Весна явно переоценена. Джин считает так давно, и даже сопливые легенды, ну, те, что гласят, что весна — пора любви, красоты, тепла — не переубедили его ничуть. Да весна откровенна мерзка по своему началу! Сырой и холодный март, лживый апрель, и даже май может неожиданно в спину ударить ночными холодами или целым сезоном дождей. Либо же это им очень повезло с дождливой весной. Ну, или он всё-таки прав.
Да, конечно, он всё-таки согласен с тем, что цветущие деревья и зеленеющая природа — это красиво. Но не до степени зомбирования. Как-то спокойнее к этому относится. Это же естественно. К тому же, как бы жарко ни бывало днём, он всё равно одевается потеплее. Потому что знает: только наступит вечер и холод обратно начнёт ударять своим хлыстом. Только сегодня прогадал, не успел посмотреть прогноз, так ещё и на работе задержался. Вот и попал под леденящий дождь, пока шёл до не так близко припаркованной машины. Она и спасла от простуды, согрев по пути домой.
Правда, кое-кому повезло гораздо меньше. Его Сокджин заметил только выруливая в сторону подъездов. Полностью мокрый, продрогший до костей, бегущий в нужную сторону Чонгук заложил внутри Джина, сразу не скупясь, килограмм переживаний. Он даже не успел его догнать, хоть помощь какую-нибудь предложить. Хотя Гук и сам мог попросить его заехать за ним. Но не стал, и вот результат. Он скрылся за железной дверью, пока Ким только припарковался. Вот, кто точно заболеет. Хорошо хотя бы то, что у них аж четыре дня выходных: положенные суббота–воскресенье и государственные два. Праздники какие-то, даже не уточнял, вымотался жутко.
Поднимаясь на свой этаж, Джин смотрел на мокрые следы на полу лифта, представляя как тот трясся, пока кабинка была в движении, и по-настоящему жалел этого мальчишку. Он же там один. Двадцатилетний студент в чужом городе. Без поддержки. Джин, если уж на то пошло, давно к нему неровно дышит. Примерно… Семь месяцев. Чонгук поселился в квартирке через стену в конце того лета, сразу цепляя серьёзный взгляд Сокджина своей по-детски очаровательной улыбкой. Будто прям на все молочные зубы. Вежливо поздоровался на лестничной площадке и сказал, что они теперь, получается, соседи. Чему этот ребёнок очень рад. Как и рад познакомиться. Надо сказать, что взрослый и ответственный Сокджин тогда чутка впал в ступор. Забавно
стыдно конечно было. Но он реанимировался и сказал то, что надо. Так кроличья улыбка запала в не самую сентиментальную душу Ким Сокджина, только со временем дав понять,
что это такое. Кстати, стоит признать: он тормоз.
Нельзя сказать, что Джин молчал втихую и не пытался хоть как-то поймать вечно занятого Чонгука. Бывало, что подвозил по утрам или по вечерам, если им везло выходить в одно время. В гостях друг у друга бывали. Звал куда-то, не совсем прямо намекая на намеренья, чтобы Гуку не стало вдруг некомфортно. Однако наоборот: тот с охотой принимал его внимание, стараясь давать и своё. Как мог. Вечера под кино, музыку вместе с закусками и ароматным чаем. Прогулки до круглосуточных супермаркетов. Или тушёная свинина, купленная Кимом, но приготовленная Гуком, и кимчи от его мамы — это ребусы к решению задачки «лучший вечер». Вообще, всё продвинулось бы ещё дальше, если бы у Чонгука не было завалов по учёбе из-за сессии с начала этого года. А у Джина на работе с дегенератами-коллегами.
