Хенитьюз, закидывая свободную руку на плечо и ноготком проводя по оголенной коже шеи. – Да и разве начальник не должен как следует поблагодарить своего подчиненного за хорошо проделанную работу? Эрухабен чуть сильнее сжимает руку на талии парня, его губы растягиваются в широкой усмешке.       – Потом не проси меня остановиться. Кейл на это только закатывает глаза. Ловко высвободив руку из ослабевшей хватки мужчины, он обнимает того за шею, а после он практически запрыгивает на него, скрестив ноги за его спиной. Чужие руки приятно ощущаются на собственной заднице. Горячий шепот опаляет ухо Эрухабена.       – Не попрошу, так что перестань уже тормозить и трахни меня. Больше ничего говорить и не надо. Эрухабен в одно мгновение оказывается около рабочего стола Кейла, опрокидывая парня на жёсткую поверхность. Одну руку подложив под голову Хенитьюза, второй он резво расстегивает пуговицы на такой лишней сейчас одежде партнера. Губы встречаются в страстном, жестком поцелуе, слюна стекает по подбородку, и Эрухабен проводит длинным языком по молочной коже, собирая ее. Кейл слегка прикусывает губу партнера, оттягивает, дразнит. Шаловливые пальчики резво стягивают с чужих плеч пиджак, пробегаются по упругим мышцам, несильно сжимают, оставляют едва ощутимые царапины и принимаются за рубашку, которая очень скоро летит куда-то в сторону. В то же время Эрухабен спускается легкими поцелуями к лебединой шее, чуть сильнее сжимает зубы, всасывает, оставляет довольно заметные пятнышки, за которые Кейл его обязательно отругает (однако мужчина прекрасно знает, что парень получает неимоверное удовольствие рассматривая его «рисунки», проводя по ним пальцами и ощущая едва заметное покалывание). Его рука спускается все ниже, расстегивает ремень и принимается за ширинку брюк. Кейл не сдерживает блаженного стона, когда Эрухабен накрывает ладонью его возбуждение и ощутимо сжимает.       – Не сдерживайся, милый, – шепчет мужчина куда-то в ключицу, прикусывая косточку и тут же зализывая. – Кроме нас, здесь все равно никого не осталось. Губы Эрухабена растягиваются в широком оскале.       – Времени у нас полно, так что я надеюсь получить достойную плату за свою работу… М-м, Кейл, что скажешь на это? Член в руке заметно дергается, что становится очень красноречивым ответом на его заявление. Кейл громко хнычет, стоит Эрухабену наконец освободить его ствол из плена белья и несколько раз грубо провести по нему. Слегка трясущимися руками Хенитьюз тянется к длинным светлым волосам, а после дергает за них, заставляя мужчину поднять на него глаза.       – Может прекратишь болтать и займешься уже делом? В голосе сквозит явное желание, которое Кейл не сильно-то пытается скрыть за раздражением. На щеках играет яркий румянец, дыхание сбито, губы алеют после долгих кусачих поцелуев, а взгляд – боже, эта непередаваемая смесь вожделения, всепоглощающей любви и греховной похоти – сводит Эрухабена с ума. Собственное возбуждение уже начинает приносить довольно ощутимый дискомфорт, и мужчина решает большое не мучить ни себя, ни возлюбленного.       – Ох, мой мальчик так нетерпелив, – Хенитьюз, не в силах подавить приступ смущения, пытается скрыть лицо в ладонях. Сверху слышится смешок, и в один миг его руки оказываются закреплены у него над головой. – Ну уж нет… Давай, скажи, чего ты хочешь? Одним слитным движением Эрухабен стягивает с длинных фарфоровых ножек и брюки, и белье. И не может себе отказать в удовольствии полюбоваться открывшимся перед ним видом: распятый на своем собственном столе Кейл Хенитьюз, тело которого не прикрывает ничего, кроме расстегнутой рубашки, повисшей на покрытых засосами плечах. Эрухабен укладывает одну ногу на свое плечо, прикусывает чувствительную кожу, вырывая очередной несдержанный стон.       – Ну же, Кейл, – он завороженно проводит ладонью по алебастровой коже, сжимает пальцы на осиной талии, притягивает ближе, трется собственным возбуждением между раздвинутых бедер. Снизу доносится сладостный стон.       – Господи… Да хватит медлить! По оголенной ягодице приходится хлесткий удар, вызывающий протяжное мычание.       – Попроси правильно, – направляет мужчина, мягко оглаживая поврежденную кожу. В уголках красноватых глаз скапливаются капельки слез, лицо искажается в приступе смущения.       – Пожалуйста, возьмите меня….мой господин Эрухабен тут же приникает к чужим губам в мягком поцелуе, проходится языком по давно знакомой территории. В это время его пальцы легко пробегаются по ноющему члену Кейла, но, минуя его, спускаются ниже, кружа около прохода. Хенитьюз через поцелуй прикусывает его губу и сдержанно мычит, когда чужие пальцы беспрепятственно погружаются внутрь. Мужчина не удерживается от смешка.       – Ты, как я погляжу, все спланировал, – протягивает Эрухабен, без проблем погружая в жаркую глубину сразу три пальца. Кейл звонко всхлипывает и отводит глаза.       – Даже если и так, разве ты против…– на грани слышимости бормочет парень, стараясь сдержать еще один рвущийся наружу стон, когда длинные пальцы надавливают на чувствительный комочек внутри. Из глаз начинают литься горячие слезы, которые Эрухабен тут же спешит собрать языком.       – Что ты, я только рад, – мокрые поцелуи осыпаются на раскрасневшееся лицо, Кейл не сдерживает сладкого стона, когда мужчина несколько раз ощутимо проходится по простате и затем вынимает пальцы со звонким хлюпом. Мужчина издает едва слышимый смешок – уж очень ему нравится такое разгоряченно-нетерпеливое личико вечно серьезного начальника – и любовно проводит пальцами по скуле. Кейл настолько сосредотачивается на этой незамысловатой ласке, что не замечает, как Эрухабен приспускает белье. Он отдаленно слышит звук разрывающейся упаковки презерватива, а после опускает мутный взгляд вниз и неосознанно облизывает губу. Длинный, увитый венами член с крупной розовой головкой приковывает взгляд и заставляет издать несдержанный стон лишь одним своим видом. Эфемерное ощущение чужой плоти внутри вызывает мурашки, приводит мысли в еще больший беспорядок, единственным итогом которого становится желание, невыносимое, балансирующее между томящим удовольствием и болью. Эрухабен наблюдает за возлюбленным насмешливо, но довольно. Не отрывая взгляда от заплаканного лица, он одним плавным толчком погружается в горячую тесноту, наслаждаясь потоком тягучих стонов и давая немного времени привыкнуть к ощущениям. А Кейл уже не сдерживает себя: стонет в голос, наплевав абсолютно на все правила приличия – хотя какое уж здесь может быть приличие, – льет обжигающие щеки слезы, хватается руками то за поверхность стола, то за горячего любовника. Эрухабен склоняется ближе, не прерывая мощных движений, опирается руками с двух сторон от лица Кейла и накрывает чужие губы своими. Целует глубоко, тягуче, сминая напористо; язык проходится по тонкой истерзанной коже, ведет дорожку до челюсти, оставляет очередной засос, спускается ниже. По помещению разносится высокий всхлип, когда Эрухабен прикусывает мягкое местечко между плечом и шеей. На алебастровой коже проступают крохотные капельки крови, которые мужчина спешит слизать. Сверху до него доносятся невнятные скуления, неровные выдохи, и мужчину откровенно ведет от всего Кейла: от его вида, от его стонов и реакций. От того, как сильно Кейл сжимает своими руками его плечи, царапает, глубоко вонзая ногти в литые мышцы, как отчаянно прижимает ближе, скрестив худые ноги на его пояснице, как прогибается в спине, желая почувствовать партнера еще ближе, еще теснее, еще жарче… И Эрухабен не сдерживается: бьет бедрами резче, с силой врезаясь в покладистое тело, с готовностью принимающее все, что ему дают. Одной рукой он тянется вниз, накрывает подрагивающий член ладонью, сжимает, не давая кончить и вызывая разочарованный, жалостливый скулеж. Хенитьюз весь сжимается, желая достичь разрядки как можно скорее, но его партнер беспощаден: чужие пальцы смыкаются плотным кольцом, и парню остается лишь похабно стонать и умолять. Но ведь только этого Эрухабен и ждет.       – Давай, Кейл, – скользкий язык проходится по ушной раковине. – Скажи, что мне сделать для тебя? Движения становятся хаотичными, мужчина и сам держится из последних сил, однако не желает давать любовнику разрядку так просто. На особенно сильном толчке Кейл издает длинный стон и обессиленно прикрывает глаза.       – Пожалуйста, Эру…Ах ... Эрухаб-бен… Его голос срывается на хрип. Из глаз нескончаемым потоком текут слезы, и Хенитьюз не находит в голове ни одной связной мысли. Его тело и разум пребывают в беспорядке, и единственное, чего он по-настоящему хочет – достичь пика, кончить от головокружительного, сокрушающего удовольствия с ощущением чужого толстого члена внутри.       – Что «пожалуйста»? – Эрухабен, прилагая немалые усилия, замедляется, входит длинными, но сильными толчками, прошивающими все тело мучительным удовольствием. Парень под ним беззвучно открывает рот, из охрипшего горла доносится лишь тихое поскуливание. – Милый, я не пойму, чего ты хочешь, если ты не скажешь об этом. – чужое дыхание опаляет алое ушко, и Кейл в отчаянии зажмуривает слезящиеся глаза.       – Д-дай… дай мне кончить… Он почти чувствует, как губы Эрухабена растягиваются в широкой улыбке. «Все для моего мальчика» – раздается куда-то в область ключиц, прежде чем его трахают именно так, как он того хочет. Череда грубых, хаотичных движений прошивает его нутро, и Кейл из последних сил протягивает руки к лицу напротив и скрепляет их губы в жарком поцелуе, сквозь который ловит глубокие стоны мужчины, его сбитое дыхание. Рука на его члене начинает быстрые движения, и Хенитьюзу не требуется много времени, чтобы дойти до конца. Он кончает с громким стоном, который буквально выпивает Эрухабен, отказываясь отстраняться от истерзанных губ. Совершив еще несколько глубоких толчков в обессиленном теле, мужчина изливается в презерватив, все также терзая покорно открытый рот. Поцелуй становится мягче, Эрухабен нежно, едва касаясь, ведет своими губами по чужим, выпивая последние сладкие всхлипы. Когда он наконец отстраняется от Кейла, тот дышит громко, хрипло. Но его взгляд, его вид в целом – прекраснейшая картина из всех, что Эрухабен когда-либо видел. Разморенный страстным сексом юноша с трудом пытается восстановить дыхание и хоть как-то привести мысли в порядок, что получается с огромным трудом. Хочется лежать, нежиться в тепле чужих сильных рук и не покидать их как можно дольше, хочется утопать в расплавленном золоте горящих страстью и любовью глаз… И кем будет Кейл Хенитьюз, если не позволит себе этого?.. Дрожащими руками он тянется к лицу напротив, гладит бархатную алеющую щеку, стирает капельку слюны на подбородке. В красновато-карих омутах плещется такая нежность, что Эрухабен физически ощущает, как где-то в районе сердца начинает щемить, а в душе разливается что-то теплое, мягкое и ласковое. Не особо контролируя свои действия, он наклоняется ближе и зарывается носом в шею возлюбленного, вдыхая родной, давно отпечатавшийся где-то в подсознании запах. Неосознанно он трется о чувствительную кожу, щекоча собственным дыханием и вызывая табун мурашек. С легкой улыбкой он оставляет воздушные поцелуи, ловит дрожь тела под собой и поднимается выше. Едва прикоснувшись губами к чужим, глядит в глаза напротив. И не видит ничего, кроме удовольствия, нежности и желания. С алых губ слетает короткий смешок.       – Ну, чего замер? – в тоне Кейла нет и грамма раздражения или недовольства, однако он не может не повредничать хотя бы для вида. Эрухабен насмешливо приподнимает бровь. – Я же знаю, что тебе этого мало, – его губы расплываются в игривой усмешке. – Мой господин. Ну и как может Эрухабен не поддаться этому совершенно невыносимому, но такому прекрасному и горячо любимому им юноше?