Квартира встретила мраком. Он ведь и сам промок, поэтому закинул все сырые вещи в стирку, потопав мыться под горячим душем. Вот теперь гораздо лучше, стоило надеть сухую тёплую одежду, предварительно закинутую на батарею. Интересно, а Чонгук сейчас тоже уже в порядке? С мыслями о нём Джин зашаркал в сторону кухни, проходя внутрь неё под аккомпанемент громкого кашля, что донёсся через стену, где у Чонгука тоже небольшая кухонька. Приехали… У Чонгука и так хронический ринит (он сам рассказывал, не подумайте), который затрудняет дыхание и ему приходится чаще дышать ртом. А от этого чаще кашлять. Так ещё и так сильно замёрз. Сокджину стоит больших усилий не побежать к нему сейчас же, а самому сначала хотя бы чай попить. И поесть тоже было бы хорошо. И лекарства заказать… Ну, так, на всякий случай. Вдруг разболеется. И это он сейчас не совсем про себя.
Быстро что-то зажевав, он дожидается доставки препаратов и растворяет себе порошок с противосимптомным действием. О себе позаботились, а завтра нужно будет ненавязчиво позаботиться и о другом. Продрогшем зайчике. Который опять издаёт нечеловеческий кашель. Ну всё, выдержка сейчас лопнет. Единственное, что сдерживает — это не будет ли Чонгуку немного не по себе от того, что к нему врывается среди ночи сосед, предлагая непрошеную помощь? Ну, и как быть? Надо бы хотя бы написать и спросить.
Kim_Seok_Jjjin:
Эй, Чонгуги, привет?
Слушай, я видел, как сильно ты намок под сегодняшним дождём и… твой кашель.
Я могу чем-то помочь?
Пожалуйста?..
Просто у меня тут лекарства завалялись с зимы и всё такое.
В общем, пиши, пожалуйста
Если я смогу сделать для тебя хоть что-то уже будет хорошо»
Ответа он дожидался около получаса, ещё пару раз услышав, как Чонгуку становится хуже. Кашель усиливается, это уже не один разок, а протяжный почти что лай. Боже мой, Сокджин даже не знал, что умеет настолько сильно переживать. Ещё и о ком — они «просто» соседи. Вроде как даже друзья…
Gugi_puggi:
Хёёён… Привет
Не надо переживать хён со мной
Всё
Нррмально
Да я сппоавлюсь
Ддумаю
Тормоза Кима в этот момент отказали. Он взял с холодильника суп, который ему вчера сварила и прислала мама. Храни господь эту прекрасную женщину, пусть Джин не особо-то и верующий. И пошёл откармливать своего
мальчика соседа. Вот только дверь не открывалась уже две минуты, а на телефон пришло новое сообщение: «Врзьми запасной ключч хён я не могг». Понятно, всё с ним понятно, Чонгук явно так ослаб за эти два часа, что уже разрешает входить Сокджину с ключом, который на всякий случай хранится у него. А-то было уже такое, что Чонгук ночевал у него, потому что забыл ключи непонятно где. (Хорошее время было, конечно…)
— Чонгуги, — проходит он внутрь, — ты где,
малыш ребёнок?
Тишина и темнота. Ким решает пока отнести кастрюльку на кухню, а затем найти стопроцентно съёжившийся комочек. Чонгук, отчего-то, чаще всего так и спит. Джин уже видел. Уже умильнулся. Ставит суп на плиту и слышит — Гуки опять разразился кашлем. Бедный ребёнок. Теперь найти его труда совсем не составит. Он у себя. Лежит и подрагивает под одеялом. До сих пор знобит. До сих пор пытается согреться. Одному ему известно, сколько он пробыл под проливным дождём. Сердце Сокджина вмиг сжимается.
— Вот ты где, — тихо начинает он. — Хэй, Гу, ну-ка посмотри на меня, — подходит он ближе и лучше бы ему было оставить чувства дома на полочке. Ибо почти детское лицо Чонгука сейчас превратилось в такое до боли несчастное, что Джин сразу отпустил все сомнения и принялся за дело. Нужно как можно скорее начать его лечение. Ему нужна помощь, и кроме Джина её действительно некому сейчас оказать.
— Гуки, Гу, слышишь меня? Можно я к тебе прикоснусь? — осторожничает он, но, не дождавшись ответа, касается горячего лба пальцами. Вечно холодными пальцами, о чём он благополучно забыл. А повысившаяся чувствительность и температура Чонгука — нет. От чего его дёрнуло как от тока.
— Чёрт, — зашипел Ким. — И где у тебя термометр? Как мне понять, насколько высоко поднялась твоя температура, маленький? — и смотрит. Смотрит, коснувшись рукой своих подбородка и губ. Тёплых, между прочим, губ. Ну, в этом же нет ничего прям такого, правда? Джину просто нужно примерно понять, какой температуры сейчас его тело и какой препарат давать. Так что… Он аккуратно нависает над ним, приближаясь к лицу. Вымученный вид, испаринка на висках, уже сопящий нос. Легонько касается губами лба, отмечая не только жар кожи, но и её нежность. Оставляет невесомый поцелуй, потому что не смог оторваться просто так. И пытается разбудить Чонгука. Надо теперь узнать, ел ли тот хотя бы что-нибудь и можно ли ему такие лекарства. Вслепую действовать ну никак.
— Чонгуки, проснись, ты весь горячий, надо скинуть температуру, — пробует расшевелить, но получается не очень. Тот только мычит и сильнее хмурит брови. Явно больно от любого более ощутимого прикосновения. — Давай, мой хороший, так нельзя, нужно срочно собрать себя в руки.
Усадить его удалось, но он никак не ожидал что, сев рядом, Чонгук уткнётся ему в шею, ослабевшими пальцами схватившись за его толстовку. Он действительно весь горячий, правда, к большому сожалению, сейчас это про болезненный жар. Так же аккуратно положив ладонь на его слегка взмокшую спину, пару раз огладил её. Чонгук сопит только больше.
— Гуки, ну давай, опирайся на меня или я тебя на руках понесу.
— Хёёён, всё так болит… — хрипит он, наконец, в шею, слабо-слабо приобнимая.
— Тебе станет легче, когда ты немного поешь и выпьешь лекарства, слышишь? Ты вообще ел, когда пришёл? Есть то, что тебе нельзя принимать?
В ответ отрицательное мычание. И Сокджин понимает всё, что было нужно. Поднимает его на руках, унося в кухню. Кутает дрожащего Гука в плед, который есть в каждой его комнате, потому что ему нравится ощущение «тёплых объятий», и подогревает мамин суп. Чон кое-как раскрывает глаза, страдая от светобоязни на фоне высокой температуры. Смотрит расфокусировано на то, как Джин умело орудует на его кухне, ставя чашу с супом и ложкой у его носа. Есть не хочется совсем. Сил на это нет совсем. Поэтому он находит глаза Кима, выжидающие его действий, и умоляюще просит взглядом. Но тот сдавать позиции даже не намерен, нельзя принимать лекарства, тем более сильные, на пустой желудок. Садится снова рядом, беря всё в свои руки: прибор, тарелку, Чонгука, ситуацию. Начинает по ложечке его поить, пока тот всё не съел, и раскрывает пакет с таблетками и флаконами. Полностью новыми. Чонгук бы сейчас отметил это вслух, мол, где это они у тебя залежались? В аптеке? Но сил по-прежнему ещё нет. К тому времени Джин находит всё, что нужно, и показывает их Чону на вопрос принимает ли он такое. Тот кивает и через минуту он отпаивает его уже водой, с которой он проглотил капсулы.
— Горло болит? Сироп будешь пить?
Качает головой. Не болит.
— А как же твой страшный кашель?
— Это от сухости в горле. Нос уже отёк. Почти не дышу.
— Так, принял, ну-ка давай сюда свой нос, — Джин взял в руку спрей, и хотел было сам ему брызнуть в отёкшую слизистую, но Гук тихонько рассмеялся и отобрал у него флакон. Хотя бы в нос себе он сам тыкать будет.
Не сказать, что его отпустило, стало гораздо лучше, но сейчас хотя бы не лихорадит и организму есть откуда брать энергию на выздоровление. А-то лежал бы так в одиночестве, мучился и дрожал. Бедный ребёнок. Хотя не то, чтобы Сокджин считал его реальным ребёнком… Он не педофил, господи. Просто Чонгук вызывает такие тёплые, нежные чувства. Весь он такой простой, искренний, счастливый несмотря ни на что. Как ребёнок, реагирующий на всё в этом мире всем спектром доступных эмоций. А какой у него смех и улыбка. Такие, глядя на которых оттает даже самое холодное сердце, коим считалось и Кимово. Ага-ага, спец сердечных дел в двадцать шесть. Но кто ж знал даже год назад, когда Джин напивался с Юнги в баре, громогласно поднимая шот с тостом о «суке любви», что спустя несколько месяцев появится на его лестничной клетке и жизни маленькое черноволосое чудо. И Чонгук действительно не ребёнок. Он очень сильный парень. Сокджин уже убедился. Но даже очень сильным порой нужна поддержка и время побыть очень слабыми. Он сделает для него всё, что тот только ему позволит. Например, уложит сейчас спать, с тяжёлым сердцем понимая, что, приличия ради, ему стоило бы вернуться после к себе. Оставив его опять одного. Да и себя переживающего, если уж совсем по правде.
— Гу, иди ко мне, — протягивает руки, чтобы тот привстал. Джини готов поклясться, что на секунду смутил опять засыпающего Чонгука. — Ты ещё слишком слаб, так что я тебя отнесу обратно, ладно? — уютно устроившийся в руках Чон снова уткнулся в шею Кима, обнимая его плечи. И это, чёрт возьми, так правильно. Словно все эти семь месяцев, начиная с самого знакомства, они так и делали.
Бережно кладёт на кровать, укрывает по самые красные уши, как любит Гук, и собирается с мыслями, чтобы внятно объяснить, почему ему придётся сейчас уйти и что он не бросил бы его, если б не все эти нормы поведения и прочее-прочее. Хотя, на самом деле, его больше волнует, что на этот счёт подумает сам Чонгук. Вдруг, придя в себя окончательно (хотя он и не в бреду), он
тоже не примет его чувств и
заботы?
— Чонгуги, слышишь меня? — нависает над ним и говорит вполголоса. Чонгук только поворачивается на другую часть кровати, отодвигаясь. Джин присаживается, не в силах уйти молча. Ему нужно в первую очередь убедить себя в своих словах. — Гу, я обязательно приду утром, хорошо? Я бы с удовольствием остался, но не могу. Мне нужно твоё позволение, но ты не в состоянии, и я не хочу оставаться просто самовол… — его исповедь, похоже, не очень-то и нужна была Чонгуку, раз тот, не дослушав, находит его руку и тянет ту на себя. Кажется, не догадлив здесь именно Джин, раз не понял, что Чон освобождал место рядом с собой именно для него.
Слегка (нет) ошарашенный Сокджин сперва даже не понимает, как ему лечь, но тяга Чонгука к его шее, всегда так вкусно пахнущей, расставила всех по местам. Джина — на спину, Чонгука — под его правым боком, абсолютно по-хозяйски закидывающего на него все конечности. Сокджин взрослый мужчина, напоминаю, он
почти не теряет самообладания, всего-то лежит бревном. Но не это главное. Жар Гука спадает, он дышит в его шею свободнее. А через пару минут вместе с жаром спадать начала и скованность Кима. Он подтягивает ногу на своём животе немного выше, другой рукой обнимая мирно дышащую грудную клетку в районе талии. Довольно тонкой талии, между прочим. Чонгук стройный и подкаченный, но и Сокджин не промах. Не зря стабильно занимается в зале. А как бы он ещё так легко поднял это болеющее тельце. И опять-таки: очень красивое тельце. Вообще всё, о чём он думает, как заснуть наконец-то и самому — это то, какой же Гуги замечательный с головы до ног. Милый, смешной, неотразимый, неповторимый, временами печальный, чувствительный, ранимый. Весь такой самый-самый. Кажется, Ким Сокджин глубоко и надолго…
Утро нового дня ничем не лучше вечера вчерашнего. Ну, это если судить только по погоде. А в остальном, да, оно определённо лучшее. Проснуться рядом со всё ещё тесно обнимающим Чонгуком — высшая степень скромных желаний Джина. Вставать совершенно не хочется. Хочется уснуть заново, ещё ближе прижимая к себе Гука. Но он не будет. Потому что, во-первых: он боится его разбудить. Пусть отдохнёт и наберётся сил, которых точно лишился за эту неделю. И во-вторых: это немного смущающе… Дожили. Всё ещё взрослый и ответственный Сокджин смущается от идеи плотнее прижаться телами с объектом воздыхания. Ну, ладно-ладно, он просто воспитанный и серьёзный парень, он всё равно в первую очередь думает о Чонгуке. Чонгуке, который кашлянул, повернувшись на холодную сторону постели, но это ему явно не пришлось по вкусу. Поэтому он быстро отыскал потерянное тепло Джина и сам разрешил дилемму — практически взобрался на него сверху, так же плотно обнимая всем телом. Ну, какой же милый, о, боги. Теперь можно спать. Сначала обнять, а потом спать.
Следующим проснулся уже Чонгук. Ибо терпеть это раздражение в горле уже никак не мог. За ночь слизистая заново отекла, что затрудняло дыхание, но он всё равно хорошо поспал. А увидев, что Джин действительно вчера лёг с ним и позволил всю ночь сдавливать в объятиях — моментально объяснило причину такого прекрасного сна. И что, судя по рукам на своей талии, инициатива тут не только от Гука. Это так смущает! Но, чёрт побери, наконец-то, хи-хи! Чонгуку Сокджин нравится давно, правда он не сможет сказать, сколько именно. Джин же невероятно красивый! Всемирный красавчик, не иначе. Будь воля Чонгука, он бы везде и всем об этом говорил. Хотя, наверное, люди и так это видят, но всё равно. Молчать здесь сил нет. А ещё он интересный. Все те моменты, которые они проводили вместе, в памяти отпечатывались, почему-то, по-особенному. И сейчас происходит то же самое. Даже начальный дискомфорт в горле позабылся.
Однако вспомнились ребяческая жажда нового и вчерашний невинный поцелуй в лоб. Чонгук же не в бреду был, напоминаю. Он всё слышал и всё понимал, просто высокая температура не давала должным образом реагировать. Зато сейчас румянец постепенно подкрадывается к улыбающимся щекам. Это ведь может означать, что Джин… тоже? Он же не из жалости пришёл к нему таким взволнованным, откормил, отпоил, уложил. Рядом остался! Чонгу явно не пессимист. Он и так давно хотел что-нибудь начать предпринимать. Так держать, малыш. Вот только в конце года были завалы, потом на все каникулы к родителям поехал, затем опять много дел. Он даже рад, что заболел и Джин сейчас рядом с ним. Заботится, ухаживает. Явно заслуживает возвращения поцелуя. Что Гук и делает, медленно прижимаясь губами к щеке хёна.
Взрыв. Эмоций внутри Гу, если что. Бесподобно. Он хочет чмокать его так в любую удобную секунду, и если для того нужно будет добиться этого «взрослого и серьёзного», то он добьётся. Посмотрим, кто тут ещё такими качествами обладает.
Сокджин вроде как спал, а вроде как и нет. Но, наверное, да. Ибо целующий его Чонгуги снился ему уже не раз… Но чего вдруг так реально-то? Он ощущает прижимающуюся мордашку прямо на своей правой щеке, и так впервые захотелось не быть взрослым и серьёзным, а по-дурацки захихикать и зажмуриться. О, небеса, когда они поменялись местами? Джин так действительно скоро станет верующим, а-то за последнее время только и делает, что взывает к святым. И, кажись, помогает. Он осторожно разлепляет веки, встречаясь с изучающим его взглядом. Окей, Гуги, то есть Гугл, что делать, если парень, который тебе очень нравится, смотрит с милейшим выражением лица в пяти сантиметрах от тебя???
— Доброе утречко, хён, — пока ещё хрипло произносит Гу. И улыбается. Мило и отчего-то немного играючи. Он что, ещё что-то задумал?
— Доброе, Чонгуги, — Джин и сам хрипит. Только неясно от чего конкретно: ото сна или складывающейся ситуации. — Как твоё самочувствие, маленький? — ну, да-да, малышом пока очень неловко называть, так что нашлась более приемлемая альтернатива.
— Намного лучше, чем вчера, хён. Спасибо тебе большое, — а улыбка так и не сходит. Ещё и смотрит прямиком в глаза.
— Да ну, что ты, не за что. Самое главное то, что тебе лучше, — он, конечно, не соврал. Но чуть-чуть не договорил. А именно то, что ему, наверное, нужно будет уходить и больше не заботиться о нём.
— Нет-нет, хён. Определённо есть за что. Так что можно я тебя немножко отблагодарю? — голову наклоняет, глазками стреляет, каков соблазнитель.
— Отблагодаришь? Зачем? Я делаю это из собственного желания. Так что ничего не нужно, — глупый хён, глупый. Так серьёзно пытается объясниться.
— Совсем-совсем? — сама невинность. Он нашёл способ управлять своим хёном, хи-хи. — А что насчёт… — отводит глаза, якобы думая, — поцелуя?
Выстрел. Да, именно в Сокджина. Это что за махинации такие с сердцем Кима?! Они однозначно работают!
— Хм-м-м, — решается всё же вступить в игру Джин, отпуская страхи и сомнения. Если б Чонгуку было всё равно, он бы не продолжал лежать на нём, смотря так игриво, и буквально предлагать поцелуй. Всё в порядке, мистер Ким Сокджин, ты не ошибёшься ещё раз. — Даже не знаю, что это такое. Не мог бы показать, пожалуйста?
— Непременно, Сокджини-хён, — немного подтягивается и снова оставляет отпечаток своих губ на скуле Кима.
Они оба почти в норме. Просто это в такую диковинку. Ведь раньше, проводя время вместе, они пытались сдерживаться из-за статуса текущих отношений. Но сейчас без зазрений совести стирают прежние устои. К чёрту! Любишь — так люби открыто! Ярко!
Одним поцелуем Чонгук даже не собирался ограничиваться. От скулы чуть ниже, затем правее, после вообще хаотично, но тягуче-медленно. Без ускорения. У них в распоряжении следующая вечность. Ой, вернее следующие выходные. И он задразнит хёна только так. Как сейчас вот. Последней каплей которого стал поцелуй в уголок губ, вспыхнувший ярче всех. Прямое попадание в терпение хёна. Он поднимает руки, бессменно покоящиеся на талии Чона, берёт его щёки в ладони и…
— Отлично дразнишь, Чонгуги. Но и я не промах.
И клюёт в нос. Облом века. Чонгук чуть глаза уже не прикрыл. Ладно-ладно, ещё не всё потеряно. Сейчас он сделает такое, от чего сам офигеет.
— Уверен в этом,
мой хён? — и резко седлает его таз в опасной близости к паху. Убил. Первый пробный выстрел с «мой хён», а второй контрольный с раскрывающейся смелостью Гука. Зато его намеренья более, чем понятны. Но Джин всё равно живучий, особенно когда перестаёт обо всём беспокоиться.
— Смело-смело. Я сдаюсь, — пытается поднять его с себя, чтобы, упаси боже, не случился кое-какой казус. Да и куда им спешить, ну, правда? — Пошли завтракать, маленький. Тебе нужно принимать лекарства.
Чону такой расклад обломавшихся событий, конечно, не очень-то и понравился, но покушать с хёном было так же неплохо, как и продолжить здесь валяться с пустыми желудками. Они в любом случае сюда вернутся, уж Гук постарается.
Завтрак проходит идеально. Никаких больше неловкостей, которые нет-нет да преследовали ранее. Никаких тайн и практически никаких ограничений. Ну, это пока. Всё ещё впереди. В следующей секунде, например, где Чонгук, даже не пытавшись особо сдержаться, кусает плечо хёна. Нечего такие широкие, великолепные плечи скрывать! Озорства сегодня в Гуке больше, чем когда-либо. Всё ясно: хён дал ему не таблетки от жара и простуды, а пилюлю серотонина. А от чего он тогда такой шкодный счастливый зайчик? Неужели от каких-то там взаимных чувств и заботе со стороны возлюбленного человека? Да. Всем советуем. Лекарство от всех болезней.
Приняв все препараты под чутким руководством хёна, Чонгук канючил о том, что ему скучно, он хочет смотреть фильм и обниматься. На сей раз выбрали квартиру Кима: она больше, там новый ремонт и крутой телик. А ещё удобный светлый диван, но Гу всё равно свои пледы не оставит. Фильм же решили выбрать наугад — обоим всё равно, какой жанр, лишь бы уже начать. И следом: какое интересное стечение обстоятельств — кино выпало из серии «Фильмы для поцелуев»! Гук очень удовлетворённо захихикал внутри себя. Там же оставив один секретик: пока хён отходил на кухню за чипсами, он успел поставить фильтр «романтические мелодрамы». Не, ну а что? Он же сказал, что будет добиваться своего хёна? Пусть тому много и так не нужно.
— О, слышал что-то про этот фильм. Неплохой, правда я думал будет что-то из приключенческих, — отзывается Джин, садясь рядом, и на него сразу ложатся пронырливые руки младшего. Который сидит за его спиной и думает: «Такой бы и попался, если б я не подсобил, хи-хи».
— Да? Так здорово. Сама судьба благоволит, — продвигает руки от плеч Джина к его торсу. — Хён, мне что-то холодно. Согреешь?
Визг. Был бы слышен, будь Сокджин не взрослым и не серьёзным. А так хотелось бы, если честно. Но надо взять себя в руки. И ни за что не упустить шанс начать уже долгожданные отношения с Чонгуком.
— Ох, правда? Подожди, я сейчас усилю отопление и сделаю тебе чай. Ноги, наверное, тоже ледяные, ну-ка, иди сюда, — продолжая принимать условия игры, Джин слегка наваливается сверху раскрывшегося кокона Чонгука, который, пусть и сам начал эту затею, сейчас смотрит немного боязливо. Джин даже внутренне тушуется, а вдруг перегнул? Но младший быстро даёт понять, чего именно не ожидал от него.
— Хён, не уходи, не надо, согрей меня сам, — и притягивает к себе, обнимая, чтобы Джин перестал держать вес на руках и лёг уже, наконец, на него.
— Я тут, ма… –лыш, — сказал в конце концов и просунул руки под спину Гука. — Я рядом. Я согрею, — тепло дышит в шею, прокрывающуюся мурашками.
— Не уходи от меня теперь, — шёпотом, еле-еле слышно.
— Не уйду, — так же на грани слышимости, понимая бо́льший смысл обещанного.
Пока на фоне долго играли титры и начинался фильм, как обычно, с предыстории и введения в курс событий, они продолжали лежать в обнимку, вдыхая друг друга. Гуки пах чем-то фруктовым, сладковатым, и чуть-чуть своими лекарствами. А Джин ментоловым шампунем, отдалённо самим Чонгуком и чем-то морским. Посейдон сеульский. Чон хихикнул с собственной мысли и старший моментально отозвался.
— Чего ты там хихикаешь? Давай уже фильм этот смотреть, м? — приподнялся, поднимая за собой и Гука. Как только он удобно уселся, притянул его к своему правому боку, убедившись, что он везде плотно накрыт одеялом. Ножки-то действительно холодные. Как всегда. — Ешь чипсы. Они твои любимые.
Чонгук прячет смущённую улыбку и принимается хрустеть. Хён даже себе в дом покупает чипсы и закуски, которые любит его сосед в надежде на то, что их посиделки друг у друга в гостях участятся. Это так ми-и-ило. Он снова не сдерживает хихиканье. И сильнее обвивает талию хёна.
Спустя половину фильма и целый час просмотра, Сокджин, уже даже не скрывая, пялится на Гу. А тот заворожённо смотрит на развернувшуюся историю чьей-то любви, время от времени даже пуская слезу от переполняющих ощущений. Сам же выбрал этот фильм, мечтая в подходящий момент украсть поцелуй у хёна, но завис на сюжете. Ну, правда же хорошее кино! Он совсем не умеет контролировать чувства и лицо в такие моменты, думается Джину, когда он снова наблюдает за тем, как Гуки хлопает в ладошки, видя героев, в кои-то веки, приближающихся к поцелую. И в этом его изюминка; его прелестная черта; его искренние эмоции очаровывают. Чонгук цепляет окружающих одной своей непритворностью. Золотой мальчик. Он, кстати, сейчас валится на спину и визжит от радости, потому что персонажи всё-таки поцеловались. Это твой шанс, Ким Сокджин.
— Хён, хён! Ну, неужели! Они поцеловались! — он привстаёт и потряхивает плечи Джина, на что тот так тепло улыбается, что он случайно зависает взглядом на его губах.
— Да, малыш, неужели они поцеловались, — и тянет на себя, аккуратно касаясь губами его губ, имея в виду вовсе не экранную парочку, а их самих. Спустя столько времени… Тормоза спущены и теперь газ в пол и вперёд!
Только… Чего не ожидал, наверное, и сам Гук, так это того, что он захнычет. Ну, прям натурально захнычет, притянется ещё ближе, усевшись на бедра, и крепко обнимет за шею. Джин даже так никуда не спешил, нежно и медленно сминая губы, чтобы с трудом дышащий нос Чонгука поспевал снабжать его организм воздухом. Тот, в свою очередь, поуспокоил пыл и расслабился в руках хёна. Так правильно, так головокружительно, так мягко.
Хнык.
Как он и мечтал! Он так этого хотел, но в итоге первым не выдержал Джин, за что ему огромное спасибо. Его пухлые губы правда оказались такими вкусными! Такими сладкими хрен знает от чего, они тут, вроде, оба солёные чипсы ели, а поцелуй таким сладким-сладким получается. Особенно, когда хён оглаживает его спину, не срывая плед, а пробираясь змейкой под него. К горячему, но сейчас не от температуры, телу младшего, не давя и не опошляя их первый поцелуй. Лучший хён, лучший.
Хнык.
— Ну? — поцелуй, — и чего ты хнычешь, — поцелуй, — малыш? — снова поцелуй, а Гу вдруг отвечает так самоотверженно, что вопрос больше не нуждается в словесном объяснении. Джин чувствует то же.
Они просто не могут насытиться. Губы уже слегка покалывает с непривычки от тягучих, долгих, сладких поцелуев. Но как прикажите это прекратить и остановиться? Так долго… Так долго Чонгук залипал на эти восхитительные губы. Так долго Сокджин представлял его в своих руках. Тормоза. Сами виноваты, что оттягивали, теперь нужно навёрстывать упущенное и наслаждаться друг другом сполна.
— Гуки, постой, — останавливается всё-таки Джин и заставляет посмотреть на себя. Чонгук на секунду пугается, что хён скажет, будто это была ошибка или вовсе поглумится над мелким и глупым Чоном. Но только на секунду. Потому что нельзя смотреть так нежно на того, с кем только что совершил самую лучшую «ошибку». И вообще тоже нельзя смотреть, ибо Гу моментально от этого тает и утекает куда-то внутрь глаз хёна. — Солнышко… — ну, всё, ещё чуть-чуть и конец. — Ты станешь моим? А я твоим? — а вот теперь конец. Визг. Взрыв. Хнык. И прочее-прочее.
— Нуконечножеда! — кидается на шею со счастливым выкриком. — Сокджинихён! — обнимает-обнимает-обнимает. — ТысамыйсамыйлучшийтымнеоченьоченьнравишьсяСокджинихён, — крик продолжается, а Сокджин смеётся так счастливо и искренне, что в этот же миг прощает всех, кто причинял боль его чувствам и сердцу. Он их всё-таки сохранил и теперь бесстрашно доверит этому визжащему чуду, который, на самом-то деле, сам является самым лучшим.
— Ты мне тоже. Очень-очень, малыш.
А может весна и не так плоха. И, быть может, чтобы прочувствовать всю её красоту нужно впустить в своё сердце такое же красивое чувство —
любовь. Без любви всё выглядит даже слишком уныло. Любовь — это поистине прекрасно, пока она не превращается в мучительную болезнь, лишающую нормальной жизни.
Но пока один маленький цыплёнок Чон Чонгук доверчиво жмётся к взрослому и серьёзному (нет) Ким Сокджину — весна будет любимым временем года. Отныне и навсегда.
